ГЛАВА 6

Свое обещание я сдержал — не произнес во время занятия ни единого слова. Домашкой милейшая леди де Ривье наградила нас так, что я только диву дался — если готовиться как положено, надо до утра проторчать в книгохранилище, чтобы составить более или менее приемлемый доклад.

Впрочем, мне это все равно не грозило — пара по огню на сегодня последняя, а у меня назначена отработка. Когда впечатленные рассказом графини адепты поплелись за книгами, я бодро отправился в лечебницу, с аппетитом поедая предусмотрительно припасенный пирожок.

Выделенное под лечебный корпус здание располагалось в самом конце громадного парка, окружающего учебные корпуса и жилые башни. Низенькое и мрачноватое, внутри оно тем не менее было гораздо больше, чем казалось снаружи. Здание славилось многоуровневыми подвалами, в которых за годы существования академии потерялось немало адептов. А в коридорах его гуляло гулкое эхо.

Топать туда было минут двадцать… по прямой. Но поскольку парк был буквально напичкан заклятиями, искажающими пространство, — наследие магических дуэлей, регулярно происходивших на расположенных рядом учебных полигонах, — то идти бы мне пришлось целый час. Если бы, конечно, я не знал прямой дороги или не умел пользоваться телепортационной аркой.

Выйдя из портала неподалеку от лечебницы, я проглотил последний кусок пирожка и с любопытством присмотрелся к зданию. Увы, смотреть там было не на что: за годы моего отсутствия оно практически не изменилось. Его не покрасили, чтобы избавить от унылого серого цвета, не вымостили плитами утоптанные тропинки, не снабдили неухоженную поляну перед входом цветочными клумбами. Даже обвивающие фасад стебли плюща выглядели такими же квелыми, как и пятьдесят лет назад. Хотя выглядывающая из-за лечебницы и красующаяся заплатками из досок стеклянная крыша травяницы свидетельствовала о том, что изредка тут все же заботились о сохранности помещений. Пусть даже и таким, заплаточным методом.

Старая, покрытая подозрительными бурыми разводами и многочисленными царапинами дверь при моем приближении пошла волнами и, раскрывшись посередине громадным ртом, злобно прокаркала:

— Кто там?!

— Микробов штамм, — бодро отозвался я, гадая про себя, не сменился ли пароль.

— Заходи, — неохотно скрипнула дверь и без промедления отворилась, показав мне узкий неосвещенный каменный коридор, больше похожий на тюремные казематы. — Профессор в кабинете. Ученики в лаборатории. Тебе куда надо?

— Я на занятие по воде опоздал. Явился отбывать наказание.

— Тогда спускайся в подвал, — решила дверь. — Первый поворот налево и вниз. На двери ищи цифру три.

— Спасибо, милая, — поблагодарил я артефактную вещицу. — В следующий раз краску для тебя захвачу, а то неприлично висеть без достойного оформления.

Дверь удивленно дрогнула.

— Ого. Да ты из знающих… что ж, ловлю на слове. И даю заодно добрый совет: не верь всему, что видишь, и бойся того, чего не знаешь.

— Разумно, — кивнул я, заходя внутрь, и тут же зажег крохотный магический огонек, чтобы не остаться в кромешной темноте после того, как за спиной захлопнется дверь.

— И правда знающий, — удивился артефакт, с грохотом отрезав меня от внешнего мира. — Иди давай. Профессор тоже не любит опоздавших.

Я снова кивнул и уверенно двинулся по коридору, стараясь не прикасаться к его стенам. По опыту знаю — они холодны как лед. Если неосторожно коснуться, можно пальцы отморозить. Да и других сюрпризов здесь хватало. Ловушек, к примеру, или неожиданно провалившихся полов… многие, зайдя в это гостеприимное здание, вскоре становились клиентами профессора, сутками дожидаясь, когда мастер Ворг найдет время, чтобы вырастить им новые руки, срастить кости, свести с кожи ожоги или избавить невезучих адептов от настойчиво вылезающих прыщей, появившихся лишь оттого, что кто-то чихнул в лаборатории.

