ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, мы последовательно рассмотрели жизнь и деяния русских патриархов первого периода патриаршества. И увидели, что все они, от первого до последнего, поразительно едины во всех основных направлениях деятельности, в подходе к основным проблемам церкви и жизни, во взглядах на свои обязанности, в общем мировосприятии (не только в мировоззрении). Но ведь не было центра, где готовились русские патриархи! Никто не внушал каждому из них, что он непременно должен поступать так, как его предшественники. Каждый был свободен в выборе решений и образе своего правления, все они были разными по происхождению, характеру, образованию и другим качествам, находились в разных ситуациях. И тем не менее - такое единство духа и действий! Если мысленно первого патриарха Иова поменять местами с последним - Адрианом, то явно, что последний вел бы себя в начале XVII века так же, как и первый, а первый в конце столетия - так же, как последний. В том же самом периоде истории и в тех же обстоятельствах русские цари, архиереи, священники вели себя далеко не одинаково. Так что нельзя объяснить единство духа, мысли и действий патриархов только тем, что они были русскими, или только тем, что они были православными. Остается искать объяснения их единства в том, что они были русскими православными патриархами!
Значит, за титулом «патриарх» в том периоде истории стоит нечто большее, чем просто титул предстоятеля Церкви. Мы явно имеем дело с неким особым духовно-историческим институтом, с чем-то внутренне цельным, обусловленным в своем возникновении, существовании и образе служения какими-то едиными духовно-историческими причинами и обстоятельствами.
В самой идее русского патриаршества, как мы видели, было с самого начала заложено представление о его всемирном, глобальном значении. Патриаршество учреждается в России, поскольку она стала православным царством, «третьим Римом», к которому как бы перешли теперь честь и значение «Рима первого» и «Рима второго», то есть мировой православной державы. Это основной логический стержень множества знакомых нам суждений представителей как Восточной, так и Русской церквей. Эта идейная линия соединяется с другой логической линией: основной задачей такой державы и патриаршества в ней является хранение православия, которое иначе, то есть как вера гражданского общества в целом, сохранено быть не может, что показала история с Флорентийской унией и с унией Брестской.
Православная вера - вот главная ценность и святыня, ради сохранения которой промыслительно возникает и Россия как «третий Рим» и патриаршество в ней. «Царство» и «патриаршество» оказываются духовно-исторически взаимообусловлены. Их совместными усилиями православие хранится как сокровищница спасения не только для русского народа, но и для всех православных народов, для всего мира. Убежденность в этом мы так же очень часто встречаем и в словах восточных иерархов, и в мечте Алексея Михайловича стать освободителем и царем всего православного Востока, и в словах русских патриархов.
Но православие - это не только сумма догматических и иных вероучительных представлений (хотя они и имеют первостепенную важность). Православие - это определенный образ жизни во Христе, ярче всего выражающийся в идеалах Святой Руси, как она исторически сложилась.
Такими идеалами для всего русского общества в целом еще в середине XVII века являются: 1) стремление к сближению с Богом и пребыванию в единении с ним из чистой любви ко Христу на «узком пути» (Мф. 7, 13-14) подвига по правилам православной аскезы, с тем, чтобы 2) находить в этом единственное подлинное благо уже здесь, на земле, и в полной мере - в «Иерусалиме Новом» в неизреченной радости вечного общения с Богом, Пресвятой Богородицей, ангелами, всеми святыми и друг с другом. В соответствии с этими основными принципами земная жизнь воспринимается не как самоцель, но как средство к достижению жизни вечной. Все земное (личную, семейную, общественную, тем паче - церковную жизнь, хозяйственную, культурную, государственную деятельность) нужно преображать во образ небесного, как оно открывается людям из «естественного» и Божественного откровения (Священного Писания и Предания), всего того, чему искони учит православная Церковь. Оцерковляя себя, человек стремится и к оцерковлению всего, что попадает в сферу его жизни, то есть к оцерковлению твари в той мере, в какой это возможно в земных условиях бытия.
