Глава пятая
Горе всем павшим на улицах Арэна…
Неизвестный автор
Дюжий солдат одним пинком выбил хлипкую дверь и растворился во мраке за порогом. Остальной взвод последовал за ним. Изнутри послышались жалобный треск мебели и крики.
Гэмет взглянул на командира Блистига.
Тот пожал плечами:
— Ну да, было незаперто. Таверна же, в конце концов, хотя такое почётное звание этой дыре можно присвоить только с большой натяжкой. Но даже и так — всё годится, чтоб достичь цели.
— Ты не понял, — ответил Гэмет. — Я просто поверить не могу, что твои люди нашли его здесь.
Крупные, широкие черты лица Блистига дрогнули.
— Да что там, Кулак, других и в местах похуже вылавливали. Вот что бывает… — он покосился в сторону улицы, — … из-за разбитого сердца.
Кулак. Это звание всё ещё долбит мне печёнку, словно голодная ворона. Гэмет насупился.
— У Тавор нет времени на солдат с разбитым сердцем, командир.
— Глупо было надеяться, что она просто приедет сюда и раздует огонь из углей мести. Не выйдет раздуть огонь в холодном пепле, но не пойми меня неправильно, — я ей желаю доброй удачи Опоннов.
— От тебя ждут большего, — сказал Гэмет сухо.
В это время дня улицы были совершенно пустынны, жара стояла изнурительная. Но и в другие часы Арэн был не таким, как прежде. Торговля с севером прекратилась. Не считая малазанских боевых кораблей и транспортов да нескольких рыбачьих лодок, гавань и устье реки пустовали. «Вот он, — подумал Гэмет, — раненый город».
В дверях таверны возникли солдаты. Они тащили за собой слабо упиравшегося старика в тряпье. Тот был перепачкан блевотиной, редкие волосы висели седыми нитями, пятнистую кожу покрывала серая грязь. Ругаясь из-за вони, Арэнские стражники торопливо поволокли свою ношу к повозке.
— Чудо, что мы его вообще нашли, — сказал командир. — Я и вправду думал, что старый ублюдок взял да и утопился.
Забыв на миг о своём новом звании, Гэмет развернулся и сплюнул на мостовую.
— Паршивая ситуация, Блистиг. Но сделать вид, что есть хоть какие-то войсковые правила — дисциплина, Худ меня подери! — можно было?..
Тон Гэмета заставил командира напрячься. Стражники у задка повозки как один обернулись на его слова.
Блистиг шагнул к Кулаку.
— Слушай меня — и слушай внимательно, — тихо процедил он. Шрамы на щеках командира дрогнули, во взгляде сверкнуло железо. — Я стоял на треклятой стене и смотрел. Как и все мои солдаты. Пормкваль метался туда-сюда, будто кастрированный кот. А ещё историк и эти двое виканских детей, которые просто выли от горя. Я смотрел — мы все смотрели, — как Колтейна и солдат Седьмой перебили у нас на глазах. И будто этого мало, Первый Кулак вывел свои войска за стену и приказал им сложить оружие! Если бы один из моих капитанов вовремя не доложил, что Маллик Рэл служит Ша’ик, Арэнская стража погибла бы вместе с остальными. Войсковые правила? Да катись ты к Худу со своими войсковыми правилами, Кулак!
За всю тираду командира Гэмет ни разу не шевельнулся. Уже не впервые он был свидетелем вспышек гнева Блистига. Кулак чувствовал себя будто в осаде с тех самых пор, как прибыл сюда вместе с Тавор и был назначен посредником между адъюнктом и выжившими во время «Собачьей цепи» — с теми, кого привёл историк Дукер, и теми, кто ждал их в городе. Едва прикрытый приличиями гнев прорывался наружу снова и снова. Сердца были не просто разбиты — они были раздроблены, разорваны на куски, растоптаны. Надежда Тавор — возродить боевой дух выживших и использовать их местный опыт для укрепления своей армии новобранцев — с каждым днём казалась Гэмету всё более несбыточной.
Было также ясно, что Блистига совершенно не заботит тот факт, что Гэмет ежедневно отчитывается перед адъюнктом и, соответственно, может передать его высказывания в самых неприглядных деталях. И командиру очень повезло, поскольку Гэмет пока ничего не говорил адъюнкту о его словах, соблюдая при докладах предельную краткость и сводя личные наблюдения к минимуму.
Выслушав слова Блистига, Гэмет лишь вздохнул и подошёл к повозке, чтобы взглянуть на лежавшего на днище пьяного старика. Солдаты отступили на шаг — будто Кулак был заразен.
— Значит, — процедил Гэмет, — это и есть Прищур. Человек, убивший Колтейна…
— Он был милосерден, — огрызнулся один из стражников.
— Да только сам Прищур, похоже, так не думает.
Ответа не последовало. Блистиг встал рядом с Кулаком.
— Ладно, — сказал он своему взводу. — Заберите его, почистите — и под замок.
— Есть, сэр.
Мгновением позже повозка покатилась прочь.
Гэмет снова повернулся к Блистигу:
— Если ты наивно рассчитываешь, что тебя разжалуют, закуют в железо и отправят в Унту с первым же кораблём, — ничего не выйдет, командир. Ни адъюнкт, ни я ни капли не интересуемся твоей нежной душой. Мы готовимся к войне: вот для неё ты и нужен. Ты — и каждый из твоих кисломордых солдат.
— Лучше бы мы погибли с остальными…
— Но не погибли же. У нас три легиона рекрутов, командир. Желторотых и с дурью в башке, зато они готовы пустить кровь Семи Городам. И вот вопрос — что́ ты со своими солдатами им покажешь?
Во взгляде Блистига сверкнула злость:
— Адъюнкт делает Кулаком капитана своей домашней охраны и ждёт, что я…
— Четвёртая армия! — рявкнул Гэмет. — В первой роте от самого её создания. На Виканской войне. Двадцать три года службы, командир. Я знал Колтейна уже тогда, когда ты ещё скакал у мамки на коленях. Я получил копьём в грудь, да только я слишком упрямый, чтобы помереть. Мой командир по доброте подыскал мне безопасную, как ему казалось, должность в Унте. Да, капитаном охраны Дома Паранов. Но Худ меня побери, если я не заслужил этого!
После долгой паузы кривая ухмылка исказила лицо Блистига.
— Выходит, ты не больше моего рад оказаться здесь.
Скривившись, Гэмет промолчал.
Оба малазанца вернулись к своим лошадям.
Развернувшись в седле, Гэмет сказал:
— Мы ожидаем сегодня последний транспорт с войсками с острова Малаз. Адъюнкт желает собрать всех командиров в зале совета к восьмому колоколу.
— Это ещё зачем? — спросил Блистиг.
Будь моя воля — затем, чтобы увидеть, как тебя казнят за измену.
— Просто приди, командир.
Река Мених вздувшимся бурым потоком на пол-лиги врезалась в глубь Арэнской бухты. Опираясь на леер правого борта у самого бака, Смычок стоял и задумчиво смотрел на мутную воду внизу. Затем он поднял взгляд на город на северном берегу реки.
Солдат поскрёб щетину на длинном подбородке. Его борода, рыжая в юности, теперь начинала седеть… и это ему нравилось.
Арэн мало изменился с тех пор, как Смычок последний раз его видел. Разве что кораблей в порту стало меньше. Та же пелена дыма висит над городом, тот же нескончаемый поток нечистот сползает в Ловцову Бездну, по которой теперь плывут широкие, медлительные транспортные суда.
Новый кожаный шлем натирал затылок. Старый, к его величайшему огорчению, пришлось выбросить, вместе с изорванным кожаным сюрко и перевязью, снятой с мёртвого охранника фалах’да. По правде говоря, Смычок сохранил лишь одну вещь из своей прежней жизни, глубоко упрятав её в вещевой мешок. И вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о ней.
К нему подошёл человек, небрежно облокотился на леер и уставился на проясняющиеся очертания города.
Смычок не отсалютовал. Лейтенант Ранал воплощал в себе худшие черты малазанского кадрового офицера. Квонский дворянин, купивший себе звание. Заносчивый, упрямый, самоуверенный, ещё ни разу не обнажавший меч в битве. Ходячий смертный приговор для подчинённых, и по прихоти Опоннов Смычок оказался среди этих неудачников.
Долговязый лейтенант был квонцем чистейших кровей — белокожим, светловолосым, широкоскулым, длинноносым и полногубым. Смычок не скрывал своей ненависти к нему.
— Вообще-то принято отдавать честь старшему по званию, — сказал Ранал с притворным равнодушием.
— Дурная примета, сэр. Не успеешь отдать честь, как глядь, а старший по званию уже убит.
— Прямо здесь, на транспорте?
— Дело-то привычное, — ответил Смычок.
— Было с самого начала ясно, что опыт у тебя есть, солдат. — Ранал сделал паузу, разглядывая костяшки пальцев, скрытых под чёрными мягкими перчатками. — Видит Худ, ты в отцы годишься большинству морпехов, что сидят позади нас на палубе. Вербовщица сразу отправила тебя сюда — подготовки ты не проходил, в учебных боях не участвовал, и вот же, я должен поверить, что ты ничем не хуже прочих солдат.
Смычок пожал плечами и промолчал.
— Вербовщица, — продолжил Ранал спустя мгновение, когда взгляд его бледно-голубых глаз снова сосредоточился на городе, — с самого начала поняла, что́ ты пытаешься скрыть. Как ни странно, он сочла это — тебя, точнее говоря, — кадром настолько ценным, что даже посоветовала мне сделать тебя сержантом. И знаешь, почему я нахожу это странным?
— Нет, сэр, но уверен, вы мне скажете.
