Название «Красная капелла» вошло в международный обиход после войны. До этого времени мы его не знали и не пользовались даже в кругах специалистов разведывательного дела. Я впервые пришел в политическую (внешнюю) разведку НКГБ 1 марта 1944 года. Принявший меня на работу начальник 1-го отдела Первого управления ведомства госбезопасности полковник (позднее генерал-майор) Александр Михайлович Коротков направил меня в немецко-австрийское отделение. В своем коротком напутственном наставлении он порекомендовал:

«Внимательно изучите дела-формуляры на Корсиканца-Балтийца и Старшину. Недавно нам стало известно, что фигуранты, с которыми у нас два года не было связи, арестованы гестапо и казнены. В них, этих делах, вы найдете много полезного для себя, что поможет вам быстрее освоить основы профессии разведчика».

Я последовал этой рекомендации. И действительно, внимательное изучение работы этих двух ценнейших агентов помогло мне лучше всякого учебника овладеть разведывательным ремеслом.

«Красная капелла» в наших оперативных делах не встречалась. Оно и понятно: никакой «Красной капеллы» в природе не существовало. Это кодовое название, которое в гитлеровской военной контрразведке и гестапо дали агентурным сетям НКВД и Разведуправления Красной армии, созданным в Германии, а также во Франции, Бельгии, Голландии, Чехословакии, оккупированных вермахтом. Резидентуре Доры в Швейцарии, подчинявшейся советской военной разведке, в немецкой службе контршпионажа дали другое кодовое название – «Красная тройка», потому что эта разведточка использовала для связи с Центром три радиопередатчика.

Эти названия прочно прилипли к резидентурам двух главных советских разведслужб, так как немцы не стали тратить время на то, чтобы узнать, кому принадлежат провалившиеся советские шпионские организации – Центру на Лубянке или на Знаменке. Главное, эти подпольные рации надо было как можно скорее уничтожить.

Коротков Александр Михайлович (1909–1961). Оперативные псевдонимы – Длинный, Крит, Степанов, Александр Эрдберг. Генерал-майор (1956).

Родился в Москве в семье банковского служащего. В 1927 году окончил среднюю школу. Затем работал подручным электромонтера. Через год был принят в ОГПУ в качестве монтера по лифтам хозотдела этой организации.

В начале 1933 года был рекомендован на работу в Иностранный отдел ОГПУ и в том же году по линии нелегальной разведки направлен в Париж. Он вошел в состав оперативной группы «Экспресс», задачей которой была разработка Второго бюро (разведка) Генерального штаба, проведение вербовок среди его сотрудников. Выдавая себя за австрийца чешского происхождения Районецкого, А. Коротков поступил в Сорбонну на курс антропологии. Одновременно записался в школу радиоинженеров. Однако вскоре он попал в поле зрения французской контрразведки. Чтобы избежать провала, был временно выведен в Германию, а оттуда в СССР.

С 1935 года – уполномоченный 7-го отделения ИНО ГУГБ НКВД.

В апреле 1936 года под прикрытием должности представителя Народного комиссариата тяжелой промышленности при торгпредстве СССР в Германии направлен в долгосрочную командировку в Берлин. Принял там на связь нескольких ценных агентов. В декабре 1937 года получил задание выехать во Францию для нелегальной работы. Там А. Коротков возглавил группу, созданную для ликвидации нескольких предателей.

В 1936 году его отозвали в Москву и зачислили в резерв назначения. Через год уволили из органов НКВД. Однако он отправил новому наркому внутренних дел Л. П. Берии личное письмо, где доказал, что его увольнение является ошибкой. Грозный нарком быстро отреагировал на такой экстраординарный шаг и восстановил разведчика на работе.

С апреля 1939 года А. Коротков стал старшим оперуполномоченным, а с мая того же года – заместителем начальника 1-го (немецкого) отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД.

В августе 1940 года А. Короткова направляют в Берлин в качестве заместителя легальной резидентуры под прикрытием должности третьего секретаря полпредства СССР в Германии. Он активизировал связи с такими ценными агентами, как Брайтенбах, ответственным сотрудником гестапо, резидентами Корсиканцем и Старшиной и некоторыми членами из их резидентуры. От них была получена наиболее важная информация о подготовке Германии к нападению на Советский Союз.

В первые дни войны, когда здание полпредства в Берлине было оцеплено гестаповцами, А. Коротков, рискуя жизнью, сумел несколько раз выехать в город для встреч с агентами, постановки перед ними новых задач и передачи им радиостанций, чтобы обеспечить бесперебойную связь с Центром. Вскоре в числе интернированных сотрудников полпредства СССР в Германии он вернулся в Москву.

С августа 1941 года он – заместитель начальника, а с октября того же года – начальник 1-го отдела (разведка в Германии и на оккупированных ею территориях) НКВД СССР.

В 1943–1944 годах выезжал в Иран и дважды в Афганистан для выполнения специальных заданий по ликвидации германской агентуры в этих странах, действуя под фамилией полковника Михайлова.

С октября 1945-го по январь 1946 года – резидент объединенной резидентуры внешней разведки в Германии под прикрытием должности заместителя политического советника при главноначальствующем Советской военной администрации.

В мае 1946 года А. Коротков стал начальником управления 1Б (нелегальная разведка) и заместителем начальника Первого главного управления МГБ СССР. С мая 1947 года он – начальник 4-го управления (нелегальная разведка) Комитета информации при Совете Министров СССР, а с мая 1949 года одновременно член этого комитета. С сентября 1951 года – заместитель начальника Бюро № 1 МГБ СССР по разведке и диверсиям за границей, а в ноябре 1952 года становится заместителем начальника ПГУ МГБ СССР и начальником управления «С» (нелегальная разведка). С марта 1953 года – заместитель начальника, а с 28 мая того же года – и. о. начальника Второго главного управления (внешняя разведка) МВД СССР. С 17 июля 1953 года – начальник отдела нелегальной разведки ВГУ. В марте 1954 года А. Коротков становится и. о. начальника управления нелегальной разведки и врио заместителя начальника ПГУ, а с сентября 1955 года – начальником этого управления и заместителем начальника ПГУ.

В ноябре 1956 года был направлен в Венгрию в качестве заместителя начальника опергруппы КГБ И. Серова. Участвовал в специальных мероприятиях по подавлению восстания в этой стране, задержанию активных повстанцев и изъятию оружия у населения, а также в захвате и выводе в Румынию бывшего премьер-министра Венгрии Имре Надя.

С 23 марта 1957 года – уполномоченный КГБ по координации и связи с МГБ и МВД ГДР.

В середине июня 1961 года А. Коротков был вызван в Москву. 27 июня на теннисном корте московского комплекса «Динамо» во время игры скончался от разрыва аорты.

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Награжден орденом Ленина, шестью орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды, государственными наградами ЧССР, Югославии, Польши и ГДР.

Хочу добавить кое-что от себя об Александре Михайловиче Короткове. Я многим обязан этому выдающемуся разведчику. В феврале 1944 года он сумел разглядеть что-то такое во мне, рядовом опере военной контрразведки «Смерш» («Смерть шпионам» – под таким названием это ведомство просуществовало с апреля 1943 по май 1946 года в составе Наркомата обороны, затем влилось в Министерство государственной безопасности), чего, замечу, я и сам не знал, – потенциального разведчика. И взял меня на службу в свой отдел. Поэтому я с полным правом могу считать себя его крестником.

Восемь лет, до середины 1953 года, мне довелось служить под началом А. Короткова. За сравнительно небольшой срок он дал мне возможность вырасти до начальника отдела. Это случилось потому, что Александр Михайлович щедро делился со мной своим многогранным разведывательным опытом.

И я – не исключение. Так он поступал со всеми молодыми оперативными сотрудниками, которые ставили дело выше всего, работали не за страх, а за совесть, проявляли инициативу и не страшились разумно рискнуть.

Именно такими качествами обладал он сам в высшей степени. Я не встречал ни одного разведчика, которому бы удавалось так быстро и умело решать сложнейшие оперативные задачи.

Честно говоря, начальником внешней разведки должен был бы стать А. Коротков. И дело наше, и люди только от этого выиграли бы. Собственно, он возглавил разведглавк в марте 1953 года, когда Л. Берия пришел в Министерство внутренних дел. Но судьба играет злые шутки. Александр Михайлович пробыл начальником разведывательного главка только до июля 1953 года, каких-нибудь три месяца, а после известного «бериевского дела» его сняли с этой высокой должности и сделали начальником нелегального отдела.

Правда, в опале А. Коротков находился недолго. Через год он снова стал заместителем начальника разведглавка и начальником нелегального управления. Но руль внешней разведки ему больше не доверяли.

Александр Михайлович рано ушел из жизни, можно сказать, в расцвете деловых и творческих сил, полный новых планов и задумок. К слову сказать, как-то странно выглядит судьба самой внешней разведки. Складывалось почему-то так, что самое продолжительное время, лет по 15–16, командовали люди, не прошедшие горнила разведывательного дела, не потрудившиеся в закордонных резидентурах, такие как, скажем, В. А. Крючков (1974–1988). Уж не потому ли в период их правления разведслужба пережила наибольшее количество крупных провалов (взять хотя бы случаи, связанные с изменой оперативных работников, перебегавших на сторону противника)?

В заключение еще раз повторю: Служба внешней разведки сильно выиграла бы от того, если бы ее возглавил такой великий мастер разведывательного дела, как генерал-майор А. Коротков.

Леман Вилли (1884–1942). Оперативные псевдонимы – A/201, Брайтенбах. Ценный агент советской внешней разведки.

Родился в Лейпциге в семье учителя. С семнадцати лет добровольно пошел служить на военно-морской флот. В 1911 году уволился в звании старшины, поступил в берлинскую полицию. Начал рядовым сотрудником, но скоро был переведен в контрразведывательный отдел при полицей-президиуме Берлина.