Такой образ жизни реально осуществлялся лучшей частью русского общества на протяжении веков и являлся общепризнанным для всех, даже для тех, кто ему не следовал и потому должен был оценивать свое состояние как грех.
Тем самым свидетельство о том, что в земных условиях бытия подлинно христианская жизнь возможна не только для отдельного человека, но для целого государства, общества, - вот что несла в себе Россия, вот что призваны были беречь и защищать русские цари и патриархи!
Не удивительно поэтому, что Россия подверглась особо ожесточенным нападениям темных сил, возглавляемых диаволом и ангелами его. В плане эмпирической действительности эти нападения объективировались в различных беззакониях среди самих же русских людей, в том числе иногда и царей, бояр, прочих «сильных мира сего» в явлениях нравственной распущенности, феномене самозванчества, в иностранных интервенциях, в различных идейных и духовных влияниях, исходящих от антицеркви, или «церкви лукавнующих» (Пс. 25, 5), как назвал ее пророк Давид. Это тоже человеческое сообщество, возникшее достаточно давно, проявившее себя наиболее активно в строительстве Вавилонской башни, затем существовавшее на протяжении веков в различных организационных формах жреческих каст, тайных братств и обществ в разных народах и на разных континентах, в христианском гностицизме, всякого рода оккультных течениях, в тамплиерстве, в масонстве... Это сообщество также стремится к объединению в себе всего человечества, но не с целью возведения его в Рай Небесный, а с целью вовлечения в безумную идею строительства новой Вавилонской башни всемирной цивилизации, будто бы обеспечивающей построение «рая на земле».
Начиная с эпохи Ренессанса, западная наука и культура - не во всем, конечно, но в значительной мере - оказались основаны на явных и тайных гностических учениях, исходящих из антицеркви, оказавших также определенное влияние и на западное христианство.
Учений этих русские люди не знали (или не всегда знали). Но хорошо отличали «вавилонский» характер и дух западных влияний, не всегда справедливо относя этот дух к собственно христианской вере людей Запада. Западные христиане сами вынуждены были вести борьбу с этим Вавилоном. На Руси его влияние приводило в непосредственных результатах к обмирщению жизни, к чрезмерному желанию устройства земного благополучия как главной цели жизни человека, внешнего богатства и могущества как главной цели государства, а в дальнейших результатах и к отречению от православия, открытому презрению его правил и требований христианского благочестия к «Ренессансу» духовно-идейного язычества и даже к более опасным глубинам, что особенно проявилось в настроениях Петра I и его единомышленников.
Правды ради следует сказать, что отношение России к Западу не было однозначно отрицательным никогда. Даже в периоды острой идейной борьбы русские охотно общались с Европой в области торговли, некоторых искусств и ремесел. Патриарх Никон, уничтожавший иконы западного письма, охотно носил западные очки, пользовался западными книгами по медицине, новинками военной техники... Так же поступали и многие. Более того, западных иностранцев у нас просто любили, когда они были искренне дружелюбны к нам.
Человеческая природа, поврежденная грехом, при определенных обстоятельствах бывает более склонна ко злу, чем к добру, к соблазнам более, чем к свидетельству истины. Поэтому значительная часть русского общества в XVII веке начала склоняться к принятию тех отрицательных и, в сущности, совсем не христианских влияний, которые исходили от Запада. Начинался внутренний, духовный раскол России. Он сфокусировался на высшем уровне в раскол между царской и патриаршей властью, который произошел при патриархе Никоне и царе Алексее Михайловиче. Ближайшей причиной разлада между ними послужила неясность вопроса о компетенции царя и патриарха в делах Церкви, в рамках концепции России как «третьего Рима». Патриарх Никон подробно, глубоко и совершенно правильно формулировал святоотечески-русское представление о гармонии («симфонии») церковной и царской власти.
