Глава 15. Сопротивление
Всё вышеописанное вызвало очень сильное сопротивление во всей Великороссии, во всех слоях и классах населения, от низших до высших. Но это сопротивление имело два совсем разных русла, течения, или направления. Одно исходило от неправедных и уродливых явлений и состояний в народе и обществе (от всего преступного, своевольного, ленностного, склонного к заблуждениям, духовно низкого). Другое было сопротивлением, напротив, всего духовно высокого, праведного, укоренённого в Святой Руси. То и другое в народе и обществе часто проявлялось, действовало одновременно, чем ловко пользовались и тогда и поздней, чтобы второе очернить и представить под видом первого. Нам предстоит разобраться и отделить одно от другого.
Расколы, раздоры, резкие перемены в жизни и управлении, затяжная война и связанный с нею налоговый гнет, усугубляемый злоупотреблениями чиновников привели к небывалому росту преступности, разбоев, бегству крестьян. При этом разбойниками (главарями шаек) становились иной раз дворяне – помещики. Всё это подавлялось силой, хотя и не так уж успешно. Самая большая беда состояла во взяточничестве и казнокрадстве, принявших невиданные размеры! Брали взятки и крали казённые средства все чиновники, судьи, полиция. На этом постоянно попадались бурмистры, губернаторы и вице-губернаторы, прокуроры и обер-прокуроры, государевы «прибыльщики» и призванные за ними следить, фискалы и обер-фискалы, сенаторы. Зло оказалось повальным. В нём были повинны даже «птенцы гнезда Петрова». Сущим ударом для Петра явилось открытие казнокрадства в особо крупных размерах его любимца и ближайшего сподвижника Александра Даниловича Меньшикова. Был «розыск» по этому делу. С «Данилыча» взысканы были в казну огромные деньги. Суду его Пётр не предал, но сильно к нему охладел, лишив высоких должностей. В борьбе с этим злом не помогали ни грозные царские указы, ни расправы, вплоть до смертных казней. Казнокрадство и взяточничество не уменьшались, но ещё больше распространялись, нанося огромный вред государству. Знаменитый писатель и деятель того времени из крестьян Иван Тихонович Посошков в сочинении «О скудости и богатстве» писал: «Не только у иноземцев-христиан, но и у бусурманов суд чинят праведный, а у нас... судная расправа никуда не годится: какие указы ни состоятся, всё ни во что обращаются... Неправда вкоренилась и застарела в правителях, от мала до велика, все стали поползновенны – одни для взяток, другие боясь сильных лиц. Оттого всякие дела государевы не споры, сыски не правы, указы не действительны».
В 1718 г. фельдмаршал князь Борис Петрович Шереметьев говорил: «Москва так стоит, как вертеп разбойников, всё пусто, только воров множится, и безпрестанно казнят». Отчасти это было связано с тем, что столица уже переместилась в Петербург. В деревнях дворяне начали обирать крестьян «как овцу, догола». Тот же Посошков в связи с этим выражает очень важный взгляд на крестьянство: «Крестьянам помещики не вековые владельцы, оттого они не очень их и берегут. Прямой их (крестьян) владетель Всероссийский Самодержец, а они (помещики) владеют временно». Таким «владетелем» крестьян осознавал себя и Пётр, почему строго карал господ за жестокое обращение с ними. Так, один дворянин получил 10 лет каторги за то, что сильно избил крестьянина, умершего после побоев. Но, как уже говорилось, карательные меры не давали нужных последствий, и безсовестное обирание крестьян помещиками продолжалось, отчего массовым стало бегство крестьян на Дон и другие российские украины. Весь этот ряд беззаконий и их чрезвычайное умножение, помимо прочих сопутствующих причин, объяснялось одной самой главной. Она заключалась в образе мыслей и дел самого Петра I. Поставив предприимчивость выше святости, «пользу» и выгоду выше Божиих заповедей, всё мірское выше духовного, он, конечно, тем самым дал почти всем очень заразительный пример. Сам-то Пётр имел в виду «пользу Отечества», но его окружение отвечало на это так, что ему-де хорошо, он не имеет заботы о собственном доме, семье и хозяйстве, и не думает о подчинённых, что у них хозяйство приходит в расстройство и упадок, так как они вынуждены подолгу отсутствовать. Такие разговоры велись между чиновниками и высшими офицерами, сопровождавшими Петра в длительных походах, или поездках за границу. И будучи там, они всячески старались, кто как мог, по крайней мере урвать себе что-то из казённых средств, или путём обирания населения (например, в Польше). Иными словами, с точки зрения правящих классов тех времён, если Царь ради внешней пользы и выгоды, оставляет или отодвигает на второе место требования совести и закона Божия, то и им надлежит поступать так же в отношении пользы и выгоды своих имений и домов. Многие дворяне старались укрыть своих сыновей от воинской или служебной повинности и от учёбы, в которой, как для всех обязательной, просто не видели смысла.