В 1929 году начал работать на советскую внешнюю разведку. После прихода к власти фашистов его отдел влился во вновь образованную государственную тайную полицию (гестапо). С этого времени Брайтенбах начал давать в Центр ценную информацию, предупреждая берлинскую резидентуру об акциях против германских коммунистов и деятелей рабочего движения, сотрудников советских организаций в Германии. Он успешно продвигался по службе в гестапо, получил звание гауптштурмфюрера СС и занял должность заместителя начальника отдела.

В 1939 году связь с Брайтенбахом была утеряна из-за «великой чистки», проводившейся в Центре, и возобновлена лишь в конце 1940 года. В начале 1941 года он неоднократно информировал берлинскую резидентуру о приготовлениях гитлеровцев к нападению на СССР.

Последняя встреча с ним состоялась 19 июня 1941 года, на которой он сообщил, что войсками получен приказ начать военные действия против СССР 22 июня после трех часов утра.

О судьбе его долго не было известно. Лишь сразу после войны документально установлено, что его в декабре 1942 года без суда и следствия расстреляли в подвалах гестапо. Выдал его связник Центра, заброшенный в Германию и попавший в руки германской контрразведки.

Крючков Владимир Александрович (1924). Один из руководителей советских органов безопасности. Генерал армии (1988).

Родился в Царицыне (Сталинград, Волгоград) в рабочей семье. В годы Великой Отечественной войны разметчик на оборонном заводе, затем перешел на освобожденную комсомольскую работу. Из комсомола был направлен в органы прокуратуры, где прослужил пять лет на разных должностях.

В 1949 году окончил Всесоюзный заочный юридический институт. Через два года его послали на учебу в Высшую дипломатическую школу МИД СССР. С 1954 года – сотрудник этого министерства. В 1955 году направлен на работу в посольство СССР в Венгрии (пресс-атташе, третий секретарь). В 1959–1967 годах – референт, заведующий сектором, помощник секретаря ЦК КПСС Ю. Андропова.

1967–1971 годы – помощник Председателя КГБ и начальник секретариата КГБ. 1971–1974 годы – первый заместитель начальника ПГУ КГБ. С ноября 1974 года – начальник этого главка внешней разведки. С 1978 года одновременно – заместитель Председателя КГБ. В 1986 году – член ЦК КПСС. С октября 1988 по август 1991 года – Председатель КГБ СССР. В сентябре 1989 года стал членом Политбюро ЦК КПСС.

В августе 1991 года за участие в ГКЧП был арестован новой демократической властью и находился в Лефортовской тюрьме. Его обвинили по статьям 64 (измена Родине) и 260 (злоупотребление властью) УК РСФСР, но следствие не сумело справиться со своей задачей. В результате подсудимый в феврале 1994 года был освобожден по амнистии.

С октября 1994 года на пенсии. Автор книги воспоминаний «Личное дело».

Награжден двумя орденами Ленина, орденами Октябрьской Революции, Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени.

Названия советских агентурных сетей ввели в оборот средств массовой информации сразу после войны сами битые немецкие ловцы шпионов. И первым это сделал бывший начальник радиоконтрразведки, скрывшийся под псевдонимом В. Ф. Флике. В 1946 году в издательстве «Нептун» (Кройцлинг) вышли в свет его книги «Шпионская группа „Красная капелла“» и «Агенты радируют в Москву. Радиорезидентура „Красная тройка“».

Немецкие контрразведчики не случайно избрали такие названия. На их жаргоне нелегальный радист – «музыкант» или «пианист». А в первые дни после нападения гитлеровского вермахта на Советский Союз немцы зафиксировали появление в эфире нескольких подпольных радиопередатчиков, которые поддерживали связь с Москвой. Значит, вступил в дело целый «оркестр» или «капелла», и не чьи-нибудь, а советские, красные. Значит, «Красная капелла».

Кому принадлежали энергично стучавшие на своих радиоинструментах «пианисты» – Разведуправлению Красной армии или внешней разведке НКГБ СССР, – это немецких контрразведчиков пока не занимало. Главная задача для них: крайне необходимо точно запеленговать радиостанции и заставить их замолчать.

В Главном управлении имперской безопасности была создана особая комиссия «Красная капелла» для борьбы с этой организацией. Ее руководитель (поначалу это был криминальный советник Гиринг, а потом оберфюрер СС Панцингер) получил высокий пост заместителя начальника гестапо Генриха Мюллера.

Так и прилипло гестаповское название «Красная капелла» к агентурным сетям советских разведслужб, действовавшим до войны и в первые военные годы в сердце гитлеровской империи и в ряде европейских стран, оккупированных вермахтом. И никто не задумывается, что на самом деле не было такой разведывательной организации, схемы которой с немецкой педантичностью изображены в делах специальной комиссии, получившей то же название.

Составленное из лучших контрразведчиков гестапо и абвера, это подразделение действовало в Брюсселе и Париже и замыкалось в Берлине на начальнике Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрере СС и генерале полиции Райнхарде Гейдрихе и шефе управления военной разведки и контрразведки адмирале Вильгельме Канарисе.

Какие же советские разведывательные структуры попали в разработку немецкой контрразведки и были ликвидированы в 1941–1942 годах?

1) Берлинская резидентура НКВД-НКГБ, которую возглавляли Арвид Харнак (Корсиканец-Балтиец) и Харро Шульце-Бойзен (Старшина).

2) Берлинская резидентура Разведуправления Красной армии, руководимая Ильзе Штёбе (Альта).

3) Парижская резидентура Разведуправления Красной армии, деятельность которой направлял Леопольд Треппер (Отто, Большой Шеф).

4) Агентурная группа Разведуправления Красной армии в Париже, которой руководил Вольдемар Озолс (Золя).

5) Агентурная группа Разведуправления Красной армии в Париже, которая замыкалась на Анри Робинсоне (Гарри).

6) Брюссельская резидентура Разведуправления Красной армии. До декабря 1941 года ею командовал Леопольд Треппер, а затем Анатолий Гуревич (Кент).

7) Брюссельская резидентура Разведуправления Красной армии, которую возглавлял Константин Ефремов (Паскаль). Он, как и А. Гуревич, был кадровым командиром советских вооруженных сил.

8) Оперативная группа Разведуправления Красной армии в Марселе. После провала в декабре 1941 года брюссельской резидентуры она находилась в ведении А. Гуревича.

9) Амстердамская резидентура Разведуправления Красной армии. Ею руководил Антон Винтеринк (Тино).

10) Брюссельская резидентура Разведуправления Красной армии во главе с Иоганном Венцелем (Герман).

11) Оперативная группа Разведуправления Красной армии в Лилле. Ее возглавлял Исидор Шпрингер (Ромео).

Иногда к «Красной капелле» относят резидентуру Разведуправления Красной армии в нейтральной Швейцарии во главе с Шандором Радо (Дора). Это неверно. Если уж придерживаться гестаповской версии, то эта резидентура получила кодовое название «Красная тройка». Немецкие контрразведчики разрабатывали ее отдельно от «Красной капеллы» и продержалась она, по крайней мере, месяцев на двенадцать – четырнадцать дольше.

О масштабах деятельности агентурных сетей советской разведки в Германии и других странах Западной Европы после начала Великой Отечественной войны ярко свидетельствует тот факт, что гитлеровской контрразведке в 1941–1943 годах удалось захватить по меньшей мере восемь радиопередатчиков «Красной капеллы», шесть из которых были использованы для радиоигры с московским Центром. В 1943 году швейцарские контрразведчики в сотрудничестве с гестапо вывели из строя три радиоточки «Красной тройки».

Еще более впечатляет численность агентурных сетей внешней разведки НКВД-НКГБ и Разведуправления Красной армии, объединенных гестаповцами и абверовцами в шпионскую организацию «Красная капелла». По этому делу они арестовали более ста человек, сорок восемь из них казнили. В процессе ликвидации советской разведывательной сети в Бельгии, Голландии и во Франции в застенки гестапо попало тоже не меньшее число патриотов, работавших на разведслужбу Кремля.

Источники внешней разведки НКВД-НКГБ и Разведуправления Красной армии имелись фактически во всех главных министерствах и ведомствах гитлеровской империи, в органах военной администрации на оккупированной территории, спецслужбах, управлении железными дорогами, Верховном командовании вермахта, генеральном штабе сухопутных войск, главном штабе ВВС, на крупных военных предприятиях, в банках и союзах предпринимателей, в руководящих органах нацистской партии.

Проиллюстрируем это схемой агентурных связей резидентуры Корсиканца-Старшины из литерного дела «Красная капелла», заведенного в IV управлении (гестапо) Главного управления имперской безопасности.

В центре схемы фамилии руководителей резидентуры внешней разведки НКВД-НКГБ доктора юридических и философских наук Арвида Харнака и старшего лейтенанта ВВС Харро Шульце-Бойзена, а также Рудольфа фон Шелиа, видного немецкого дипломата, ответственного сотрудника министерства иностранных дел. На самом деле он являлся главным источником берлинской резидентуры Разведуправления Красной армии, которую возглавляла Ильзе Штёбе. Этот пример наглядно подтверждает тот факт, что гестаповцы считали резидентуры А. Харнака – Х. Шульце-Бойзена и И. Штёбе одной шпионской организацией.

От этого круга отходит много стрелок (читаем справа налево) к министерствам иностранных дел, экономики, имперскому бюро труда, университету, политическому комитету НСДАП, министерству пропаганды, сброшенным на парашютах агентам из Москвы, городскому управлению Берлина, управлению имперских железных дорог, управлению имперской почты, отдельным армейским подразделениям, Верховному командованию ВМФ, Верховному командованию сухопутных войск, Управлению военной разведки и контрразведки, Верховному командованию вермахта, министерству ВВС.

