Закрыв дверь за тайным советником, я привалился к ней спиной и, прикрыв глаза, тяжело вздохнул. Ничего так беседа получилась, особенно под конец. Он показал, кому я должен быть на самом деле благодарен за не сразу сработавшее внушение, а я в ответ… М-да. Самоубийца? Не знаю, время покажет. Но что-то мне подсказывает, что Рейн-Виленский был доволен моей реакцией… если я, конечно, не принимаю желаемое за действительное.

– Витушка, мы можем поговорить? – Голос Лады, незаметно появившейся в холле, заставил меня открыть глаза и отлепиться от двери.

– Ты слышала? – ответил я вопросом на вопрос. Лада кивнула, и мне не оставалось ничего иного, кроме как развести руками. Тем более что я и не собирался что-либо скрывать от нее в этой долгой и некрасивой истории. – Конечно, поговорим. Сейчас, или сначала поедим?

В результате разговор состоялся после ужина, за чаем.

– Итак, с чего мне начать? – поинтересовался я, когда Лада, налив в мою любимую пиалу крепкий ароматный напиток, выжидающе на меня уставилась.

– Полагаю, с начала… – Слабо улыбнулась жена.

– Надеюсь, с начала нашего путешествия, а не сотворения мира? – осведомился я и, заметив, как Лада комично нахмурилась, тут же сдался. – Ладно-ладно, с начала так с начала… Помнишь первую странность нашего морского путешествия?

– Блуждающие мины на следующий день после выхода из Конуграда. – Кивнула Лада.

– Они самые. Еще тогда меня удивило место их постановки. По словам твоего батюшки, торговые маршруты пролегают несколько мористее, да мы и сами пошли бы именно там, если бы не…

– Ходовые испытания. – Тут же сообразила моя жена, напомнив, что она не просто красивая и умная женщина, но и настоящая дочь своего отца! – Ну, конечно, ни один капитан не рискнул бы проводить их далеко от берега… А о нашем маршруте можно было бы узнать все в том же Конуграде, мы же ни от кого не прятались… – заключила Лада.

– Умница. Именно так все и было. Затем мы прибыли в Брег и началась памятная тебе карусель. Вот только, если в случае с минами, прямо и фактически открыто действовал Роман Георгиевич, то травлю на Руяне организовала наша любезная знакомая Эльза-Матильда, маркиза Штауфен. И ее действия поначалу были направлены не столько на меня, сколько на тебя… Ну, тут нет ничего странного. Опытная великосветская львица решила, что «новый» Старицкий весьма перспективен и ценен, как сам по себе…

Тут Лада рассмеялась.

– Вы так самоуверенны, муж мой! – пропела она.

– Конечно, и у меня есть для этого все основания! – Подхватывая тон жены, я выпятил грудь. – Меня любит лучшая из женщин! Это ли не доказательство моей исключительности?

– Бахвал. – Покачала головой Лада и тут же погладила меня по голове. Вот и пойми женщин! То ли отчитала, то ли приласкала…

– Хм, да… О чем бишь я? А, о действиях Эльзы. Видишь ли, тут дело не только в моей неотразимости, но и в том, что я мог бы послужить замечательным противовесом тому же Роману Георгиевичу, буде тот зарвется. В общем, маркиза решила, что будет лучше, если я окажусь в ее «коллекции рыцарей». А чтобы иметь полное и безоговорочное влияние на меня, она решила убрать единственное, по ее мнению, серьезное препятствие… тебя.

Лада вздрогнула, и из ее глаз ушел всякий намек на веселье.

– Но… но…

– Она отказалась от этой идеи после того, как мы с тобой устроили представление у ворот ее дома. Почему, не знаю… – Вздохнул я и с удивлением заметил, как Лада отводит взгляд, а ее аура вдруг плеснула оттенками страха. Интер-ресно. – Милая, ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Не… не сейчас. Пожалуйста, – пробормотала жена.

– Ну-ну. Как скажешь. – Я решил не давить и буквально кожей почувствовал, как Лада расслабилась. Вот она легонько улыбнулась…

– Я расскажу тебе, клянусь. Только не сегодня, ладно?

– Договорились. Но прошу, не затягивай с этим делом, а то я помру от любопыства. – Улыбнулся я, спуская скользкую тему на тормозах. И вернулся к рассказу. – Итак. Все дальнейшие попытки нас зацепить были сосредоточены именно на мне, причем, полагаю, что здесь на Эльзу как-то надавил Роман Георгиевич. Учитывая, что маркиза резко охладела к своей первоначальной идее заиметь противовес Ольдеру-Старицкому, это было нетрудно. Она отдает под начало моего «родственничка»… весьма условное, разумеется, ватагу Раздорина… В свете всей известной мне теперь информации могу предположить, что эти разбойнички сидели на крючке у тех же Варбургов, кои и предоставили этот «инструмент для грязной работы» в пользование своей верной союзнице. Раздоринцы действуют четко и максимально кроваво, замазывая Романа Георгиевича в криминале по самое темечко, но при этом проваливают свою миссию и Раздорина убирает парочка головорезов, состоящих на службе самой Эльзы. Те самые «лазари», которых приметил наш друг Тихомир Храбрович. Мир тесен, как говорится.

– Подожди, Витушка, что-то не сходится. Эльза-Матильда приходится старшей дочерью Фридриху Швабскому, ты сам это говорил. Как она может быть союзницей Варбургов, с которыми ее отец до сих пор «на ножах»? – хмуря брови, приостановила мои излияния Лада.

– О! Это особая песня! Как ты можешь судить по списку ее «побед», маркиза была женщиной крайне амбициозной… и ее совсем не устраивал курс отца, «планомерно превращавшего древний европейский монархический род в семью презренных торгашей и безземельных магнатов»… Это я цитирую, если ты не поняла.

– Хм? – Лада взглянула на меня крайне настороженно.

– Ну, можно сказать, что Эльза-Матильда исповедовалась мне… перед смертью. – Вздохнул я, отвечая на невысказанный вопрос жены. – Ты бы слышала, какой площадной бранью она поливала своего батюшку… Но это даже не причина… Видишь ли, Варбурги предложили ей исполнить мечту. А учитывая их влияние в Нордвик Дан, я склонен подозревать, что торговому дому это было бы вполне по силам. В общем, Варбурги обещали Эльзе княжение в Зееланде, при двух условиях. Первое – она должна стать самым вероятным претендентом на титул, либо супругой такового. Второе – княжество входит в состав Нордвик Дан без всяких условий…

– Но сделка предусматривает взаимный интерес сторон, разве нет? – поинтересовалась Лада.

– Полагаю, что по их соглашению Варбургам должны были отойти нефтяные поля Плоешти, где, несмотря на действия все того же Ольдера-Старицкого, герцог Швабский имеет огромное влияние как среди местных бояр, так и среди османских военачальников… По крайней мере, я не знаю равноценных владений у Штауфенов, а для Варбургов такой кусок, как румынская нефть, был бы не просто лакомым. Он – гарантия сохранения их влияния и монополии в Европе.

– Не сходится! – Вздохнула жена, поставив локти на стол и подперев подбородок кулачками.

– Что именно?

– Если ей нужен был муж, имеющий право на титул Зееландского князя, зачем она так обошлась с Романом Георгиевичем?

– Хм. Ну, во-первых, подставляя моего «родственника», Эльза вовсе не собиралась доводить дело до конца и всегда вытаскивала его из передряг, так что, на первый взгляд, он и вовсе был ни при чем. Но при этом, собирала на него компромат, чтобы сподручнее было держать потенциального мужа в ежовых рукавицах. И если бы не наша выходка с абордажем, у нее это вполне могло получиться. А во-вторых, после смерти родителей Романа Георгиевича остались лишь три человека, имеющих кровные права на княжеский титул. Это сам Роман Георгиевич, твой муж и Эльза-Матильда Штауфен, о чем непрозрачно намекнул фиал с наговором на кровь, опыт с которым мы проводили в доме маркизы аккурат в тот момент, когда тебя собирались похитить молодчики младшего Климина. То есть, при отсутствии иных вариантов, Эльза вполне могла претендовать на княжение в Зееланде как носительница крови Старицких. Так-то.

– А теперь, получается, на княжеский титул претендуешь только ты? – после коротких раздумий спросила Лада… и меня ощутимо передернуло.

– Даже не думай. Это Матильду там приняли бы с распростертыми объятиями… после должной подготовки, а меня прирежут в первую же ночь княжения, – открестился я от предложенной женой перспективы.

– Очень надо. – Фыркнула Лада. – Если уж только само известие о твоем появлении вызвало такую бурю, то что будет, если ты вдруг решишься на эту авантюру?! Всемирная война?

– Вот-вот. – Покивал я и замолчал, заметив, что жена крепко о чем-то задумалась.

Несколько минут прошло в тишине, пока Лада, наконец, не вернулась с небес на землю.

– Знаешь, ты, наверное, правильно поступил… – медленно проговорила она и, заметив мой недоумевающий взгляд, со вздохом пояснила: – Я имею в виду… Эльзу. Она ведь не остановилась бы, да? Пока мы живы, ей ничего не светило в Зееланде. А с ее происхождением и возможностями… – Истинная дочь ушкуйника потерла лоб ладонью и, сделав паузу, внезапно договорила уже совсем другим тоном: – Но я на тебя все равно обижена, дорогой мой муж.

– Почему?

– Ты мог бы рассказать мне все это еще тогда, в Ревеле, а потом уж нестись на этих кошмарных пузырях в Брег, изображая Леопольда Юрьевича. К тому же ты даже не подумал, как я буду себя чувствовать, изображая обиду, и все время поездки от Ревеля до Хольмграда видя перед собой твою личину! Не мог уговорить Попандопуло хотя бы в своем купе запереться?! Или Берг не мог наложить такую иллюзию, чтобы я могла видеть сквозь нее?! Я же скучала!

У меня очень красивая и умная жена, это точно. Но логика ее… иногда повергает меня в шок и трепет. Честное слово.

Не найдя, что ответить на эти претензии, я поднялся со стула и, обогнув стол, обнял обиженно сопящую Ладу.

Следующим утром, одеваясь для визита в канцелярию, я был весьма удивлен отсутствием в гардеробе приготовленной мною вечером «тройки». Потеребив пояс халата, я решил, что жена точно должна знать, куда пропал мой любимый костюм, и устремился на ее поиски. Лада обнаружилась в гостиной, что-то тихонько напевая себе под нос… она крутилась вокруг подставки с темно-синим вицмундиром.