Но реформы Петра были направлены не только и даже не столько на нужды армии, флота, усовершенствование государственного управления и развитие полезного образования. Как уже говорилось, Царь реформировал коренные духовные и нравственные устои Великороссии. А вот это встречало уже совсем иное по духу и смыслу сопротивление. С конца XVII в. в народе уже вовсю пошли разговоры о том, что с Царём случилось что-то странное, страшное, невозможное, чему нужно было искать объяснение. Не только старообрядцы, но и члены Российской Церкви (вплоть до некоторых епископов) прямо говорили, что деянья Петра антихристовы. «Нами правит не Царь, а антихрист», который «губит Россию»,– говорили одни. «У нас Государя нет; это не Государь, что ныне владеет, да и Царевич (Алексей) говорит, что мне (Пётр I) не батюшка и не Царь»,– утверждали другие. Некий Григорий Талицкий составил «тетрадки», в которых убедительно доказывалось, что правление Петра есть антихристово. Талицкого казнили. Из-за согласия с ним пострадал (был лишён сана и сослан) епископ Тамбовский Игнатий. Но стали являться и не скрытные, а открытые обличители. Так однажды из Нижнего Новгорода в Москву пришёл посадский человек Андрей Иванов «извещать Государя, что он, Государь, разрушает веру христианскую: велит бороды брить, платье носить немецкое, табак тянуть»... Всё это объясняли по-разному. Одни очень точно указывали, что немцы «обошли» (то есть охмурили, спутали, прельстили) Царя через «немку Монсову». Имелась в виду любовница Петра Анна Монс, жившая в немецкой слободе на Москве. Другим казалось сие невозможным и они сочиняли легенды и сказки. Во одной из них покойная царица Наталья Кирилловна родила не сына, а дочь. Но дочь у неё немцы украли, а подложили тут же своего мальчика (вариант – сына Лефорта). По другой сказке Пётр попал в плен к Шведской королеве, которая его посадила в бочку и сбросила оную в море, а русским под видом Петра возвратила «немца». У сказки явилась и версия: вместо Петра в бочку сел верный его боярин, а Царь спасся и где-то скрывается, бродя по міру, а от шведов действительно прислан его двойник – немец. И ещё вариант: в Стекольне (Стокгольме) Царя посадили не в бочку, а в «столп», то есть в некую башню и держат под стражей. «Царя подменили немцы» (шведы), «Царь – не настоящий»,– вот слух особенно широко пошедший в народе. И надо признать, что духовно, по смыслу слух этот был совершенно точен: Петра действительно «подменили» и действительно иностранцы, только не в прямом, а в переносном смысле! Стало известно, что какой-то монах записывал подобные были-небылицы. Тогда и последовал указ Царя, запрещавший монахам иметь в кельях своих письменные принадлежности... и разрешавший писать только в трапезной под присмотром игумена. Неужели во всем прочем достаточно сведущий Пётр не знал, что подобные случаи единичны, что монашество в целом отнюдь не занимается распространением «басен» о Царе? Конечно, знал! Но он знал также и то, что монашество русское является источником подлинно-духовного, православного влияния на окружающий мір. Пресечь такое влияние и было целью указа. Подобная же история была и у другого указа Петра. В ряде городов, в том числе и в Москве, были отмечены несколько случаев появления крамольных листков (писем), невесть кем прибитых на видных местах, против немецких одежд, бритья бород и т.