Подобные многочисленные важные связи имелись и у резидентур Разведуправления Красной армии во Франции, Бельгии, Голландии. Глубокий тыл гитлеровского вермахта оказался опутанным плотной агентурной сетью советских разведслужб.

Штёбе Ильзе (1911–1942). Оперативный псевдоним – Альта.

Родилась в Берлине в рабочей семье. Работала собственным корреспондентом газеты «Берлинер тагеблатт» в Чехословакии, затем в Польше. В 1928 году познакомилась с агентом Разведуправления Красной армии Рудольфом Гернштадтом, работавшим в Варшаве собственным корреспондентом одной из берлинских газет. Через год была привлечена им к работе на советскую военную разведку.

В 1936 году стала нелегальным резидентом в Берлине. Во время «большой чистки» советских разведывательных органов связь с ней была потеряна и восстановлена в августе 1939 года.

В марте 1940 года была принята на работу в пресс-службу МИДа Германии. Поддерживала постоянную связь с ценным агентом, занимавшим ответственный пост в этом ведомстве, Рудольфом фон Шелиа. Получаемую от него важную информацию вплоть до своего ареста 12 сентября 1942 года регулярно передавала в Центр.

В гестапо подверглась жестоким пыткам, но не выдала ни одного члена своей резидентуры. 21 декабря 1942 года была приговорен к смертной казни на гильотине.

Озолс Вольдемар (1884–1949). Оперативный псевдоним – Золя.

Родился в Выдрее под Витебском, в семье рабочего. Профессиональный военный. В 1904 году окончил Виленское пехотное училище, а в 1912 году Николаевскую военную академию в Санкт-Петербурге.

Во время Первой мировой войны проявил себя храбрым и инициативным офицером. Участвовал в боях на Кавказском и Западном фронтах. В 1916 году, после завершения формирования латышских частей, его назначают начальником штаба 2-й латышской стрелковой дивизии.

После Февральской революции В. Озолса избирают председателем Исполнительного комитета съезда латышских стрелков. Когда произошла Октябрьская революция, он встал на сторону большевиков.

В конце 1918 года его направляют в Латвию для организации партизанского движения. Но там он попадает в тюрьму как «красный шпион». Заключение длится недолго, его высылают из Латвии. Однако летом 1919 года он возвращается обратно, и вскоре его назначают начальником оперативного отдела генштаба латвийской армии. В последующие годы В. Озолс играл видную роль в политической жизни Латвии, являлся одним из руководителей оппозиционного к правительству «Рабочего союза».

В конце двадцатых годов Озолс впервые установил контакт с советской военной разведкой. В мае 1934 года он был арестован, а через год выслан из Латвии и обосновался в Литве.

В 1936 году после начала гражданской войны в Испании республиканское правительство пригласило В. Озолса в испанскую армию. Там он в звании генерала служил в Штабе интербригад. После поражения республиканцев выехал во Францию. Здесь его застает известие о вхождении Латвии в состав СССР. Он обращается в советское полпредство с просьбой о возвращении на родину, но советский военный атташе предлагает ему служить Отчизне за границей в ином качестве. В. Озолс соглашается и становится нелегальным резидентом оперативной группы Разведуправления Красной армии во Франции.

В июне 1941 года ему передали радиоаппаратуру для связи с Центром, но освоить ее он не успел. После нападения фашистской Германии на СССР его связь с Москвой прервалась на два года.

Лишь в августе 1943 года В. Озолс установил связь с А. Гуревичем, который в это время, будучи арестованным гестапо, вел на стороне немцев радиоигру с Центром. Видимо, опасаясь нанести ущерб этой сложной и запутанной игре, немецкие контрразведчики не тронули никого из группы Озолса и его самого.

После освобождения Франции Золя был арестован французской контрразведкой по обвинению в шпионаже, но по требованию советской военной миссии во Франции был освобожден и до мая 1945 года оставался в Париже, работая в советском торгпредстве.

Затем В. Озолс вернулся в Ригу и работал доцентом в Латвийском государственном университете, где преподавал военную географию и геодезию.

Робинсон Генри (1897–1944). Настоящее имя Шнее Арнольд. Оперативные псевдонимы – Гарри, Анри.

Родился в Брюсселе. Позднее переехал во Францию, получил французское гражданство. В 1920 году вступил во французскую компартию. Изучал юриспруденцию в Цюрихском университете, свободно владел французским, немецким, английским, итальянским и русским языками.

В 1933 году стал работать на советскую военную разведку. В период с 1937 по 1939 год ему удалось создать большую и хорошо законспирированную агентурную сеть, добывавшую исключительно важную информацию, главным образом научно-технического характера. Агенты Робинсона работали в Англии, Франции, Германии, Италии и других странах. С 1940 года ориентирован полностью на разведку против Германии. В 1941 году вошел в подчинение Леопольда Треппера. Это решение Центра сейчас рассматривается как ошибочное.

В декабре 1942 года гестапо схватило Г. Робинсона, а в январе 1943 года арестованы все его агенты. После жестоких пыток Робинсона казнили в 1944 году.

Гуревич Анатолий Маркович (1913). Оперативные псевдонимы – Кент, Виктор Сукулов, Соколов. Паспортная фамилия по легенде – Винсент Сьерра.

Родился в Харькове в семье аптечного провизора, владельца небольшой аптеки. С 1924 года семья Гуревичей жила в Ленинграде. Здесь он закончил общеобразовательную школу, затем рабфак. В 1932 году поступает в институт Интуриста, готовивший переводчиков для обслуживания иностранцев. В 1937 году его командируют в Испанию, где шла гражданская война. Он служит переводчиком у советских командиров вначале на военно-морской базе в Картахене, затем на советской подводной лодке.

В конце 1938 года возвращается в Москву, где становится сотрудником Разведуправления Красной армии. После соответствующей подготовки А. Гуревича под видом уругвайского коммерсанта направляют в долгосрочную командировку в качестве помощника нелегального резидента в Брюсселе.

В марте 1940 года он встречается в Швейцарии с тамошним нелегальным резидентом Дора (Шандор Радо).

В 1941 году направляется в краткосрочную командировку в Берлин для оказания помощи резидентуре Корсиканца и Старшины, а также резидентуре Альты в установлении надежной радиосвязи с Центрами на Лубянке и Знаменке. В конце ноября 1941 года становится резидентом точки в Брюсселе.

В декабре 1941 года резидентура Кента провалилась, но ему удалось избежать ареста. Через Париж он добрался до Марселя, находившегося в неоккупированной зоне Франции. Там А. Гуревич возглавил оперативную группу.

В ноябре 1942 года его все же арестовало гестапо. Участвовал в радиоигре против советской разведки, предварительно уведомив об этом Центр. В августе 1944 года, воспользовавшись паническими настроениями гестаповцев, метавшихся перед наступающими советскими войсками, получил согласие начальника особой Команды «Красная капелла» обер-фюрера СС Фридриха Панцингера и его двух сотрудников работать на Разведуправление Красной армии. Летом 1945 года вместе Панцингером был доставлен в Москву и немедленно арестован военной контрразведкой «Смерш». Спустя два года его обвинили в измене Родине и отправили на двадцать лет в лагерь.

В сентябре 1955 года А. Гуревич освобождается по амнистии. Но в сентябре 1958 года вновь арестован КГБ. Находился в заключении до июня 1960 года. Работал инженером на комбинате «Росторгмонтаж». В июле 1991 года полностью реабилитирован. Сейчас проживает в С-Петербурге, пенсионер.

Винтеринк Антон (1914–1943). Оперативный псевдоним – Тино. Агент советской военной разведки.

Родился в Арнхеме (Голландия). Принимал активное участие в рабочем и коммунистическом движении.

В 1938 году начал работать на Разведуправление Красной армии. Использовался вначале как радист, затем стал резидентом.

Арестован гестапо в августе 1942 года. Немецкие контрразведчики пытались использовать его для радиоигры с Центром в Москве, но он категорически отказался сотрудничать с фашистами. Точная дата его казни неизвестна. Очевидно, это произошло летом 1943 года.

Венцель Иоганн (1902–1969). Оперативный псевдоним – Герман. Сотрудник советской военной разведки.

Родился в Данциге в рабочей семье. Член КПГ, работник центрального аппарата партии. Принимал участие в Гамбургском восстании в октябре 1923 года, вел активную пропагандистскую работу. После прихода к власти нацистов перешел на нелегальное положение.

С 1934 года стал сотрудничать с Разведуправлением Красной армии. В 1937 году прошел в СССР курсы радистов. Затем выезжает в Бельгию, где ему поручили создать нелегальную радиоточку для связи с Центром на случай войны.

В 1939 году И. Венцель вошел в состав нелегальной резидентуры Паскаля в качестве радиста и резидента. В конце июня 1942 года он был арестован гестапо, но в сентябре 1943 года ему удалось бежать из-под стражи. До прихода союзников скрывался в Брюсселе.

В 1945 году арестован советской военной контрразведкой «Смерш» вместе с Л. Треппером и А. Гуревичем. В 1955 году освобожден и выехал в ГДР. Умер в Берлине 2 февраля 1969 года.

Шпрингер Исидор. Оперативный псевдоним – Ромео. Агент советской военной разведки.

Родился в Бельгии. По профессии – инженер-химик. Коммунист, воевал добровольцем в Интернациональной бригаде в Испании на стороне республиканского правительства. Участник Второй мировой войны, был офицером бельгийской армии. После нападения фашистской Германии на СССР стал работать на советскую военную разведку.