Спуск в подвал, как и обещала дверь, прятался за первым поворотом и больше походил на вход в змеиное логово. Будь я обычным светлым, точно бы не сунулся туда в одиночку: из дыры сквозило так, будто там поселились ледяные великаны, а уж смердело до того невыносимо, что некоторые падали в обморок. Хотя тут и делов-то, что вовремя нос зажать, затем проскочил через порог, спустился на две ступеньки — и все: вони как не бывало. Защита такая… от дураков. А вот начинавшаяся чуть дальше лестница и правда была серьезным испытанием: насколько я помню, мастер Ворг очень давно и увлеченно выращивал редкий, крайне капризный подвид целебных грибов, которые не терпят яркого света, поэтому нормального освещения в лечебнице не было. Старожилы-то привыкли и заранее запасались слабенькими осветительными артефактами, а вот первогодки время от времени буквально проваливались в подвал и нередко что-нибудь себе ломали.

Возмущенные родители писали ректору жалобы, требовали исправить ситуацию и даже надавить на упрямого мага, отказывающегося заботиться о безопасности учеников. Однако поскольку мастер Ворг являлся светилом лекарского дела, в свое время был личным целителем его величества Григоара Третьего, отца нынешнего правителя, да и сейчас частенько консультировал королевского лекаря, то надавить на него не получалось. А на любые претензии он с негодованием отвечал, что, кроме как в его подвале, эти грибы, которые, кстати, исцеляли мужское бессилие, не растут больше нигде в мире. И при попытке нарушить драгоценный мицелий мир останется без ценнейшего снадобья, стоимость которого на черном рынке превышает все мыслимые и немыслимые пределы.

Добравшись до нужной двери, на которой красовалась полустертая табличка с номером «три», я прислушался к доносящемуся изнутри невнятному шуму и толкнул обветшалую створку.

Внутри было тесно — комнатка оказалась совсем небольшой; холодно — как, впрочем, и везде; зато светло — лаборатории были единственным местом, где мастер Ворг позволял использовать нормальное освещение. Магическое, естественно, — чадящие факелы при практически отсутствующей вентиляции были строго противопоказаны.

Мебели тут почти не оказалось, за исключением секционного стола, где лежало обнаженное мужское тело, и покосившегося табурета, возле которого были свалены в гору набитые книгами сумки.

Хозяева сумок тоже нашлись. Адептов, подпоясанных кожаными фартуками, было пятеро — бледных, но при этом решительно настроенных и явно уверенных в том, что предстоящее дело важнее трясущихся коленок.

Двое, низко опустив вихрастые головы, стояли вокруг трупа с устрашающего вида ножами, третий сжимал в руках громадные щипцы, четвертый вооружился двузубой вилкой. Пятый, наклонившись над телом, ожесточенно пытался продавить неподатливую грудину мертвеца, пиля ее, судя по раздававшимся звукам, самой старой и тупой пилой, которая только нашлась поблизости.

Хорошо еще, топора нигде не валялось. А то к изучению головного мозга адепты приступили бы немедленно, воспользовавшись даже этим, совершенно не подходящим инструментом.

— Эй, а что это вы тут делаете? — осведомился я, бесшумно зайдя в комнатушку.

Услышав мой голос, мальчишки вздрогнули и дружно вскинули головы, а у орудующего пилой субъекта от неожиданности выпал из рук рабочий инструмент. С громким лязгом окровавленная пила грохнулась на пол, вызвав мерзкое эхо. Давно не мытый пол окрасился свежими алыми разводами.

— О, вскрываете! — вытянув шею и оценив по достоинству измочаленные ребра, догадался я. — И как? Получается?

— Не очень, — хмуро ответил пилильщик и, наклонившись, поднял с пола орудие пытки.

— Темные? — предположил я, не увидев закрытых фартуками эмблем. — Второй курс?

— С чего ты взял? — заносчиво спросил тот же парнишка. Худенький, светленький, зеленый весь, но настроенный более чем агрессивно.

Я хмыкнул.

— На первом курсе темные обучаются целительскому делу вместе с мастерами, а у тех по расписанию занятие только послезавтра. Третий курс относится к трупам более спокойно, а четвертый никогда не начал бы вскрытие с распиливания грудины или переломов ребер. Пятый — тем более. Ну а светлыми вы не можете быть по определению — у них процесс обучения построен иначе.

