Крымский кластер

Александр Жолковский – один из крупнейших филологов современности и мой литературный учитель во многих отношениях – подробно разработал понятие «кластера», или «мотивного комплекса»: в самом грубом и приближенном объяснении – это устойчивый набор персонажей, обстоятельств, деталей, сопровождающий разработку одного и того же сюжета в самых разных вариантах. Почему так полу чается, почему сходная ситуация требует одних и тех же героев или знаковых примет – объяснить очень трудно. И сам Жолковский, насколько я знаю, не одобряет применения его кластерной теории к истории либо чьей-либо личной биографии. Но мы-то не строгие филологи, поэтому можем позволить себе проследить некоторые мотивные комплексы в русской истории. Это занятие в любом случае более плодотворное, чем комментирование стремительно развивающейся ситуации: частности ее развития непредсказуемы, но итог недвусмысленно ясен, и схема (инвариант, говоря по-научному) обозначена давно.

Ну, например: каким загадочным образом связаны масштабные спортивные торжества и соблазны внешней экспансии? Почему получается так, что Олимпиада-80 сопровождалась международным скандалом вокруг вторжения СССР в Афганистан? Возможны остроумные интеллектуальные спекуляции на тему разных вариантов самосохранения большой и явно деградирующей империи, которая должна самоутверждаться одновременно как ведущий игрок в мировой, простите за выражение, геополитике и как образец мирного, радостного центра спортивной и культурной жизни («мы делаем ракеты» – «а также в области балета»). Олимпиада и вторжение как бы уравновешивают друг друга, претендуя на доминирование в разных и даже противоположных сферах. Я почти убежден (всегда сохраняется шанс на чью-либо безбашенность либо нервный срыв), что Россия удержится от военных действий на территории Крыма и пресечет любые провокации неумеренных патриотов; я убежден также, что обещание Рамзана Кадырова оказать братскую помощь Крыму есть лишь более или менее (по-моему, менее) удачный риторический ход. Но с кластером ничего не поделаешь – после триумфальной (как и в 1980 году) Олимпиады Россия стоит перед соблазном экспансии, а экспансия эта неизбежна, поскольку только внешняя угроза способна оправдать и узаконить вовсю раскручивающиеся внутренние расправы. Это не только расправы с оппозицией, но и ротация собственных борцов с коррупцией, которые боролись с ней столь успешно, что, как врачи в чумном бараке, слегка заразились. Если Крым и не станет ареной прямого столкновения России с былым сателлитом, то некий внешний конфликт все равно неизбежен, поскольку желателен; конечно, он может остаться «холодным», но без него экономические проблемы и грядущая рецессия не получат единственно достоверного объяснения. Самая массивная телепропаганда не заставит россиян поверить, что в подорожании мяса и овощей (а главное – водки, водки!) виноваты обвиняемые по «болотному делу», подзуживаемые братьями Навальными. Все списывает только «она», мать родна, она же хреновина одна. Если слишком долго размахивать ружьем, снявши его со стенки, оно стреляет не просто по законам инварианта, но даже по системе Станиславского.

И еще один кластер, совсем уж странный. Почему конец затянувшегося царствования, которое ни одной проблемы не решает, а только все вымораживает, оттягивая неизбежные кризисы, так фатально связан с Крымом? Почему «мрачное семилетие» Николая I, до полусмерти напуганного заграничными революциями, увенчалось Крымской войной, утратой Севастополя и сменой власти, вследствие чего в России начались наконец реформы и произошел небывалый культурный и научный подъем? Почему именно Крым оказался «точкой силы» и как связаны между собой крымский кризис и чудовищная в своей чрезмерности расправа над совершенно безобидными диссидентами? Ведь «болотное дело», дело «Pussy Riot» и дело Петрашевского выглядят несколько даже навязчивыми историческими параллелями, хотя ни от участников митинга на Болотной, ни от фурьеристских разговоров в кружке Петрашевского для государства не проистекало ровно никакой опасности. Разумеется, задним числом можно найти объяснение всему, но, воля ваша, таинственная связь истории с географией не дает мне покоя. Я не задаюсь вопросом, почему Николай Павлович не встречал в своей деятельности сколько-нибудь серьезного сопротивления и заморозил всю Россию своими светло-голубыми очами до состояния полной неконкурентоспособности: слава богу, за десять лет реформ многое наверстали и вырвались вперед, хотя стали в конце концов палачами Польши и вырастили у себя отчаянных террористов. Я только спрашиваю: почему самая буквальность этих совпадений так внятно подчеркивает наш замкнутый круг?

А чем кончится – понятно, чем кончится. Кластер – вещь жестокая. Неотменимая, как продуктовый набор советских времен.