– Хм, а ничего, что я числюсь заштатным сотрудником? – налюбовавшись легкими движениями любимой, спросил я.

– Витушка, не думаю, что Владимир Стоянович прислал бы эту красоту, просто позабыв о твоем положении на службе. Как считаешь? – откликнулась Лада, поворачиваясь ко мне и улыбаясь.

– М-да. С князем не поспоришь, – признал я. Вот уж не думал, что когда-нибудь снова надену мундир, пусть даже и гражданский. Зря, конечно. Мог бы и раньше догадаться, что в канцелярии без него дело не обойдется, особенно учитывая общую склонность местных наряжать в униформу все и вся…

– Ленту ордена не забудь… и этот, саквояж свой драгоценный. Фельдъегерь специально о нем упомянул, – проговорила Лада, придирчиво оглядев меня со всех сторон, когда я, наконец, застегнул последнюю из многочисленных пуговиц вицмундира. В принципе, костюм, явно вышедший из рук Григория Евсеевича, оказался лишь немного неудобнее обычной «тройки», так что чувствовал я себя в нем вполне комфортно. Разве что жесткий от серебряного шитья воротник-стойка уперся в нижнюю челюсть так, что пришлось приноравливаться, чтобы эта «колодка» не мешала говорить.

Покрутившись так и эдак, я убедился, что вицмундир почти не стесняет движений, и, обреченно вздохнув, позволил Ладе нацепить мне на шею упомянутую ею же ленту. Глянул в зеркало. М-да… Был вполне приличный себе человек, а получился… хм, чиновник, скажем так. Мне бы еще морду побрезгливее скорчить, и все. Не отличишь от какой-нибудь «канцелярской крысы»… Хм, ладно. Хорошо еще, что портной Телепнева не страдает от провалов памяти, а значит, не забыл учесть мою любовь к огнестрелу, так что наличие сбруи из двух кобур с «барринсами», спрятанной под мундиром, в глаза особо не бросалось.

Так, подняв себе настроение этими оптимистичными мыслями, я закрепил эффект долгим поцелуем жены и, подхватив с той же стойки темно-синюю фуражку с непривычно высокой тульей, отправился в присутствие… С этим костюмом я даже позавтракать забыл!

Вот, кстати, интересно. Охранители обмундированной службы Особой канцелярии носят свою форму, чем-то похожую на форму полиции. У офицеров и обер-офицеров есть только парадная форма, совершенно иная, кстати, лишь цветом отличающаяся от парадной формы пехотных номерных полков, а вот гражданские специалисты вольны в выборе одежды, кроме отдельно оговоренных случаев, когда они обязаны являться в присутствие в чиновничьих вицмундирах соответствующих классов. Особняком стоят только следователи – «мозголомы», в своих неизменных наглухо застегнутых похоронно-черных тройках. И сейчас, добираясь на пролетке до Словенской набережной, где расположилось самое одиозное здание в Хольмграде, я судорожно пытался вспомнить, чем сегодняшний день так значим, что Телепнев посчитал необходимым запихнуть меня в форму? Вроде бы день тезоименитства уже прошел…

Миновав дневального в вестибюле канцелярии, я покосился на его хитрую физиономию и вздохнул. Нет, тут совершенно точно, что-то не так. И чем ближе я подходил к приемной главы канцелярии, тем больше крепла моя уверенность в необычности происходящего. И нет, это не паранойя! Но уж больно странные, я бы даже сказал, заговорщицкие взгляды бросали на меня встреченные по пути к кабинету шефа служащие канцелярии.

– Виталий Родионович, доброе утро. – Бессменный адъютант князя Телепнева поднялся мне навстречу и, пожав руку, кивнул на саквояж. – Позвольте ваш печатный набор. Я передам его мастерам.

– Хм? – Вент Мирославич, поняв, что его слова нуждаются в пояснении, понимающе кивнул.

– По традиции, я не могу поздравить вас с получением чина раньше его сиятельства, но порядок есть порядок, а ваши печати нуждаются в исправлении.

Удивленный его речью, я протянул свой саквояж, и адъютант кивнул мне на дверь в кабинет князя.

– Идите, его сиятельство уже ждет.

– Прямо так уж и ждет… – буркнул я себе под нос, шагая к двери.

Еле слышно скрипнули петли, и я оказался в кабинете, где меня ожидал глава Особой канцелярии… в теплой компании из трех человек, дружно налегающих на кофий.

Я коротко кивнул присутствующим и воззрился на отрешенно рассматривающего вид из окна князя. Стоп. Бросив еще один беглый взгляд на гостей Телепнева, я хмыкнул. Первый из присутствующих мне точно знаком. Генерал… генерал… щеточка усов, плохо прикрывающая шрам… точно! Белокурая бестия – генерал Бйорн Орварович Гдовицкой, один из тех, людей, что участвовали в устроенных мне у Ладынина «смотринах». Интересно. Второй? О, еще более старый знакомый. Бывший мажор, а ныне полусотник пластунов славного Второго Добровольческого полка, Ларс Нискинич Мстиславской. Надо же… а третий… Нет, не помню. И лицо вроде бы знакомое, но где я его видел…

– Доброе утро, господа… Ваше сиятельство. – Убедившись, что шеф о чем-то слишком глубоко задумался, я решился первым нарушить тишину. Телепнев обернулся и, напоровшись на мою легкомысленную улыбку, покачал головой.

– Виталий Родионович, проходите. Представлять вас гостям незачем, вы и так с ними знакомы…

– Как и мы с господином Старицким, – буркнуло себе под нос наглядное опровержение слов князя.

– Радомир Годиславич, я могу назвать как минимум три десятка человек, прекрасно вам известных, и при этом они о вашем существовании даже не подозревают. – Фыркнул генерал Гдовицкой, прищурив глаз, словно целился в желчного собеседника. И дождавшись от того недовольной гримасы, повернулся ко мне. – Рад видеть вас в здравии, Виталий Родионович.

– Взаимно. – Кивнул я.

В отличие от генерала и его оппонента, Ларс Нискинич не проронил ни слова, лишь отвесил короткий поклон. Оно и правильно. Учитывая чины присутствующих в кабинете Телепнева господ, а о том, что сердитый Радомир Годиславич находится примерно в той же весовой категории, что и Гдовицкой, можно было судить по их панибратскому отношению друг к другу, не блистающему обер-офицерским званием Ларсу, действительно, лучше бы прикинуться ветошью и не отсвечивать. Мало ли как оно обернется, а крайним все одно сделают самого младшего по званию. Закон больших звезд… пардон, золотых погон…

Убедившись, что с приветственной частью покончено, Телепнев развернул свое крутящееся кресло (надо же, вот не думал, что здесь приживется что-то из тех вещей, что я описывал в своих «конспектах»…) и поднялся из-за стола.

– Виталий Родионович, позвольте мне первому, на правах вашего непосредственного начальника, поздравить вас с чином надворного советника. – Князь встал передо мной и, улыбнувшись одними глазами, протянул руку, которую я и пожал. – Поверьте, я искренне рад, что вы присоединились к когорте людей, удостоенных чести быть вассалами Его величества государя и Великого князя Руси. Это большая ответственность…

Вот чего не ожидал, так это того, что шеф впадет в такой пафос. У меня уже сжатая им рука затекла, а Телепнев только разошелся. Уже десятую минуту чешет, словно по писаному, и хоть бы с дыхания сбился! Так ведь нет!

Я присмотрелся к князю и… Да он же надо мною издевается. Как есть издевается! Ну княже, ну жук… ла-адно… Вспомнив юность шебутную, я состроил самое внимательное выражение лица и, чуть ли не заглядывая в рот начальству, кивая на каждую его сентенцию, принялся сжимать ладонь, которую он так и не выпустил. Сначала Телепнев не понял происходящего, но когда кости его пальцев начали «играть», в глазах князя тут же поубавилось веселья. Продолжая говорить, его сиятельство попытался аккуратно извлечь свою ладонь из моей хватки. Ну да, наивный, из этих крепких лап еще никто не уходил.

Прочитав на моей наглой физиономии все, что я думаю о его шуточках, Телепнев вздохнул и довольно шустро закончил болтологию.

Следующим был генерал. К счастью, Гдовицкой явно не принадлежал к любителям пустопорожней болтовни, а потому, с ухмылкой покосившись на покрасневшую ладонь князя, он коротко поздравил меня с чином, после чего перевел стрелки на своего спутника… боярина Шолку!

Точно, это же здешний русский ответ ЦРУ, МИ-пять, шесть и далее по порядку… полковник Государевой зарубежной службы. То-то он такой злой. Не забыл, стало быть, как его перед захватом Ловчина охранители повязали.

Боярин был еще более краток, чем генерал. Буркнул что-то неразборчивое, сунул мне в руку какой-то свиток и, отвесив общий поклон, ретировался. Не понял.

– Что это было?

– Хм… если перевести с языка Радомира Годиславича на русский, то он поздравил вас с чином и вручил благодарственную грамоту от имени его службы. Вообще-то, по правилам, подобные награды вручает глава ведомства, чьим успехам поспособствовал награждаемый, да, к сожалению, вы не входите в тот узкий круг людей, кто осведомлен о личности начальника Зарубежной стражи… – Усмехнулся Гдовицкой.

– И не надо. Еще не хватало самому в государственные тайны лезть. Ну их к лешему, – проворчал я, заслужив понимающие взгляды князя и генерала. А вот Ларс Нискинич выглядел удивленным. Ну да, конечно, с его точки зрения, нет ничего интереснее страшных государственных секретов…

– Ну, а мы с полусотником люди прямые, военные, нам тайны разводить ни к чему. – Ухмыльнулся Гдовицкой, кивая Ларсу, и тот тут же подскочил, вынимая из болтающегося у бедра некоего подобия «ташки» небольшой ларец благородного красного дерева. Перехватив шкатулку под днищем, Мстиславской одним движением повернул небольшие бронзовые защелки, и крышка ларца откинулась словно сама собой. Блеснули камнями и серебром богато украшенные затейливой чеканкой ножны длинного кривого ножа.

– Это благодарность от членов следственной комиссии, что сопровождали ваши ученики. Если бы не охранители… – Бйорн Орварович ненадолго замолчал, а потом махнул рукой. – Вон, Ларс Нискинич потом подробно обскажет, как дело было, а пока примите нашу благодарность.