— Ты сам-то кто? — недобро спросил второй паренек, у которого в руках были щипцы.

— Отработка у меня тут. А вы почему одни на занятии?

Мальчишка подумал, а потом, похоже, не увидев во мне явной угрозы, неохотно опустил щипцы.

— Мастер Ворг занят. Работает наверху. А нам велел определить причину смерти этого человека.

— У вас же первое занятие, — озадачился я. — Почему он не показал вам хотя бы основы?

— Он пообещал, что кого-нибудь пришлет… вероятно, имея в виду тебя?

Я на мгновение задумался, а потом пожал плечами:

— Получается, так.

— Чтобы нас учил светлый?! — презрительно фыркнул белобрысый любитель пил. — Да Ворг окончательно свихнулся!

Я улыбнулся и прошел к дальней стене, где ровным рядком висели давно не стиранные, покрытые бурыми разводами фартуки.

— Не нужно задевать уважаемого мастера, — заметил, скидывая сумку в общую кучу. — Кто знает, какие тут витают заклятия? Может, он нас сейчас прекрасно слышит?

Адепты тревожно переглянулись, а я, выбрав самый чистый фартук, неторопливо его надел и, обойдя стол по кругу, занял место белобрысого.

— Мастеру не до нас, — неуверенно послышалось мне в спину. — Он, когда работает, никого и ничего не замечает.

— Все может быть, — рассеянно откликнулся я, изучая следы надругательства над трупом. — А может и не быть… ты готов рискнуть и остаться на отработку из-за чрезмерно длинного языка?

— Да пошел ты… — буркнул мгновенно насупившийся парнишка.

Я только головой покачал и, кинув на неуверенно переминающихся мэтров строгий взгляд, сухо велел:

— Подойдите. Оттуда вы ничего толком не увидите, — а когда они неохотно сделали шаг вперед, протянул руку. — Щипцы отдай.

Второй паренек, оказавшийся более сговорчивым, послушно протянул свой инструмент и выжидательно замер. Невысокий, крепко сбитый, со спокойным лицом и на редкость цепким взглядом… хороший из него может получиться мэтр. Внимательный и неглупый. Таких надо беречь и учить всему, что только можно.

— Убери, — указал я ему на накрывающую ноги мертвеца окровавленную простыню. — Мешать будет.

Тот послушно стащил с тела мятую ткань, а я удовлетворенно кивнул.

— Тебя как звать?

— Верен.

— Рад знакомству, Верен. Мое имя Гираш. Что ты можешь рассказать нам о трупе?

Мальчик нервно оглядел лежащее между нами тело и дернул плечом.

— Ну, это мужик. Еще не старый, но уже и не молодой. Снаружи мы его осматривали — ран вроде нет…

— Вроде или нет? — уточнил я, не торопясь приступать к вскрытию.

— Руки и ноги целы, кости — тоже, на голове крови не видно, — буркнул Верен, а затем хмуро указал на синюшно-багровые пятна на нижней части тела. — Это ведь просто трупные изменения, да? Они у него по всей спине идут. Я такое уже видел, когда папку хоронил.

Я одобрительно цокнул языком.

— Мне нравится твоя выдержка, Верен. Если тебе больше нечего сказать о теле, то возьми нож и сделай вертикальный надрез в ямке между ключицами.

— Я что-то упустил? — тут же насторожился парень.

Ну вот! Я же говорил, что он умница!

— Есть немного, — наклонившись и оттянув нижнюю губу мертвеца, я наскоро осмотрел ему рот, приподнял веки, попытался согнуть пальцы на руке, ощупал кости черепа, проверил шею, а затем улыбнулся. — Судя по состоянию зубов, это был довольно бедный человек… и не самый добропорядочный.

— Добропорядочного нам бы сюда не положили, — фыркнул тихонько белобрысый. — Да и богатенького не дали бы распотрошить.

— Тоже верно. Кстати, у этого типа выбито несколько зубов, причем задолго до смерти. Пару раз был сломан нос, есть несколько рубцов на затылке и немало шрамов на теле, которые позволяют назвать его возможную профессию.

— Вор? — тут же навострили уши мальчишки и, позабыв про то, что я светлый, наперебой выпалили свои догадки:

— Солдат!