Возникает вопрос: почему, едва начав работать с перегрузкой, рассыпалась эта мощная разведывательная организация? Почему это произошло, как только в декабре 1941 года провалилась одна, всего лишь одна, из опорных точек в Брюсселе? Кто виноват в этом – центральные аппараты разведслужб в Москве или руководители и их помощники в резидентурах? Теперь, когда в распоряжении историков и исследователей спецслужб оказалось достаточно рассекреченных документов, когда многие важные фигуранты, проходившие по гестаповскому делу «Красная капелла», опубликовали свои воспоминания, можно с достаточной точностью и объективностью ответить на эти вопросы.

Так, недавно были рассекречены материалы Главного управления военной контрразведки «Смерш», которое в 1945–1946 годах вело следствие по делам арестованных нелегальных резидентов Разведуправления Красной армии Л. Треппера и А. Гуревича, зам. резидента И. Венцеля и других оперативных сотрудников, входивших в разведывательные структуры так называемой «Красной капеллы».

27 октября 1945 года помощник начальника Главного управления «Смерш» генерал-лейтенант Москаленко направил начальнику Главного разведывательного Управления Генштаба генерал-полковнику Ф. Ф. Кузнецову совершенно секретную личную справку о недочетах в подготовке, заброске и работе с агентурой за границей со стороны аппарата военной разведки. Приведу несколько выдержек из этого документа.

«Арестованный в июле 1945 года резидент ГРУ в Бельгии Гуревич (Кент) показал, что он был подготовлен наспех, а переброска его в Бельгию была организована непродуманно». Далее А. Гуревич показал: «Перед переброской меня за границу, по существу, я никакой подготовки не получил. Правда, я был направлен на курсы при разведшколе РУ, но они для практической работы ничего не дали. На этих курсах я в течение пяти месяцев (всего-то! – В. Ч.) изучал радиодело, фотодело и был ознакомлен с общим порядком конспиративных встреч с агентурой за границей. Следует указать, что ознакомление с порядком встреч с агентурой в условиях конспирации было очень поверхностным. На этот счет мы знакомились с материалами, составленными главным образом возвратившимся из-за границы работником РУ Бородиным, в которых обстоятельства встреч и сама конспирация их излагалась очень неконкретно и, я бы сказал, даже примитивно. Такая система обучения для меня, неискушенного в тот период человека, казалась вроде бы нормальной, но когда я столкнулся с практической работой за границей, то убедился, что она была не только недостаточной, а совершенно неприменимой в условиях нелегальной работы».

Как заявил Гуревич, вначале он должен был ехать в Бельгию через Турцию, для чего ему были изготовлены соответствующие документы. Однако, в связи с отказом турецких властей в выдаче Гуревичу визы, РУ за несколько часов до отъезда Гуревича изменило маршрут его следования в Бельгию, предложив ехать через Финляндию, Швецию, Норвегию и Францию под видом мексиканского художника, пробывшего несколько месяцев в Советском Союзе.

По вопросу полученной легенды Гуревич показал:

«Надо сказать, что данная мне легенда была очень неудачной хотя бы потому, что я в связи с недостаточностью времени не мог получить никакой консультации о Мексике, о ее внутреннем положении, условиях жизни и даже ее географических данных. Кроме того, испанский язык, являющийся основным в Мексике, я знал далеко не достаточно и говорил на нем с явно выраженным русским акцентом. Таким образом, в пути следования я был не в состоянии отвечать на самые простые вопросы о положении в Мексике, а это, бесспорно, влекло за собой ненужные подозрения…

Получая паспорт уругвайского гражданина в Париже (от связника. – В. Ч.), я был совершенно недостаточно осведомлен о жизни в Уругвае. Когда этот вопрос я поднял, еще будучи в Советском Союзе, Бородин сказал, что такая возможность мне будет предоставлена.

Действительно, спустя некоторое время мне была предоставлена для ознакомления короткая справка, написанная от руки на двух страницах одним разведчиком, находившимся в Уругвае очень короткий промежуток времени. Причем в этой справке были указаны две улицы Монтевидео, названия нескольких футбольных команд и подчеркнуто, что население, особенно молодежь, часто собирается в кафе. Ни географического, ни экономического и политического положения в этой справке освещено не было. Я даже не знал фамилии президента „моего государства“ (?! – В. Ч.), так как по этому вопросу в РУ имелись противоречивые данные.

Когда я заметил Бородину, что этих данных для меня недостаточно, он обещал мне их дать, но их в РУ не оказалось и мне в последний день перед отъездом было предложено пойти в Библиотеку имени Ленина и ознакомиться там с Уругваем по БСЭ. Естественно, что и там нужных мне данных, как для коммерсанта из богатой уругвайской семьи, найти, конечно, не представилось возможным».

Арестованный Главным управлением военной контрразведки «Смерш» резидент РУ во Франции Треппер (Отто), объясняя причины провала своей резидентуры, показал: «Радист Макаров (Хемниц) (на самом деле Михаил Макаров поначалу был владельцем прикрытия – коммерческой фирмы в Остенде, а потом уж радистом брюссельской резидентуры. – В. Ч.), несмотря на то, что он будто бы прошел специальную школу, не знал самых элементарных понятий разведработы, не говоря уже о том, что он не знал ни одного иностранного языка (?! – В. Ч.). Кроме того, Хемниц должен был проживать как уругваец, в то время, как он не имел никаких понятий о его „родной стране“ и еще меньше о стране, в которой ему пришлось работать. Такие же самые недочеты мне пришлось наблюдать и при моей встрече с резидентом Ефремовым (Поль). Главной задачей группы Поля было проинформировать РУ о передвижении номерных частей через Бельгию, но при моей встрече с Полем оказалось, что ни Поль и никто из его группы не имел элементарного представления о знаках различия немецкой армии (?! – В. Ч.)…»

Арестованный Гуревич показал, что РУ неправильно выбрало маршрут следования через Ленинград, где он на протяжении длительного времени проживал, работал и имел много знакомых, что привело его к расшифровке.

Экипировка Гуревича была также не в соответствии с данной ему легендой. По этому вопросу Гуревич показал:

«…Выезжая из Советского Союза, я по легенде до этого находился в Нью-Йорке и других странах, а вез с собой только один небольшой чемодан, в котором находились: одна пара белья, три пары носков, несколько носовых платков и пара галстуков, в то время как иностранные туристы, побывавшие в других странах, везут с собой в качестве багажа по нескольку чемоданов с различными носильными вещами, большое количество различных фотографий, личных писем и так далее. По приезде в Хельсинки я должен был явиться в Интурист и получить билет на самолет, следовавший в Швецию. Когда я обратился к швейцару Интуриста, поскольку других работников в воскресенье не было, и спросил его на французском языке о том, что мне должен быть заказан билет на самолет, он предложил мне говорить на русском языке (?! – В. Ч.), дав мне понять, что он знает о том, что я русский, и играть в прятки с ним не следует. К тому же надо отметить, что сам факт, связанный с предварительным заказом билетов через Интурист, не вызывался никакой необходимостью, поскольку это можно было сделать без всякой помощи».

Аналогичные затруднения по вине РУ, как заявил Гуревич, он встретил также и в других странах:

«По приезду в Париж я на другой день должен был зайти в кафе„Дюспо“, находившееся на Криши, для встречи со связником. При этом было обусловлено, что при входе в кафе я займу место за заранее определенным столиком, закажу чай и буду читать французскую газету. Связник должен точно так же находиться в кафе, сидеть за столиком, имея на столе французский журнал. Здесь мы должны друг друга только видеть, сама же встреча должна произойти немедленно по выходу из кафе, около дома номер сто двадцать или сто сорок на Криши.

Прибыв по указанному адресу, я не нашел кафе с названием „Дюспо“. В этом доме находилась закусочная, рассчитанная на обслуживание шоферов конечной автобусной остановки под названием „Терминюс“. При входе в закусочную я увидел, что там имеется всего два стола, за которыми посетители обычно играли в карты. Посетители же в основном заказывали вино и горячий кофе, как это принято в закусочных во Франции. То, что я заказал чай, вызвало смех у официанта, и мне был предложен кофе, говоря, что чаем они вообще не торгуют.

Я пробыл в кафе более получаса, однако связного РУ не встретил. Полагая, что, возможно, был перепутан адрес, я пытался разыскать на этой улице нужное мне кафе, однако его не нашел. В действительности же оказалось, что несколько лет тому назад в помещении, в которое я заходил, было именно кафе„Дюспо“, но впоследствии оно было преобразовано в закусочную».

Гуревич также заявил, что РУ ему было предложено по приезде в Брюссель остановиться в гостинице «Эрмитаж». Оказалось, что эта гостиница уже пять лет тому назад была превращена в публичный дом (?! – В. Ч.) и иностранцы там не останавливались…

Макаров Михаил Варфоломеевич (1915–1943). Оперативный псевдоним – Хемниц. Паспортная фамилия по легенде – Карлос Аламо. Кадровый командир Красной армии, старший лейтенант. Советский военный разведчик.

Родился в городе Тетюши Татарской АССР. После окончания школы переехал в Москву и поступил в Институт иностранных новых языков на переводческое отделение (изучал французский и испанский языки).

В 1936 году стал переводчиком республиканских ВВС в Испании. Принимал участие в боевых операциях в качестве бортстрелка на скоростных бомбардировщиках.

После возвращения в Москву направлен в Разведуправление Красной армии. По окончании спецкурсов в разведшколе РУ направлен радистом в брюссельскую резидентуру Л. Треппера. Действовал под коммерческим прикрытием, как уругвайский гражданин Карлос Аламо. После оккупации Бельгии немцами работал в брюссельской резидентуре А. Гуревича.

12 декабря 1941 года в результате провала резидентуры был схвачен гестапо вместе с некоторыми другими членами этой разведточки. Расстрелян предположительно в 1943 году.

За мужество и отвагу в боях на стороне республиканцев в Испании награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды.