Я бросил короткий взгляд на Телепнева, и тот украдкой показал мне десять пальцев. Значит, все живы-здоровы. Ну и славно!

Кивнул на коробку, и князь, в ответ, махнул рукой, дескать, не волнуйся, не отберу… Замечательно.

Наполовину вытащив клинок из ножен, я полюбовался на хитрый рисунок дамасской стали и, довольно крякнув, вернул нож на место. Рассыпавшись в благодарностях, я забрал у Мстиславского подарок, и его начальник, быстренько распрощавшись с нами, покинул кабинет вместе с Ларсом.

Дождавшись, пока за посетителями захлопнется дверь, Телепнев, ничтоже сумняшеся, отобрал у меня коробку и, вдоволь полюбовавшись ножом, со вздохом отложил его в сторону. После чего кивнул мне на кресло у своего стола.

– Ну что, Виталий Родионович, покуражились, пошутили, подарками разжились, можно и делами заняться, как считаете? – Моментально растеряв всю свою веселость, проговорил князь и подвинул в мою сторону кипу документов. – Здесь все расчеты по расширению этой вашей «тренировочной базы». Читайте, после обеда доложите свои предложения и замечания.

– Хм. Может, мне кажется, но по-моему, я все еще в отпуске, разве нет? – опешил я.

– Вот как? – Сделал удивленный вид князь. – Ошибаетесь, господин надворный советник. Как есть, ошибаетесь. Отпуск был вам дан по Правде, до прохождения испытаний на чин… Так что…

Прежде чем забрать документы, приготовленные князем, я решил поинтересоваться, а собственно, за что меня благодарит Зарубежная стража, и развернул грамоту. Прочитав довольно короткий текст, я помотал головой и воззрился на своего шефа.

– Что, Виталий Родионович?

– Хм, ваше сиятельство, может, вы просветите меня по поводу этой бумаги? – Я приподнял лист грамоты. – Тут ведь нет ни слова о причинах награждения.

– Ну что вы, Виталий Родионович, кто же о таком в подобных бумагах писать станет? – С легкой улыбкой развел руками Телепнев. – То же дела государевы, о них молчать надобно.

– М-м, допустим. И что, тайны эти столь велики, что и награждаемый о них знать не должен?

– Хм. Официально, подчеркиваю, Виталий Родионович, сугубо официально грамота сия была вам пожалована за участие в пресечении деятельности некоторых лиц, направленной на умаление и ослабление нашего государства. Раздорина помните? Вот-вот, именно за него. Конечно, будь на то воля самого главы Стражи, он бы за этакое участие вас не то что наградить, а расстрелять повелел бы. Да государь заступился. Уж не знаю, чем вы его так заинтересовали, но… после вашей беседы в детинце, Великий князь, получив весьма сердитую записку главы Зарубежной стражи, по поводу некоего «слона в посудной лавке», зачитал этот доклад перед Кабинетом, после чего попенял автору на дурных подчиненных и выказал свое неудовольствие «работой иных чиновников, стремящихся списать свои неудачи и неуспеяния на злоумышленное противодействие подданных, в чьей верности государь не имеет никаких сомнений». Его высокопревосходительство намек понял правильно и… результат его понимания перед вами. Полагаю и доставил его именно тот человек, что подал главе Зарубежной стражи доклад о вашем «злоумышленном противодействии»… Прием вполне в духе его высокопревосходительства, знаете ли.

– То есть… – начал было я, но Владимир Стоянович меня перебил.

– Поздравляю вас, «князь». Теперь вы действительно можете считать себя принятым в свете. – Телепнев ухмыльнулся.

– Не понял, – честно признался я.

– Ну, какой же придворный без врагов? А у вас теперь появился довольно сильный противник. Так что можете не сомневаться, общество примет вас как родного. Еще бы, это ведь такой хороший повод для новых пересудов!

– Глава Зарубежной стражи? – Честно говоря, от такого предположения мне несколько поплохело. Встать на пути человека, возглавляющего разведку государства… легче сразу изобразить Анну Каренину… или хотя бы Берлиоза. М-да…

– Да что вы, Виталий Родионович, уж извините, но для его высокопревосходительства вы все же птица не того полета, по крайней мере пока. А вот боярин Шолка второго конфуза вам точно не простит, знаете ли, – «успокоил» меня князь. Стоп.

– Какого-такого второго? Это ж вы его велели скрутить, тогда, на дороге? – возмутился я.

– А вы присутствовали при его унижении. – Развел руками Владимир Стоянович. И ведь не возразишь. Эх, ладно… Будем надеяться, что все не так страшно. – Ну да ничего, поверьте, таких врагов-неприятелей у нас у всех хватает, так что не беспокойтесь раньше времени, – словно прочитав мои мысли, заключил Телепнев и, помолчав, вкрадчиво так заметил: – Право, мне куда больше интересно, что такого произошло во время вашей встречи с государем, что после нее он так о вас беспокоится?

– Извините, Владимир Стоянович, но о том я могу рассказать исключительно с разрешения его величества. Слово, – старательно контролируя ментальную защиту, проговорил я. Естественно, никакого слова я не давал, но… Логика подсказывает, что это была такая своеобразная форма извинения за жесткий допрос. Ну а то, что до меня не стали доводить этот факт специально, говорит только о том, что государь и секретарь его Кабинета рассчитывают на мое молчание… ответное, так сказать. А я не враг своему здоровью, так что лучше помолчу.

Князь смерил меня долгим взглядом и, поняв, что говорить я не собираюсь, почти незаметно кивнул.

– Что ж, Виталий Родионович, понимаю, и зла за ваше молчание не держу, – медленно проговорил князь. Я прямо-таки видел, как в его голове щелкают шестеренки. Кажется, Владимир Стоянович заинтересовался этим вопросом и теперь прикидывает варианты, как половчее разузнать причины такого благоволения государя… Ну и флаг ему в руки. У меня и других дел полно.

Поняв, что продолжения беседы не будет, я взял со стола папку с документами и покинул кабинет главы Особой канцелярии. Чтобы тут же попасться в руки его адъютанта. Вент Мирославич вручил мне обновленный печатный набор и, звякнув ключами, усмехнулся, кивнув на папку у меня подмышкой.

– Ну вот, становитесь настоящим чиновником, Виталий Родионович. Осталось только комнату вам подыскать, да стол с несгораемым шкафом.

– Это намек, Вент Мирославич? – Фыркнул я.

– О нет, сие есть факт, господин Старицкий. – Вздернул нос ротмистр, и я еле удержал улыбку. Уж очень похоже на цитату из фильма у него получилось.

Вент Мирославич продемонстрировал мне один из ключей.

– Хм, а у Меклена Францевича тоже имеется здесь свой кабинет? – поинтересовался я, и Толстоватый неожиданно смутился.

– Не совсем, – скрыв замешательство за легким кашлем, проговорил ротмистр. – В подвалах имеется прозекторская, а при ней, собственно…

– Понял. – Я хмыкнул. Ну да, как можно было забыть о специфической работе уважаемого профессора…

– Ну что же, не желаете взглянуть на ваш кабинет?

– С удовольствием, Вент Мирославич. Ведите! – Кивнул я.

Собственно, можно было догадаться. Если «вотчина» Граца находится в подвале, рядом с моргом, то мои владения… правильно, рядом с атлетическим залом. Небольшая комната, обитая дубовыми панелями, довольно светлая из-за единственного, но очень большого окна. В углу стол с креслом, еще пара кресел у противоположной стены, меж книжным шкафом и дедушкой сейфов – этакой несгораемой тумбочкой.

– Виталий Родионович, могу я задать вам один вопрос? – Толстоватый, стоявший у порога, пока я осматривался в кабинете, сделал шаг вперед.

– Разумеется, Вент Мирославич, я вас внимательно слушаю.

– Его сиятельство обмолвился, что вы ведете не только занятия по «рукопашному» бою, но и по стрельбе. Это так?

– Конечно. Желаете присоединиться?

– Это было бы замечательно, но… видите ли, время… – замялся Вент Мирославич.

– Понимаю. – Кивнул я. Иными словами, ротмистр не хочет позориться перед обмундированной службой… – Что я могу предложить. Занятия после окончания рабочего дня будут для вас бессмысленны. Усталость, рассеянность… Но это поначалу, а до тех пор можно было бы заниматься, допустим, по субботам. И если вы не возражаете, в компании моего новика и… Лады.

Уже было готовый согласиться ротмистр замер, но через несколько секунд все же кивнул. И правильно…

– Замечательно, тогда… буду ждать вас через три дня у нас. К десяти утра. Как раз и Лейф из Конуграда должен будет вернуться. Смотрите, не опоздайте к завтраку. В этом случае, ручаюсь, вы лишитесь огромного удовольствия. Мой новик, знаете ли, творит на кухне такие чудеса, что и Гавру с Ладыниным не снились.

– Буду непременно, Виталий Родионович. – Довольно кивнул ротмистр и, заметив, что я взялся за замок папки, поторопился уйти. Ну и правильно, до конца рабочего дня еще ой как долго, а и у него и у меня дел навалом.

Разобравшись с расчетами стоимости нового тренировочного комплекса, запрос на который был предоставлен мною князю еще до нашей морской прогулки, я закрыл папку и попытался систематизировать все прочитанное. Итак, идея своеобразного центра подготовки охранителей, расположенного в пригороде Хольмграда, получила полное одобрение главы Особой канцелярии, а вот идею изменить правила набора в службу он отверг. Правда, не совсем, но вопрос создания специального училища для будущих охранителей, как отписался Владимир Стоянович, нуждается в детальной проработке. Пф! Как будто я сам этого не понимаю! Но ведь нынешний подход к комплектованию обмундированной службы, когда в охранители набираются выходцы из армии и полиции, ущербен! И не понимать этого князь не может… Собственно, он и понимает, но… денег нет.

Ладно. Будем крутиться… и начнем, пожалуй, с подготовки специалистов, которые в будущем смогут стать костяком преподавательского состава центра подготовки. Уж на это меня должно хватить. Пообщаться с мозголомами, пусть вытрясут из своих рядов пару-тройку специалистов. Можно даже отставных. Тихомира привлечь, пару-тройку толковых преподавателей по праву… С Мекленом Францевичем потолковать… Так, с миру по нитке, глядишь, и голому на рубаху наберется. В общем, будем работать, а там и с деньгами на училище разберемся. Дожму князюшку, ой дожму.