— Потому что ты, как я полагаю, дезертир.
Смычок перегнулся через борт и сплюнул в воду.
— Я сталкивался с дезертирами, и не раз. У всех свои причины, и у всех — разные. Но одно их объединяет.
— И что же это?
— В очереди к вербовщику их не сыскать, лейтенант. Наслаждайтесь видом, сэр.
Он развернулся и побрел назад, к середине судна, где растянулись на палубе другие морпехи. Почти все они уже оправились от морской болезни, но всё равно страстно жаждали вновь оказаться на суше. Смычок сел, вытянув ноги.
— Лейтенант желает твою голову на блюдечке, — пробормотал голос рядом.
Смычок вздохнул и прикрыл глаза, подставив лицо полуденному солнцу.
— Чего лейтенант желает и что он получит — совсем разные вещи, Корик.
— А получит он только нас, новобранцев, — ответил сэтийский полукровка, расправив широкие плечи так, что пряди длинных чёрных волос мазнули по плоскому лицу.
— Обычная практика — смешивать новобранцев с опытными солдатами, — сказал Смычок. — Что бы вам там ни рассказывали, в этом городе остались люди, пережившие «Собачью цепь». Говорят, сюда прорвался целый корабль с ранеными морпехами и виканцами. А ещё Арэнская стража и «Красные клинки». И отставшие корабли береговой охраны. Наконец, здесь флот адмирала Нока, хотя, думаю, он захочет поберечь свои силы.
— Зачем? — спросила девушка-новобранец. — Мы же отправляемся воевать в пустыню, разве нет?
Смычок взглянул на неё. Пугающе юная, она напоминала ему другую девушку, с которой он когда-то служил в одном взводе. Он поёжился и сказал:
— Адъюнкт будет полной дурой, если оголит порты. Нок готов отвоёвывать прибрежные города — он мог начать уже много месяцев назад. Но имперским портам нужна защита с моря. Без них нам на этом континенте конец.
— Ну, — пробормотала девушка, — судя по тому, что говорили мне, она дура и есть, старик. Видит Худ, она же из аристократов. Верно?
Смычок фыркнул, но промолчал и снова прикрыл глаза. Его беспокоило, что девчонка может оказаться права. Хотя, с другой стороны, эта Тавор была сестрой капитана Парана. А Паран выказал твердость характера в Даруджистане. И по крайней мере, дураком точно не был.
— А всё-таки, почему тебя прозвали Смычком? — спросила девушка после паузы.
Скрипач улыбнулся.
— Долго рассказывать, девочка.
Её рукавицы шмякнулись на стол, подняв облачко пыли. Поскрипывая доспехами, чувствуя, как пот стекает между грудей, она отстегнула шлем и — как только появилась служанка с кружкой эля — отодвинула шаткий стул и села.
Письмо принёс уличный оборванец — на небольшом клочке зелёного шёлка хорошим почерком написаны слова на малазанском: таверна Танцора, на закате. Лостара Йил была скорее раздражена, чем заинтригована этим посланием.
Таверна Танцора состояла из одного зала. Стены казались древними: на глинобитной кладке виднелись остатки некогда белой штукатурки, сплошь покрытой бесформенными винными пятнами, похожими на карту хмельного рая. Низкий потолок гнил на глазах у хозяина и клиентов. Сквозь ставни фасадного окна заходящее солнце бросало лучи на облачка оседающей пыли. Уже и пена на эле в её кружке подёрнулась матовой плёнкой.
Посетителей было всего трое. Двое играли в щепки за столом у окна. Ещё один, бормоча что-то, в полубессознательном состоянии привалился к стене около отхожего места.
Было рано, но капитану «Красных клинков» уже не терпелось разгадать эту жалкую загадку, если, конечно, она вообще задумывалась как загадка. Лостаре Йил не понадобилось много времени для того, чтобы понять, кто именно назначил эту тайную встречу. И хотя она даже была немного рада снова увидеться с ним — при всём гоноре и жеманстве он был довольно красив, — ей, как адъютанту Тина Баральты, хватало забот и без того. До сих пор «Красные клинки» рассматривались как рота, отдельная от карательной армии адъюнкта. Вопреки тому, что солдаты с реальным боевым опытом были наперечёт… а тех, у кого кишка не тонка, чтобы применить этот опыт в деле, — ещё меньше.
Разлагающей апатии, которая господствовала среди Арэнской стражи Блистига, «Красные клинки» не разделяли. Их соратники пали во время «Собачьей цепи», и «Красные клинки» обязательно отомстят за них.
Если только…
Адъюнкт была малазанкой — неизвестной Лостаре и другим «Красным клинкам». Даже Тин Баральта, который трижды встречался с адъюнктом лицом к лицу, по-прежнему не мог понять и оценить её. Доверяла ли Тавор «Красным клинкам»?
Возможно, правда уже здесь, перед нами. Тавор до сих пор ничего не поручила нашему отряду. Являемся ли мы частью её армии? Позволят ли «Красным клинкам» биться с армией Вихря?
Вопросы без ответов.
И вот она сидит, тратит время…
Дверь распахнулась.
Мерцающий серый плащ, зелёные кожаные штаны, отполированная солнцем кожа, широкая, приветливая улыбка.
— Капитан Лостара Йил! Что за удовольствие видеть тебя снова!
Он подошёл, небрежным жестом руки отослал прислужницу. Усевшись на стул напротив, будто из воздуха вынул два хрустальных бокала и поставил на пыльный стол. Следом возникла блестящая чёрная бутылка с длинным горлышком.
— Я настоятельно не рекомендую пить местный эль, особенно тот, что подают в этом заведении, моя дорогая. Благородное вино больше подходит для нашей встречи. Из самого лучшего в мире винограда, растущего на залитых солнцем южных склонах Гриса. Ты, верно, гадаешь, насколько можно положиться на моё мнение? Вполне можно, девочка, поскольку я получаю заметную долю прибыли с вышеупомянутых виноградников…
— Чего ты от меня хочешь, Жемчуг?
Коготь разлил пурпурное вино в бокалы. Улыбка не сходила с его лица.
— В порыве сентиментальности я подумал, что мы могли бы поднять чаши в память о старых временах. Признаем, это были горестные времена; однако мы выжили, не так ли?
— О да, — ответила Лостара. — И потом ты пошёл своей дорогой, видимо, к великой славе. А я своей — прямиком в тюремную камеру.
Коготь вздохнул:
— Что ж, дурные советчики сослужили Пормквалю плохую службу, увы. Но теперь, как я понимаю, ты и твои «Красные клинки» снова на свободе, оружие вам вернули, ваше место в армии адъюнкта гарантировано…
— Не совсем.
Жемчуг изогнул изящную бровь.
Лостара взяла бокал и отпила вина, почти не почувствовав вкуса.
— Адъюнкт никак не дала понять, чего хочет от нас.
— Как странно!
Нахмурившись, она сказала:
— Хватит игр. Наверняка ты знаешь об этом больше, чем мы.
— Увы, вынужден тебя разочаровать. Новая адъюнкт непостижима для меня так же, как и для тебя. Моё предположение о том, что она поспешит возместить ущерб, нанесённый вашему прославленному отряду, было ошибочным. Оставить без ответа вопрос о верности «Красных клинков»… — Жемчуг пригубил вино и откинулся назад. — Тебя освободили из тюрьмы и вернули оружие. Тебе запрещают покидать город? Не пускают в штаб?
— Меня не пускают на совещания командиров, Жемчуг.
Лицо Когтя просветлело.
— О, ты не одинока в этом, моя дорогая. Как я слышал, кроме немногих избранных, что прибыли с ней из Унты, адъюнкт вообще почти ни с кем не советуется. Однако, я полагаю, ситуация может измениться.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну как же, ведь именно сегодня ночью состоится военный совет, куда ваш командир, Тин Баральта, несомненно, приглашён, так же как и командир Блистиг и ещё множество тех, чьё появление удивит всех и каждого. — Жемчуг замолчал, не сводя с неё взгляда зелёных глаз.
Лостара медленно моргнула.
— В таком случае я должна вернуться к Тину Баральте…
— Хорошее умозаключение, девочка. Но, боюсь, неверное. К сожалению.
— Объяснись, Жемчуг.
Он снова подался вперед и подлил ей вина.
— С удовольствием. Я — такой же упрямец, как и адъюнкт: я ухитрился обратиться к ней с запросом, который она удовлетворила.
— С каким запросом? — ровным тоном спросила Лостара.
— Как я уже говорил, сентиментальность — моё проклятие. Мои нежные воспоминания о тебе и нашей совместной работе… На самом деле настолько нежные, что я попросил назначить тебя моим, э-э, помощником. Твоему командиру, разумеется, об этом уже сообщили…
— Я — капитан «Красных клинков»! Не Коготь, не шпион, не убий… — она осеклась на полуслове.
Глаза Жемчуга расширились.
— Я глубоко оскорблён. Но сегодня достаточно великодушен, чтобы простить твоё невежество. Хотя ты и не видишь различия между высоким искусством ликвидации и грубым понятием убийства, смею заверить, что разница есть. Как бы то ни было, позволь развеять твои страхи: предстоящее задание не потребует применения самой мрачной стороны моего призвания. Более того, эта задача полностью зависит от двух из твоих многочисленных достоинств. Познания урождённой жительницы Семи Городов — первое. И второе — ещё более жизненно необходимое — твоя непререкаемая верность Малазанской империи. И поскольку ты уж никак не сможешь отрицать первое, придётся подтвердить полноту второго.
Долгое мгновение она пристально смотрела на него, а потом медленно кивнула:
— Понятно. Хорошо, я в твоём распоряжении.
Жемчуг ещё раз улыбнулся:
— Чудесно. Я в тебе нисколько не сомневался.