п. Появились и «подмётные» (то есть подброшенные) властям письма такого же содержания. Пётр I издаёт указ о том, что впредь, если кто будет что-нибудь (всё равно что!) «писать запершись», тот подвергнется суровой каре, равно, как и тот, кто знал о пишущем и не донёс! Этот указ кажется совсем сногсшибательным. Неужто «просвещенный», образованный Пётр не знал, что «запершись» пишут, как правило, в подавляющем большинстве случаев вовсе не крамольные или подмётные письма, а письма с деловыми, личными, любовными секретами, а также все вообще творческие (к примеру, художественные) произведения, не терпящие постороннего глаза прежде совершенного окончания? Конечно же, знал! Поэтому настоящая цель указа – поставить под надзор властей, государства всё, что пишется образованными и грамотными людьми! Указ этот, разумеется, не исполнялся, кроме разве нескольких случаев. Но если представить, что он был бы в полной мере исполняем и при Петре и при его преемниках, то в России никогда не могло бы сложиться то, что именуется ныне интеллигенцией и особенно, – творческой. Кто-то может сказать: «Вот и хорошо бы!». Но мы скажем другое: пусть помнят об этом те нынешние интеллигенты, которые склонны всячески превозносить деяния Петра.
Русская Земля наполнялась тревожными слухами. Если столичное московское общество хорошо знало Петра и происхождение его склонностей и реформ, то на далёких украинах государства народ этого ничего не знал, и потому, не зная что думать в связи с указами о перемене платья, бритье бород, торговле табаком, начинал верить сказкам и начинал бунтовать. Так случился уже упомянутый нами сильнейший бунт в Астрахани, распространившийся и по Волге. Это был единственный бунт, имевший своей главнейшей причиной «стоянье за веру». Его зачинщиками явились люди из разных городов России, не только из Астрахани, почему это восстание нельзя рассматривать только как местное. Вождями здесь были Яков Носов (из Ярославля), Артемий Анцыферов (из Москвы), Осип Твердышев (из Симбирска), Гаврила Ганчиков (из Астрахани), несколько нижегородцев. Как и везде по Руси, в Астрахани были возмущены приказами брить бороды, носить немецкое платье, принимать статуи, изображавшие разные аллегории в виде языческих божеств, а также новыми налогами и поборами (в частности – за бороды и за русские платья). В июле 1705 г. прошел слух, что русских девиц всех будут выдавать замуж за немцев, которых пришлют из Казани. Тогда и поднялось восстание. Был убит воевода Тимофей Ржевский и несколько царских чиновников. Восставшие стали посылать грамоты в окрестные города, к казакам. В грамотах говорилось: «Стали мы в Астрахани за веру христианскую (из-за) брадобрития, немецкого платья, табаку и что к церквам наших жен и детей в русском платье не пущали, а тех, которые в церковь Божию ходили, и у тех платье обрезывали... и всякое ругательство нам и женам нашим и детям чинили (что в самом деле было!)... и болванам кумирским богам они, воеводы и начальные люди, поклонялись и нас поклоняться заставливали... И мы о том многое время терпели и, посоветовав между собой, мы, чтоб нам веры христианской не отбыть... и напрасно смертию душою с женами и детьми вечно не умереть и за то, что стала нам быть тягость великая... против их (начальных) противились...»