Мое прожектёрство было прервано тихим стуком в дверь. Как оказалось, это явился один из охранителей, чья группа уже собралась в зале в ожидании тренировки. Прознали же как-то, что я на службе… наверняка дневальный в холле меня сдал. Ладно… Разомнемся. Заодно посмотрю, как тут эти орлы без меня занимались…

Все оказалось намного лучше, чем я ожидал. Нет, конечно, нашлась пара ленивых обломов, с радостью оставивших тренировки, едва я отправился в путешествие, но в остальном… очень даже недурно!

А в конце занятия ко мне подошли двое охранителей из того списка, что я предоставил князю, когда ему потребовались люди для сопровождения комиссии в Румынию, и, заговорщицки переглянувшись, попросили меня навестить их отряд, по каким-то причинам временно расквартированный в казармах столичного гарнизона. Почему бы и нет? Пообещал уважить героев и телефонировал домой, предупредив Ладу, что вернусь поздно, возможно даже пьяным, после чего отправился на Людинов, «в гости».

Поначалу на входе в «часть» встретили меня неласково, но бляха Особой канцелярии решила дело, так что уже через пять минут после прибытия в гарнизон вызванный начкар самолично проводил меня к небольшому отдельно стоящему зданию, у входа в который также наличествовали караульные.

– У вас что, «губа» здесь? – Хмыкнул я.

– Э-э… помещение для дисциплинарных наказаний. – Каким-то чутьем поняв, что я имею в виду, кивнул лейтенант. – Видите ли, полковник приказал оградить солдат от общения с… гостями, а другого подходящего помещения у нас просто не нашлось.

– Понятно. Но хоть условия-то им создали? – В ответ лейтенант посмотрел на меня каким-то совсем уж тоскливым взглядом и нехотя кивнул.

– Создали… – И столько зависти сквозило в этом вздохе, что моя настороженность моментально сменилась недоумением. Но тут дверь в помещение здешней гауптвахты отворилась, и на пороге возник один из самых упорных моих «учеников» – Ставр.

– Виталий Родионович! – прогудел гигант, расплываясь в широкой улыбке, и, развернувшись с казалось бы невозможной для его габаритов грацией, рыкнул куда-то в глубь дома. – Тренер приехал!

Ответом ему был дружный вопль десятка глоток и на улицу горохом посыпались охранители. Лейтенант в шоке сделал шаг назад и оказался у меня за спиной. А мне куда прятаться?! Снесут же, лоси!!!

Стадо медведей затормозило в двух шагах от меня и моментально превратилось в отряд из десяти загоревших и заметно «высохших» охранителей. Надо же, всего-то месяц повоевали, а как заматерели, а?

– Наставнику, его высокоблагородию, надворному советнику Старицкому, ура-ура-ура! – На рев, от которого задребезжали стекла в доме, из окон соседнего здания начали выглядывать любопытные, но Ставр тут же пресек этот цирк, и меня потащили внутрь, по дороге нечаянно прихватив и лейтенанта – начкара.

Вот тут я и понял, откуда столько зависти было в глазах офицера. Еще бы, в центре караулки, единственного, как я понимаю достаточно просторного помещения в здании, был накрыт длинный стол, прямо-таки ломившийся от блюд, в которых наметанный взгляд гурмана с легкостью опознает творения Гавра. А господа охранители неплохо устроились!

Честно говоря, я был откровенно рад видеть этих молодых веселых ребят целыми и здоровыми. Да, трое из них уже поделились с войной своей кровью, но дело обошлось легкими ранениями, и это неплохо, поверьте, совсем неплохо.

Лейтенанта, чтоб не обижать, быстренько упоили до бессознательного состояния и уложили спать в дальней камере, и только после этого ребята принялись рассказывать о перипетиях их командировки. Разговоры затянулись далеко за полночь, а домой я вернулся вообще перед рассветом, потому как найти в три часа ночи извозчика задача не из легких, а пешком от Людинова до Неревского не меньше полутора часов ходу. Впрочем, в этом есть и положительные стороны. Пока добирался до дома, я умудрился подраться с каким-то пьяным идиотом, закинуть его в Волхов, вытащить из воды и, сдав беднягу на руки прибежавшему на шум городовому, хорошенько проветриться. Так что в холл нашего с Ладой флигеля я вошел, будучи трезвым, мокрым и… с амбре, бьющим влет любую птицу, рискнувшую оказаться в радиусе десяти метров от меня. Но Лада оказалась покрепче любого пернатого, а потому, спустившись на поднятый мною в прихожей шум, сначала фыркнула, а когда как следует разглядела, в каком состоянии ее любимый муж «вернулся с работы», рассмеялась.

– Хорошо хоть додумался мундир снять, перед тем как ринуться спасать своего противника, – заметила Лада, когда я, приняв душ и переодевшись в халат, сидя в гостиной, с огромной чашкой чая в обнимку, закончил повествование о своих ночных приключениях. – За неподобающее отношение к мундиру городовой мог и в присутствие сообщить. А уж Владимир Стоянович тебе такое наказание выдумал бы…

– Повезло, – констатировал я.

– Именно так, – согласилась Лада и, взъерошив мои мокрые после душа патлы, поднялась с дивана. – Идем. Завтра рано вставать. Утром приезжают Лейф с батюшкой, надо их встретить.

Не сказать, что утро было таким уж замечательным, но и повеситься с похмелья меня не тянуло. Так что, преодолев недомогание, не без помощи сердобольной Лады, со снисходительной улыбкой снабдившей меня огромной кружкой рассола, я довольно быстро пришел в себя и уже через полчаса отправился на вокзал.

К нашему возвращению домой Лада успела приготовить замечательный обед, так что даже привереда Лейф не смог придраться к качеству блюд. Хотя, конечно, не смог удержаться от фырканья, не обнаружив на столе своего любимого прозрачного аперитива. Но должно же в этой жизни хоть что-то оставаться неизменным. В общем, пришлось Беловым довольствоваться легким вином, вместо рюмочки холодной водки. Но обед этот «недостаток» не испортил.

Во время уже ставшего привычным мне послеобеденного чаепития Белов-старший сделал очень серьезную мину и начал «аккуратно» и очень «незаметно» подводить меня к интересной ему теме.

– А что, Виталий Родионович, я тут посчитал, сколько денег принес нам «Варяг» во время путешествия… Внушительная сумма получилась, знаете ли.

– Бажен Рагнарович, не ходите вокруг да около… Давайте, по существу. – Вздохнул я.

– Хм. – Белов отвел взгляд и принялся набивать трубку. – Виталий, эта «прогулка» только вам принесла, ни много ни мало, около семисот тысяч рублей ассигнациями… считая стоимость захваченного у Борнхольма приза, конечно. Я не предлагаю действовать так же в дальнейшем… но даже чистая торговля грузами, вроде того, что мы доставили на Руян, может принести нам неплохой доход. Заметьте, доставка напитков на остров чаще всего осуществляется, что называется, по пути. Малые суда торговлей не промышляют… опасно, а крупным перевозчикам просто невыгодно заниматься столь небольшими объемами. Мы вполне можем занять эту нишу… при условии, что у нас останутся аппараты защиты.

Честно говоря, со всеми этим событиями я и позабыл проверить счет в Ганзейской конторе, куда должна была быть перечислена моя доля за кораблик контрабандистов и их груз. А ведь мне еще нужно будет поделиться с охранителями… Но, даже с учетом этих расходов, сумма все равно получается внушительной. Настолько, что необходимость в продаже яхты и впрямь если не отпадает, то становится всего лишь возможностью. Что не может не радовать.

– Считаете, это будет выгодно? – поинтересовался я, и тесть, кивнув, выудил из кармана пиджака аккуратно сложенный расчет. Вложения, расходы, содержание, жалованье команды… славно.

– Бажен Рагнарович, я не могу принять ваше предложение вот так, с ходу, но… – я покачал головой, заметив, как нахмурился тесть. – Но! Обещаю, что дам ответ в течение трех, максимум четырех дней.

Беловы кивнули одновременно, и мне пришла в голову одна простая идея.

– И учтите, если решение будет положительным, то я поставлю несколько обязательных условий, без исполнения которых ни о каком фрахте «Варяга» и речи не будет.

– Хм. Ла-адно. Посмотрим, послушаем ваши предложения. – Тесть прищурился и, затянувшись табаком, скрылся в облаке дыма.

– Вот и славно. – Бросив взгляд на Ладу, с подозрением смотрящую на мою довольную улыбку, я не удержался и погладил любимую по руке.

В этот момент тесть вытащил трубку изо рта и, с кряканьем выбив ее тлеющее содержимое в пепельницу, поднялся с кресла.

– Ладно уж, завороженные! Пойду я, надо проверить, что дома делается… – И, гулко топая по паркету, Бажен Рагнарович вразвалочку направился к выходу.

Я было хотел его проводить, но тут от Лады шибануло таким страхом, что меня аж качнуло. Обернувшись к жене, я поразился. Только что довольная и радостная, в один момент она стала абсолютно другой, совершенно непохожей на себя. Бледная, с дрожащими губами, Лада бросила на меня загнанный взгляд и попыталась сбежать. Ну уж нет. Что за муть?!

– Так ты ему до сих пор не сказала? – вякнул Лейф. Лада покачала головой, но мне было не до того. Подхватив жену на руки, я взбежал по лестнице на второй этаж и, пинком отворив двери в нашу спальню, осторожно усадил плачущую жену на кровать. Она не всхлипывала, не заходилась в истерике, просто сидела на краешке кровати, сжимая в побелевших кулачках платок, и молчала, только слезы катились, прокладывая мокрые дорожки на ее щеках, и капали на белоснежный воротник.

Да что с ней такое?!

– Лада… – Я попытался поймать взгляд жены, но она опустила голову, так что попытка оказалась неудачной. – Лада, посмотри на меня.

Она качнула головой, но я аккуратно подхватил пальцами подбородок и приподнял голову девушки. Заглянув ей в лицо, я… Черт, в этих серых глазах было столько боли и страха, что я оторопел, но, справившись со своим ошеломлением, принялся старательно и нежно вытирать ее мокрые от слез щеки. А Лада сидела и, кажется, даже боялась пошевелиться. Но потихоньку-полегоньку она вроде бы начала успокаиваться. Так что спустя четверть часа я смог ее расспросить. И первые же слова набравшейся смелости Лады меня убили.

