Подруга

27 марта к нему приехала подруга. На ней было вязаное строгое пальто с опушкой короткого серого меха и сапоги.

Весёлая, показалось, что похмельная. В жёлто-блакитном платьице, правда, на талии была тёмная полоса, так что всё же не хохляцкий флаг, под которым столько уже убито и столько партийцев изранено.

Она принесла букет жёлтых роз, числом одиннадцать. Розы были густо-жёлтого цвета и очень аппетитные.

– Я обрезала чёлку! Ты видишь!

– Ты мне писала, что обрезала. – (Она писала ему в Интернете.) Он налил ей белого вина, а сам пил воду, просто воду. И ел принесённую ею элегантную сосиску из кондитерской «Фрау Бротхен». Сосиска была заплетена в тесте и видна была, как тело женщины в платье с многочисленными вырезами.

– Ну как ты? Давай я тебя всего остригу, а то у тебя половина волос осталась.

– Пусть вырастут. Тогда.

– Давай! Ну!

– Я боюсь, что от вибраций Moser у меня лопнет череп и растечётся мозг.

– Сумасшедший.

– Пойдём!

– Я думала, может, ты болен, и мы просто поговорим. А ты… Зубки только почищу.

Она ушла в ванную.

Вышла голая.

– Смотри, как я потолстела.

Действительно, у неё появился небольшой живот.

– В Варшаве нас кормили на убой. Очень хорошо.

Она показалась ему низкорослей, чем была до его операции, более рыхлой и более простой. Она смеялась и скалила зубы. Как простушка. Не это от неё требовалось.

«Со мной случилось то, что я вижу мир по-иному, – понял он, – более пронзительно. Не дай Бог, исчезнет её аура, – подумал он. – Этого мне только не хватало…»

Она было легла на спину, но он поднял её и поставил на колени. Его член как-то необычно легко проник в неё, и он подумал, что она занималась любовью до этого. Где и с кем, его совсем не интересовало, но занималась. Затем всё обратилось в осязание, они перешли в область осязания.

Она никогда не показала ему своего паспорта. Как примитивная заводская девка, лимитчица какая-то, хоть и еврейка, что предполагает и манеры, и образование.

Как-то раз ему нужно было перевести деньги, просто у него из-за преследовавших его в те годы приставов (они пытались вытащить у него 537 тысяч по судебному процессу против него мэра Москвы) не было банковского счёта. Она было согласилась, чтобы деньги перевели на её счёт, однако через некоторое время из собравшейся заплатить организации ему позвонили и сообщили, что «ваша подруга отказалась предоставить её личные данные».

На протяжении более чем шести лет их любовной связи она никогда не дала ему своего адреса. Он не знал ни улицы, ни дома, ни номера квартиры. С её слов он слышал название района Москвы, в котором она якобы живёт, но можно ли быть уверенным, что в этом именно районе она живёт? Может быть, жила когда-то. А может, никогда не жила.

По её словам, она обитает с дочерью. С мужем, по её словам, она не разведена, но живёт отдельно от него, хотя свою девочку, по её словам, она довольно часто отправляет к родственникам мужа, там её очень любят. Вероятнее всего, она всё-таки живёт с мужем, находясь с ним в неких странных отношениях. Ещё в первый год их связи он как-то позвонил ей, и телефон взял мужчина. Председатель не смутился и попросил мужчину передать ей, чтобы позвонила. И назвал своё имя.

Она врёт во многом. Одну её ложь он обнаружил случайно. Когда-то давно она искала через Интернет работу и оставила свои ФИО и, главное, фотографию. Из её резюме он узнал только, что она на самом деле старше того возраста, который ему декларировала. Впрочем, он наткнулся на это старое её резюме тогда, когда уже не отказался бы от неё, даже если бы она оказалась на двадцать лет старше. А после того случая, с телефоном, она завела себе ещё один телефон и включала его только для связи с ним, да и то очень и очень редко. Если она не хотела, то Председатель не мог её достичь. Их связь, впрочем, осуществлялась свободно через e-mail-почту. Такая связь не позволяла никак определить, где она находится, в двух кварталах от него либо в Италии, например.

Однажды, это было ещё на предыдущем месте её работы, её письма к нему перехватил шеф охраны фирмы, где она тогда работала, бывший сотрудник КГБ. Он сообщил ей, что она не должна связываться с Председателем радикальной партии по служебному Интернету, и заверил её, что если бы он к ней лично хорошо не относился, то вынужден был бы доложить боссу.

Боссу он не доложил, более того, когда она вознамерилась переходить на более ответственную государственную службу, этот старый кагэбуха не стал сопровождать её личное дело сведениями о любовной связи с Председателем.

Короче, такая подруга обидела бы своими шпионскими манерами и отпугнула бы уважающих себя истеричных мужчин, но не его. Впрочем, чёрт его знает, о других мужчинах она чуть ли не в первый вечер их хвастливо заявила: «Я всем нравлюсь, все хотят со мной жить!»

Он терпел, точнее, его самолюбие терпело эти тайны вокруг неё, поскольку она непревзойдённо совокуплялась. Вот в чём дело!