В грамотах также указывалось на беззаконные поборы и на то, что в иных городах насильно ставятся на жительство в русские семьи немцы и чинят русским разные «утеснения и ругательства». Грамоты возбудили Терек. Там тоже вспыхнул бунт, перебили начальствующих. Но военной помощи астраханцам не прислали по той лишь причине, что терское казачество, находясь в окружении воинственных горских народов, не могло оставить жён и детей без защиты. Астраханцы меж тем овладели Красным и Чёрным Яром (с помощью тамошних жителей) и подошли к Царицыну. Без помощи Дона взять этот город было трудно. На Дон отправили гонцов с наказами, из коих видны цели восставших. Донским казаках предлагалось, «взяв боем Царицын, идти до Москвы, и по дороге брать города, а противников побивать до смерти, потому что Государь в Стекольном (Стокгольме) закладен в столпе, и на Москве управляют бояре, Бутурлин да Головин, и, пришед к Москве, проведать о том подлинно».
Вот ведь как простые русские люди не хотели, не могли поверить, что русскую жизнь разрушает и портит сам законный Царь!..
На Дону, кроме «старшины» (и то не всей!) вполне сочувствовали астраханцам. Пётр I, находившийся тогда в заграничном походе против шведов, был крайне напуган возможностью одновременного выступления астраханцев и донцов. Однако донские казаки были застигнуты как бы врасплох, оказались в тот момент не готовы, не собраны, не имели нужных вождей и не смогли поддержать астраханцев. Отправленный против последних фельдмаршал Б.П. Шереметьев с большим войском в 1706 г. подавил бунт, взяв Астрахань. В бою Шереметьев потерял 20 человек убитыми. В Астрахани казнил и замучил 365 человек, причастных к восстанию. При «розыске» выяснились многие разговоры бунтовщиков. Так, московский стрелец Иван Луковников о Петре говорил: «Какой он Государь благочестивый! Он неочесливый (нечестивый), полатынил всю нашу христианскую веру!» Другие говорили почти то же самое: «Не сила Божия ему (Царю) помогает, ересями он силён, веру христианскую обругал и облатынил, обменный (подменённый) он Царь. Все те ереси от еретика от Александра Меньшикова».
Но в следующем 1707 г. на восстание поднялся всё же и Дон! Явился главный его предводитель атаман Кондратий Афанасьевич Булавин. Главнейшей причиной восстания здесь был царский указ сыскать на Дону и вернуть на места в Россию всех беглых крестьян. Недовольны были казаки и другими утеснениями со стороны государства. Вообще Дон старался служить Государям Московским всегда верой и правдой, но сохраняя при этом относительную самостоятельность (вольность), с некоторыми своими особыми правилами и законами. Одним из таких было правило: «С Дона выдачи нет». Царское требование выдачи уничтожало и эту относительную донскую «вольницу». Поэтому как только полковник князь Юрий Владимирович Долгорукий с отрядом явился на Дон для сыскания беглых, против него и пошли булавинцы. С ними в бою Долгорукий потерпел поражение и был убит. «Старшина» стремилась сохранить верность Москве, но рядовое казачество всколыхнулось. Пожар восстания разгорался. Булавин пошёл за Днепр поднимать Запорожскую Сечь, рассылая при этом воззвания прямо-таки художественно поэтического стиля: «Атаманы – молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники! Кто похочет с военным походным атаманом Кондратием Афанасьевичем Булавиным... погулять, по чисту полю красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить, то приезжайте в черны вершины самарские!» В целом Сечь не пошла, но многие добровольцы из нее к Булавину присоединились. Он вернулся с ними на Дон и здесь стал рассылать призывы уже иного содержания, – «стоять за Дом Пресвятой Богородицы и за истинную веру христианскую и за благочестивого Царя» против князей, бояр, прибыльщиков и немцев, так как они «вводят всех в еллинскую веру и от истинной веры христианской отвратили»... Таким образом, хотя восстание Дона имело иные причины, чем были у Астрахани, но использовало (и довольно успешно!) и этот чисто духовный мотив стоянья за веру. Ряд тактических ошибок Булавина, а также то, что ему не удалось поднять с собой калмыков, запорожцев и Терек, привели к поражению восстания в 1708 г., правда, тоже только с применением значительных армейских сил, и с невероятной жестокостью по отношению к мирным жителям. Особенно эта жестокость относилась к жителям городков с преимущественно беглым населением, приставшим к булавинцам. Пётр I писал посланному на подавление князю Василию Владимировичу Долгорукому, брату убитого Юрия: «Оные (городки) жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колёса и колья, дабы тем удобней отбить охоту к приставанью к воровству людей, ибо сия сарынь (бунт), кроме жесточи, не может унята быть», ... «Необходимо расстрелять, как можно больше», «нужно так проучить эту публику (духовенство и верующих), чтобы на десятилетия вперед у них пропала всякая охота к сопротивлению». Чьи это слова? Это слова В.И. Ленина в его секретном письме членам Политбюро в 1921 г. Как похожи они на слова Петра I. У них общий источник вдохновения – міровое масонство.