– Я тебя приворожила. – Вот так. Простенько и со вкусом. Нет, было бы дело на «том свете», я бы только посмеялся такому заявлению, но здесь… Я с шумом втянул носом воздух, но, заметив, как дернулась Лада, попытался улыбнуться и осторожно погладил ее по голове. Не отстранилась. Уже хорошо.

– Рассказывай, солнышко.

И она рассказала. Все оказалось просто и вовсе не так страшно, как она представляла… кажется.

Когда, в самом начале моего пребывания в Хольмграде, розмыслы князя Телепнева вскрывали «хрустальную сферу», что-то пошло не так. Совсем не так. Иными словами, господа исследователи вдруг обнаружили, что не могут вывести меня из транса. Выход нашла Хельга. Старый народный заговор, которым когда-то связывали новобрачных. Одна из особенностей этого взаимного приворота в том, что в случае необходимости супруги могут вытащить свою вторую половинку чуть ли не из-за кромки, временно объединяя свои жизненные силы. Хельга хотела было пройти этот ритуал сама, но тут Берг встал на дыбы, и его дружно поддержали все участники проекта, вплоть до Телепнева… Короче, когда Лада нашла рыдающую от невозможности спасти «подопытного» Хельгу, в одном из закутков канцелярии, та ей и выложила все возможное. И Лада согласилась пройти ритуал вместо Высоковской.

– Сама?! – вырвалось у меня. Лада, заалев, кивнула. – Зачем?! Так хотелось сломать себе жизнь?!

– Ты мне понравился… Очень. – тихо произнесла жена. Ну не дура ли?

В этот момент Лада подняла на меня опять полный слез взгляд.

– Я дура, да? – Какая проницательность! Я прикрыл глаза и, сосчитав до десяти, выдохнул.

Вот вам и логичное объяснение нашего стремительного, сумасшедшего романа и секрет моего полного крышесноса… и причина, по которой Эльза-Матильда отказалась от своих первоначальных планов. Привороженного-то хрен совратишь. А Лада? Она же все это время боялась признаться… Но зато теперь стали понятны и перепады ее настроения и перепалки с братом, резко обрывавшиеся при моем появлении… и настоящая причина нервного срыва в Бреге. Дьявол! Да для нее те слухи вообще должны были быть пыткой! Вот ведь… Были б живы Климины, я б с ними провел беседу… в виде полевого допроса!

Я тряхнул головой и, взглянув на Ладу… девушку, спасшую меня от смерти и добровольно связавшую свою жизнь с моей, опустился на колени, чтобы видеть ее глаза.

– Ты. Моя. Жена. – И точка. Люблю? Любим? Значит, МОЁ. А как это получилось… Да черт бы с ним. Вот только с исследователями разберусь… и с князем. Без него здесь явно не обошлось.

– Но приворот… – неверяще проговорила Лада. А в эмоциях такой шторм…

– Плюнь и забудь. – Я обнял жену и, послав все планы к лешему, одним усилием воли запер дверь спальни. Мне сейчас только Лейфа здесь не хватает, ага.

Утром, поднявшись с постели, успокоенные и умиротворенные, мы с Ладой спустились в гостиную, где нас уже дожидался Лейф с завтраком. Сам новик удобно устроился в кресле и читал газету, изо всех сил делая вид, что кроме нее, его совершенно ничто не интересует. Артист погорелого театра. Он своими взглядами скоро нам спины насквозь просверлит.

– Да у нас все в порядке, Лейф. Успокойся уже – не выдержал я. А как тут стерпеть, когда его взгляды даже поесть толком не дают… Словно лазером жжет, зараза такая.

– Да я что, я ничего… Не глухой же… Понял, – пробормотал новик, покраснел и, ойкнув, уткнулся носом в газету.

– Хм. Надо будет обновить заглушающий наговор в спальне, – констатировал я, старательно отводя взгляд от заалевшей вслед за братом жены.

Первой не выдержала Лада, и ее звонкий смех разнесся по дому. А следом расхохотались и мы с Лейфом. М-да… Глупо, конечно, зато напряжения как не бывало.

Покончив с сытным завтраком, я отправился в спальню, переодеться к выходу из дома, Лейф вновь потерялся на кухне, а Лада… Кстати, а куда это собралась моя женушка?

– Знаешь, я подумала, что нам нужна прислуга… – словно отвечая на мои мысли, проговорила жена, старательно поправляя перед зеркалом оборки на платье.

– И?

– Вот хочу пойти, переговорить с Заряной Святославной, может, она толковых людей присоветует.

– Хм. Здравая мысль. Уж кто-кто, а наша любезная хозяйка в таких делах разбирается, – согласился я. – Но учти, не больше пяти-шести человек. И чтобы среди них обязательно был хороший повар и знающий садовник.

– Зачем нам столько? – Удивленно взглянула на меня Лада, моментально отвлекшись от своего отражения в зеркале. И зачастила: – Да и повар с садовником… А Лейф на что… и сада у нас нет. А Заряна Святославна хоть мне и доверяет, но чужого человека до своих цветов ни за что не допустит!

– Стоп-стоп-стоп, милая! – Я поднял руки вверх. – Подожди. Давай так, ты хозяйка, вот и поступай, как считаешь нужным… Свои пожелания я высказал, следовать им или нет, думай сама. Хорошо? И насчет повара… тебе не кажется, что заставлять твоего брата все время торчать на кухне как минимум некрасиво? Все-таки он член семьи, а не прислуга…

– Ох.

Это все, что она мне ответила, и, хлопнув юбкой, унеслась из комнаты. Метеор! Хм. Вот что секс животво… ой, это не из той оперы. Я ухмыльнулся. Нет, действительно, после вчерашней нечаянной исповеди Лада словно стотонную плиту с плеч сбросила… И это не может не радовать.

Поправив шейный платок, я придирчиво оглядел свое отражение все в том же зеркале и удовлетворенно кивнул. К бою готов.

Поймать извозчика на нашей улице не проблема, благо на соседнем перекрестке у них что-то вроде стоянки, так что уже через четверть часа лихач вез меня в присутствие.

Но на этот раз, прибыв в канцелярию, я не стал подниматься в приемную шефа, или, наоборот, спускаться в атлетический зал. Нет, сейчас мой путь лежал в исследовательское отделение… для обстоятельного разговора с одной обаятельной рыжей лисой. Ну вот не верю я, что Лада случайно наткнулась на Высоковскую и та, СЛУЧАЙНО, проболталась ей о грядущей смерти некоего подопытного Старицкого. Хоть Хельга и не является кадровым офицером, но понятие служебной тайны ей знакомо не понаслышке, а значит… будем действовать, как в старом анекдоте, по принципу: Кто будет мухлевать, получит по морде, по этой наглой, рыжей морде!.. Фигурально, конечно. Еще не хватало мне женщин бить… И Эльза не в счет. Она была врагом, а враг пола не имеет. Откуда первичные и вторичные признаки у мишеней, правильно? Не нужны они им. Вовсе…

Вот так и поверишь в изречение, что женщина скажет правду только тогда, когда ей это выгодно. Хельга, с которой я столкнулся прямо в дверях лаборатории, заметив мою многообещающую улыбку, отчего-то попятилась и, судорожно сглотнув, попыталась ретироваться в лаборатории, ага. Где нет ни одного запасного выхода.

– А скажи-ка мне, добрая девушка, чья была идея подставить Ладу под брачный приворот? – поинтересовался я, привалившись спиной к мною же запертой двери.

– Н-не понимаю, о чем ты. – На миг замявшись, решительно тряхнула рыжей гривой Хельга.

– Ну же, Хельга, мы друзья или нет? – Вздохнул я.

– Друзья, но я все равно не понимаю, о чем ты говоришь. – Она попыталась улыбнуться. – Ну-ну… с того времени, когда меня можно было поймать на мимике и моторике, много воды утекло, подруга дорогая, и я не ленился учиться, так что искренность чувствую хорошо.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Спустя полчаса.

– Госпожа Высоковская!

– Не понимаю, о чем ты говоришь…

– Хорошо. – Вздохнул я, окончательно устав от этого бессмысленного диалога. – Не скажешь мне, скажешь брату. Зная Берга, он наверняка даже не подозревает о том, каким образом была найдена доброволец… доброволица… не знаешь, как правильно? Нет? Вот и я тоже. Так что, зовем брата?

– Виталий. Зачем тебе это? – Наконец, вздохнула Хельга.

– Ну должен же я знать, кому морду бить?! Телепневу, Сакулову или вовсе Грацу? – Я развел руками.

– Что?! Морду? Не хольмганг? – опешила Хельга.

– С дуба рухнула? – Теперь пришла моя очередь удивляться. – За что хольмганг-то? За семейное счастье?!

– Подожди, Виталий… Я уже ничего не понимаю. – Присев на стул, Хельга потерла указательными пальцами виски. – Тебе нужно знать, чья была идея приворожить вас с Ладой, чтобы, по твоему же выражению, набить ее автору морду, так?

– Именно. – Кивнул я.

– Без вызова на хольмганг и не до смертоубийства? – вновь уточнила моя рыжая собеседница.

– Точно так. – подтвердил я и, заметив хитрый блеск в глазах Хельги, покачал головой. – Только не врать. Иначе подставленный узнает, что его сдала именно ты…

– Жаль. – Вздохнула Хельга. – С Сакуловым мне еще работать и работать. Скажи, а зачем тебе эта драка, Виталий?

– Ну, как бы то ни было, а мне сильно обидно, что кто-то решил, будто он вправе менять судьбы людей, даже не поинтересовавшись их мнением…

– Но ведь Лада сама предложила… – попыталась перебить меня Хельга, но замолчала под моим укоризненным взглядом.

– Лада на тот момент была романтичной влюбленной девчонкой! Она предложила это, потому что ее подвели к такому решению. В том числе и ты. Скажешь, нет? Некрасиво, Хельга. Вот мне и интересно, чья это была идея. Мы уже выяснили, что это был не Сакулов. Подозреваю, что и Грац здесь ни при чем. Он хоть и служит не за страх, а на совесть, но на такую комбинацию не пойдет… не того склада человек. Так ведь?

– Так. Так. – Вздохнула Хельга и вдруг улыбнулась. – А знаешь, я с удовольствием посмотрю, как ты будешь «бить морду» его сиятельству. Вот честное слово.

Ну не могу я сердиться на эту рыжую… наверное, это потому, что она мне троюродную племянницу напоминает… Такое же увлекающееся существо.

– Значит, он?

– Да.