— В чём состоит наше задание?
— Детали не заставят себя ждать. Сегодня вечером у нас персональная встреча с адъюнктом.
Она выпрямилась:
— Ты и сам не знаешь, в чём дело, да?
Его улыбка стала шире:
— Правда, захватывающе?
— Значит, понятия не имеешь, предполагается ли «ликвидация»…
— Ликвидация? Кто знает. Убийство? Определённо нет. А сейчас допивай, девочка. Нам пора идти в бывшую резиденцию Первого Кулака. Говорят, адъюнкт терпеть не может опозданий.
Все пришли рано. Привалившись к стене и скрестив руки, Гэмет стоял у двери, через которую должна была войти адъюнкт. Перед ним, под низким потолком длинной залы совета, собрались трое командиров, вызванных на первый тур сегодняшнего вечернего совещания. Следующие несколько колоколов вместе с назначенными на них мероприятиями обещали быть интересными. Тем не менее бывший капитан охраны Дома Паранов чувствовал некоторую тревогу.
В прошлом он был простым солдатом и ни разу не посещал военных советов. Высокое звание Кулака не радовало Гэмета, так как он понимал, что отмечен отнюдь не благодаря выдающимся способностям или заслугам. Тавор знала его, привыкла командовать им и поручать задачи организации и ведения дел… но лишь дел благородного семейства. Похоже, она намеревалась использовать Гэмета тем же манером, на сей раз в масштабах всей Четырнадцатой армии. Что делало его администратором, а не Кулаком. И ни для кого здесь, в зале, этот факт не прошёл незамеченным.
Гэмет не привык к постоянному чувству стыда. И признавал, что бравада, которую он частенько выказывал, была не более чем инстинктивной реакцией на собственное чувство несоответствия. Правда, сейчас он не чувствовал себя способным на хоть какое-то проявление стеснительности, не говоря уж о браваде.
Адмирал Нок стоял в полудюжине шагов от него и был занят тихой беседой с горделивым командиром «Красных клинков», Тином Баральтой. Блистиг, развалившись, сидел у дальнего конца стола с картами, в наибольшем отдалении от места, которое займёт адъюнкт, как только начнётся совещание.
Взгляд Гэмета вновь и вновь возвращался к адмиралу. Не считая Дуджека Однорукого, Нок был единственным командиром, оставшимся со времён Императора. Единственный адмирал, который не пошёл ко дну. Со смертью двух братьев-напанцев, Урко и Краста, Нок заполучил под своё командование весь имперский флот. Императрица направила его и сто семь кораблей в Семь Городов, когда слухи о бунте уже нельзя было игнорировать. Если бы Первый Кулак в Арэне фактически не запер этот флот в гавани, Колтейновой «Собачьей цепи» можно было бы избежать. И уж точно бунт был бы уже подавлен. А теперь попытка повторного завоевания обещала стать затяжной и кровавой. Какие бы чувства ни испытывал адмирал по поводу прошедших и приближающихся событий, он никак не выказывал их и сохранял холодное, беспристрастное выражение лица.
Тину Баральте хватало собственных горестей. «Красные клинки» Пормкваль обвинил в измене — несмотря на то, что одна из их рот сражалась под командованием Колтейна — сражалась и была уничтожена. После того как Первый Кулак покинул город, первым распоряжением Блистига стал приказ об их освобождении. И «Красные клинки» достались адъюнкту вместе с солдатами, выжившими в «Собачьей цепи», и Арэнской стражей. Вопрос, что делать с ними — что делать с ними всеми, — оставался пока без ответа.
Гэмету хотелось развеять их тревоги, но правда состояла в том, что Тавор ни с кем особо не делилась своими мыслями. Кулак понятия не имел, что произойдёт этим вечером.
Дверь открылась.
Как всегда, одежда Тавор была добротной, но простой и практически бесцветной. Под стать её глазам, прядям седины в рыжеватых, коротко подстриженных волосах, её малоподвижному, неказистому лицу. Она была высока и немного широка в бёдрах. Груди были немного великоваты для её фигуры. Отатараловый меч — единственный знак её имперского звания — висел в ножнах на поясе. Под мышкой адъюнкт зажала полдюжины свитков.
— Можете сидеть или стоять, как вам угодно, — были её первые слова, когда она шагнула к резному креслу Первого Кулака.
Гэмет увидел, что Нок и Тин Баральта идут к стульям у стола, и последовал их примеру.
Держа спину прямо, адъюнкт села. Свитки она положила на стол.
— Тема этого совещания — реорганизация Четырнадцатой армии. Адмирал Нок, останьтесь с нами, пожалуйста. — Она потянулась за первым свитком и распустила его завязки. — Три легиона. Восьмой, Девятый и Десятый. Кулак Гэмет возьмет на себя командование Восьмым, Кулак Блистиг — Девятым, а Кулак Тин Баральта — Десятым. Выбор офицеров для соответствующих должностей — по вашему усмотрению. Советую отнестись к этому выбору предельно ответственно. Адмирал Нок, освободите командира Алардис от её обязанностей на флагмане — Арэнская стража переходит под её начало. — Без всякой паузы она потянулась за вторым свитком. — Что до выживших в «Собачьей цепи» и вольноопределяющихся элементов, находящихся в нашем распоряжении, их подразделения распускаются. Они будут реорганизованы и перераспределены по трём легионам. — Адъюнкт наконец подняла взгляд. Если она и заметила потрясение, которое Гэмет видел на лицах остальных — и разделял с ними, — то хорошо это скрывала. — Через три дня я устрою смотр ваших войск. Это всё.
В гробовой тишине четверо мужчин встали.
Адъюнкт указала на два отложенных свитка.
— Кулак Блистиг, возьмите это, пожалуйста. Вы с Тином Баральтой, возможно, захотите обсудить детали вашего нового назначения в одном из малых залов. Кулак Гэмет, вы можете присоединиться к ним позже, пока же останьтесь здесь. Адмирал Нок, позже сегодня вечером я хотела бы побеседовать с вами лично. Пожалуйста, побеспокойтесь, чтобы у меня была такая возможность.
Рослый немолодой моряк откашлялся, прочищая горло.
— Я буду в столовой, адъюнкт.
— Отлично.
Гэмет смотрел, как трое мужчин выходят.
Как только дверь закрылась, адъюнкт поднялась с кресла. Подошла к древнему гобелену, растянутому на одной из стен во всю длину.
— Изысканные узоры, не находишь, Гэмет? Местная культура просто помешана на хитросплетениях. Ладно, — Тавор повернулась к нему. — Всё прошло на удивление легко. Похоже, у нас есть немного времени, прежде чем придут остальные гости.
— Думаю, они были слишком потрясены, чтобы что-то ответить, адъюнкт. Имперский стиль командования обычно предполагает обсуждения, дискуссии, компромиссы…
Единственным ответом Гэмету была её беглая полуулыбка. Затем внимание адъюнкта вернулось к гобелену.
— Как ты думаешь, каких офицеров выберет Тин Баральта?
— «Красных клинков», адъюнкт. Как малазанские рекруты воспримут…
— А Блистиг?
— Только один выглядит достойным своего звания. Он состоит в Арэнской страже, а значит, теперь недоступен для Блистига, — ответил Гэмет. — Капитан Кенеб…
— Малазанец?
— Да, хоть и живёт здесь, в Семи Городах. Он, адъюнкт, потерял своё подразделение из-за ренегата, Корболо Дома. Это Кенеб предупредил Блистига о Маллике Рэле…
— Вот как. А кроме капитана Кенеба?..
Гэмет покачал головой.
— Сейчас я испытываю то же, что и Блистиг.
— Правда?
— Ну, я не сказал, что именно я испытываю, адъюнкт.
— Сожаление? — Тавор вновь развернулась к нему.
— Вроде того, — произнёс Гэмет немного погодя.
— Знаешь, что больше всего беспокоит Блистига, Кулак?
— Воспоминания о бойне…
— Может, он так и говорит — и надеется, что ты ему поверишь, но не стоит этого делать. Блистиг не подчинился приказу Первого Кулака. И вот он стоит передо мной, своим новым командиром, и думает, что я ему не доверяю. Отсюда он заключает, что будет лучше для всех заинтересованных сторон, если я отправлю его в Унту, к Императрице. — Умолкнув, она вновь отвернулась.
Мысли Гэмета неслись вскачь, но в конце концов он пришёл к выводу, что то, сколь глубоко копает Тавор, выходит за рамки его понимания.
— Что мне ему сказать?
— Полагаешь, я хочу, чтобы ты передал ему что-то от меня? Ладно. Он может взять себе капитана Кенеба.
Боковая дверь отворилась, Гэмет обернулся и увидел трёх виканцев. Двоих детей и третьего, ненамного их старше. Несмотря на то что Кулак до сих пор не встречался с ними, он сразу понял, кто это.
Бездна и Нихил. Ведьма и колдун. А парень с ними — это Темул, старший из юных воинов, которых Колтейн отправил в город вместе с историком.
Похоже, лишь Темул был рад оказаться в присутствии адъюнкта. Нихил и Бездна выглядели неряшливо, их босые ноги покрывал слой серой грязи. Чёрные длинные волосы Бездны висели сальными космами. Нихилову тунику покрывали дыры и грубые швы. Военное снаряжение Темула, напротив, было в безукоризненном состоянии, как и тёмно-красная раскраска на лице — знак скорби. Когда мальчик вытянулся по стойке смирно перед адъюнктом, его тёмные глаза сверкнули, словно острые камни.
Но внимание адъюнкта было приковано к Нихилу и Бездне.
— В Четырнадцатой армии недостаток магов, — сказала она. — Поэтому он будет восполнен вами.