В связи с разладом царя и патриарха возник и раскол церковный.
Лишив себя единения и совета с патриархом Никоном, царь Алексей Михайлович допустил две ошибки, которые можно считать роковыми: 1) желая привлечь на свою сторону старообрядцев - противников патриарха, он дал им полную свободу и возможность широкой проповеди в столице и центре России; 2) он не понял пагубности постановлений Соборов 1666-1667 годов, проклинавших старообрядцев и самые старые обряды (вопреки линии патриарха Никона, допускавшего возможность одновременного употребления и старых, и новых обрядов в Церкви), и не предотвратил принятия ошибочных постановлений, что вполне мог бы сделать.
Так выяснилось, что в «третьем Риме» одним лишь «благочестивым царем», без патриарха, единство веры и Церкви практически сохранено быть не может.
Кроме того, выход царской власти из совета и согласия с духовной, патриаршей можно рассматривать и как конфликт мирского («плотского») начала общества с духовным, конфликт, при котором это мирское начало обнаруживает свое нежелание быть в послушании духовному. Это точно соответствует многоразличным явлениям русской действительности того времени, начиная от увлечения антиправославными идеями в высших классах общества вплоть до культа денежной наживы в классах низших.
Выявившийся в середине XVII века этот внутренний раскол завершился к концу столетия с воцарением Петра I, открыто и сознательно разорвавшего ткань русской жизни на две половины. Это стало основой раскола между властью и высшими классами общества, с одной стороны, и народными массами - с другой, раскола, с неизбежностью приведшего Россию к революциям 1917 года.
Следовательно, провиденциально русское патриаршество было устроено как средство сохранения духовной цельности России в обстановке начинающейся секуляризации жизни значительной части народа. Теперь вполне понятно, что и в силу идей, заложенных в русском патриаршестве, и по особому Божию промыслу на патриаршество поставлялись люди, способные обеспечивать эту цельность, почему и сами они оказались духовно едиными в образе правления Церковью. И пока патриаршество сохранялось, сохранялось несмотря на все внутренние трещины и цельность православной России. Полностью расколоть эту цельность оказалось возможным только упразднив патриаршество как институт, причем упразднив волей законного царя.
Так обнаружилась и обратная связь: один лишь патриарх, без благочестивого царя, сохранить единство общества в вере и Церкви не может.
Отсюда и основной урок первого периода русского патриаршества: как в жизни каждого отдельного верующего, так и в жизни христианского общества в целом, нормальным и спасительным является правильное сочетание, гармония двух начал - духовного и плотского, церковного и светского в духе той «симфонии», которую исповедали русские патриархи, особенно Никон. Секуляризация личной и общественной жизни (культуры, науки) - это путь в смерть.
Путь ко спасению и жизни, притом не только временной, но и вечной - в подлинном единении со Христом, из чистой к Нему любви, в послушании Ему.
Что такой образ жизни не только для отдельного человека, но для огромного человеческого сообщества, а значит, и для всего человечества принципиально вполне возможен даже в земном бытии, это доказывает история первого периода русского патриаршества, вместе с тем и показывая, при каких именно условиях это возможно.
Вот то «новое слово», которое было сказано миру православной Россией и услышать которое хотят и теперь так многие на Западе. Оно не просто сказано, оно выстрадано всей героической и трагической историей России, всем ее положительным и отрицательным опытом вплоть до наших дней. Оно запечатлено во многом, в том числе с особой яркостью - в Новом Иерусалиме патриарха Никона - образе единения всего человечества в Церкви Нового завета. Поэтому для желающих слышать Русская Православная Церковь сегодня имеет право повторить однажды и навсегда сказанное ею слово. В максимальной краткости это «слово» - ХРИСТОС! И только - ОН! И ничего большего или равноценного ни в личной, ни в общественной жизни. Все, что вне Его, - суета и погибель. Все, что в нем, - жизнь и вечное радование!