Можно было выследить её, послать ребят, они бы выследили. Он никогда не сделал этого, поскольку понимал, что у них редкий случай чистой похоти. Она приходила, чтобы совокупляться, он ожидал её, чтобы совокупиться с ней.

Внутри неё, в этой алой её кишке, дышащей на него жаром из её межножья, вероятно, постоянно зудело, и жалось, и чесалось, и требовало разглаживания и утоления её естество. Получив в себя его член, она начинала скулить, как благодарная собака-сучка.

Как много сходится у человеков меж ног, у обоих полов! Там завязан первичный узел всего человека.

Звери, если им приходится есть человека, начинают пожирать его с между ног. В случаях, когда безумцы забирались в зоопарках в клетки к хищникам, сценарий был один: чавканье между ног. Иногда зверь подымет морду, сверкнёт страшным белком глаза, и опять жевать.

Во время акта совокупления любовь также совершается в этом месте – между ног, все остальные части тела лишь скромно участвуют на вторых и третьих ролях, дополнительно трутся друг о друга.

Каждый раз было такое впечатление, будто там у неё хранится тайна, которую она хочет раскрыть, но всякий раз не может, избегает, отказывается от раскрытия. Даже в оргазме. А оргазмов у неё случается немало. Даже по пять-шесть.

И опять скуление… капризной самочки, ей шесть и тридцать шесть лет. Опрятная, она залезла в грязь и наслаждается…

Э, такая судьба у Председателя, что, пройдя огонь и медные трубы, он в конце жизни встретил вот такое существо. «Да и зачем мне её адрес? – думает Председатель. – Лучше даже и не видеть, как она живёт, а то ещё что-нибудь не понравится… Женщина должна быть загадкой, тотальной загадкой. Разве не вульгаризировала красавицу Екатерину её мать, его тёща, когда Председатель увидел её. Ничего, тёща как тёща, однако у красавиц не должно быть родственников и домочадцев. Они должны быть круглыми сиротами».

Речь идёт о женщине хрупкой, но сильной и выносливой, ростом в 174 сантиметра, весом, обычно не дотягивающим до 50 килограммов, с маленький изящной головкой, крупными еврейскими глазами, какой их естественный цвет, она, видимо, и сама забыла, так как носит, меняя их, линзы, от фиолетовых до ярко-зелёных. Отличная круглая попа, мелкие козьи грудки… Сама мисс Жизнь, сама мадемуазель Жизнь.

Председатель, только что лицезревший смерть и приближённых ей демонов, оглядываясь на годы, проведённые в совокуплениях с этой динамой, машиной счастья («Я очень выносливая!» – гордо заявляет она), всякий раз приходит к выводу, что ему с ней очень повезло. Лучше девки у него не было. Одновременно он понимает, что она зловеща, как отдел кадров. «А ты на 100 % будешь здоров?» – прислала она ему e-mail на следующий день после того, как он добрался из евро-фашистской клиники на свою голубятню.

То есть вопрос, если его раскрыть, расписать, выглядит так: «Будешь ли ты так же, как прежде, покрывать меня, суку, ёрзая в моих внутренностях?»

Если Председатель грохнется в прихожей голубятни ещё раз, она поспешно уйдёт, чтобы не светиться у медиков и полиции. Какой вызов скорой помощи? Вы за кого её принимаете? Уйдёт, переступив через тело.

И то верно, каждый умирает в одиночку, девочка! Вероятно, после его операции, она теперь, идя к нему, не забывает взять ключи от его квартиры, чтобы, уходя и оставив его лежащим, переступив через его тело, бросив его ключи рядом с ним, закрыть дверь своими ключами. А да, всё же какое-то расследование будет! В шкафу найдут сто пятьдесят или сколько там накопилось, её маленьких трусов, ещё, чего доброго, решат, что он педофил.

Нет, медведи-полицейские. Я, что называется, straight man, никаких детей. Полицейские смогут её вычислить, как смог бы и он, если бы хотел.

…От двадцатидневного воздержания он с наслаждением опорожнился в неё.

При этом она скулила, как обычно в последние месяцы, но было такое впечатление, что она возбудилась и занималась любовью где-то до прихода к нему.

Они пошли в другую комнату, к жёлтым розам, там он уговорил её выпить рюмку водки. Возможно, водка развяжет ей язык, и она ляпнет что-нибудь.

Тут его осенила простенькая правда. Да она просто явилась из дому, а дома у неё есть муж. Вот муж этот, как там у музыкантов называется группа, которая развлекает собравшихся на концерте до того, как на сцену выйдет основная главная группа? Та, что выступает перед, называется «группой разогрева». Выступает она для разогрева. Вот её разогрел муж. Как там в анонимном письме, воткнутом тебе у двери, Председатель:

«Как поживает Ваша подружка? Ревность к Вам не утихла? „Концерты“ и припадки Вам более не устраивает? Как это Вы делите одну женщину на двоих? Муж в курсе её увлечений и пламенных воздыханий?» На самом деле ты, старый, гордишься тем, что она без последствий может уйти от тебя и не вернуться, но не уходит. Не уходит. Скоро будет семь лет, как неизбежно появляется.