— Нет, адъюнкт, — ответила Бездна.
— Вопрос не обсуждается…
Заговорил Нихил:
— Мы хотим вернуться домой, — сказал он. — На Виканские равнины.
Адъюнкт смотрела на них некоторое время. Затем, не отводя глаз, сказала:
— Темул, Колтейн назначил тебя ответственным за виканскую молодежь из трёх племён, участвовавших в «Собачьей цепи». Сколько вас было?
— Тридцать, — ответил юноша.
— И как много виканцев было среди раненых, доставленных морем в Арэн?
— Одиннадцать выживших.
— Значит, всего сорок один. Были ли колдуны в вашем отряде?
— Нет, адъюнкт.
— Когда Колтейн отправил тебя вместе с историком Дукером, приписал ли он тогда колдунов к твоему отряду?
Темул на миг перевёл взгляд на Нихила и Бездну, затем кивнул:
— Да.
— Был ли твой отряд официально распущен, Темул?
— Нет.
— Иными словами, последний приказ, отданный тебе Колтейном, остаётся в силе. — Она снова обратилась к Нихилу и Бездне. — Ваше прошение отклонено. Мне нужны вы оба, как и виканские копейщики капитана Темула.
— Нам нечего дать вам, — ответила Бездна.
— Духи колдовства молчат в нас, — добавил Нихил.
Прежде чем заговорить вновь, Тавор на миг прикрыла глаза.
— Вам придётся найти способ вновь пробудить их. Я ожидаю, что в день битвы с Ша’ик и Вихрем вы используете своё колдовство для защиты легионов. Капитан Темул, есть ли воины старше тебя в отряде?
— Да, адъюнкт. Четверо воинов из «Дурных псов», приплывших на корабле с ранеными.
— Довольны ли они своим командиром?
Юноша выпрямился.
— Они довольны, — ответил Темул. Пальцы его правой руки сомкнулись на рукояти одного из длинных ножей.
Гэмет вздрогнул и отвёл взгляд.
— Вы трое свободны, — сказала адъюнкт спустя мгновение.
Поколебавшись, Темул заговорил:
— Адъюнкт, мой отряд желает сражаться. Объединят ли нас с легионами?
Тавор склонила голову.
— Капитан Темул, сколько вёсен ты видел?
— Четырнадцать.
Адъюнкт покачала головой.
— В настоящее время, капитан, наши кавалерийские части ограничиваются ротой сетийских волонтёров, общим числом в пять сотен. Говоря военным языком, они в лучшем случае лёгкая кавалерия, в худшем — разведчики и бойцы разъездов. Ни один из них не участвовал в битвах, и все они не старше тебя. Под твоим командованием состоит сорок виканцев, и все, кроме четверых, моложе тебя. На время похода на север, капитан Темул, твой отряд будет включён в мой эскорт. В качестве телохранителей. Самые умелые из сетийцев будут гонцами и разведчиками. Пойми, у меня недостаточно сил для создания кавалерийских частей. Четырнадцатая армия преимущественно состоит из пехоты.
— Тактика Колтейна…
— Это уже не война Колтейна, — отрезала Тавор.
Темул вздрогнул, словно от удара. Он одеревенело кивнул, затем развернулся на каблуках и покинул зал. Спустя мгновение Нихил и Бездна последовали за ним.
Гэмет прерывисто вздохнул:
— А парень хотел принести своим виканцам добрые вести.
— Чтобы заткнуть ворчанье четырёх «Дурных псов», — сказала адъюнкт. В её голосе всё ещё звучало раздражение. — Вот уж подходящее название. Скажи мне, Кулак, как, по-твоему, протекает разговор Блистига и Тина Баральты в данную минуту?
Старый солдат крякнул.
— Я полагаю, бурно, адъюнкт. Тин Баральта, скорее всего, надеялся сохранить «Красные клинки» отдельным полком. Сомневаюсь, что ему так уж хочется командовать четырьмя тысячами малазанских новобранцев.
— Что насчёт адмирала, который ждёт в столовой?
— Понятия не имею, адъюнкт. Его молчаливость вошла в поговорку.
— Как думаешь, почему он попросту не сместил Пормкваля и не отобрал у него должность Первого Кулака? Почему допустил, чтобы Колтейн и его Седьмая армия, а вслед за ней и армия Первого Кулака были уничтожены?
Гэмет только покачал головой.
Тавор изучающее смотрела на него в течение полудюжины ударов сердца. Затем медленно подошла к столу со свитками, взяла один и развязала.
— У императрицы до сих пор не было причин сомневаться в верности адмирала Нока.
— Как и Дуджека Однорукого, — пробормотал себе под нос Гэмет.
Она услышала и подняла взгляд. Затем на её лице возникла и тотчас пропала натянутая улыбка.
— Верно. Нас ожидает ещё одна встреча. — Зажав свиток под мышкой, она шагнула к небольшой боковой двери. — Идём.
Стены низкой комнаты за дверью укрывали гобелены. Когда они вошли, звук шагов потонул в толстом ковре на полу. Центр комнаты занимал скромный круглый стол. Единственным источником света была вычурная лампа на нём. Вторая дверь, низкая и широкая, располагалась напротив первой. Кроме стола, никакой другой мебели здесь не было.
Пока Гэмет закрывал за собой дверь, адъюнкт бросила свиток на истёртую столешницу. Повернувшись, Кулак перехватил взгляд Тавор. Желудок у него тревожно сжался от внезапного чувства неуверенности, ранимости в её глазах. Никогда раньше Гэмету не приходилось видеть эту дочь Дома Паранов в таком состоянии.
— Адъюнкт?
Тавор отвернулась. Было видно, что она пришла в себя.
— В этой комнате, — тихо проговорила Тавор, — Императрица не присутствует.
Гэмет перевёл дух и кивнул.
Меньшая дверь открылась, и Кулак, повернувшись, увидел высокого, почти женоподобного мужчину, одетого в серое. С безмятежной улыбкой на лице тот шагнул в комнату. За ним последовала женщина в доспехах — офицер «Красных клинков». Татуировки в пардусском стиле покрывали её тёмную кожу. Над высокими скулами — широко расставленные чёрные глаза. Узкий, орлиный нос. Она была явно не рада происходящему и сразу же вперила в адъюнкта взгляд, исполненный нарочитого высокомерия.
— Закройте за собой дверь, капитан, — велела Тавор воительнице «Красных клинков».
Мужчина в сером посмотрел на Гэмета, и его насмешливая улыбка поблекла.
— Кулак Гэмет, — произнёс он, — вы, я полагаю, были бы счастливы остаться в Унте, этом суетливом сердце Империи, и продолжать торговаться с лошадниками от имени Дома Паранов. А вместо этого вы здесь, и снова солдатом…
Гэмет нахмурился и проговорил:
— Боюсь, я с вами незнаком…
— Можете звать меня Жемчугом, — ответил мужчина, произнеся имя с некоторым колебанием, как если бы раскрывал суть некой грандиозной шутки, понятной ему одному. — А моя очаровательная спутница — это капитан Лостара Йил, ранее воительница «Красных клинков», ныне же — к счастью — откомандированная под мою опеку. — Он развернулся к адъюнкту и отвесил затейливый поклон. — К вашим услугам.
Гэмет увидел, как выражение лица Тавор стало несколько напряжённым.
— Это мы ещё увидим.
Жемчуг медленно выпрямился. Насмешка пропала с его лица.
— Адъюнкт, вы тайно — очень тайно — организовали эту встречу. У этой сцены нет зрителей. Хоть я и Коготь, мы с вами оба знаем, что я недавно навлёк на себя недовольство своего главы Шика — и Императрицы, — результатом чего явилось моё поспешное путешествие через Имперский Путь. Конечно, это временная ситуация, но, тем не менее, вследствие её я сейчас в несколько неопределённом статусе.
— И значит, можно заключить, — осторожно произнесла адъюнкт, — что ты, вследствие этого, доступен для более… приватных поручений.
Гэмет бросил на неё быстрый взгляд. Нижние боги, о чём она?
— Можно, — ответил Жемчуг, пожав плечами.
Повисла тишина, которую, в конце концов, нарушила Лостара Йил.
— Я с трудом понимаю смысл этой беседы, — процедила она. — Как верноподданная Империи…
— Ничего из того, о чём пойдёт речь дальше, не запятнает вашу честь, капитан, — ответила адъюнкт, твердо глядя на Жемчуга. Больше она не добавила ни слова.
Наконец, Коготь слегка улыбнулся.
— О, теперь вы пробудили во мне любопытство. Я, знаете ли, нахожу особое удовольствие в этом состоянии. Вы опасаетесь, что я попытаюсь выкупить себе возвращение благосклонности Ласиин ценой задания, которое вы поставите передо мною и капитаном Йил. Задания, которое, говоря прямо, поручено не от имени Императрицы и, уж конечно, не ради интересов Империи. Экстраординарное отклонение от обычной роли имперского адъюнкта. Воистину беспрецедентное.
Гэмет шагнул вперёд:
— Адъюнкт…
Вскинув руку, она прервала его:
— Жемчуг, задание, которое я поручу вам с капитаном Йил, может весьма способствовать в конечном счёте благу Империи…
— Ну что ж, — улыбнулся Коготь, — Для того и нужно воображение, не правда ли? В пятнах крови можно процарапать узор, как бы давно она ни засохла. Должен признать, я и сам весьма недурно умею подбирать разумные оправдания своим действиям. Милости прошу, продолжайте…
— Погодите! — воскликнула Лостара Йил с видимым раздражением — Когда я служу адъюнкту, я должна служить Империи. Адъюнкт — воля Императрицы. Прочие соображения ей не дозволены…
— Это правда, — произнесла Тавор. Она снова повернулась к Жемчугу: — Как поживают Персты, Коготь?