«Арестованный Треппер показал, что крупным недостатком в работе за границей, который приводит к провалам, является несвоевременное снабжение зарубежной резидентуры документами и плохое их оформление. По заявлению Треппера, находясь в Брюсселе, он получил из Москвы паспорт для въезда во Францию. В паспорте должна была быть указана профессия – журналист. В действительности при получении паспорта в нем была указана профессия не журналист, а„журналье“, что означает – поденщик (?! – В. Ч.). Естественно, что поденщик, едущий в международном вагоне, сразу вызвал бы подозрение у французской пограничной полиции».

Арестованный Гуревич о качестве полученных им из РУ документов показал:

«Выбор уругвайского паспорта для меня как легализующего документа не был достаточно хорошо продуман и подготовлен РУ. В Бельгии уругвайских подданных были считанные единицы, в то же время в полиции зарегистрировались одновременно два вновь прибывших уругвайца. Это были агент РУ Макаров – коммерсант, родившийся в Монтевидео и тоже занимавшийся торговой деятельностью в Бельгии и купивший предприятие в Остенде, и я, тоже родившийся в Монтевидео. Причем оба паспорта были выданы в уругвайском консульстве в Нью-Йорке. Один был выдан в 1936 году, а другой в 1934 году. Номера же этих паспортов были последовательны, так, если один был за № 4264, то другой был за № 4265…» (?! – В. Ч.).

Показаниями арестованных устанавливается, что РУ направляло за границу большей частью неисправные рации и при отсутствии радиоспециалистов там создались большие трудности в их использовании. Арестованный Треппер по этому вопросу показал:

«В начале 1939 года РУ в первый раз была поставлена задача подготовки и создания собственной радиосвязи с Центром. Эта задача была возложена на Хемница, который как будто до приезда прошел полную техническую радиоподготовку. Кент после своего приезда имел задачу помочь ему в этом направлении, и его РУ также считало вполне подготовленным к этой работе. На практике оказалось, что ни тот ни другой подготовки не имели и эту работу до конца довести не смогли. В то же самое время все полученные приборы оказались в неисправном состоянии. В начале 1940 года, видя, что они не справятся с этой работой, я потребовал от РУ или прислать мне настоящего техника, или разрешить вербовать техников среди лиц, близких к компартии. Однако РУ такого специалиста не прислало, и в начале июня 1941 года агентура в Бельгии оказалась полностью отрезанной от Центра.

При моем приезде из Бельгии во Францию в июле 1940 года, когда я приступил к налаживанию агентуры во Франции, я констатировал, что РУ не может дать мне никакой помощи как в технических приборах, так и в техниках для налаживания радиосвязи с Центром. После продолжительных требований мне удалось только в июне 1941 года получить две радиостанции, которые приходилось в исключительно тяжелых условиях нелегальной работы перебрасывать в оккупированную французскую зону и Бельгию. Но и тогда оказалось, что обе эти радиостанции по техническим причинам не были пригодны к введению в строй (?! – В. Ч.).

Как мне удалось узнать уже после моего ареста немцами, в конце 1941 года РУ в Бельгию и Голландию были направлены с парашютистами радиоаппараты. Парашютисты были захвачены немцами, но, как рассказали немцы, аппараты были неисправны и ими нельзя было пользоваться».

Об обеспечении РУ Красной армии зарубежной агентуры деньгами арестованный Треппер показал:

«К началу войны ни одна из известных мне групп не была снабжена Центром нужными средствами для продолжения своей работы, несмотря на то, что уже видно было, что большинству групп придется работать изолированно и что во время войны они не смогут снабжаться средствами из Центра. Я лично, пользуясь средствами созданной мной с санкции РУ коммерческой фирмой „Экс“, имел возможность за время войны снабжать средствами наши группы, однако группа Гарри во Франции, Поля и Германа в Бельгии, группы в Голландии, резидентуры в Берлине, Чехословакии и в других странах оставались полностью без средств. Тяжелое и безвыходное положение групп РУ приводило почти к полному свертыванию работы».

Арестованные Треппер и Гуревич показали, что с начала войны Германии против Советского Союза Разведывательным управлением было дано указание, чтобы резидентуры, работавшие во Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Германии, связать между собой. Это обстоятельство привело к тому, что провал группы Хемница в декабре 1941 года в Бельгии поставил под удар остальные резидентуры.

Так, арестованный Гуревич заявил:

«Перед отъездом из Москвы РУ указало мне, что в связи с провалами принято решение не создавать большие резидентуры, а работать небольшими группами. После того как РУ приняло решение о моем оставлении работать в Бельгии в качестве помощника резидента Отто, мне бросилось в глаза то обстоятельство, что резидентура в Бельгии насчитывает большое количество людей, находящихся на твердой зарплате и практически не проводящих никакой разведывательной работы и знающих о существовании нашей организации. Я обратил на это внимание Отто, но получил ответ, что все эти люди предусмотрены на военное время…

Провал 1941 года произошел из-за неправильной организации разведгруппы в Бельгии и Франции под единым руководством резидента Отто с большим количеством агентов и отсутствия конспирации в работе».

Арестованный Треппер показал:

«Все указания РУ по вопросу о том, чтобы связать между собой резидентуры, работавшие во Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Германии, создали исключительно благоприятную почву к провалам, которые по этой причине произошли.

Провал в Братиславе привел к провалу резидента Германа, провал в Голландии, как и провал Германа, привел к провалу Поля, провал Хемница – к провалу Кента. То есть к началу крупного провала 13 декабря 1941 года группа Хемница подвела под удар все остальные группы. В результате чего не стало крупной части разведывательной сети в Центральной Европе».

Кроме того, провалу советской агентуры в Бельгии, Франции и Германии в значительной степени, как показали арестованные Треппер и Гуревич, способствовало грубое нарушение правил конспирации в шифровальной работе.

Арестованный Гуревич показал:

«РУ дало мне указание выехать в Германию и обучить моему шифру радиста в Берлине. Я ответил, что считаю неправильным такое указание, так как таким образом телеграммы, направляемые мной в Москву в течение длительного периода времени, в случае провала агента-радиста могут быть немцами расшифрованы. Несмотря на это, Москва все же подтвердила это указание. Я передал во время моего пребывания в Берлине Шульцу один из ранее использованных мною шифров и обучил его шифровальному делу».

Кроме того, когда в Брюсселе немцами были арестованы Хемниц и Аннет, Гуревич и Треппер сообщили об этом в РУ и потребовали немедленной замены шифра, однако РУ также не приняло никаких мер, и они продолжали поддерживать связь с Москвой, используя шифр, захваченный немцами при аресте Хемница и Аннет.

Гуревич и Треппер также показали, что в шифре, которым они пользовались, отсутствовали условные сигналы на случай работы по принуждению (?! – В. Ч.). Это обстоятельство не давало им возможности сообщить РУ о вербовке их немцами и использовании их в радиоигре с РУ. Следует также указать, что РУ требовало беспрерывной и продолжительной работы радиостанций, что облегчало (немецким) контрразведывательным органам пеленгацию и ликвидацию радиостанций. Так, радисты группы Андре в Париже находились в эфире беспрерывно по 16 часов.

Арестованный агент Радо (Дора), работавший в Швейцарии, показал, что провал возглавляемой им резидентуры в Швейцарии начался с ареста радистов Эдуарда, Мауд и Розы, которые, по всем данным, были запеленгованы швейцарской полицией. Установить нахождение указанных радиостанций, как показал Радо, путем пеленгации особого труда не составляло, так как волны, на которых работали радиостанции, и их позывные РУ не менялись в течение двух лет. При этом, по требованию РУ, работа на радиостанциях проводилась каждый день, а сеанс работы длился от двух до шести часов беспрерывно.

Наряду с этим РУ часто требовало повторения уже переданных в Москву телеграмм. В связи с этим радисты вынуждены были создавать архив уже отправленных радиограмм. При аресте Хемница и Германа немцы нашли у них ряд копий отправленных шифровок.

Арестованные резиденты Гуревич, Радо и другие показали, что на неоднократные их просьбы дать конкретные указания по тому или другому вопросу Разведывательное управление ограничивалось молчанием. Так, Гуревич по этому вопросу показал:

«Когда Отто принял решение передать мне бельгийскую резидентуру и стал ее передавать в присутствии представителя РУ Быкова, я отказался ее принимать и указал, что Отто неправильно информирует РУ о работоспособности бельгийской организации, и просил Быкова по прибытии его в Москву доложить начальнику РУ о действительном положении дел в Брюсселе. Я обрисовал Быкову полную картину бельгийской организации, которая должна была привести, по моему мнению, к провалу. Кроме того, мною было также послано в РУ письмо, в котором я указывал, что принцип вербовки, допущенный Отто, для нашей организации является ошибочным, что не следует полностью вербовать наших работников за счет еврейской секции Коммунистической партии Бельгии, что наличие в нашей организации людей, которые по их личному положению должны уже нелегально проживать в стране, увеличит только возможность провала. Это я подтвердил и Быкову. Несмотря на это, никаких указаний от РУ в части работы нашей группы в Бельгии не последовало…»

Центральный аппарат внешней разведки НКВД-НКГБ и его берлинская резидентура Корсиканца-Старшины допустили не меньше ошибок, чем Разведуправление Красной армии и подведомственные ему нелегальные структуры в Германии, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Франции. Оперативники с Лубянки, так же как их коллеги со Знаменки, не сумели вовремя создать надежную радиосвязь со своими подпольщиками в Берлине. В результате Корсиканец и Старшина со своей разветвленной агентурной сетью после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз не могли передавать в Москву важную информацию о том, как реально развертывается молниеносная война против Советов, какие изменения германское Верховное командование внесло в первоначальные оперативные планы, какие потери понес вермахт в первых сражениях на Восточном фронте. Центр потерял управление этой бесценной информационной точкой и не смог контролировать ее деятельность.

