Книга: Кончина СССР. Что это было?
Назад: 2 Август. Кульминация
Дальше: Диалог пятый Валентин СТЕПАНКОВ

Диалог четвертый
Виктор АЛКСНИС

Виктор Имантович Алкснис
Политик, общественный деятель
В те годы народный депутат СССР, депутат Верховного Совета Латвийской ССР.
Август. Кульминация
Хроника
17 августа 1991 г.
Председатель КГБ СССР В. А. Крючков, премьер-министр В. С. Павлов, министр обороны Д. Т. Язов, первый заместитель Председателя Совета обороны О. Д. Бакланов, секретарь ЦК КПСС О. С. Шенин и помощник президента СССР В. И. Болдин встречаются на объекте «АБЦ» – закрытой гостевой резиденции КГБ СССР в Теплостанском проезде в Москве. Решения: ввести чрезвычайное положение с 19 августа, потребовать от М. С. Горбачева подписать соответствующие указы или уйти в отставку, передав полномочия вице-президенту Г. И. Янаеву, Б. Н. Ельцина задержать на аэродроме Чкаловский по прилете из Казахстана для беседы с Язовым, дальше действовать в зависимости от результатов переговоров.

Егор Гайдар «Гибель империи»
В канун подписания Союзного договора, оформляющего мирный, упорядоченный роспуск империи, [высшие советские руководители] <…> приняли решение сделать то, на что, на их взгляд, президент не решается из-за слабости характера: употребить силу, восстановить политический контроль, сохранить центральную власть. В течение трех дней выясняется, что дело не в Горбачеве, а в уже изменившейся стране.

18 августа, 13:00
Бакланов, Шенин, Болдин, а также заместитель министра обороны СССР генерал В. И. Варенников и начальник 9-го управления КГБ СССР генерал Ю. С. Плеханов на самолете Министерства обороны вылетают в Крым для переговоров с Горбачевым с целью заручиться его согласием на введение чрезвычайного положения. Около 17:00 они встречаются с Горбачевым. Горбачев отказывает им в согласии.

Анатолий Черняев «1991 год. Дневник помощника президента СССР»
У входа в дачу стоял М. С. <…> Спокоен, ровен, улыбался. <…> Рассказывает: cели, я спрашиваю, с чем пожаловали? Начал Бакланов, но больше всех говорил Варенников. Шенин молчал. Болдин один раз полез: Михаил Сергеевич, разве вы не понимаете, какая обстановка?! Я ему: мудак ты и молчал бы, приехал мне лекции читать о положении в стране. (Слово «мудак» произнес при дамах.) <…> Они мне предложили два варианта: либо я передаю полномочия Янаеву и соглашаюсь с введением чрезвычайного положения, либо отрекаюсь от президентства. Пытались шантажировать. (Не пояснил как.) Я им сказал: могли бы догадаться, что ни на то, ни на другое я не пойду. Вы затеяли государственный переворот. То, что вы хотите сделать, антиконституционно и противозаконно. Это – авантюра.

Валентин Варенников «Неповторимое»
Наша встреча закончилась ничем. Ее результаты были весьма туманными, как это бывало вообще в большинстве случаев, когда Горбачеву приходилось принимать решение по острым вопросам или просто говорить на тяжелую тему. В заключение он сказал: «Черт с вами, делайте что хотите. Но доложите мое мнение». Мы переглянулись – какое мнение? Ни да, ни нет?

18 августа, 16:30
На президентской даче в Форосе (объекте «Заря») отключены все виды стационарной связи, включая канал, обеспечивавший управление стратегическими ядерными силами СССР.