– Что и следовало ожидать. Ладно, черт с тобой. Как договорюсь с князем о времени поединка, я тебе сообщу. – Махнул я рукой, и Хельга нервно икнула.

– Ты… ты серьезно?

– Увидишь. – Я хмыкнул и, отперев замок, отправился с визитом к шефу. Собственно, я и до разговора с Хельгой почти не сомневался в том, чья это была затея, но… подстраховаться стоило. А то мог бы и конфуз выйти…

– Добрый день, Вент Мирославич. Его сиятельство у себя? – пожав руку ротмистру, поинтересовался я.

– У себя. Но если хотите с ним поговорить, лучше зайдите прямо сейчас. В три пополудни назначено заседание Кабинета, так что… – заметил Толстоватый и кивнул в сторону телефонного аппарата. – Доложить?

– Будьте любезны. – Не знаю, может, в моем тоне что-то такое проскользнуло… или в улыбке, но ротмистр вдруг побледнел и, нервно кивнув, поднял трубку телефона.

– Ваше сиятельство, надворный советник Старицкий… – протараторил он в трубку и, получив ответ, указал мне на дверь. – Идите, он ждет.

– Посол шведский принять просят… – хмыкнул я себе под нос, открывая дверь в кабинет шефа.

– Виталий Родионович, добрый день. – Обосновавшийся у окна Телепнев кивнул в сторону «гостевого» кресла и сам, отлепившись от подоконника, занял привычное место за огромным рабочим столом. – Присаживайтесь и поведайте, что за прожект привел вас в мой кабинет на этот раз.

– Хм… Не совсем прожект, ваше сиятельство… Скорее, беспокойство.

– Вот как? – Князь вздернул бровь, и небрежную отрешенность сменил интерес. Ага, думает, я пришел, чтобы скуку его развеять. Ну-ну… в чем-то его сиятельство прав… Скучно ему точно не будет.

– Именно так, Владимир Стоянович. – Кивнул я. – Видите ли, я тут просмотрел списки всех занимающихся в моем зале и отметил прискорбную закономерность… можно сказать, преступную небрежность!

– Виталий Родионович, давайте обойдемся без бюрократического пафоса. Право же, не стоит. – Князь нахмурился, явно ожидая от меня какой-то подлянки и… не ошибся.

– Как скажете, ваше сиятельство. – Я изобразил тяжкий вздох. – Если говорить проще, то мною обнаружено лицо, злостно нарушающее ваш приказ по канцелярии об обязательном посещении атлетического зала. К сожалению, мой чин не позволяет мне самостоятельно наложить на это лицо взыскание, посему я и пришел к вам…

– Виталий Родионович. Неужели нельзя было просто подать бумагу на мое имя? – Скривился Телепнев, на что я только развел руками.

– Владимир Стоянович, бумага это официальный документ… Представляете, как это будет выглядеть, когда я подам вам жалобу… на вас же? Засмеют.

– По… На меня?! – Есть! Я таки вывел его из равновесия!

– Ну да. Именно вы и есть тот самый нарушитель. Что делать будем, ваше сиятельство?

– Господин Старицкий! По-моему, вы зашли слишком далеко в своей наглости и панибратстве… – наконец поняв, что я над ним просто издеваюсь, взревел князь.

– Ничего страшного! Один мой знакомый и вовсе опустился до сводничества, так что мы с ним составим отличную компанию. А, Владимир Стоянович? Шесть кругов по три минуты…

– Пф-ф. – Вскочивший было с кресла князь замер и, шумно выдохнув, рухнул обратно, так что несчастный предмет мебели довольно громко заскрипел. – Во-от оно что… Дознался, стало быть. Ну да, немудрено… Виталий Родионович, вы хоть понимаете, что тогда другого выхода не было? – тихим голосом проговорил Телепнев.

– Понимаю. Потому что, если бы другой выход был возможен, а вы все одно воспользовались бы наивностью Лады, я бы вас даже на хольмганг звать не стал…

– Наглец, вы, однако, батенька. Нагле-ец… – Покачал головой князь, окончательно приходя в себя. И усмехнулся. – Неужто титул самозваный глаза застил?

Это что, теперь он пытается меня из равновесия вывести? Ха!

– Титул? А я, признаться, про него и забыл, ваше сиятельство… Двенадцать кругов и… вторые шесть можете поделить с Бйорном Орваровичем и Эдмундом Станиславичем.

– Виталий Родионович, ты что, вообще ничего не боишься? – с каким-то даже изумлением поинтересовался Телепнев. И что ему ответить?

– Боюсь… знаете, Владимир Стоянович, действительно, боюсь. Например, того, что лет через двадцать кто-то ушлый вот так же окрутит мою дочь с каким-нибудь поганцем, или сына в какой-нибудь многоходовке используют втемную и выбросят с доски, после удачного размена. А вы за своих детей и внуков не боялись бы?

– Все-таки ты первостатейный наглец, Виталий Родионович. – Князь побарабанил пальцами по столешнице и, после минуты раздумий, решительно кивнул. – Завтра, в девять часов. Шесть кругов по три минуты и… обойдемся без участия Рейн-Виленского и Гдовицкого. Первому голова еще для дум государственных понадобится, а второму на батальных полотнах с бланшем под глазом некомильфо…

– Договорились, Владимир Стоянович. – Я поднялся с кресла и, отвесив шефу уважительный поклон, взялся за ручку двери.

– А что, Виталий Родионович, действительно, без хольмганга обошлись бы? – Вопрос, как выстрел в спину.

– А это вы у Меклена Францевича поинтересуйтесь. – Обернуться… и улыбнуться. Вежливо.

Прав князь, обнаглел я беспримерно, но, во-первых, что не позволено тому же Толстоватому, под страхом дисциплинарного взыскания, то вполне дозволено привлеченному специалисту, в смысле заштатному советнику. А во-вторых… Честно говоря, будь на месте Телепнева кто-то другой, например, тот же боярин Шолка или даже Рейн-Виленский, я бы и не подумал так выёживаться. Каким удивительным это ни покажется, при его работе, Владимир Стоянович – человек, лишенный подлости, как черты характера. Напрочь. Ну нет в нем этой гнили. Потому и понял меня, как понял в свое время Грац… Это не значит, что при необходимости у него дрогнет рука подписать смертный приговор или отправить человека на пытки, в подвал или к мозголомам, вовсе нет. Вот только он не станет делать ничего подобного, что называется, на всякий случай. Вымирающий вид, между прочим, а на «том свете» и вовсе вымерший… как мамонты.

Эх. Ладно, эту авантюру провернули, пора заняться другими делами. Я подмигнул несколько бледному ротмистру… вот точно знаю, что он слышал всю нашу беседу от и до, хотя не понимаю, как ему это удалось, учитывая стоящую на кабинете главы канцелярии глушилку. Впрочем, не мои проблемы. Если хоть слово из нашего разговора станет известно в канцелярии или где-либо еще, князь своего адъютанта наизнанку вывернет.

Придя к такому заключению, я спустился в зал и, обнаружив там Тишилу, со скуки гоняющего подвернувшихся под руку охранителей, растянул губы в улыбке. Ну, собственно, что-то такое мне и было нужно, чтобы спуститься с небес на землю. Тихомиру, по-моему, абсолютно по барабану, гонять десяток обмундированных лосей или одного заштатного сотрудника… Вымотал меня этот энтузиаст белого оружия не хуже ротного в, казалось, навсегда позабытой учебке. К счастью, в тот момент, когда я уже был готов признать, что выдохся, в зал вошел Лейф. Спаситель!

Демонстративно ахнув, узнав текущее время, я тут же обменял себя любимого на новика и стремительно уковылял в раздевалку. Теперь душ и домой. Сегодня нам с Ладой еще предстоит визит с извинениями к Заряне Святославне, так что к семи вечера я должен быть свеж, бодр и весел. Не то хозяйка дома еще больше обидится, и не видать мне тогда медовиков, а Ладе зимнего сада.

Вспомнив о запланированном визите, я несколько скис. Ну в самом деле, ладно это было бы очередное, уже ставшее обыденным посещение соседки и хозяйки усадьбы, с домашним чаепитием в тесной компании немногочисленных соседей… Так ведь нет, Заряна Святославна прислала приглашения в свой салон, как оказалось, ежегодно открывающий свои двери с наступлением июля. И народу на этих так называемых «летних вечерах» бывает весьма и весьма много. А у меня, благодаря руянским приключениям, кажется, развилась некоторая антипатия к подобным увеселениям. И ведь умом понимаю, что уж у Смольяниной-то мне беспокоиться не о чем, а вот поди ж ты…

А уж эти сборы… Как сказал один любитель оперы, в очередной раз дожидаясь, пока его жена и дочери, наконец, закончат наводить марафет и они смогут отправиться в этот «храм искусства»: Как можно собираться в оперу больше трех часов? Посмотрите на меня! Беруши в уши, и я готов!

Примерно так же чувствовал себя и я, дожидаясь, пока Лада, наконец спустится в гостиную и мы отправимся в гости… угу, сорок метров по прямой. Хорошо еще хоть экипаж нанимать не пришлось.

– Виталий Родионович, наконец-то я вижу вас в своем доме и уверена, что вы не сбежите через пять минут, прикрываясь некими мифическими делами в присутствии. – Смольянина павой подплыла к нам, смерила придирчивым взглядом мой костюм и довольно кивнула при виде платья Лады, скромного, но… что б этот старый грек облез! Хм… это нервное, да.

– Заряна Святославна, вы же знаете, будь моя воля…

– О да, будь ваша воля, вы бы поселились у меня на кухне, поближе к любимым медовикам. – Рассмеялась хозяйка вечера и повернулась к моей жене. – Лада, дорогая моя, следите за своим мужем, иначе с таким рационом он скоро станет вдвое больше…

И вроде бы ничего обидного Смольянина не сказала, а вот эмоции Лады говорили об обратном.

– Не волнуйтесь, Заряна Святославна. Мужчины, знаете ли, толстеют от ночных походов на кухню, а у Виталия Родионовича в это время и других дел достаточно. – И улыбается, ага. А я чуть не покраснел. У них что, всегда так?

– Все, Ладушка, все. Прекращаем. А то твой супруг уже, кажется, готов от нас бежать. Но ты умничка, правильно себя повела. Теперь я за тебя спокойна и уверена, в обиду ты себя не дашь, по крайней мере на моих летних вечерах.

– Ничего себе тренировочка… – пробормотал я и, покосившись на мило улыбнувшихся мне женщин, вздохнул. – Нет, нет. Определенно, я не хочу ничего об этом знать.