Из-за этого члены резидентуры, не желавшие сидеть сложа руки, занялись активной антифашистской пропагандой, нарушая при этом элементарные правила конспирации, что способствовало провалу важной структуры внешней разведки.

Отсутствие устойчивой связи с берлинской резидентурой вынудило руководство разведслужбы НКВД воспользоваться возможностями своих «военных соседей» – Разведывательного управления Красной армии. Фактически это был единственный шанс для Лубянки. В этом не следует упрекать ее руководство. Но шефы внешней разведки допустили новую ошибку. В их шифрорадиограмме, переданной Разведуправлением в брюссельскую резидентуру, были названы настоящие имена и фамилии Корсиканца и Старшины и подлинные адреса, по которым они проживали. Чего, понятно, никак нельзя было делать.

Ведь все радиограммы «Красной капеллы» перехватывались гитлеровской контрразведкой. Когда в декабре 1941 года брюссельская точка провалилась, ее радисты и шифроматериалы попали в руки гестаповцев, которые через полгода сумели прочитать злополучную радиошифровку и приступили к масштабной ликвидации «Красной капеллы».

Как могло случиться, что начальник внешней разведки НКВД Павел Михайлович Фитин подписал такой нарушавший элементарные правила конспирации документ? И почему совершенно бездумно шеф Разведуправления Красной армии генерал-майор танковых войск А. П. Панфилов и его комиссар бригадный комиссар И. И. Ильичев послали резиденту Отто шифрорадиограмму, в основу которой легла просьба П. Фитина направить оперативника из бельгийской резидентуры в Берлин для установления контакта с разведывательной организацией Корсиканца – Старшины, оставшейся без связи со своим Центром?

Я уже писал в этой главе о комиссаре государственной безопасности Павле Фитине, ставшем затем генерал-лейтенантом. Хочу к этому добавить следующее. Я знал его лично, и первая встреча с руководителем внешней разведки состоялась 12 сентября 1944 года, когда он принимал первую группу оперативных работников, срочно направлявшихся во вновь созданную резидентуру в Бухаресте. Эта точка прикрывалась аппаратом политического советника Союзнической Контрольной комиссии.

Павел Михайлович принял тогда заместителя резидента Нила Шустрова, до войны выполнявшего разведывательную миссию в Румынии, а также оперсотрудников Виталия Новикова, владевшего французским языком, и автора этих строк, знавшего немецкий.

Начальник внешней разведки четко и доходчиво объяснил наши задачи, осведомился, как мы себя чувствуем, не нуждаемся ли в чем-либо, и пожелал всяческих успехов. В заключение он поинтересовался, какие кодовые имена мы получили. И тут выяснилось, что у меня такого имени нет. Я первый раз отправлялся в долгосрочную заграничную командировку. На сборы и подготовку мы получили всего два дня, и в спешке все забыли о такой детали.

– Ну, это мы сейчас поправим, – улыбнулся Фитин. – Окрестить вас недолго. Какое имя вам нравится?

– Остап, – не раздумывая, брякнул я. Имя героя моего любимого романа «Двенадцать стульев».

– Что ж, Остап так Остап.

На том и порешили. Позже к этому имени добавились другие: Виктор Драбаш, инженер Вайсс, Чернов…

Павел Михайлович Фитин сделал блестящую карьеру. В 1938 году его, заместителя главного редактора издательства «Сельхозгиз», имевшего диплом инженера-механизатора сельского хозяйства и семилетний стаж члена ВКП(б), направили на учебу в Высшую школу НКВД. Шесть месяцев обучения – и он в разведке. Учитывая зрелый возраст, высшее образование и партстаж, еще через полгода его делают заместителем начальника разведслужбы, а 13 мая 1939 года назначают ее начальником.

В этой должности Фитин пробыл всю войну. Он внес значительный вклад в укрепление внешней разведки. Под его непосредственным руководством советским разведчикам удалось проникнуть в секреты разработки американского атомного оружия, что позволило СССР в кратчайший срок ликвидировать ядерную монополию США. Он приложил много усилий, чтобы восстановить за рубежом агентурные позиции внешней разведки, подорванные сталинскими репрессиями 1937–1939 годов. И это ему удалось в полной мере к 1944 году. День Победы советская разведслужба встретила более сильной и опытной по сравнению с разведывательной системой середины тридцатых годов. На этом фоне меркли неудачи и провалы предвоенного времени и первых лет войны.

Генерал-лейтенант П. Фитин, бесспорно, обладал выдающимися организаторскими способностями. Но этого мало. Не зря говорят: «Настоящим разведчиком, как и поэтом, нужно родиться». Вот таким самородком и был Павел Михайлович. Приход его в разведслужбу совершился не по его желанию. Судьба распорядилась так, что он быстро поднялся по карьерной лестнице, не имея, в сущности, достаточного понятия о разведывательном деле. Ведь Фитин возглавил такую специфическую службу, не побывав ни разу в долгосрочной загранкомандировке. У него не было ни малейшего опыта в работе с агентурой. Он не провел ни одной вербовки. Психология оперативного работника была ему совершенно чужда. Вот почему центральный аппарат внешней разведки НКВД особенно в 1939–1942 годах совершил такие крупные ошибки, так грубо нарушал конспирацию, как это было с берлинской резидентурой Корсиканца – Старшины. У Павла Михайловича просто не хватало разведывательного чутья, конспиративного инстинкта, чтобы воздержаться от посылки через «военных соседей» шифрорадиограммы с адресами и подлинными фамилиями руководителей «Красной капеллы», что привело ее к провалу.

Удивительно и то, как могли просмотреть такие грубые нарушения правил секретного радиообмена опытные разведчики П. М. Журавлев и А. М. Коротков, возглавлявшие тогда немецкое направление. Ведь достаточно было разбить текст этой роковой для «Красной капеллы» шифрограммы на несколько частей, закодировать дополнительно фамилии и адреса, передать их раздельно в нескольких депешах, и немецкие криптографы встали бы в тупик и не смогли бы, по крайней мере, так быстро прочитать тексты… Что делать? И на старуху бывает проруха!

Панфилов Алексей Павлович (1898–1966). Советский военачальник, один из руководителей советской военной разведки (ноябрь 1941 – декабрь 1942). Генерал-лейтенант танковых войск.

Родился в Казани в семье железнодорожного служащего. В 1917 году окончил Свияжское военное училище. С 1918 года – доброволец в Красной армии. Участвовал в Гражданской войне. С 1918 года – член РКП(б). В 1937 году окончил Военную академию механизации и моторизации. В 1938 году – участник боев с японцами в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол, командовал 2-й танковой бригадой.

В 1940–1941 годах – заместитель начальника Разведупра Красной армии, а в 1941–1942 годах его начальник, уполномоченный Генштаба по формированию частей польской армии. В 1942–1945 годах командовал крупными танковыми соединениями (3-й и 5-й танковыми армиями) на фронтах Великой Отечественной войны. После окончания войны на командных должностях в войсках, в Академии бронетанковых войск и в Военной академии Генерального штаба.

Герой Советского Союза (1945). Награжден двумя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденами Суворова 1 и II степени.

Умер в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Ильичев Иван Иванович (1905–1983). Один из руководителей советской военной разведки (август 1942 – июль 1945), дипломат. Генерал-лейтенант.

Родился в деревне Наволоки под Калугой. Работал в мастерских службы движения железнодорожной станции Калуга. С 1929 года в Красной армии. В 1938 году окончил Военно-политическую академию и получил назначение на должность начальника политотдела Разведывательного управления РККА. В 1942–1945 годах – начальник Главного разведывательного управления Наркомата обороны.

С 1949 года – на дипломатической работе. В 1949–1952 годах – заместитель политического советника Советской контрольной Комиссии в Германии. Затем возглавлял дипломатическую миссию СССР в ГДР. В 1953–1956 годах Верховный комиссар в Австрии. В 1956 году короткое время был советским послом в этой республике. Затем – заведующий отделом Скандинавских стран МИД СССР. В 1956–1966 годах – заведующий 3-м Европейским отделом, член коллегии МИД СССР. В 1966–1968 годах – посол СССР в Дании. Затем на ответственной работе в центральном аппарате МИД СССР. С 1975 года в отставке.

Награжден орденами Ленина, Октябрьской Революции, Красного Знамени, Кутузова I степени, Отечественной войны I степени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды.

Журавлев Павел Матвеевич (1898–1956). Оперативный псевдоним – Макар. Один из руководящих сотрудников советской внешней разведки. Генерал-майор.

Родился в селе Красная Сосна Симбирской губернии в крестьянской семье. В 1917 году окончил гимназию в Казани. После Октябрьской революции работал в штабе Казанского военного округа делопроизводителем и одновременно учился в Казанском университете на медицинском факультете.

В 1918 году начал службу в органах ВЧК. Через семь лет направлен в Литовскую республику сотрудником резидентуры в Каунасе (Ковно) под прикрытием должности второго секретаря советского полпредства. В 1927 году отозван в Москву, продолжил службу в качестве оперуполномоченного Иностранного отдела в ОГПУ. В 1927 году – резидент в Праге. Через четыре года возглавил резидентуру в Анкаре. В ноябре 1932 года вернулся в центральный аппарат. С января 1933 года – резидент в Риме. В 1938 году отзывается в Москву. Ему присваивают звание капитана госбезопасности (соответствует воинскому – подполковник) и назначают заместителем начальника отделения. Через два года он уже старший майор госбезопасности (соответствует комдиву), заместитель, а затем и начальник 1-го (немецкого) отдела Первого управления НКГБ СССР.