Владимир Соловьев, Елена Клепикова «Борис Ельцин. Политические метаморфозы»
Генеральный директор специализированного предприятия «Сигнал», ответственного за техническую связь президента, Валентин Занин заявил, что, для того чтобы изолировать президента, надо демонтировать, изъять и вывезти тонны оборудования. <…> Вывод специалиста: это был случай добровольного невыхода на связь. <…> И Яковлеву, и Шахназарову, и Вольскому удалось дозвониться до Горбачева вечером 18 августа, когда все телефоны <…> уже были отключены. Странно и то, что он ни словом им не обмолвился о визите к нему заговорщиков.

19 августа, 04:00
Севастопольский полк войск КГБ СССР блокирует президентскую дачу в Форосе. По распоряжению начальника штаба войск ПВО СССР генерала И. М. Мальцева двумя тягачами перекрыта взлетная полоса на которой расположены летные средства Президента СССР.

Борис Ельцин «Записки президента»
В четыре утра небольшое подразделение группы «Альфа» во главе с ее командиром Карпухиным прибыло в Архангельское. Еще не зная цели операции, люди в пятнистой форме проложили от шоссе просеку через лес, а затем выслушали по рации бредовую формулировку: по особому сигналу доставить Ельцина «с целью обеспечения безопасности переговоров с советским руководством». Никто ничего не понял. Но пояснений не последовало.

19 августа, с 06:00
СМИ начинают передавать Заявление советского руководства: «В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым М. С. обязанностей Президента СССР <…> 1… Ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок 6 месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 г. <…> 3. Для управления страной и эффективного осуществления режима ЧП образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР)». СМИ транслируют также два постановления ГКЧП, в том числе о выпуске газет, и Указ исполняющего обязанности Президента СССР.

Нина Беляева, Анатолий Ковлер «Право и политика в дни переворота»
Попытки ГКЧП сохранить имидж законности, легитимности своих притязаний оказались несостоятельны. Сама форма акта объявления ЧП – «Заявление советского руководства» – представляет собой акт индивидуального творчества его создателей, лишенный всяких правовых оснований и оставляющий открытым вопрос: почему вице-президент, премьер-министр и заместитель Председателя Совета обороны составляют «советское руководство».

19 августа, 09:00
Б. Н. Ельцин и руководство РСФСР перемещаются из резиденции в Архангельском в Дом Советов России – Белый дом для организации центра сопротивления.

Владимир Соловьев, Елена Клепикова «Борис Ельцин. Политические метаморфозы»
Главное, чем был Ельцин занят эти три дня, – разговоры по телефону: с президентом Бушем и премьером Мейджером, с верными соратниками и колеблющимися военачальниками, с растерянными заговорщиками – «по нескольку часов не отрывал трубку от уха».

19 августа, 10:00
Б. Н. Ельцин подписывает «Обращение к гражданам России». Из обращения: «Мы считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза… Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета».

19 августа, 10:10
Принят Указ Президента РСФСР «О незаконности действий ГКЧП». Из Указа: «Считать объявление комитета антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся не чем иным, как государственным преступлением».

19 августа, утро
Опубликовано заявление Председателя Верховного Совета СССР А. И. Лукьянова о том, что проект Союзного договора по многим своим положениям противоречит Конституции СССР.

19 августа
Руководство России проводит пресс-конференцию, на которой делает заявления о поддержке Президента СССР и незаконности ГКЧП.

Борис Ельцин «Записки президента»
В середине дня было решено создать правительство в изгнании, если падет Белый дом. Для этого на следующее утро Андрей Козырев вылетел в Париж, так как по международным правилам министр иностранных дел может провозгласить правительство в изгнании без получения на то особых полномочий. Группу во главе с Олегом Лобовым мы отправили в Свердловск для руководства демократическим сопротивлением в России в случае ареста российских руководителей и победы путча в Москве.

19 августа, вечер
Пресс-конференция членов ГКЧП.

Борис Ельцин «Записки президента»
Публичный, внешне законный, «мягкий» и «плавный» характер путча выявил главную беду – они были неспособны к открытому выходу на люди. Это были аппаратчики, которые откровенно не подходили к роли политических лидеров, не были готовы к выступлениям, какому-то отчетливому, внятному поведению. <…> Ощущение позора на глазах у всего мира охватило всех, кто видел эту пресс-конференцию.

