12 августа 2000 года. В 11.30 старлей Лавринюк, командир гидроакустической группы ракетного крейсера «Петр Великий», увидел на экране радара большое светлое пятно, а спустя мгновение в динамиках раздался хлопок. Одновременно вздрогнул и сам «Петр Великий». Взрыв услышали не только акустики, но и все, кто был на «Петре Великом». В частности командующий Северным флотом Вячеслав Попов. Он стоял на мостике, дожидаясь торпеды, которую как раз в это время должен был выпустить «Курск» в ходе учебных стрельб.

— Что это у вас трясет? — спросил командующий.

— Включили антенну радиолокационной станции, — сходу ответили ему.

Через полтора часа командующий флотом, не дождавшись ни торпеды с «Курска», ни планового донесения лодки (она должна была выходить на связь каждый час), ни ее всплытия, улетел на берег, где и сообщил журналистам об успешном завершении учений.

Так — вкратце — рисует события известный адвокат Борис Кузнецов, в чьей уникальной книге по минутам восстановлена хроника военного бардака и воинствующей безответственности. «Курск», от взрыва которого содрогнулись десятки участвующих в учениях кораблей (да и учения-то были: лодка стреляет по кораблю, корабль ее выслеживает), был объявлен аварийным в 23.30 и обнаружен спустя 31 час.

Для сравнения: когда в 1983-м у берегов Камчатки затонула подлодка «К-429», тогдашний главком ВМФ Горшков прилетел на Камчатку через 10 часов после аварии и лично возглавил спасательную операцию. Водолазы тогда совершили 1666 спусков и спасли 106 моряков.

13 и 14 августа все еще были уверены, что подводников спасут. С лежащего на дне «Курска» стучали SOS, и эти стуки слышал по корабельной трансляции весь экипаж «Петра Великого» — 600 человек. Начиная с утра 14 августа, спасательный аппарат АС-34 начал погружения к «Курску». Ему так и не удалось пристыковаться к 9-му отсеку, а во время одного из погружений аппарат задел и погнул центрирующий штырь на крышке люка. Пресс-служба ВМФ заявила, что это произошло не из-за плохой техники или неопытности спасателей, а из-за деформации комингс-площадки при взрыве. Однако когда норвежские водолазы с первой же попытки пристыковались к «Курску», они сказали, что люк «открылся очень легко».

Подозрения Главкома ВМФ Куроедова, который заявил, что «более чем на 80 % уверен в столкновении „Курска“ с иностранной субмариной», тоже не оправдались. Когда лодка была поднята, стало ясно, что на ней взорвалась торпеда.

Следствие провело все необходимые экспертизы и по минутам восстановило хронику событий. А дальше встал простой вопрос. Когда погибли моряки? Если они умерли через 4–8 часов после катастрофы, то командование флота не виновато в их гибели. Если они жили несколько дней — те дни, когда весь экипаж «Петра Великого» слышал SOS, — то командование виновато, поскольку проявило преступную халатность.

И тогда на свет явились еще две экспертизы. Одна, судебно-медицинская, подписанная экспертом Колкутиным, который на основании медицинских данных (отсутствие гликогена в печени и мышцах, повышенное содержание сахара в крови) устанавливает, что подводники прожили после катастрофы не более 8 часов. Эксперты, которым адвокат Кузнецов показывал это заключение, не разделили его уверенности. Норвежский эксперт Инге Морилд отметил, что «в телах с признаками разложения гликоген никогда не находили», а шведский профессор Джован Радже высказался по поводу российской экспертизы еще жестче: «It's criminal».

Вторая экспертиза касалась стуков SOS, которые слышали 600 человек. И постановила: стуки происходили из подводной части обычного надводного корабля. Сидела какая-то сволочь два дня и беспрерывно стучала. А почему она стучала не на фоне грохота механизмов, что было естественно для трюма, а на фоне журчащей воды? А черт ее знает.

Книга Бориса Кузнецова драгоценна тем, что представляет собой летопись подробнейшего следствия. О Беслане или «Норд-Осте» такой летописи уже не напишешь. Только через два года выяснилось, что в «Норд-Осте» погибли не 129, а 174 человека. И когда «Новая газета» опубликовала фото и номер «Шмеля», из которого стреляли по школе в Беслане, никто даже не почесался. А в деле «Курска» — пытались. Посылали водолазов. Поднимали лодку. Проводили экспертизы. Выяснили все — с пугающей точностью. И только в последний момент передернули карты.

Но есть и еще одна вещь, самая главная, которую адвокат оставляет за кадром, ибо она не входит в сюжет книги. За всей историей с расследованием гибели «Курска» видна железная воля человека, который хотел выяснить, «как оно было». Русские водолазы не вошли в лодку, и так было просто не позорить русских водолазов, сказать «туда невозможно проникнуть», — но чья-то воля, сломав традиционные военно-морские фобии, послала туда норвежских водолазов. Главком намекнул, что лодку потопили американцы, — и так было просто согласиться с ним, а не позорить русский флот, нанимая иностранную фирму и поднимая подводную лодку со дна.

Воля только одного человека могла сделать это — воля президента России Путина. Это было нарушение всех и всяческих табу, вбитых чекистским окружением и холодной войной. Это было осознание своей личной ответственности перед вдовами. Исполнение обещаний. Желание узнать правду во что бы то ни стало. Не могу себе представить не то что Горбачева — Ельцина, дающего добро норвежским водолазам.

И где-то между августом 2000 года, когда утонул «Курск», и февралем 2002 года, когда расследование близилось к концу, этому человеку принесли на ознакомление результаты тех двух экспертиз. Я пытаюсь себе представить, как это было. Ведь президент Путин — разведчик. То есть начатки знаний в области судебной медицины у него должны иметься. Как он мог не поинтересоваться — с каких пор медицина умеет определять с точностью до нескольких часов время смерти человека, если труп пролежал в воде несколько месяцев? Как он мог не спросить: а как же стуки SOS? А что же вы мне врали?

Что-то изменилось в президенте за два прошедших года. Возможно, ему стало все равно. И тот человек, который искренне клялся вдовам сделать все для установления правды, закрыл глаза на две — всего две — сомнительные экспертизы из десятков.

И это оказалось началом конца. Нельзя проводить следствие, позорящее армию, — и не снимать военачальников с постов. Тогда уж лучше врать с самого начала. Закрыв глаза единожды — лучше их не открывать.

После «Норд-Оста» президент Путин уже не обещал родственникам разобраться, каким образом террористы проникли в Москву. Он просто объяснил им, что газ был совершенно безвреден.

После «Курска» главком Куроедов предположил, что «Курск» потопили иностранцы. «Курск» подняли, и оказалось, что он неправ. После Беслана насчет иностранцев предположил сам президент Путин.

Это предположение тоже будет выяснено следствием. Подробным. Честным. Которое заинтересуется и номером «Шмеля», и многим другим. Но не сейчас. А через несколько лет. После краха режима.