Ответом мне стал тихий, но дружный смех Лады и Заряны Святославны.

– У мужчин такая ранимая психика. Ты уж побереги его, дорогая, – пропела Смольянина.

– Непременно, Заряна Святославна. Уж будьте покойны…

– Кстати, – Смольянина вновь улыбнулась, эдак с намеком, – Виталий Родионович, сегодня днем Лада обратилась ко мне за советом, по поводу прислуги… Скажите, дорогой друг, зачем вам нужно такое количество людей… да еще с садовником? Удовлетворите мое любопытство…

– Хм, но ведь это же очевидно, дражайшая Заряна Святославна. – Развел я руками. – В новом доме Ладе понадобятся толковые помощники.

– А повар? Лейф же безупречно готовит!

– Как я уже говорил Ладе, и она со мною полностью согласилась, Лейф – часть семьи, а не прислуга, ну а кроме того… Послезавтра я подписываю необходимые документы и Лейф Баженович Белов в тот же день отбывает в Конуград, для принятия должности второго помощника капитана яхты «Варяг».

– Как всегда стремителен и неудержим. – Покачала головой Смольянина, пока Лада пыталась прийти в себя от таких новостей. А вот меньше надо было у зеркала крутиться, глядишь, и узнала бы о моих планах еще до начала вечера. – Мне будет жаль расстаться с такими замечательными постояльцами, как вы, Виталий Родионович, Лада…

– Ну, до этого еще далеко. К тому же я искренне надеюсь, что вы не оставите нас без приглашений. – Улыбнулся я, подхватывая с подноса небольшое аппетитное пирожное.

– О да… – Наблюдая за мной, Смольянина рассмеялась. – Лада, даже не надейся получить рецепт моих медовиков. Иначе я рискую никогда больше не увидеть вас у себя в гостях.

Да, присутствуй здесь князь, он мог бы быть счастлив, Заряна Святославна и Лада отомстили за него, весь вечер старательно меня высмеивая. Как будто у них других тем не было! Нет, я понимаю, что на самом деле Смольянина просто натаскивала Ладу, обучая ее всем нюансам этих светских сборищ. Испортит мне жену, как пить дать, испортит! И все равно это был неожиданно славный вечер. Мне даже удалось сойтись с одним интереснейшим человеком, оказавшимся великолепным знатоком сталей… и их производителем. Может быть, нам удастся договориться с ним о выделке нужных нам марок, и тогда можно будет с легкостью отказаться от свеаландских поставок. Все-таки, несмотря на все прелести союза, подобные закупки у соседей изрядно бьют по карману… М-да… Но все хорошее рано или поздно заканчивается, завершился и этот теплый июньский вечер.

А на следующий день… Хм. Бокс это не рукопашка, и шесть раундов по три минуты с Телепневым оказались вовсе не синекурой, так что после этого боя мы с князем еще добрых трое суток дружно кряхтели и сопели, потирая синяки и шишки. Зато пар спустили… и Хельгу порадовали. Она оказалась единственным человеком, допущенным в зал, да и то не в качестве зрителя, а в роли скорой помощи, на случай, если мы чересчур увлечемся…

Хоть бы эмоции прикрывала, лиса рыжая! Я же из-за ее восторженного писка чуть апперкот не пропустил! А в шестом раунде мне-таки удалось достать князя прямым в ухо, и победа осталась за мной…

Спокойствие сонной осенней улицы на окраине Хольмграда в этот солнечный полдень было нарушено приближающимся гулом, не громким, но необычным, никогда ранее здесь не слышанным. Вот дернулась занавеска в окне маленького домика, приютившегося на углу Бронной и Стершневой, со скрипом отворилась дверь трехэтажного доходного «гордеевского» дома, а вон и любопытные мальчишки высыпали к решетчатой ограде двора, вовсю галдя и обсуждая, что за шум доносится со стороны «старицкого» завода.

Да, мальчишки самые осведомленные жители Хольмграда, если не считать кумушек, конечно. Уж эти вездесущие дьяволята точно знают, где, что и когда произошло. И сейчас они шумят, размахивая руками… Ну конечно, уж кому как не им знать, что на старицком заводе строят новые паровозы, что могут ездить где угодно без рельсов, и вот сегодня первые «монстры» должны прокатиться через весь Хольмград, чтоб показаться люду. Кое-кто заикнулся было, что это может быть и не паровоз, а экипаж, но был тут же осмеян. Ведь всем известно, что Старицкий паровые повозки, иначе как «ведром с гайками» не называет. Так станет ли он возиться с такой ерундой?

Но не успели мальчишки перейти в своем споре к более тяжелым, «кулачным» аргументам, как из-за поворота показался первый питомец старицкого завода, ярко-алого цвета. И на улице вновь воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим гулом двигателей и шелестом широких шин.

Небольшой брелок, в виде креста в круге, возвышается над массивной блестящей решеткой, по бокам от которой сверкают стеклянные «глаза» фар в таких же блестящих хромом капельках корпусов, длинный лакированный «нос», изящные обводы крыльев над массивными, часто спицованными колесами, плавно переходящие в широкие подножки, под открытым, словно у ландо, кузовом… А следом, катятся еще три таких же «монстры»… Впрочем, нет. Не совсем таких. Эти экипажи закрытые, благородного темно-синего цвета, сияющие на солнце зеркальным лаком и остеклением. Вот только у замыкающей колонну машины, значительно более высокой, чем ее собратья, и даже на вид куда более мощной, вместо богатого «аквариума», лишь небольшая кабина, в которой поместится не более двух-трех человек, и огромный кузов, затянутый новомодной прорезиненной тканью. «Монстры» быстро прокатили мимо глазеющих на них детей, а когда скрылись за поворотом…

– Оне ж к Гостиному едут, больше-то некуда… – заметил чей-то не по-детски рассудительный голос, и вся ватага тут же сорвалась с места.

Автомобили действительно добрались до Гостиного двора и, притормозив, по очереди въехали на подиум, выстроенный специально для них… прямо напротив «творений» волжских и свейских мастеров. И здесь не нужно быть знатоком техники, чтобы понять: похожие на коляски, в которые забыли запрячь лошадей, дребезжаще-пыхтящие изделия упертых новгородцев и рисковых стокгольмцев безнадежно отстают от сияющих лаком и хромом, комфортабельных автомобилей хольмградского производства…

Посмотреть на произведенное земляками чудо собрался если не весь город, то его половина точно. И ведь вроде привыкли уже люди к новинкам, выходящим из ворот четырех хольмградских производств, ан нет… снова и снова удивляют их новые заводы. Вот и сейчас самые смелые из любопытных с интересом подходят к машинам, щупают кузова, заглядывают в обшитые лакированным деревом и кожей салоны. А стоящие рядом с автомобилями подтянутые молодые люди и изящные улыбчивые барышни, доставившие четырехколесные новинки к Гостиному двору, с готовностью отвечают на сыплющиеся градом вопросы.

Скорость? Груз? Зависит от модели. Если брать вон того «Великана», да-да – специальный грузовой автомобиль, развивает скорость до шестидесяти пяти верст в час и способен принять на борт полсотни пудов. Легкие авто, конечно, столько не увезут, но у них и предназначение совсем иное. Вот, например – кабриолет-купе «Летяга» рассчитано сугубо на двух человек и небольшой багаж, весом не более трех-четырех пудов. Но зато эта «белка» отличается большой скоростью и совершенно замечательным разгоном, позволяющим почувствовать всю мощь движителя. Лучший выбор для загородных прогулок с барышней. А вот лимузин «Консул» не может похвастать такими скоростными характеристиками, но ему это и не нужно. Владельцу подобной роскоши просто неприлично куда-то торопиться. «Консул» на сегодняшний день самый комфортабельный автомобиль в мире. И, наконец, «Классик» – автомобиль, сочетающий в себе довольно большую грузоподъемность и замечательные ходовые качества, создан специально для путешествий всей семьей. В нем с комфортом разместится до шести человек, а запас хода составляет триста верст. Нет, движители не паровые, электрические. Количество накопителей также зависит от модели. У «Великана», например, четыре накопителя питают два электродвигателя. На «Летяге» установлен лишь один накопитель, подключенный к единственному же электродвигателю. Сделано это для облегчения веса авто. У «Консула» и «Классика» схемы одинаковые. По два накопителя, питающих один электродвигатель. Салон «Летяги»? Карельская береза. А у «Консула»… красное дерево и сандал. Да. Хром… Золота не будет. Нетехнологично… но если на заказ, то… загляните в контору завода… И опять вопросы, вопросы…

После долгих препирательств торжественный ужин, посвященный выпуску первого авто (точнее, сразу четырех машин разных моделей), общим решением пайщиков нашей компании было решено провести в ресторане у Ладынина, чтоб никому не было обидно. И я умудрился на него едва не опоздать. Но уж тут моей вины не было ни капли. Кто же знал, что назначенная государем комиссия выберет именно сегодняшний день для визита в таки созданное нами с князем Телепневым Училище кадрового резерва? И кому как не исполняющему обязанности начальника этого великовозрастного детского сада было сопровождать дотошных визитеров?

Впрочем, вру. Судя по намекам главы комиссии – бывшего начальника хольмградского сыска, а ныне товарища министра внутренних дел, княжича Туровского, вопрос о ликвидации приставки и.о. перед названием моей должности уже решен положительно, а не верить Бернгардту Вячеславичу у меня причин нет. Так что, уже вначале следующего года, если до того времени не произойдет ничего эдакого, я окончательно выйду из подчинения Особой канцелярии вообще и его сиятельства князя Телепнева в частности. А статус заштатного чиновника сменится вполне почтенной должностью директора училища… пусть оно и находится в ведении Малого Государева кабинета, а не Министерства просвещения.

В общем-то, только эта новость и спасла меня от сердитых нотаций Лады, дожидавшейся моего возвращения домой, чтобы вместе отправиться на ужин, куда она, к ее великой гордости, был приглашена не как супруга одного из совладельцев, а как вполне себе самостоятельная фигура финансового директора компании…

Этот вечер я запомню надолго. А ежели забуду, то фотографии напомнят. Вон Леопольд Юрьевич вокруг стола кружится, все никак не наиграется новеньким аппаратом. Я думаю! В отличие от якобы переносных «ящиков», бытовавших здесь, до вмешательства нашей команды его новый фотоаппарат, произведенный на нашем «Первом оптическом», является действительно ручным, хоть и весит почти два килограмма.