Глаза Жемчуга широко распахнулись. Пошатнувшись, он отступил на шаг.
— Их больше не существует, — прошептал он.
Адъюнкт нахмурилась:
— Удручающе. Мы все находимся сейчас в шатком положении. Если ты ждёшь от меня честности, почему бы мне не ожидать от тебя того же?
— Они остались, — проворчал Жемчуг с гримасой отвращения. — Как личинки слепней под шкурой Империи. Когда мы пытаемся их извлечь, они просто зарываются глубже.
— Тем не менее они выполняют определённую… роль, — сказала Тавор. — К несчастью, не столь тщательно, как я надеялась.
— Персты нашли себе поддержку среди аристократии? — спросил Жемчуг. На его высоком лбу явственно проступил блестящий пот.
— Это удивляет тебя? — адъюнкт почти безразлично пожала плечами.
Гэмет почти видел, как мысли Когтя несутся вскачь. Они неслись и неслись; выражение лица Жемчуга становилось всё более изумлённым и… напуганным.
— Назовите его, — сказал он.
— Бодэн.
— Он был ликвидирован в Квоне…
— Отец. Не сын.
Жемчуг внезапно начал ходить взад-вперёд по комнате.
— И этот сын, насколько он похож на своего ублюдочного родителя? Бодэн-старший завалил трупами Когтей переулки по всему городу. Охота на него заняла целых четыре ночи…
— У меня есть основания полагать, — сказала Тавор, — что он был достоин имени своего отца.
Жемчуг обернулся к ней.
— Но сейчас уже нет?
— Не могу сказать. Полагаю, однако, его задание завершилось крахом.
— Фелисин.
Имя соскользнуло с губ Гэмета непроизвольно, тяжелое, как якорь.
Он увидел, как дрогнуло лицо Тавор перед тем, как она отвернулась от всех троих и уставилась на один из гобеленов.
Жемчуг, похоже, глубоко погрузился в свои мысли.
— Когда вы потеряли с ним связь, адъюнкт? И где?
— В ночь Мятежа, — ответила она, всё ещё стоя к ним спиной. — В шахтёрском лагере под названием Черепок. Но… контроль был утерян за несколько недель до того. — Она указала на свиток на столе. — Детали, возможные контакты — здесь. Сожги свиток, как только прочтёшь его, и рассей пепел над бухтой. — Она резко развернулась к ним. — Жемчуг, капитан Лостара Йил. Найдите Фелисин. Найдите мою сестру.
В городе за стенами поместья нарастал и стихал рёв толпы. В Унте стояла Пора Гниения, и, по мнению тысяч жителей столицы, сейчас происходило удаление этого гноя. Началась страшная Выбраковка.
Вместе с тремя нервными охранниками капитан Гэмет стоял у кордегардии. Факелы в поместье не горели; дом позади был тёмен, ставни — наглухо закрыты. А внутри этого грузного здания приютилась последняя дочь Дома Паранов. Одна, без родителей, которых увели с самого утра, когда аресты ещё только начались, без опеки брата, который пропал и, вероятно, погиб на другом континенте. А сестра… её сестра… Безумие снова обрушилось на Империю с яростью тропического шторма…
У Гэмета было всего двенадцать охранников. Последних троих он нанял несколько дней назад, когда оцепенение на улицах нашептало капитану, что кошмар неизбежен. Ни прокламаций, ни имперских эдиктов, призванных пробудить к жизни жадность и свирепость простолюдинов. Только слухи. Они носились по улицам города, по аллеям и рынку, точно пыльные дьяволы. «Императрица недовольна». «В загнивании и некомпетентности армейского командования виновата знать». «Торговля чинами — угроза всей Империи. Неудивительно, что Императрица недовольна».
Рота «Красных клинков» прибыла из Семи Городов. Жестокие убийцы, неподкупные и весьма далёкие от соблазнительных посулов аристократии. Нетрудно догадаться, зачем их сюда призвали.
Первая волна арестов была аккуратной, почти элегантной. Взводы приходили в глухой ночи. Никаких стычек с домашней охраной. Никаких предупреждений, которые бы дали владельцам поместий время возвести баррикады или бежать из города.
И Гэмету казалось, что он знает, почему всё происходит именно так.
Сейчас адъюнкт Императрицы — Тавор. И она знает… себе подобных.
Капитан вздохнул. Затем шагнул вперед, к калитке. Вытянул тяжёлый железный засов и с лязгом уронил его. Повернулся к трём охранникам.
— Ваша служба больше не требуется. Оплату возьмёте в бойнице.
Двое закованных в броню солдат переглянулись. Затем один из них пожал плечами, и оба пошли к двери. Третий не двигался. Гэмет вспомнил, что он назвался Колленом. Квонское имя, квонский акцент. Его наняли в основном из-за внушительного вида, хотя намётанным глазом Гэмет рассмотрел в нём характерную… уверенность, с которой он носил броню, словно не замечал её тяжести, воинскую ловкость, свойственную только профессиональным солдатам. Гэмет ничего не знал о прошлом Коллена, но времена стояли отчаянные, и в любом случае никому из трёх новых наёмников не было дозволено входить внутрь дома.
Теперь Гэмет разглядывал неподвижного охранника, стоявшего в полумраке под сводом кордегардии. Сквозь приближавшийся приливный рёв неистовой толпы пробивались пронзительные крики, сливаясь в ночи в отчаянный хор.
— Не усложняй всё, Коллен, — спокойно проговорил Гэмет. — Четверо моих людей в двадцати шагах за тобой, арбалеты заряжены и нацелены тебе в спину.
Великан покачал головой.
— Вас девятеро. Меньше чем через четверть колокола сюда сбегутся несколько сотен мародёров и убийц, — он медленно осмотрелся, словно оценивал стены поместья — весьма скромную защиту. Затем его пристальный взгляд вернулся к Гэмету.
Капитан нахмурился:
— Несомненно, ты облегчишь им задачу. Мы-то можем дать им по носу так, что они, чего доброго, уберутся в другое место.
— Нет, капитан, у вас не выйдет. Всё только произойдёт гораздо… неприятнее.
— Значит, вот как Императрица решает проблемы, Коллен? Открытые ворота, убитая в спину верная охрана… Ты уже заточил нож для моей спины?
— Я здесь не по приказу Императрицы, капитан.
Гэмет сощурился:
— Ей не причинят никакого вреда, — после паузы продолжил Коллен. — Если только мы придём к полному согласию. Но у нас мало времени.
— Так решила Тавор? А что насчёт её родителей? Ничто не указывало на то, что их ждёт иная участь, чем всех прочих.
— Увы, возможности адъюнкта ограничены. Она находится под… надзором.
— Что она собирается сделать с Фелисин, Коллен — или как там тебя?
— Ненадолго послать на отатараловые рудники…
— Что?!
— Девочка не останется совсем одна. С ней отправят охранника. Поймите, капитан, или это — или толпа за стеной.
Девять верных охранников вырезаны, кровь на полу и на стенах. Горстка ошеломлённых слуг на хлипких баррикадах возле двери в детскую спальню. И защитить ребёнка… некому.
— Кто же этот охранник, Коллен?
Тот улыбнулся:
— Я, капитан. И да, Коллен — не моё настоящее имя.
Гэмет подошёл к нему так близко, что их лица оказались на расстоянии ладони.
— Если с ней хоть что-нибудь случится, я найду тебя. И мне плевать, Коготь ты или…
— Я не Коготь, капитан. А по поводу того, что случится с Фелисин, — к сожалению, ей придётся несладко. Некоторого вреда не избежать. Будем надеяться на её выносливость — это ведь фамильная черта Паранов, верно?
После долгой паузы Гэмет неожиданно смирился и отступил:
— Ты убьёшь нас сейчас или позже?
Брови Коллена поползи вверх:
— Вряд ли я смогу это сделать, учитывая направленные на меня арбалеты. Но я попрошу вас сопроводить меня в безопасное место. Любой ценой мы должны защитить ребёнка от толпы. Могу я рассчитывать на вашу помощь, капитан?
— И где находится это безопасное место?
— На аллее Душ…
Гэмет поморщился. Круг Правосудия. В цепи. Ох, храни тебя Беру, девочка. Он шагнул прочь от Коллена.
— Я разбужу её.
Жемчуг стоял у круглого стола, опершись руками о столешницу. Опустив голову, он изучал свиток. Адъюнкт ушла полколокола тому назад; Кулак следовал за ней по пятам, точно искажённая тень. Скрестив руки и прислонившись спиной к стене, Лостара ждала напротив двери, через которую вышли Тавор и Гэмет. За всё время, пока Жемчуг внимательно читал свиток, она не проронила ни слова. Её гнев и раздражение росли с каждой минутой.
Наконец Лостара не выдержала:
— Не хочу со всем этим иметь ничего общего. Верни меня под командование Тина Баральты.
— Как пожелаешь, дорогая, — пробормотал Жемчуг, не поднимая головы. Затем добавил: — Правда, мне придётся тебя убить — прежде чем ты успеешь доложить обо всём своему командиру. Сожалею, но таковы строгие правила конспирации.
— С каких это пор ты готов на всё ради адъюнкта, Жемчуг?
— С тех самых, — он поднял глаза, встречая взгляд Лостары, — как она недвусмысленно подтвердила свою верность Императрице, конечно.
Его внимание вернулось к свитку. Лостара нахмурилась:
— Мне жаль, но я, кажется, пропустила эту часть беседы.
— Неудивительно, — ответил Жемчуг, — поскольку эта часть скрывалась под сказанными словами. — Он улыбнулся Лостаре. — Там, где она обычно и находится.