Итак, стояние за веру христианскую, за Дом Пресвятой Богородицы (это вся Русь!) присутствовало даже в открытых бунтах, и восстаниях, потрясавших государство Петра. Средоточием этой веры, за которую нужно было теперь «стоять» против собственного Царя, конечно, являлась Православная Российская Церковь. Уже одним своим бытием она становилась ядром и источником сопротивления духу и смыслу антирусских преобразований Петра. Кое-что о церковной реформе Петра мы уже говорили. Теперь вынуждены о неких вещах рассказать подробнее. Пётр I любил упрекать русское духовенство и народ в невежестве и суевериях. Что ж, таковые явления в его время были и стали весьма заметными. Мы видели, что и в иные периоды жизни Великороссии невежество всякого рода и суеверия, а с ними в связи и падение нравов, начинали процветать. Но Церковь сама обращала на это внимание и при содействии Государей выправляла положение дел. Можно вспомнить, как Патриарх Никон за шесть лет своего правления сумел так «подтянуть» духовно-нравственный уровень и народа и служителей Церкви, что наблюдавший их Павел Алеппский не раз называет всех русских «святыми»! Но после разлада между Никоном и Алексеем Михайловичем, то есть в итоге раскола церковной и государственной власти, превращенного Петром Алексеевичем в глубокую пропасть, неизбежно вновь началось понижение духовного уровня и в народе и в духовенстве. Пётр видал выход из положения во внешнем образовании, в изучении разных «свободных» наук, не понимая совсем значения укрепления православных духовных устоев жизни в народе и обществе. Он, как его западные учителя, видел полезность Церкви только в воспитании в гражданах морали и нравственности, а также верноподданических убеждений. Ибо теперь, оно, государство, становилось самодовлеющей и высшей ценностью и всё, в том число вера и Церковь, оценивалось лишь о точки зрения полезности для государства, Отечества (между этими понятиями ставился знак равенства). Но в глазах Православной Руси и Руси Святой всё было прямо наоборот: государство, Отечество ценны постольку, поскольку содействуют вере и Церкви! Пётр это убеждение знал и прежде всего его почитал «суеверием и невежеством»! Поэтому сразу же после кончины Святейшего Адриана (1700 г.) он возродил Монастырский приказ. В ведение приказа теперь поступали все доходы от всех земель церквей и монастырей, а церковнослужителям и монахам выдавалось определенное жалование (содержание). Кроме того, Пётр повелел брать различные пошлины с треб, исполняемых на приходах (Крещение, Венчание, погребение), так что епископии почти совершенно лишались всяких денежных средств. К примеру, Святой митрополит Ростовский Димитрий вполне разделял взгляд Царя на необходимость учения для будущего духовенства. У себя в Ростовской епархии он с прискорбием обнаружил, что жёны и дети священников не только безграмотны в церковных вещах, но и никогда не исповедуются и не причащаются! В деревнях многие полагают, что к Исповеди нужно ходить только в старости, а в молодости не нужно. В обществе сплошь и рядом также заметно было уклонение от Исповеди и Причащения. Святитель Димитрий решил устроить и устроил отличную семинарию, где сам и преподавал, но вскоре вынужден был закрыть её из-за отсутствия денежных средств (и это в землях Ростова Великого!). Так, говоря о крайней нужде образования и учения в церковной среде, Пётр делал всё, чтобы таковое не могло быть налажено! К слову сказать, уклонение от Исповеди стало тогда замечаться и в