— Каторжник!

— Убийца!

— Может, и так, — согласился я и вопросительно посмотрел на хлопающих глазами ребят. — Но если вы правы, то убийцей он был неважным. Гильдия обычно более внимательно относится к своим членам и не позволяет им так опуститься. Хотя, возможно, когда-то наш друг серьезно напортачил и залег на дно, надолго отказавшись от заказов. Что еще важно? Зубы находятся в плохом состоянии — в последние годы он плохо питался. Кожа морщинистая, дряблая — наш клиент незадолго до смерти сильно похудел. Но мышцы все еще рельефные, так что он был, скорее, работником физического труда, нежели казначеем или торговцем. На коже наколок нет, значит, о каторжанине, скорее всего, речи не идет. А вот смертельных и видимых травм действительно не наблюдается. Предварительно можно сказать, что если его и убили, то не обычным колюще-режущим инструментом… Кстати, вас как звать-то?

— Петер, — почти без промедления отозвался крайний слева — тощий, почти как я, пацан с большими глазами.

— Грош, — сразу за ним откликнулся средний — хмурого вида крепыш с упрямо выдвинутым вперед подбородком. — А это — Молчун. Он почти ничего не говорит. Даже нам. Поэтому спрашивать бесполезно.

Я посмотрел на болезненно худого, какого-то утонченно-хилого сопляка с изящными чертами лица и кивнул, отметив про себя, что белобрысый, в отличие от друзей, не представился. Указал Верену на горло мертвеца и уточнил:

— Справишься?

Мальчик кинул обеспокоенный взгляд на друзей, на лицах которых появилось странное выражение, а затем выдохнул и резким движением взял со стола лекарский нож. Подошел к трупу, выразительно сглотнул и, приставив к его горлу острое лезвие, неуверенно нажал.

— Чуть левее, — посоветовал я. — И сильнее… вот так. Кто из вас знает, что такое единый вертикальный разрез?

— Это когда от глотки до паха, что ль? — пробормотал белобрысый.

— Верно, — поощрительно улыбнулся я.

— Меня, между прочим, Шарком зовут, — недовольно буркнул он и тут же отвел глаза. — Шарк де Гадж.

Я без улыбки кивнул:

— Я запомню.

Взял второй нож и одним быстрым движением рассек кожу на мертвеце от горла до лонной кости. Отодвинул сперва один, а потом и второй кожный лоскут, отделил их вместе с жировой прослойкой от мышц, а затем вывернул наружу, обнажив измочаленные Шарком ребра.

Со стороны послышалось звучное глотание, а кто-то из мальчишек поспешно отвернулся.

— Вы что, трупов не видели? — удивился я такой странной реакции.

— Н-нет, — прохрипел позеленевший Молчун, зажимая обеими руками рот. — На первом курсе нам только лягушек и крыс показывали… и органы… по отдельности. А вот так…

— Тогда учитесь, — пожал плечами я и, взяв щипцы, привычным движением перекусил одно за другим все ребра, метя в те места, где костная часть переходила в хрящевую. — Вот так. Не стоило их ломать или пилить не по местам сочленений — бесполезная трата сил и времени. У старушек еще ладно — у них кости хрупкие, а у мужчин…

От раздавшегося оглушительного хруста Верен посерел. И лишь огромным усилием воли остался на месте, когда я, отложив щипцы, ловко подцепил ножом легко отделившуюся грудину, после чего откинул ее в сторону, как крышку люка, и довольно хмыкнул:

— Вот и все…

Хлоп!

В стройном ряду будущих мэтров образовалась широкая прореха — кажется, Молчун не вынес душераздирающего зрелища и на самом интересном месте грохнулся в обморок.

— Пусть лежит, — со вздохом сказал я, когда соседи нагнулись, чтобы привести его в чувства. — А то чует мое сердце — если вы его сейчас растолкаете, он будет падать снова и снова и набьет себе с десяток шишек вместо одной. Верен, держи.

Мальчонка, не глядя, машинально протянул руку, но, когда увидел, что я ему показываю, издал какой-то нечленораздельный звук и шарахнулся в сторону.