Лостара раздражённо выдохнула сквозь зубы и начала расхаживать по комнате. Она боролась с иррациональным желанием порезать в клочья эти проклятые гобелены с бесконечными сценами из славного прошлого.
— Ты должен объясниться, Жемчуг, — прорычала она.
— И это в достаточной мере облегчит твою совесть, чтобы ты снова приняла мою сторону? Хорошо. Восстановление благородного класса в коридорах имперской власти было необычайно скорым. Право же, можно даже сказать, скорым неестественно. Словно бы они вдруг получили помощь — но чью, гадали мы. Конечно, ходила абсурдная, но упорная молва о возвращении Перстов. И даже теперь время от времени какой-нибудь глупец, которого арестовали за всякую мелочь, признаётся, что, дескать, принадлежит к Перстам. Но они, как правило, юны, очарованы всякой чепухой, романтическими бреднями о тайных культах и всём таком прочем. Они могут звать себя Перстами сколько угодно, но эти несчастные ни на шаг не приблизились к истинному детищу Танцора — настоящей организации, о которой мы, Когти, знаем не понаслышке. Как бы там ни было, вернёмся к теме: Тавор — из знатного рода, и теперь ясно, что скрытые ячейки Перстов и вправду вернулись нам на беду и используют аристократию. Они вербуют агентов из числа сочувствующих военных офицеров и имперских чиновников — к вящей обоюдной выгоде. Но Тавор теперь адъюнкт, и поэтому её старые связи, старые обязательства должны быть разорваны.
Жемчуг сделал паузу и указал на лежавший на столе свиток:
— Она сдаёт нам Перстов, капитан. Мы найдём этого Бодэна-младшего и через него выйдем на всю организацию.
Некоторое время Лостара молчала, затем произнесла:
— Значит, в каком-то смысле наше задание всё же имеет отношение к интересам Империи.
Жемчуг расцвёл в улыбке.
— Но даже если так, — продолжала Лостара, — почему адъюнкт попросту не сказала об этом?
— О, я полагаю, мы можем пока оставить этот вопрос без ответа…
— Нет, я хочу получить ответ на него сейчас!
Жемчуг вздохнул:
— Потому, моя дорогая, что для Тавор сдача Перстов значит меньше, чем спасение Фелисин. А вот это уже не имеет отношения к интересам Империи — и вдобавок предосудительно. Полагаешь, Императрица одобрит такую скромную, но хитрую махинацию? Ложь, скрытую за слишком внушительным проявлением верности своего нового адъюнкта? Послать родную сестру в отатараловые шахты! Побери нас Худ, вот это твёрдость характера! Выбор Императрицы хорош, не правда ли?
Лостара поморщилась. Выбор-то хорош… но на чём он был основан?
— Правда.
— О да, согласен. В любом случае это честный обмен — мы спасаем Фелисин и получаем в награду ключевого агента Перстов. Несомненно, Императрице прежде всего будет любопытно, зачем нас вообще занесло на Отатараловый остров…
— И тебе придётся ей солгать, верно?
Улыбка Жемчуга стала шире:
— Нам обоим, девочка. Как и самому адъюнкту, и Кулаку Гэмету, если до того дойдёт. Конечно же, лишь в случае, если я приму предложение адъюнкта. Которое она сделала мне лично.
Лостара медленно кивнула:
— У тебя неприятности. Ты в немилости у своего Главы и Императрицы и отчаянно хочешь оправдаться. Одиночное задание — ты случайно поймал слух о настоящем Персте и взял его след. И тогда заслугу обнаружения Перстов припишут тебе и только тебе.
— Или нам, — поправил Жемчуг. — Если ты того захочешь.
Лостара пожала плечами:
— Это мы решим позже. Хорошо, Жемчуг. Теперь, — она подошла к Когтю, — давай посмотрим, в какие же подробности адъюнкт столь любезно нас посвящает?
Адмирал Нок сидел напротив очага и глядел на остывший пепел. Он медленно обернулся на звук открывшейся двери. Выражение его лица, как обычно, осталось безучастным.
— Благодарю вас за терпение, — сказала адъюнкт.
Адмирал не ответил. Его взгляд на миг переместился на Гэмета.
Эхо только что звучавшего полуночного колокола умолкло. Уставший Кулак ощущал слабость и рассеянность, а также неспособность долго выдерживать взгляд Нока. Этой ночью Гэмет был не более чем ручным зверьком адъюнкта, или, хуже того, — её фамильяром. Негласно замешанным в её планы внутри планов, лишённым даже самой иллюзии выбора. Когда Тавор ввела его в своё окружение — вскоре после ареста Фелисин, — Гэмет некоторое время подумывал о том, чтобы уйти не прощаясь, исчезнуть согласно старинной традиции малазанских солдат, попавших в неблагоприятную ситуацию. Но он не сделал этого. Мотивы, понудившие Гэмета присоединиться к советникам адъюнкта — хотя она особо и не испрашивала у них советов, — были, если смотреть на них с безжалостной беспристрастностью, менее чем похвальны. Его привело туда мрачное любопытство. Тавор отправила младшую сестру навстречу ужасам отатараловых рудников. Ради карьеры. Её брат, Паран, каким-то образом проштрафился в Генабакисе и впоследствии дезертировал. Позор, конечно, но недостаточный, чтобы оправдать такую реакцию Тавор. Разве только… Молва гласила, что парень был агентом адъюнкта Лорн, и его дезертирство в конце концов привело её к смерти в Даруджистане. И всё же — если это правда, то почему Императрица обратила своё высочайшее внимание на другое дитя Дома Паранов? Почему сделала Тавор новым адъюнктом?
— Кулак Гэмет.
Он моргнул:
— Адъюнкт?
— Присядьте, пожалуйста. У меня есть для вас несколько слов напоследок, но они могут подождать.
Кивнув, Гэмет огляделся и увидел одинокий стул с высокой спинкой, что стоял у стены. Стул выглядел каким угодно, но только не удобным, хотя его наличие всё же было благом, если учесть усталость Гэмета. Когда Гэмет сел на стул, тот угрожающе заскрипел. Кулак поморщился.
— Ничего удивительного, что Пормкваль не отослал этот стул вместе со всем прочим, — пробормотал он.
— Насколько понимаю, — сказал Нок, — упомянутый транспорт затонул в гавани города Малаз вместе со всем нажитым добром Первого Кулака.
Гэмет поднял кустистые брови:
— Что, всё вот так просто… затонул в гавани? Что произошло?
Адмирал пожал плечами:
— Никто из команды не добрался до берега, чтобы рассказать об этом.
Никто?
Похоже, Нок заметил его скептицизм, поскольку добавил:
— Гавань Малаза известна своими акулами. Несколько шлюпок нашли притопленными, но пустыми.
Адъюнкт, что было ей несвойственно, не прерывала диалог. Из-за этого Гэмету стало любопытно — понимает ли она скрытое значение таинственного исчезновения транспорта. Теперь же она заговорила:
— Сущее проклятие — затонувшие необъяснимым образом корабли, пустые шлюпки, исчезнувшие команды. Гавань Малаза и впрямь имеет дурную славу из-за акул, особенно из-за их уникальной способности поедать свои жертвы целиком, не оставляя ровным счётом ничего.
— Есть акулы, которые и вправду так делают, — ответил Нок. — Я могу назвать как минимум двенадцать кораблей на илистом дне упомянутой гавани…
— Включая «Кручёный», — процедила адъюнкт, — флагман старого Императора, который в ночь убийства таинственным образом отдал швартовы и немедленно пошёл ко дну, вместе с обитавшим на нём демоном.
— Ему, наверное, нравится компания, — заметил Нок. — Рыбаки острова в один голос клянутся, что в гавани водится нечистая сила. У них постоянно пропадают сети…
— Адмирал, — отрезала Тавор, глядя на погасший очаг, — остались только вы и трое других. Больше никого.
Гэмет медленно выпрямился на своём стуле. Трое других. Высший маг Тайшренн, Дуджек Однорукий и Скворец. Четверо… боги, неужели это всё? Рваная Снасть, Беллурдан, Ночная Стужа, Дукер… столько павших…
Адмирал Нок просто смотрел на адъюнкта. Он выстоял перед гневом Императрицы, сперва после исчезновения Картерона Краста, а затем — Урко и Амерона. Какие бы вопросы ни были ему заданы, он давным-давно ответил на них.
— Я спрашиваю не от имени Императрицы, — произнесла Тавор мгновение спустя. — Подробности… мне тоже неинтересны. Моя заинтересованность… это скорее… личное любопытство. Я пытаюсь понять, адмирал, почему они покинули её.
Повисла тишина. Она заполнила собой комнату и стала невыносимой. Гэмет откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Ах, девочка… Ты спрашиваешь о… о верности так, словно никогда не знала, что это такое. То, что ты открываешь этому адмиралу, можно расценить лишь как непростительный недостаток. Ты командуешь Четырнадцатой армией, адъюнкт, однако делаешь это в одиночку, возводишь сама те баррикады, которые обязательно нужно разрушить, чтобы стать настоящим военачальником и предводителем. Что думает теперь обо всём этом Нок? Неудивительно, что он не…
— Ответ на ваш вопрос, — сказал адмирал, — скрыт в том, что было одновременно силой и слабостью… семьи Императора. Семьи, которую он собрал, чтобы воздвигнуть империю. Вначале у Келланведа был лишь один сообщник — Танцор. Потом эти двое наняли в городе Малазе горстку местных и вступили в борьбу с городской преступной группой. Должен заметить, что эта преступная группа тогда управляла всем островом. Целью был Паяц, некоронованный король острова Малаз. Пират и хладнокровный убийца.
— Кто были эти первые наёмники, адмирал?