служилых сословиях. Государство (Сенат) не придумали ничего лучшего, как законом установить принудительный порядок Исповеди для всех граждан православного вероисповедания, что потом обернулось плохими последствиями и для Церкви, и для императорской власти. Монастырскому приказу, то есть государственным чиновникам (мірским людям) передано было Петром ведение не только уголовных, но и гражданских, семейных, имущественных дел церковных (монастырских), крестьян и иных лиц, находившихся на служении Церкви, а затем даже и дел, связанных с преступлениями против веры. Таким образом у Церкви отнималась большая часть того, что всегда было обществом непосредственно церковным. Так Русская Церковь искусственно загонялась в очень ограниченный круг только богослужебных дел, отстранялась от всех дел государственных и общественных, даже – и частных! Священникам и дьяконам было тогда запрещено посещать дома прихожан, даже с целью молебнов, или просто ходить в гости (!); можно было приходить лишь для напутствия Святыми Дарами больных и умирающих... Вместе с тем именно Петр возбудил вопрос об устройстве первой Духовной Академии в России, был разработан ее проект. Согласно ему в Российской Духовной Академии должны были преподаваться такие предметы: грамматика (с латынью), история с географией (по переводам с латыни), арифметика и геометрия, логика с диалектикой, пиитика с риторикой, физика с краткой метафизикой, политика, и, наконец, богословие (в самой последней очереди!). Примерно такой же курс предлагался для всех архиерейских училищ. Они, как и Академия, возникли уже после Петра и курс наук был значительно изменён, изменялся потом многократно. Но нам важно отметить, каким видел духовное образование Пётр I.
Он в своей жизни был лично знаком с несколькими истинно праведными людьми, из которых двое – святые. Это святители Митрофан Воронежский и Димитрий Ростовский. Митрофан был великороссом, славился особенной высотой духовно-молитвенной жизни Он знал Петра еще мальчиком, отечески его любил и, когда встретился с ним в Воронеже, где Петр создавал первый флот для осады Азова, всячески содействовал молодому Царю в этом деле. Св. Митрофан жертвовал Петру на нужды флота и армии не только большие церковные средства (тогда они ещё были в распоряжении Церкви), но и свои «келейные» личные средства с припиской «на ратных». Пётр I очень ценил за это старца-епископа. Но однажды между ними произошло очень знаменательное столкновение. Свой дом в Воронеже Петр украсил в западном стиле изображениями языческих богов (статуями – произведениями искусства). Святитель Митрофан заявил при людях, что дело сие противно христианству, и что он ни за что в такой дом к Царю не поедет. Пётр пришел в ярость и сказал, что прикажет казнить дерзкого. Святитель назначил службу со всенощным бдением и повелел звонить в большой колокол. Услышав благовест, Пётр послал спросить архиерея, по какому случаю такой звон. Митрофан ответил: «Мне, как преступнику, Царём назначена смерть. Готовясь к смерти, хочу совершить соборную службу о прощении грехов моих...». Пётр был поражен, он впервые столкнулся с готовностью старца-епископа умереть за православное исповедание веры. Успокоясь, он оценил поступок Святителя, приказал убрать статуи из своего дома и так помирился с Владыкой. 23 ноября 1703 г. Святитель Митрофан скончался. Пётр приехал на погребение. Сам вместе со свитой нёс гроб Митрофана к могиле, а после сказал: «Не осталось теперь у меня такого святого старца!»
