Все-таки 1908-й
Разговоры о цикличности русской (иногда – и мировой) истории ведутся давно, еще в семидесятые на ней настаивал Янов, а в девяностые мать и дочь Латынины остроумно разоблачали эти удобные теории, и все-таки, глядя на регулярные повторения великих событий, чувствуешь себя как герой «Града обреченного» Стругацких, впервые заметивший, что у Эксперимента есть некие закономерности планетарного порядка. Это вам не какие-нибудь повторения цветных революций или удушающих реакций, не жалкий человеческий фактор, а Тунгусский метеорит собственной персоной.
В последнее время я все прикидываю, что у нас впереди: то ли революция, то ли оттепель, с поправкой, разумеется, на масштаб. С одной стороны – все очень похоже на николаевское «мрачное семилетие», после которого случилась Крымская война, смена власти, умеренный прогресс, реформы и культурный взлет. С другой – столетний цикл властно напоминает о себе, и тогда, увы, зимне-весенние события прошлого года – это наш редуцированный и неудачный девятьсот пятый (после него всякие веховцы тоже ругались: слили, дескать, протест, и народу вы чужды, и за МКАД вас не знают – придите, поклонитесь Шевкунову и Уралвагонзаводу!), а живем мы сейчас в банальной столыпинской реакции, только без Столыпина. Слишком многое указывает на это повторение – в том числе и катастрофа четырнадцатого года. Я уверен, что Олимпиада пройдет блистательно, – да вот что будет после Олимпиады? Ведь и Первая мировая начиналась для нас не так плохо и сопровождалась всенародным единением, подъемом даже… Давно замечено, что великие события всемирной истории повторяются в смягченном масштабе, из военной сферы перемещаясь в экономическую либо спортивную. Мировая война принимает форму кризиса, мундиаля, Олимпиады… Как бы то ни было, перед падением режима он должен сам нанести себе последний пинок – ввязаться во что-то очень затратное и не особенно успешное; и Сочи вроде как годится на эту роль. Такие спекуляции носят характер сугубо умозрительный – играй не хочу, – но тут в историю вмешиваются силы природы. И говорят: да, все именно так, мене, мене, текел, упарсин.
Конечно, челябинский метеорит – далеко не Тунгусский. Перед Тунгусским небо светилось дней пять и потом еще около месяца; взрыв метеорита – точнее, кометного тела, как считает сегодня большинство специалистов, – был подобен взрыву водородной бомбы (пятьдесят мегатонн в тротиловом эквиваленте); тайгу повалило на территории в две тысячи квадратных километров. Под Челябинском все было скромнее – стекла повылетали и нанесли порезы нескольким десяткам жильцов. Но ведь и наш пятый год был скромнее – обошлось, слава богу, без Баумана, без «Потемкина» и «Очакова», без всероссийских стачек и Московского восстания, хотя, впрочем, и без манифеста о свободах, так что реакция наступила сразу и откровенно. И Олимпиада, при всех своих затратах, при всех последующих разборках, которые предсказывают уже сейчас, – далеко не так травматична, как Первая мировая война. В общем, нам явлен масштаб грядущих перемен: в семнадцатом не будет ни разрухи, ни двух революций (они, видимо, сольются), ни двоевластия, а восемнадцатый обойдется без красного террора. Слава богу, правящим классам ничего особенного не грозит. Выдвинутый Эдуардом Лимоновым к собственному 70-летию лозунг «Отнять и поделить» не обернется такими же кровавыми последствиями, как «Мир хижинам – война дворцам» или «Экспроприация экспроприаторов». Все будет соотноситься с 1917 годом примерно в той же пропорции, что и декабрьские митинги 2005 года – с Всероссийской стачкой, а взрыв Тунгусского метеорита (упомянутые пятьдесят мегатонн) – с челябинским, который был раз в сто слабее. Кроме того, есть непроверенная информация, будто метеорит сбила ракета из Миасса, из системы ПВО, – такими утверждениями полон Интернет. Стало быть, успели среагировать, и теперь, глядишь, в семнадцатом тоже обойдется. Еще и мундиаль посмотрим.
Все это не так забавно, как кажется, но и не так страшно: приятнее жить в предсказуемом мире, где главные события уже неоднократно репетировались. Главное же – выясняется важная в прогностическом смысле истина: «какая сверхдержава – такие и теракты», или, грубо говоря, масштаб катастрофы соответствует масштабу объекта. Причем, как показывает практика, масштаб определяется не размерами – географически мы, слава богу, по-прежнему большие – и не богатством (в этом смысле наши историки будут еще не раз ссылаться на 2013 год, последний, кажется, перед катаклизмами). Вся проблема, оказывается, в интеллектуальном и культурном масштабе – то есть в том вкладе, который страна вносит в мир. Россия начала XX века – одна из главных, ключевых стран на планете, от нее многое зависит, на нее оглядываются, ее писатели и театры – лучшие в мире, темпы ее развития поражают воображение. Россия начала XXI века – провинциальная страна, населению которой решительно плевать, что с ним делают. В России XX века грамотность неуклонно повышалась – в современной России она стремительно падает. Россия XX века взорвалась, как Тунгусский метеорит. Россия XXI века мирно перейдет в новое состояние, как после полета челябинского, – разве что в Интернете пошумят. А в мире, глядишь, и вовсе почти не заметят.
Хорошо бы так все и было, – по крайней мере, соотношение масштабов вроде бы соблюдается; но, кажется, война 2014 года была далеко не последней, и не она запустит маховик новых российских, скажем так, перемен.