— Я сам, Амерон, Дуджек и женщина по имени Холь, моя жена. Я был старпомом на корсаре, ходившем по фарватерам вокруг Напанских островов, которые Унта просто аннексировала, чтобы устроить там перевалочный пункт для планируемого королём вторжения в Картул. Нас тогда разбили, и мы с трудом догребли до Малазанской гавани, где корабль и команда были захвачены Паяцем, который хотел подороже продать пленников Унте. Только Амерону, Холь и мне удалось бежать. Парень по имени Дуджек нашёл дыру, где мы прятались, и отвёл нас к новым нанимателям, Келланведу и Танцору.
— Это было до того, как им было позволено войти в Мёртвый Дом? — спросил Гэмет.
— Да — но незадолго. Проживание в Мёртвом Доме принесло нам — теперь это уже совершенно ясно — определённые дары. Долголетие, иммунитет к большинству болезней и… другое. Мёртвый Дом также стал нашей неприступной оперативной базой. Позже Танцор увеличил нашу численность за счёт напанских беженцев, спасавшихся от завоевателей: Картерона Краста и его брата Урко. И Стервы… Ласиин. Вскоре появились ещё трое. Ток Старший, Дассем Ультор, который, как и Келланвед, был далхонцем, и вероотступник Тайшренн, некогда Высший Септарх культа Д’рек. И, наконец, Дукер. — Адмирал слегка улыбнулся Тавор. — Семья. С которой Келланвед завоевал остров Малаз. Быстро и с минимальными потерями…
Минимальными…
— Твоя жена, — проговорил Гэмет.
— Да, она. — После долгой паузы адмирал пожал плечами и продолжил: — По вашему вопросу, адъюнкт. Никто из остальных не знал, что напанцы не были обычными беженцами. Стерва происходила из королевской династии. Краст и Урко были капитанами напанского флота; этот флот, скорее всего, отбил бы нападение унтанцев, если бы его практически не уничтожил внезапный шторм. Выяснилось, что они поставили перед собой невиданную цель — сломить гегемонию Унты — и собирались использовать для этого Келланведа. По сути, это было первое предательство внутри семьи, первая трещина. Тогда казалось, что она легко срослась, ибо Келланвед уже был охвачен имперскими амбициями, к тому же из двух главных соперников на континенте Унта была гораздо мощнее.
— Адмирал, — сказала Тавор, — я вижу, к чему вы клоните. Когда Стерва убила Келланведа и Танцора, семья была разрушена безвозвратно, но вот что превосходит моё понимание: Стерва фактически привела дело напанцев к завершению. Но в итоге бросили её не вы и не Тайшренн с Дукером, Дассемом Ультором или Током Старшим, который… исчез. Её бросили… напанцы.
— Если не считать Амерона, — заметил Гэмет.
Морщинистое лицо адмирала рассекла невесёлая улыбка.
— Амерон был наполовину напанец.
— Значит, напанцы — единственные, кто бросил новую Императрицу? — Гэмет смотрел на Нока, теперь Кулак был так же растерян, как и Тавор. — Несмотря на то, что Стерва происходила из королевской династии Напана?
Долгое время Нок молчал. Затем он вздохнул:
— Стыд — это злой, мощный яд. Теперь служба новой Императрице… означала бы соучастие, всеобщее осуждение. Краст, Урко и Амерон не были предателями… но кто в это поверил бы? Кто усомнился бы в том, что они не были замешаны в заговоре и убийстве? Хотя на самом деле, — Нок посмотрел в глаза Тавор, — Стерва никого из нас не посвящала в свой замысел — не могла себе это позволить. У неё были Когти — их ей вполне хватало.
— А при чём тут Персты? — спросил Гэмет и тут же обругал себя — о, боги, я слишком устал…
Глаза Нока расширились, впервые за всю эту ночь:
— У вас острая память, Кулак.
Гэмет крепко сжал зубы. Он чувствовал на себе тяжёлый взгляд адъюнкта.
Адмирал продолжил:
— Боюсь, у меня нет ответа. Меня не было в Малазе в ту ночь, и я не расспрашивал тех, кто там был. Персты, по сути, исчезли со смертью Танцора. Все решили, что Когти перебили их, как только с Танцором и Императором было покончено.
— Благодарю вас, адмирал, за эту вечернюю беседу, — неожиданно резко сказала адъюнкт. — Я более вас не задерживаю.
Нок поклонился, затем вышел из комнаты.
Гэмет ждал, затаив дыхание и готовясь к жесточайшему разносу. Вместо этого адъюнкт просто вздохнула:
— В связи со сбором легиона у вас завтра много работы, Кулак. Идите лучше отдохните.
— Адъюнкт, — бросил он, поднимаясь на ноги. Поколебавшись, кивнул и шагнул к двери.
— Гэмет.
Он обернулся.
— Да?
— Где Ян’тарь?
— Ожидает в ваших покоях, адъюнкт.
— Прекрасно. Доброй ночи, Кулак.
— И вам, адъюнкт.
Посреди центрального прохода конюшни выплеснули из вёдер солёную воду, которая хоть и прибила пыль, зато усилила зловонье конской мочи, а мух привела в бешенство. Смычок стоял у дверей, но уже чувствовал, как колет в носу. Окинув взглядом помещение, он увидел четыре фигуры, что сидели на снопах соломы у дальнего конца. Нахмурившись, «мостожог» поправил вещмешок на плечах и направился к ним.
— Какой же умник упустит шанс вдохнуть родные ароматы? — протянул он, подходя.
Воин по имени Корик, сэтийский полукровка, хмыкнул и сказал:
— Это лейтенант Ранал. А потом он быстро нашёл повод, чтобы временно удалиться.
Корик раздобыл где-то лоскут кожи и тонким карманным ножом разрезал на длинные ленты. Смычок уже видел раньше таких, как он, — одержимых привычкой связывать вещи вместе или, хуже того, привязывать всё к своему телу. Не только фетиши, но и трофеи, дополнительное снаряжение, пучки травы или веточки с листьями — в зависимости от того, на какой местности нужно прятаться. Поэтому Смычок не удивился бы, увидев, что Корик с ног до головы оброс соломой.
В течение многих столетий сэтийцы вели затяжную войну с городами-государствами Квон и Ли-Хэн, защищали почти непригодные для жизни земли, на которых издавна обитали. Безнадёжно уступая противникам в количестве, они постоянно вынуждены были отступать и заплатили кровью и потом за умение хорошо маскироваться. Однако вот уже шестьдесят лет, как на сэтийских землях был установлен мир; почти три поколения прожили на этой шаткой, зыбкой границе, на краю цивилизации. Различные племена растворились в единой мутной народности, где среди населения преобладали полукровки. Случившееся с ними, по сути, стало толчком к восстанию Колтейна и Виканским войнам, ибо Колтейн ясно понимал, что его народ ждёт схожая участь.
Смычок давно пришёл к выводу, что дело тут не в том, кто прав и кто виноват. Одни культуры зациклены на себе. Другие — агрессивны. Первые редко способны защищаться от последних, не превращаясь в нечто иное, нечто истерзанное нуждой, отчаянием и насилием. Сперва-то сэтийцы даже не ездили на лошадях, а сейчас известны как конные воины, высокие, темнокожие и даже более угрюмые, чем виканцы.
Смычок почти ничего не знал о прежней жизни Корика, но чувствовал, что догадывается о главном. Жизнь полукровок нельзя назвать приятной. Корик предпочёл следовать старыми путями сэтийцев. То, что он вступил в малазанскую армию как морпех, а не как всадник, многое говорило о внутренней борьбе, разрывавшей его израненную душу.
Смычок сбросил вещмешок и встал перед четырьмя новобранцами:
— Как бы мне ни хотелось не признавать это, но я теперь ваш сержант. Официально вы состоите в Четвёртом взводе, одном из трёх взводов под командованием лейтенанта Ранала. Пятый и Шестой сейчас предположительно на пути через палаточный городок, что к западу от Арэна. Мы все входим в Девятую роту, которая состоит из трёх взводов морпехов и восемнадцати взводов средней пехоты. Нашего капитана зовут Кенеб. Нет, я не знаком с ним и ничего о нём не знаю. Всего девять рот, которые вместе образуют Восьмой легион — наш легион. Восьмым командует Кулак Гэмет. Как я понял, он старый солдат, который после отставки ведал домашней охраной Паранов до того, как Тавор стала адъюнктом. — Он сделал паузу и поморщился, глядя на слегка остекленевшие лица новобранцев. — Но это всё неважно. Теперь вы — в Четвёртом взводе. Должен прибыть ещё один человек, но даже с ним нас слишком мало для взвода. Впрочем, в других ротах ситуация такая же; и — нет, никто мне не доложил, почему так. Вопросы есть?
Трое мужчин и одна девушка сидели тихо, уставившись на него.
Смычок вздохнул и указал на невзрачного солдата слева от Корика.
— Как твоё имя?
Последовал сконфуженный взгляд, затем:
— Настоящее имя, сержант, или то, что мне дал инструктор в Малазе?
По акценту и бледному, невыразительному лицу Смычок узнал в нём выходца из Ли-Хэна. А значит, его настоящее имя, скорее всего, было громоздким: девять, десять или даже пятнадцать имён, нанизанных друг на друга.
— Новое, солдат.
— Битум.
Корик заговорил:
— Если бы ты видел его на тренировочной площадке, ты бы понял. Когда он упирается ногами в землю и прикрывается щитом, хоть тараном бей — с места не сдвинется.
Смычок всмотрелся в спокойные, бледные глаза Битума:
— Отлично, теперь ты капрал Битум.