– Господа! – Поднявшийся со своего места Владимир Стоянович, с бокалом в руке, окинул сидящих за столом долгим взглядом и улыбнулся. – Я рад видеть вас здесь сегодня… хотя лучше было бы все-таки устроить этот банкет не в ресторане, пусть даже и у Ладынина, а у меня в имении…

– Лучше было бы у нас, все ближе к городу, чем ваша вотчина! – воскликнула Хельга, а следом за ней и Лада поспешила сказать свое слово.

– Почему это у вас было бы лучше? Наш дом тоже достаточно велик и расположен в самой столице, а не в пригороде! И вообще, у вас, вон, в прошлом месяце новоселье справляли… – Лада тут же подняла голос в защиту нашего дома, в строительство и обстановку которого она вложила всю душу… в перерывах меж поеданием нерадивых счетоводов.

– Дамы, дамы, дамы… – не скрывая улыбки, Телепнев повысил голос. – Не ссорьтесь, пожалуйста! Еще одного спора на эту тему я не переживу.

– Продолжайте, Владимир Стоянович. – Переглянувшись, Хельга с Ладой дозволяюще кивнули.

– Хм… м-да… Так вот, как я сказал, я рад видеть вас здесь сегодня, в этот знаменательный день, на неофициальном собрании пайщиков нашего объединения. Мы славно потрудились за эти четыре года. Открыты «Первое механическое», – кивок в сторону сманенного князем у «соседей» Горбунова. Гордей Белозорич приподнял в ответ своей бокал, – и «Первое оптическое производство». – Еще один кивок, на этот раз в сторону бывшего ученика Горбунова, временно оставившего в покое свой фотоаппарат Леопольда Юрьевича. – «Первое электротехническое производство» и, наконец, «Первое автомобильное ателье». – Салют бокалом в нашу с Бергом сторону.

– Вы слышите, в каждом названии есть объединяющее их слово – Первые. Не только на Руси, но и в мире. Нашим трудом, вашими знаниями мы сделали то, чего никто и никогда еще не делал. Поздравляю вас, друзья. Но… Я хочу поднять этот бокал не только в честь выхода наших заводов на полную мощность и запуска в производство первых настоящих автомобилей. – Телепнев усмехнулся и обвел взглядом недоумевающих гостей. – Виталий Родионович, неужто и вы позабыли? Как нехорошо! Что ж, я напомню. Ровно пять лет назад, в такой же солнечный день, в Хольмград прибыл обычный Южный экспресс… вот только привез он очень необычного пассажира…

– Да уж более странных пациентов у меня точно не было… – Расхохотался Меклен Францевич. До него первого дошло, что именно имеет в виду глава Особой канцелярии и пайщик известных производств, которые, иначе как «Четверкой Первых» хольмградские дельцы уже и не называют.

– Согласна, мой муж уникален, – ровным тоном проговорила Лада, но не удержала каменного выражения лица и прыснула на пару с Хельгой.

– Вот-вот. Виталий Родионович, все, что было сделано нами за эти пять лет, без вас было бы невозможно. За вас, господин Старицкий!

Я поднялся из-за стола и впервые за очень долгое время почувствовал, как щеки разгораются огнем.

– Да, совсем забыл! – Опустошив бокал, князь вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую плоскую шкатулку. Взвесив ее в ладони, Владимир Стоянович обогнул стол и, остановившись передо мной, улыбнулся. – Я до сих пор вспоминаю отвращение на вашем лице, Виталий Родионович, когда вы рассматривали свой трофей. Помните самоходный экипаж Буса Ловчина? Как вы его назвали… «паротабуретка», да? Так вот, с согласия квалифицированного большинства пайщиков, учитывая ваш вклад в создание действительно удобного средства передвижения, было принято решение передать вам в дар первое серийное авто модели «Классик». Сначала мы хотели подарить «Летягу», но Лада Баженовна настояла, и… в общем, мы решили, что ее мнение в этом вопросе не учитывать нельзя.

– Это точно… Ее мнение попробуй не учти… Катком задавит. Особенно в последнее время, – фыркнув, прошептал я князю. Тот понимающе ухмыльнулся и протянул мне ключ.

– Благодарю вас, друзья… – Приняв шкатулку с металлической пластиной ключа, я искренне улыбнулся и отвесил присутствующим общий поклон.

– Катайтесь на здоровье, Виталий Родионович, – ответил Телепнев. – Только не прямо сейчас. Дождитесь окончания банкета хотя бы…

– Нет-нет, никак не раньше завтрашнего дня, – тут же заявила Лада. – Я видела, как летали эти экипажи на испытаниях, и поверьте, садиться за руль авто в подпитии это чистой воды самоубийство!

Спорить с Ладой никто не стал, хотя… Нет, по нынешним дорогам и семьдесят километров в час уже много. В общем, завтра покатаемся. А пока… что тут у нас из деликатесов имеется? О! А такого я не пробовал… надо будет поинтересоваться у повара. Глядишь, и удивлю Лейфа, когда он соизволит заглянуть к нам в гости. А то капитанство окончательно испортило моего ученика. Он же на «Варяге», только что не ночует… Стоп. А это что такое?

Берг толкнул меня в бок и украдкой кивнул в сторону окна, на подоконнике которого лежал черный чемоданчик странной формы. То ли чехол для аккордеона, то ли для…

– Неужто получилось? – прошептал я, и Высоковский довольно кивнул, после чего громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание окружающих.

– Господа, прошу минуту вашего драгоценного внимания. Некоторое время назад Виталий Родионович в очередной раз бросил вызов нашим с Хельгой талантам, описав устройство, идея которого, по его собственному признанию, пришла во время написания очередного отчета для нашего дорогого шефа, его сиятельства князя Телепнева… Как человек, вынужденный тратить немало времени на составление подобных отчетов, я не мог не принять замысел Виталия Родионовича близко к сердцу…

– Берг, не будьте столь многословны, пожалуйста. Наше терпение, конечно, велико, но не безгранично, знаете ли, – заметил ухмыляющийся адресат тех самых отчетов.

– Да-да, конечно, знаете, пришлось изрядно поломать голову над идеей Виталия Родионовича, но… мы все-таки смогли воплотить ее в жизнь. Замечательнейший инструмент получился, знаете ли… И куда более универсальный, нежели предполагалось изначально, да…

– Берг Милорадович! – Тут уже Телепнева в его возмущении поддержали и Грац с Попандопуло, и даже Горбунов вытянул шею, в ожидании продолжения презентации Высоковских.

– Ох, да… Прошу прощения. – Берг переглянулся с довольной сестрой и небрежным жестом левитировал чемодан себе в руки. Раздвинув многочисленные блюда, Высоковский водрузил его прямо на стол и откинул тяжелую крышку, под которой, на фоне массивного матово-черного корпуса, сверкнула полированной медью окантовка круглых клавиш и рамка сложенного экрана. – Вот. Собственно, как и описывал свою идею Виталий Родионович, в основе этого агрегата лежит обычная печатная машинка, совмещенная с экраном, вроде тех, что используются в корабельных навигацких столах, разве что поменьше размером… но это лишь вопрос удобства. Никаких принципиальных сложностей с подключением экранов любой размерности здесь нет, но это лишь приятное дополнение. Самое главное, теперь нет необходимости набирать заново весь текст в случае одной-единственной опечатки. Все набранное сначала высвечивается на экране и очень легко правится. А уж потом, по отдельной команде, введенный текст можно распечатать на бумаге. Что, несомненно, очень удобно. Больше нет необходимости сбивать пальцы о тугие клавиши и мучиться с залипающими рычагами литер. Вместо них теперь работают специальные конструкты на медных проводниках. Они переносят набранный текст сначала на экран, а оттуда на лист бумаги, целиком и сразу.

И это еще не все. Благодаря широкому использованию ментальных конструктов, мы получили возможность ввода текстов на разных языках. Специальный переключатель позволяет перевести набор текста с кириллицы на латиницу. Также, используя собственные возможности экранов, можно распечатывать не только текст, но и несложные изображения, правда, пока только черно-белые.

Но вообще, возможности инструмента отнюдь не ограничиваются одной лишь печатью… Мы с Хельгой, в качестве опыта, встроили в агрегат несколько вычислительных конструктов, используемых как в наших, так и в свейских арифмометрах, и, после небольшой отладки, они показали просто-таки замечательные результаты. Конечно, здесь есть еще над чем поработать, например, хотелось бы иметь возможность, каким-то образом сохранять введенные сведения и произведенные расчеты, не перенося их на бумагу, да и сложные вычисления высшей математики пока ему не под силу, но уверяю вас, эти задачи имеют свое решение, и в будущем мы, несомненно, справимся со всеми сложностями, а пока… мы имеем вполне работоспособный печатный механизм, многократно упрощающий процесс ведения любого делопроизводства.

Сгрудившиеся вокруг новинки, участники застолья засыпали Берга и Хельгу вопросами, а я ошарашенно рассматривал стоящий на столе агрегат… Ведь рассчитывал получить всего лишь что-то вроде электрической печатной машинки середины девяностых, а что сотворили эти неугомонные родственники?! Механический… магический… прадедушка компьютеров, едрить-колотить. Стимпанк, однако! И ведь, судя по речи Берга, они с Хельгой уже почуяли перспективность развития этой темы… Стоп! Кстати, о рыжей сестрице нашего долговязого гения…

Пока я приходил в себя от шока, Хельга успела всучить всем присутствующим бокалы с вином… чтоб поднять их за очередной успех нашей компании. Э-э, нет. Так, дело не пойдет! Я вытащил из руки Лады бокал, врученный ей Хельгой, и отрицательно покачал головой в ответ на недоуменный взгляд исследовательницы.

– Не в ее положении. – Удивление на лице Хельги сменяется пониманием, и она, тут же забыв про тост, утаскивает мою жену в уголок зала, ради разговора на животрепещущую для каждой женщины тему. Хм. Это надолго. О грядущем пополнении семьи Старицких Лада может говорить часами… по себе знаю.

Окинув взглядом оживленно обсуждающих новинку друзей, я обратил внимание на шикарно сервированный стол, о котором, кажется, наши пайщики успели позабыть, и, подвинув к себе поближе блюдо с сибирскими пельменями, принялся меланхолично его уничтожать, одновременно лениво прикидывая, что сотворят неугомонные Высоковские, если их посвятить в сакральную тайну тетриса?