1942–1943 годы – резидент и главный резидент в Тегеране. Под его руководством была ликвидирована обширная сеть гитлеровских спецслужб в Иране и созданы условия, обеспечивавшие безопасность проведения Тегеранской конференции лидеров СССР, США и Великобритании. В октябре 1943 года переведен резидентом в Каир (некоторое время исполнял обязанности поверенного в делах Советского Союза в Египте). В апреле 1945 года присвоено звание комиссара госбезопасности 3-го ранга (генерал-майора). После завершения командировки назначен на должность начальника одного из отделов Первого управления МГБ СССР.

С октября 1947 года – начальник управления дезинформации Комитета информации (внешняя разведка) при Совете Министров СССР и заместитель председателя этого комитета.

Январь 1952 года – заместитель начальника Первого главного управления МГБ СССР.

С 1954 года – в отставке.

Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, орденом «Знак Почета».

Умер в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Что же касается Павла Михайловича Фитина, то его блестящая карьера круто оборвалась. Ставший в мае 1946 года министром государственной безопасности генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов отстранил его от руководства внешней разведкой. Семь лет его использовали на более низких должностях в территориальных органах госбезопасности, а затем после прихода к власти Хрущева уволили по служебному несоответствию. Конечно, это надуманная мотивировка. В чем на самом деле провинился П. Фитин перед всесильным Центральным Комитетом КПСС, до сих пор точно не известно. Ходят разные слухи…

Один из них весьма правдоподобен. Утверждают, что сместил П. Фитина тогдашний любимчик Сталина, министр государственной безопасности В. Абакумов. В годы войны он рассматривал Павла Михайловича как своего конкурента и всячески охаивал действия внешней разведки. Имел зуб на ее начальника, упрямо громко бившего тревогу по поводу того, что Гитлер активно готовит агрессию против Советского Союза, и Лаврентий Берия, угодливо поддерживавший провидческий прогноз «вождя народов» о том, что в 1941 году нападение на Страну Советов невозможно.

А вот почему Хрущев не восстановил попранные права П. Фитина, не поддержал его, а, наоборот, сразу после дела Берии, в июле 1953 года, согласился с увольнением заслуженного шефа разведки из органов госбезопасности – непонятно. Павел Михайлович никогда не являлся человеком мегрельского Макиавелли, а, более того, как мог противился его линии в разведывательных делах. Но что гадать: слухи есть слухи, и не стоит множить их.

Закончил свою жизнь П. Фитин рядовым гражданским пенсионером. В военной пенсии ему отказали: он прослужил в органах госбезопасности всего пятнадцать лет. Ни пенсии, ни мундира ему не полагалось…

Абакумов Виктор Семенович (1908–1954). Видный деятель советских органов госбезопасности. Генерал-полковник.

Родился в Москве в рабочей семье. В тринадцать лет добровольцем вступил в Красную армию. В юности был разнорабочим, упаковщиком, грузчиком, стрелком военизированной охраны. В 1927 году вступил в комсомол, активно участвовал в молодежном движении, был заведующим военным отделом Замоскворецкого районного комитета комсомола.

В органах внутренних дел начал служить в 1932 году. Занимал оперативные должности в экономических структурах этого ведомства. В 1937 году назначен во 2-й отдел НКВД (наружное наблюдение, подслушивание, аресты).

С декабря 1938 по февраль 1941 года – начальник Управления НКВД по Ростовской области. В 1940 году присвоено звание комиссара госбезопасности 1 ранга.

С 1941 года – заместитель наркома внутренних дел. Вначале Великой Отечественной войны руководит Управлением особых отделов НКВД (военная контрразведка). С 1943 по 1946 год – заместитель наркома обороны, начальник Главного управления военной контрразведки (ГУКР) «Смерш». (нужно иметь в виду, что в то время наркомом обороны был сам И. Сталин). Под руководством В. Абакумова был проведен ряд контрразведывательных операций по нейтрализации вражеской агентуры и срыву планов командования вермахта.

С мая 1946 по июль 1951 года – министр государственной безопасности СССР. Его деятельность на этом посту, наряду с предшественниками, оказала влияние на усиление в стране репрессивной политики. Это сказалось на его дальнейшей судьбе.

4 июля 1951 года В. Абакумов был отстранен от должности и вскоре арестован. Против него было возбуждено уголовное дело по статье 58–1 «б» (измена Родине, совершенная военнослужащим). В декабре 1954 года Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к высшей мере наказания, которая была приведена в исполнение.

Посмертная реабилитация не принята, ему была лишь произведена переквалификация на статью 193–17 «б» Уголовного кодекса РСФСР (воинское должностное преступление). В декабре 1997 года Верховный суд пересмотрел его дело и заменил расстрел тюремным заключением сроком на двадцать пять лет.

Конечно, нам сейчас легко рассуждать, кто совершил тогда, в архинервозной, лихорадочной обстановке преддверия войны и тем паче в первые дни военных действий, когда дело шло о существовании нашего государства, ошибки, приведшие к гибели советской агентурной сети в Германии и оккупированных ею странах Западной и Центральной Европы. Ведь важные информационные источники советских разведслужб оказались отрезанными от Центра. Они молчали, а промедление в установлении связи с ними было смерти подобно. Поэтому руководители внешней разведки НКГБ и Разведуправления Красной армии стремились использовать малейший, даже связанный с большим риском шанс, который помог бы быстро наладить устойчивый контакт со своими резидентурами в Германии, Бельгии, Голландии и Франции.

Точно так же язык не поворачивается осудить их за то, что они требовали от резидентур передавать в Москву как можно больше информации. А сведений было великое множество. Об этом можно заключить по следующему факту: от «Красной капеллы» с 1940 по 1943 год поступило в Москву около полутора тысяч донесении.

Как ни горько, но объективный исследователь должен называть самые неприятные вещи своими именами. А факт остается фактом: в результате сталинско-бериевских репрессий к руководству внешней разведкой НКВД и Разведуправлением Красной армии пришли люди, не сведущие в разведывательном ремесле и не способные руководить не только тонкими, но и элементарными разведоперациями.

Внешней разведке Лубянки еще, можно сказать, повезло с Павлом Михайловичем Фитиным, блестящим организатором, всесторонне образованным человеком, сумевшим без больших потерь провести свой корабль через жестокие бури предвоенных и военных лет. Коллегам со Знаменки пришлось пережить целую чехарду своих шефов. После Я. К. Берзина, арестованного в августе 1937 года, его пост занял С. Г. Гендин (сентябрь 1937 – май 1938 года), далее Разведуправление возглавляли А. Г. Орлов (ноябрь 1938 – апрель 1939 года), Н. Н. Проскуров (апрель 1939 – июль 1940 года), Ф. М. Голиков (июль 1940 – ноябрь 1941 года), А. П. Панфилов (ноябрь 1941 – август 1942 года) и Н. И. Ильичев (август 1942 – июль 1945 года). Итого: за восемь лет шесть начальников. Все они были разными людьми, но лишь один из них, С. Гендин, – разведчик. Остальные – политработники и общевойсковые военачальники, а один – даже танкист высокого ранга. Об уровне их знаний можно судить по эпизоду, изложенному Леопольдом Треппером в его книге воспоминаний «Большая игра».

Перед отъездом в командировку, пишет резидент Отто, он встретился (дело происходило в 1938 году. – В. Ч.) с новым Директором (оперативный псевдоним начальника Разведуправления. – В. Ч.). Среди его наставлений было и такое:

– Необходимо создать разведточку в каком-нибудь из немецких городов, Страсбурге, например.

Треппер сдержал удивление и, не моргнув глазом, ответил:

– Вы абсолютно правы, Страсбург обладает всеми признаками немецкого города, хотя и находится на территории Франции. Мы постараемся создать там группу.

– Вот это я и хотел сказать, – нисколько не смутился Директор. – Конечно, это французский город, но располагается рядом с немецкой границей.

Про себя Леопольд Треппер подумал: с таким руководителем он еще хлебнет лиха.

Гендин Семен Григорьевич (1902–1939). Один из руководителей советской военной разведки.

Родился в Двинске в семье врача. С 1921 года в органах ВЧК. В 1925 году – начальник 7-го отдела КРО ОГПУ, в 1926–1927 годах – начальник Управления НКВД по Смоленской области. В 1934–1935 годах – помощник начальника 5-го (внешняя разведка) отдела ГУГБ НКВД. В 1937 году – заместитель начальника 4-го отдела того же главка.

С сентября 1937 по май 1938 года – исполняющий обязанности начальника Разведывательного управления Красной армии.

Арестован в октябре 1938 года. Расстрелян 23 февраля 1939 года. Реабилитирован посмертно.

Орлов Александр Григорьевич (1898–1940). Один из руководителей советской военной разведки. Комдив (1935).

По образованию юрист. Прапорщик царской армии. Участник Гражданской войны. В результате ранения лишился ноги. Награжден одним из первых орденов Красного Знамени.

В 1931–1933 годах – начальник управления военных приборов в составе Главного управления артиллерии.

С 1934 по февраль 1935 года – помощник военного атташе во Франции. С ноября 1935 по 1937 год – военный атташе в Германии и Венгрии.

В сентябре 1937 года – заместитель начальника Четвертого (разведывательного) управления Штаба Красной армии. Был временно исполнявшим должность начальника управления до апреля 1939 года.

С апреля 1939 года – начальник кафедры иностранных языков Артиллерийской академии Красной армии. Арестован 30 июня 1939 года по ложному обвинению. Расстрелян 24 января 1940 года. Посмертно реабилитирован.

Проскуров Иван Иосифович (1907–1941). Один из руководителей советской военной разведки. Генерал-лейтенант.

Родился в селе Малая Токмачка Запорожской области (Украина) в рабочей семье. Окончил рабфак, был студентом Харьковского института механизации и электрификации сельского хозяйства. С 1931 года – в Красной армии. В 1933 году окончил школу военных летчиков в Сталинграде. С сентября 1936 года по май 1938 года воевал на стороне республиканцев в Испании. С 1938 года – командующий 2-й авиационной армией особого назначения ВВС Дальневосточного фронта.