Святитель Димитрий был из малороссов, окончил Киевскую Могилянскую Академию, очень любил духовные знания, много в них преуспел, славясь ученостью, и ещё в Малороссии начал великий труд – составление Четьих Миней (то есть житий святых) на каждый день года, по месяцам (12 томов). За основу он взял Великие Четьи Минеи Московского Митрополита Макария, дополняя их из различных других источников, в излагая доступным хорошим языком. Прежде всего за учёность Димитрий был Петром принят в Россию и здесь рукоположен в епископа сперва для Тобольска, но вскоре место служения ему заменили митрополией Ростова Великого. Однако святитель Димитрий оказался не только учёным, но и подвижником, настоящим православным монахом! Он также во всех нужных Отечеству делах деятельно поддерживал Государя, но никак не хотел одобрять его бездуховных деяний. В проповедях св. Димитрий сильно и грозно обличал и распутство, и табак, и заморские нравы, в отмену постов для людей. Пётр эти обличения знал и терпел! Святитель Димитрий прославился многими сочинениями, из коих особой известностью пользуются: «Розыск о раскольнической брынской вере» (против старообрядчества) и собрание замечательных проповедей. В одной из них святой архипастырь высказал: «Окаянное наше время! Окаянное время, в которое так пренебрежено сеяние слова Божия. И не знаю, кого прежде надобно винить, сеятелей, или землю, священников, или сердца человеческие, или тех и других вместе?» Святитель Димитрий, митрополит Ростовский почил в Бозе 28 октября 1709 г.
Оба эти замечательные архиерея были причислены к лику святых. Оба поддерживали Петра в добрых делах и не боялись обличать в делах злых... Он их не преследовал, терпел (но и только!) и не открывался им, так что ни Митрофан, ни Димитрий, умершие в начале реформ, не знали, что сделает Пётр со всей Русской Церковью. Можно представить, как они повели бы себя, доведись им дожить до 1721 года! Никто до сих пор не знает, когда Пётр задумал упразднить Патриаршество и постараться прибрать все дела Церкви к рукам. Известно лишь, что после кончины последнего Патриарха Адриана в 1700 г. Пётр назначил «местоблюстителем» патриаршего престола митрополита Рязанского Стефана (Яворского) из малороссов, а избрание Патриарха всё откладывал из-за внешних причин (войны). Владыка Стефан вёл себя по отношению к Петру чаще всего льстиво и подобострастно, но иногда «взрывался» в проповедях слишком прозрачными намёками на беззакония Царя, почти постоянно просился на покой, чтобы принять схиму, страшно тяготясь своим положением. Пётр его не отпускал. Стефан Яворский также был человеком учёным. Наиболее сильным трудом его стала книга «Камень веры», где утверждались православные истины и сильно обличались заблуждения протестантизма. Книга не была издана при Петре, сделавшись как бы сразу «крамольной». Таковой же считалась и после издания позже, при Анне Иоанновне. Но слабость натуры мешала Владыке Стефану откровенно и прямо объясниться с Царём. Сию боязливость Пётр видел и использовал в нужных для себя целях.
Большинство архиереев того времени были против нововведений Петра в жизнь общества и в церковные дела, но не все имели смелость об этом говорить. Нижегородский архиепископ Исайя говорил и, в частности, указывал, что слишком затяжной характер Северной войны – явное Божие наказание за неправды по отношению к Церкви.
Выросший всё-таки в условиях «старой» Руси, Пётр I, конечно, знал, что именно в Русской Церкви, вообще в выразителях воли Святой Руси он встретит наибольшее сопротивление, потому и старался постепенно лишать Церковь всех видимых сил и возможностей. Но вряд ли Пётр думал вначале, что роковой, страшный узел его противоречий с исконной Великороссией завяжется туго вокруг его собственного сына и наследника Царевича Алексея Петровича!..