Женщина, до этого жевавшая соломинку, вдруг поперхнулась. Кашляя и плюясь кусочками соломы, она с недоверием поглядела на Смычка:
— Что? Он? Да он никогда ничего не говорит, никогда ничего не делает без приказа, никогда…
— Рад всё это слышать, — лаконично отрезал Смычок. — Просто идеальный капрал, главное, неразговорчивый.
Женщина напряглась, затем чуть заметно ухмыльнулась и отвернулась с притворным равнодушием.
— А как твоё имя, солдат? — спросил её Смычок.
— Как меня на сам…
— Мне плевать, как вас называли раньше. Всех вас. Почти все мы получаем новые имена — вот так, и всё тут.
— У меня нет нового имени, — проворчал Корик.
Не обращая на него внимания, Смычок продолжил:
— Твоё имя, девочка?
Презрительно-кислая мина при слове «девочка».
— Инструктор называл ее Улыбкой, — сказал Корик.
— Улыбкой?
— Ага. Улыбки от неё не дождёшься.
Прищурившись, Смычок повернулся к последнему солдату, довольно неказистому пареньку в кожаных доспехах, но без оружия:
— А твоё?
— Флакон.
— Кто был ваш сержант-инструктор? — требовательно спросил он у четырёх новобранцев.
Корик откинулся назад и ответил:
— Смелый Зуб…
— Смелый Зуб! Этот сукин сын ещё жив?
— Иногда возникали сомнения… — пробормотала Улыбка.
— Пока он не выходил из себя, — добавил Корик. — Спроси об этом капрала Битума. Однажды Смелый Зуб два колокола колотил по нему булавой. Всё не мог пробиться через его щит.
Смычок впился взглядом в капрала:
— И где ты этому научился?
Тот пожал плечами:
— Не знаю. Не люблю, когда меня бьют.
— А в ответ ты бьёшь когда-нибудь?
Битум нахмурился:
— Конечно. Когда противник умается.
Смычок долго молчал. Смелый Зуб… Он был ошеломлён. Этот сукин сын был седым уже тогда… когда весь этот обычай давать новые имена только зародился. Именно Смелый Зуб всё это и начал. Он дал имена большинству «Мостожогов». Скворцу, Тротцу, Молотку, Валу, Дымке, Хватке, Пальчику. Сам Скрипач умудрился не получить прозвища за всё время начальной муштры. Это Скворец дал ему имя, в том первом походе через Рараку. Смычок покачал головой и покосился на Битума:
— С таким талантом тебе следует быть в тяжёлой пехоте, капрал. Морпехам положено быть быстрыми и ловкими, до последнего избегать рукопашной. А если выбора нет — делать своё дело быстро.
— Я хорошо стреляю из арбалета, — пожал плечами Битум.
— И быстро перезаряжает, — добавил Корик. — Из-за этого Зуб и решил сделать его морпехом.
— А кто дал имя Смелому Зубу, сержант? — спросила Улыбка.
Я дал, после того как этот ублюдок в ночной драке оставил один из своих зубов в моём плече. Позже мы все отрицали эту стычку. Боги, как давно это было, а теперь…
— Понятия не имею, — сказал он и переключился на человека по имени Флакон: — Где твой меч, солдат?
— Я им не пользуюсь.
— Чем же ты тогда пользуешься?
Парень пожал плечами:
— Чем придётся.
— Хотел бы я узнать, как тебе удалось пройти начальную муштру, не держа в руках оружия… Нет, не сейчас. Не завтра и даже не на следующей неделе. Сейчас просто скажи, где я могу тебя использовать.
— Разведка. Тихая работа.
— Подкрадываться к кому-то сзади, да? И что ты будешь делать? Хлопнешь его по плечу? Ладно, забудь.
По мне, от этого парня несёт магией, только он не хочет этого показывать. Отлично, пусть, рано или поздно мы тебя раскусим.
— Я делаю то же самое, — сказала Улыбка. Она положила указательный палец на рукоять одного из двух узких ножей, висевших на поясе. — Но в конце пускаю в дело их.
— Выходит, во всём подразделении у меня только двое могут драться в рукопашной?
— Ты сказал, придёт ещё один, — заметил Корик.
— Мы все умеем обращаться с арбалетами, — добавила Улыбка. — За исключением Флакона.
Они услышали голоса на улице. Потом в дверях реквизированной конюшни появились шесть фигур, нагруженных снаряжением. Глубокий голос произнёс:
— Выгребную яму надо копать снаружи, Худова плешь! Эти ублюдки вас хоть чему-нибудь учили?
— Поклон лейтенанту Раналу, — сказал Смычок.
Говоривший солдат шёл впереди новоприбывшего взвода.
— Ясно. Встречал его.
Ага, и этим всё сказано.
— Я — сержант Смычок. Мы — Четвертый.
— Гляди-ка, — сказал второй солдат, ухмыляясь в густую рыжую бороду, — кто-то, похоже, умеет считать. Эти морпехи полны сюрпризов.
— Пятый, — сказал первый солдат. Сначала Смычок предположил, что он фаларец, но потом усомнился из-за странного, золотистого оттенка его кожи. Затем отметил такой же «загар» у рыжебородого солдата и у третьего — юноши.
— Я — Геслер, — добавил первый солдат. — Временный сержант этого почитай что бесполезного взвода.
Рыжебородый солдат сбросил вещмешок на пол.
— Мы из береговой охраны: я, Геслер и Истин. Я — Ураган. Но Колтейн сделал из нас морпехов…
— Не Колтейн, — поправил Геслер, — а капитан Сон, да хранит Королева его бедную душу.
Смычок продолжал пристально смотреть на обоих.
Ураган нахмурился:
— У тебя к нам вопросы? — спросил он жёстко. Его лицо помрачнело.
— Адъютант Ураган, — пробормотал Смычок. — Капитан Геслер. Худовы трескучие кости…
— Ничего подобного. Уже нет, — отрезал Геслер. — Говорю же, сейчас я сержант, а Ураган — мой капрал. И остальные… Истин, Тавос Понд, Песок и Пэлла. Истин был с нами с Хиссара, а Пэлла был охранником на отатараловых рудниках. Как я понимаю, немногие пережили тамошнее восстание.
— Смычок, так ведь? — Ураган подозрительно сощурил маленькие глазки. — Эй, Геслер, думаешь, нам стоит так сделать? Сменить имена, я имею в виду. Этот Смычок, он из старой гвардии. Я уверен в этом так же, как в том, что мой дорогой отец считает меня демоном.
— Пусть этот сукин сын зовётся как хочет, — пробормотал Геслер. — Ладно, взвод, найдите место, где можно кинуть вещи. Шестой может появиться в любое время, и лейтенант тоже. Говорят, через день или два нам устроят смотр под змеиным взглядом адъюнкта.
Заговорил солдат, которого Геслер назвал Тавосом Пондом. Это был высокий усатый мужчина с тёмной кожей — скорее всего, корелриец:
— Значит, нам нужно надраить снаряжение, сержант?
— Драй себе что хочешь, — ответил Геслер безо всякого интереса, — только не прилюдно. Что до адъюнкта, так если она не сможет справиться с несколькими поношенными солдатами, долго не протянет. Там, снаружи, пыльный мир, и чем скорей мы в него впишемся, тем лучше.
Смычок вздохнул. Он вдруг почувствовал себя увереннее. Повернулся к своим солдатам и сказал:
— Хватит рассиживаться на соломе. Начинайте разбрасывать её, чтоб впитала конскую мочу. — Он снова взглянул на Геслера: — На пару слов?
Тот кивнул:
— Пойдём наружу.
Вскоре оба уже стояли на мощёном дворе поместья. Когда-то здесь проживал местный зажиточный купец. Теперь же тут стоял временный бивак взводов Ранала. Сам лейтенант занял весь дом. Смычку оставалось удивляться, что этот человек делает с таким количеством пустых комнат.
Они помолчали. Потом Смычок усмехнулся:
— Представляю, как отвиснет челюсть у Скворца в тот день, когда я скажу ему, что ты и я были сержантами в свежеиспечённом Восьмом легионе.
Геслер нахмурился;
— Скворец. Его разжаловали в сержанты раньше меня, сукина сына. Но заметь, потом я стал капралом. Так что всё-таки я его обошёл.
— Но теперь-то ты снова сержант, а Скворец — вне закона. Попробуй-ка обойди его теперь…
— Глядишь, и обойду, — проворчал Геслер.
— Беспокоишься по поводу адъюнкта? — тихо спросил Смычок. Двор был пуст, но всё же…
— Видал я её. Холодная, как раздвоенный язык Худа. Она конфисковала мой корабль.
— У тебя был свой корабль?
— Ага, мы его захватили — по морскому праву, как потерпевшее крушение судно. Это я привёз Колтейновых раненых в Арэн. И вот она, благодарность…
— Можешь врезать ей по морде. Ты же всегда так делаешь с любым своим командиром — рано или поздно.
— Могу, конечно. Только сперва пришлось бы перешагнуть через труп Гэмета. Но я вот к чему клоню: она же никогда не командовала ничем больше толпы треклятых слуг в родовом поместье. А теперь ей выдали три легиона и приказали отвоевать целый субконтинент… — Он покосился на Смычка. — Немногие фаларцы пробились в «Мостожоги». Время неподходящее, наверное, но один всё же смог.
— Ага, и это я.
Спустя мгновение Геслер улыбнулся и протянул руку:
— Смычок. Скрипач. Конечно.
Они сжали друг другу запястья. Смычок почувствовал, что руки у этого человека тверже камня.
— Дальше по улице есть таверна, — продолжил Геслер. — Мы должны обменяться байками. Гарантирую, что моя круче.
— Ох, Геслер, — вздохнул Смычок. — Думаю, ты сильно удивишься.