С апреля 1939 по июль 1940 года – начальник Четвертого (разведывательного) управления Наркомата обороны и заместитель наркома обороны СССР. Депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва. С июля 1940 года – командующий ВВС Дальневосточного военного округа.

Необоснованно репрессирован в 1941 году. Расстрелян в октябре того же года. Посмертно реабилитирован.

Герой Советского Союза (1937). Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды.

Голиков Филипп Иванович (1900–1980). Советский военачальник, один из руководителей советской военной разведки. Маршал Советского Союза (1961).

Родился в селе Борисово Катайского района Курганской области в крестьянской семье. В Красной армии с 1918 года.

Участник Гражданской войны. После ее окончания – на партийно-политической работе. Затем командир стрелкового полка, дивизии, механизированной бригады, механизированного корпуса. В 1933 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. С ноября 1938 года – командующий Винницкой армейской группировкой, с сентября 1939 года – 6-й армией.

В 1940–1941 годах – заместитель начальника генерального штаба и начальник Разведывательного управления Генерального штаба Красной армии, генерал-лейтенант. Глава советской военной миссии в Англии и США.

Во время Великой Отечественной войны – командующий 10-й и 4-й ударными армиями, Брянским и Воронежским фронтами, 1-й гвардейской армией. С апреля 1943 года – заместитель наркома обороны по кадрам, а с мая – начальник Главного управления кадров Красной армии. С 1950 года – командующий объединением, а в 1956 году – начальник Военной академии бронетанковых войск. С 1958 по 1962 год – начальник Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота. В 1962 году – в группе генеральных инспекторов Министерства обороны.

Был членом ЦК КПСС в 1941–1952 и в 1961–1966 годах.

Награжден четырьмя орденами Ленина и многими другими советскими и иностранными орденами.

Ныне совершенно ясно, что перечисленные выше грубые ошибки в Центре и на местах, приведшие к провалу «Красной капеллы», вызваны недостаточным профессиональным уровнем кадров в центральном аппарате и в резидентурах, которые заменили репрессированный оперсостав. Мелкие просчеты и упущения множились и перерастали в непоправимые провалы. Так, Центр не сообщил Корсиканцу длину собственной волны радиопередач. А это означало, что связь с резидентурой принимает односторонний характер: наши помощники в Берлине не могли принять и расшифровать задания и указания из центрального аппарата. Приемные станции находились в районе Бреста. Они перестали действовать в первые дни войны в результате быстрого наступления вермахта. Маломощные радиопередатчики резидентуры Корсиканца – Старшины не достигали района Куйбышева, где обосновался радиоцентр, а других приемных пунктов внешняя разведка НКВД-НКГБ не имела.

После начала войны выяснилось, что связь с резидентурой Корсиканца – Старшины никак не удается установить. Оперативники в Центре не могли понять, что случилось. Срочно призвали высококвалифицированных радиоспециалистов. Те разобрались и определили, почему молчит Берлин. Удивительного в этом ничего нет. Рация у Корсиканца оказалась маломощной. Как бы нелегалы ни старались, они не смогли бы связаться с радиоузлом Куйбышева, куда передислоцировался разведцентр.

Не удалось внешней разведке установить связь с берлинской резидентурой, засылая на парашютах или из нейтральных стран нелегалов-радистов с более мощными передатчиками. Вот как закончилась одна из таких операций. В июле 1942 года резидент в Стокгольме Борис Рыбкин (там он выступал под видом советника дипломатической миссии СССР В. Н. Ярцева) подобрал из своих агентов связника Адама (директора одной из шведских фирм), которого направили в Берлин для восстановления контакта с Корсиканцем. Стокгольмский посланец встретился с радистом Куртом Шульце. Последний сообщил, что ему не хватает радиодеталей и анодных батарей питания, чтобы наладить связь с Центром. Но операция с Адамом оказалась проваленной. В архивном деле есть радиограмма, направленная Берией Б. Рыбкину. В ней сообщается: связник оказался провокатором. Явки в Берлине, которые ему дали, были провалены, а наши источники в немецкой столице арестованы. Правда, историки отнеслись к этому документу весьма осторожно, так как других материалов, подтверждающих причастность Адама к провалам явок и арестам членов резидентуры Корсиканца – Старшины, не оказалось.

Сейчас считают, что кто-то в Центре решил застраховать себя от ответственности за катастрофическую ошибку в Берлине и решил свалить все на подвернувшегося под руку агента Адама. На самом деле, как мы уже убедились, провал резидентуры Корсиканца – Старшины произошел из-за того, что немецким криптографам удалось расшифровать ту роковую радиограмму, в которой Центр сообщил Кенту подлинные адреса проживания и фамилии Корсиканца, Старшины и некоторых других членов берлинской резидентуры.

Рыбкин Борис Аркадьевич (1899–1947. оперативный псевдоним – Кин. Полковник (1943).

Родился в Екатеринославской губернии (ныне Днепровская область, Украина) в семье мелкого ремесленника.

Окончил коммерческое училище. В 1920–1921 годах – в Красной армии. С 1921 года – в органах ВЧК-ОГПУ а с 1930 года во внешней разведке. В 1935 году – резидент в Хельсинки под прикрытием должности консула, затем – второго секретаря полпредства СССР в Финляндии (паспортная фамилия Ярцев Борис Николаевич). В связи с начавшейся в 1939 году советско-финской войной вернулся в Москву. Был назначен начальником отделения 5-го отдела (внешняя разведка) ГУГБ НКВД, а в феврале 1941 года – начальником отдела Первого управления НКГБ СССР.

В сентябре 1941 года командирован резидентом в Стокгольм под прикрытием должности советника миссии, а затем посольства СССР в Швеции.

В июле 1943 года назначен заместителем начальника, а потом начальником отдела Четвертого управления (диверсии и разведка в тылу немецких войск) НКГБ СССР. Курировал заброску агентуры и диверсионно-разведывательных групп в оккупированные немцами страны Восточной Европы.

В феврале 1945 года являлся офицером связи со службами безопасности союзников на Крымской (Ялтинской) конференции.

С февраля 1947 года в отделе диверсий МГБ СССР. Выезжал в ряд стран для восстановления связи с агентурой на Ближнем Востоке и в Восточной Европе. Во время командировки в Чехословакию погиб в автокатастрофе под Прагой. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Такое же положение было в Разведуправлении и его резидентурах. Из-за слабой профессиональной подготовки провалу радиоточки на улице Атребат в Брюсселе не придали серьезного значения ни Треппер, ни Центр. Например, после ареста радиста Хемница резидент Отто отправил Кента в Марсель, но последний обосновался там по старым документам, которые он использовал в Бельгии. Кроме того, переправка его сожительницы Маргарет Барча была поручена Мальвине, любовнице агента брюссельской резидентуры Райхмана, оказавшегося провокатором гестапо. Таким образом, Мальвине, а следовательно, и Райхману стало известно, где скрывается Кент. Впоследствии они и выдали его гестаповцам.

Или другой эпизод. Резидент Отто считал, что фирма «Симэкско», прикрывающая разведточку в Париже, не затронута провалом в Брюсселе. На самом деле радист Хемниц, который был схвачен гестапо, знал об истинном назначении фирмы и выложил все это на допросах. Отто, со своей стороны, поручил наблюдение за фирмой Райхману, хотя уже подозревал, что тот – агент гестапо. А Центр, не дожидаясь выяснения возможных последствий провала резидентуры в Брюсселе, проявил непрофессиональную спешку и принял решение о передаче остатков группы Кента руководителю глубоко законспирированной резидентуры Паскалю, ставя последнего под удар. В результате последовал не менее чувствительный провал второй брюссельской резидентуры, добывавшей важную стратегическую информацию.

В первые годы после войны в ходу была версия о том, что «Красная капелла» погибла из-за предательства. Предателем называли то Леопольда Треппера (Отто), то Анатолия Гуревича (Кента), то Михаила Макарова (Хемница), то Константина Ефремова (Паскаля), то Иоганна Венцеля (Германа) и некоторых других членов парижской, бельгийских и амстердамской резидентур. Так, считали, что старший лейтенант Макаров выдал немцам шифр и помог прочитать три сотни шифрограмм, перехваченных гитлеровской контрразведкой в 1940–1941 годах. А майор Константин Ефремов тоже раскрыл свой шифр. Недолго хранили тайны от гестаповских следователей резидент Леопольд Треппер и капитан Анатолий Гуревич, а также специалист по радиосвязи Иоганн Венцель и рядовые «пианисты». Из восьми захваченных радиопередатчиков немцы сумели использовать шесть. По меньшей мере полтора года шла большая радиоигра с московским Центром, в которой поначалу противнику удалось добиться определенного успеха, хотя в конце концов и внешняя разведка НКВД-НКГБ, и Разведуправление Красной армии повернули дело в свою пользу.

Конечно, трудно полностью оправдать такие поступки наших разведчиков-нелегалов. Ясно и понятно, что для того, чтобы сохранить себе жизнь, они вольно или невольно способствовали в той или иной степени ликвидации советских разведывательных организаций в глубоком немецком тылу. Но ошибки, которые совершили центральные аппараты на Лубянке и Знаменке, руководя деятельностью своих резидентур, нанесли еще больший удар по советской агентурной сети в Германии и оккупированных ею странах Центральной и Западной Европы.

Короче говоря, не было большого предательства, как мы привыкли понимать. Имелись форс-мажорные обстоятельства, которые неизбежно привели разведывательные структуры НКВД-НКГБ и Разведуправления Красной армии к провалу. Было, наконец, множество мелких ошибок в повседневной оперативной работе, которые совершили новые, профессионально слабо подготовленные кадры в московских разведцентрах и на местах.