Жаль, перехвалил…

— Да что вы за некроманты? — с досадой спросил я, когда и остальные попятились от стола. Потом сокрушенно покачал головой, подсунул пальцы в сделанный на горле надрез, ухватился за гортань, пересек удерживающие ее связки и резким движением выдрал наружу.

Петер вовремя успел отскочить в сторону, чтобы не запачкать соседей.

— Г-гадость какая, — сдавленно прошептал позеленевший так же резко, как недавно Молчун, Шарк, однако взгляда от распухшего языка покойника не отвел. — Зачем ты делаешь это так?! П-почему не по отдельности?!

— Так удобнее. И риск повредить органы минимальный. Погодите, сейчас достану остальное, и сами все поймете… — Я аккуратно вытащил все внутренности и, прижав нижний отдел кишечника, перехватил его ножом у основания. — Тут главное — не выдавить содержимое наружу. А то чуть не уследишь — и… Ну вы меня поняли.

Отползший в дальний угол Петер продолжал надрываться.

— Вот и я о том же, — согласился с ним я и плюхнул внутренние органы на свободный угол стола, запачкав его кровью.

Петер, обернувшись и увидев эту картинку, сдавленно закашлялся. После чего отвернулся снова и в третий раз склонился над оскверненным углом.

Его поддержал Грош, который помчался к соседнему углу. Более стойкие Верен и Шарк ошеломленно застыли, а потом переглянулись и, увидев россыпь багровых капель на коже друг у друга, судорожно сглотнули.

Я тем временем выхватил из лежащего на краю стола инструмента ножницы и, подробно комментируя свои действия, вскрыл крупные сосуды, на внутренней поверхности которых, несмотря на немолодой возраст мертвеца, не было ни единой жировой бляшки. Тщательно их промыл, плеснув водой из стоявшего внизу ведра. Затем разрезал легкие, убедившись, что при жизни труп увлекался курительной травкой; бросил кусочек легкого все в то же ведро, убедился, что мужика не утопили; осмотрел почки, которые при внимательном изучении оказались сморщены и деформированы; умело вскрыл сердечную сумку, не особенно надеясь отыскать в сердечной мышце признаки плохого кровотока; затем вплотную занялся печенью… и именно тут обнаружил самую важную улику.

— Ага! Наш жмурик скончался от банальной болезни под названием «недоперепил»! — торжествующе ухмыльнулся я, оглядев увеличенную, бугристую, бледно-коричневую печень. — Невеселая у него была жизнь, однако! Прикладывался к бутылке он явно не один год! Видите эти бугорки, парни?!

Ответа на свой вопрос я не услышал. А когда недоуменно поднял голову от искромсанного трупа и обнаружил на полу уже не одно, а целых два неподвижных тела, рядом с которыми с болезненным стоном прощался с обедом стойкий Верен, то огорченно вздохнул и отложил окровавленный нож.

— Что ж, будем считать, что причина смерти установлена. Наверняка в пищеводе найдутся утолщенные вены, которые в самый неподходящий момент лопнули. Началось кровотечение, наиболее частая причина внезапной смерти запойных пьяниц и, наверное, самый простой ответ на вопрос мастера Ворга.

— Было бы неплохо, молодой человек, если бы вы все-таки закончили вскрытие, — внезапно раздался от двери надтреснутый голос. — У вас безусловно неплохие навыки, но я хотел бы получить более веские доказательства, нежели простые домыслы.

Осознав, что несколько увлекся, я повернулся к двери и поклонился стоящему на пороге мастеру — невысокому лысому и очень худому магу, который выглядел так, словно вот-вот рассыплется на части. Кожа у него казалась такой тонкой, что могла порваться от малейшего прикосновения, на кистях виднелись разбухшие вены, похожие на пиявок, напившихся крови; морщинистое лицо выглядело отталкивающе, но спрятавшиеся в складках век глаза смотрели живо и очень внимательно.

Мастер Гриндер Ворг был стар уже тогда, когда я в первый раз поступил в академию. В те годы он много брюзжал, досадовал на расписание, ворчал на неумех-адептов, вечно портящих ему материал; забывал про лекции; бормотал что-то невпопад, но при этом даже Совет признавал, что второго такого целителя в Сазуле еще не рождалось.

