С погружением

Лучший способ изучения языка – так называемое погружение, когда никто вокруг тебя не говорит по-русски: хочешь не хочешь – запоминай слова. Лучший способ изучения истории – ее проживание, и потому в России так хорошо знают историю: она повторяется, и каждое поколение застает свой кусок учебника. Нам сегодня становится многое понятно про эпоху столыпинской реакции (с той разницей, что теперь нет и Столыпина), про канун революции и про то, почему эта революция, случившаяся без Ленина и при минимальном участии большевиков, в конце концов досталась именно Ленину и большевикам.

Само собой, реакция – плохое время, и гадость ее не в том, что попираются идеи прогресса (что такое прогресс – вопрос темный, особенно в циклических схемах вроде нашей), а в том, что плодятся дурные настроения и дурные люди; особенно востребованы становятся плохие душевные качества вроде способности брюзжать со своего уютного дивана на власть и оппозицию, которые хоть как-то шевелятся; торжествует пошлость во всех ее видах, но объявляют ее венцом творения, – а любые убеждения выглядят, напротив, пошлостью, и во всех искренних душевных движениях принято видеть прежде всего коммерческий интерес. Совпадения дословные – разве что, как я уже замечал, вместо андреевского «Рассказа о семи повешенных» выходит фильм о семи помешанных, только американский. А узнав о резком росте самоубийств среди подростков и молодежи, я с ужасом вспомнил то, что многажды писал об этом Чуковский – и не он один: одна из первых работ Питирима Сорокина посвящена этой же проблеме. Самоубийства, впрочем, – лишь один симптом глубокой социальной болезни, порожденной отвращением общества к себе, к собственному прошлому и будущему. Не менее опасным следствием этой болезни становится недоверие к любому действию вообще, эскапизм во всех видах, ненависть всех ко всем – причем если сравнительно недавно в Интернете, как нашем единственном зеркале, еще можно было различить условное дробление на болотников (от Болотной площади) и поклонников (от Поклонной горы), сегодня практически любое сообщество, как нестойкий элемент, существует пару дней и тут же начинает дробиться. Вы такие – нет, вы такие; вы сякие – нет, вы еще хуже! В этих условиях бессмысленно кому-то что-то доказывать. Отвращение к другому – лишь проекция отвращения к себе, а оно хоть и бывает необходимо в творчестве, но в общественной и личной жизни ничем, кроме депрессии, не кончается. И если можно еще худо-бедно внушить человеку любовь к ближнему – полюбить себя способен только он сам, и сегодня у него нет к этому ни малейших оснований.

Но у всех, кто живет сегодня, есть отличный шанс понять, почему русская революция закончилась октябрьским переворотом; и те, кто больше всех пугает нас этим переворотом, больше всего делают для того, чтобы он опять стал неизбежен. Леонид Радзиховский и многие его единомышленники утверждают, что власть в России всегда падала сама, без особенного участия низов, и это верно, поскольку в пирамидальных системах иначе не бывает – революционеры в лучшем случае умудряются воспользоваться этим кризисом, до которого начальство неуклонно и строго доводит себя само. Но это не повод ничего не делать – напротив! Когда власть падает, должны найтись те, кто готов ее подхватить. Если единственным ответом на вопрос о потенциальной правящей партии опять окажется только ленинское «Есть такая партия!» – винить в этом следует не Ленина.

Реакция – время полного забвения приличий. Когда оппозиционера – совершенно неважно, каких убеждений, – похищают, пытают и шантажируют судьбой близких, безнравственно повторять: «Вы же революционер, что ж вы не готовились к худшему, не спали на гвоздях? Это политика, как говаривал один нынешний критик Кремля, а некогда пылкий лоялист; здесь и убить могут». Безнравственно предъявлять к оппозиции любые требования – от морального ригоризма до идейной бескомпромиссности, – а самим не шевелить и пальцем, приговаривая с дивана «Не время» или «Не поймут». Никто не зовет вас в оппозиционные ряды, но имейте хоть каплю совести – не клевещите на тех, кто в этих рядах оказался по воле судьбы, темперамента или все той же совести: они могут быть сколь угодно бесполезны – и все-таки полезнее вас. Беда и вина русской интеллигенции в том, что от социального действия она перешла к веховству, то есть к конформизму, заботе о репутации, самовнушению «именно в этом и состоит сермяжная правда», то есть русская матрица… В результате в семнадцатом, когда власть пала, ее подняли самые небрезгливые – в этом смысле у Ленина конкурентов не было. Даже эсеры не смогли стать альтернативой ему – что уж говорить о кадетах, монархистах и внепартийных мыслителях! «Нового Ленина» приближают не Удальцов с Навальным, а те, кто сегодня хихикает над Координационным советом. «Не раскачивайте лодку – будет революция, и вам первым не поздоровится!» – этот лукавый, весьма угодный властям лозунг мы слышали не раз. Но революция при таких властях будет все равно – раскачивай или не раскачивай лодку; власти вступили на этот путь и сходить с него не собираются. Революция эта будет не восстанием масс, а кризисом и расколом элит, как и в семнадцатом. Масштаб ее будет не в пример меньше, но риск ее захвата небрезгливейшими по-прежнему велик. И небрезгливейшие обязательно победят – если те, кому положено думать и решать, так и не покинут дивана. В этом случае им предстоит изучить историю русской разрухи и воздвигшейся из нее тирании с полным погружением. На этот раз, похоже, последним.