Ворг был известен почти так же, как его королевское величество. О нем знали абсолютно все. И были точно уверены, что если есть на свете способ излечить ту или иную болячку, то мастер Ворг его непременно отыщет.

Человек-легенда, уникальный целитель с изумительным, редчайшим по силе даром, который был достоин искреннего восхищения. И которого я искренне уважал хотя бы за то, что в том процессе, по результатам которого преданных мне мэтров лишили дара, он один-единственный не постеснялся поддержать моего учителя и сохранить им хотя бы жизни.

— Добрый вечер, мастер Ворг, — почтительно поприветствовал я мага.

— Продолжайте, — сухо велел он, указав на труп.

Я послушно отвернулся и, вскрыв стенку желудка, из которого на покрытый кровью стол вылилось немалое количество черной жижи, развел руками.

— Я же говорил…

Чтобы окончательно уважить старика, я расширил разрез, добравшись до пищевода, вывернул наружу его покрытые такими же разбухшими, как вены на руках у мастера, сосудами. Очистил их от сгустков уже свернувшейся крови и негромко добавил:

— Я был прав, мастер: это именно кровотечение.

— Неплохо, — скупо бросил от двери светлый и окинул меня с ног до головы внимательным взглядом. — Кто такой? Почему я вас впервые вижу?

— Первый курс, мастер Ворг. Это мой первый учебный день в академии.

— Для первого курса вы слишком смышлены… имя? Род?

— Невзун, — улыбнулся я. — Вы, вероятно, слышали о моем отце…

— Еще бы, — внезапно сощурился мастер. — Что ж, будем считать, что отработку я принял.

— Я могу идти? — удивился я, откладывая в сторону нож.

— Да. И заберите с собой этих… — пренебрежительно указал он подбородком на стоящих у стеночки мальчишек. — В прежние времена мэтры еще до поступления знали, как отличить утопленника от удавленника. И не падали в обмороки при виде распоротого живота. А нынче — тьфу да и только. Нет больше тех мэтров, которым я готов с уважением пожать руку. А скоро вообще никого не останется, если наше руководство не предпримет серьезных мер.

— Не могу с вами не согласиться, — кивнул я, деловито отмывая руки в ведре. — Но, насколько я заметил, определенные меры все же предпринимаются.

— Да разве это меры? — поморщился мастер и устало привалился к косяку. — Вот, к примеру, сразу видно, что вас воспитывал настоящий некромант — вы дерзкий, нахрапистый, не боитесь запачкаться и продолжите отстаивать свое мнение даже тогда, когда все остальные против.

Я потупился.

— Отец вырастил вас упрямым и своенравным…

Интересно, откуда он узнал о моих подвигах?

— У ректора я спросил, — усмехнулся вдруг маг. — Да и у вас все на лице написано, молодой человек. Не умеете мысли скрывать. Совершенно.

Ну это вы так думаете, мастер.

— Ладно, Невзун, проваливайте, — так же неожиданно улыбнулся мастер Ворг, показав редкие желтоватые зубы, а потом закашлялся. — Устал я сегодня… нет больше ни сил, ни времени. Даже на этих необразованных оболтусов. Поэтому приберите тут и тащите недоумков на улицу. Пусть проветрятся, пока не заблевали все вокруг.

Я нахмурился, уловив в голосе старого мага презрение, но он уже отвернулся и медленно поплелся прочь, шаркая ногами и бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Старый он все-таки, столько даже чародеи не живут. А он еще как-то скрипит, борется, упрямо барахтается, совсем как Нич в свое время. И, наверное, просто не верит в лучшее?

Вымыв руки и стянув с себя испачканный фартук, я оглядел учебную комнату и поджал губы: уборка тут предстояла серьезная. Давно не мытый пол, багровые потеки на стенах, истерзанный труп, вяло ворочающиеся адепты под ногами. Интересно, заметит кто-нибудь, если я использую кое-что из старого арсенала? И не обидится ли старый мастер, если я чуть-чуть почищу ему вентиляцию? Впрочем, демоны с ним. Он не давал подробных указаний, а значит, моя фантазия почти ничем не ограничена… в пределах разумного, конечно. Так что плевать на все — уберусь с помощью бытовых заклинаний. А то там весь ужин сожрут, пока я занимаюсь всякими глупостями.