 

Вот мы и дошли до кульминации. Итак, в фокусе внимания – три дня в августе и четыре буквы, которые уже стали отечественной историей: ГКЧП. Но начать хотелось бы с повода, первопричины, содержательного мотива – ради чего, собственно, затеяно это исследование и к чему все эти разговоры о древности седой, о событиях, которые вроде как уже быльем поросли. В канун юбилея – 20-летия августовских событий 1991 года – фонд «Общественное мнение» провел опрос соотечественников, и на вопрос о том, хорошо или плохо было бы для страны, если бы тогда, 20 лет назад, победил ГКЧП, 66% респондентов, то есть две трети, затруднились с ответом. Получается, что многие современники, даже из тех, кто застал эти события в сознательном возрасте, мало что, к сожалению, помнят, а молодые так вообще не понимают, что это такое было. Но непонимание, незнание, забвение – откуда взялась страна, в которой родился и в которой живешь, и какие у нее там были развилки – не делают чести ни самой стране, ни ее жителям.
Виктор Имантович, хочу для начала обратить этот вопрос к вам. Ваша оценка и сегодняшний ваш взгляд на те события? Хорошо или плохо было бы для страны, если бы победил ГКЧП?
Я убежден, что было бы хорошо, если бы ГКЧП победил. Когда я был депутатом Государственной думы, мне довелось в составе официальной делегации Госдумы побывать в Китае, и вот на встрече с руководством Китая один из членов Политбюро КПК нам сказал так: «Ваша беда и вина в том, что вы не смогли пройти через свою площадь Тяньаньмэнь». Я напомню, что в мае 1989 года на площади Тяньаньмэнь были массовые студенческие демонстрации и власть применила силу. Погибли сотни людей. Но после этого, как вы знаете, произошло то, что произошло. И еще он добавил так: «Мы то решение принимали с огромной болью, потому что там были наши дети. Буквально со слезами на глазах. Но мы пошли на это, чтобы спасти Китай, и мы его спасли. И сегодня Китай – великая держава, и скоро она станет державой номер один в мире, Советский Союз ушел в небытие, а Россию не ждет ничего хорошего».
Вот так сказал один из руководителей китайской компартии. Я убежден, что он прав: если бы ГКЧП победил, то все бы у нас пошло по-другому. Все наши нынешние беды идут оттуда. Проблема только в том, что люди, которые пошли на этот шаг, члены ГКЧП, к сожалению, оказались неспособны по своим даже чисто человеческим качествам взять на себя эту огромную ответственность.
Мне кажется, что ситуация, которая сложилась в стране к лету 1991 года, была уже слишком далека от разрешения силовыми средствами. Наверняка вы хорошо помните, что произошло 12 января в Вильнюсе и 14 января в Риге. Разве эти две ночи не показали, что силовые меры вряд ли к чему-то позитивному могут привести или как-то принципиально изменить ситуацию? Результат обратный ожидаемому. Или вам кажется иначе?
Мне кажется иначе. Я могу привести один пример из той же Прибалтики Никто об этом не говорит, но единственной союзной республикой, где победил ГКЧП, была Латвийская ССР Вот никто… Все молчат, молчит и нынешнее руководство Латвии. Но ведь 19 августа 1991-го в 7 утра они все перепугались. Они, понимаете, вели себя как дети: действовать действовали но все равно все понимали… Историческая память учила их тому, что все это может закончиться плохо. И когда 19 августа Москва вдруг стукнула кулаком – испугались.
Была такая организация под названием «Рижский ОМОН», 200 человек И эти всего лишь 200 человек за три дня полностью взяли под контроль Латвию, все объекты. Об этом никто не говорит, но все – от Совета министров до телевидения – все было взято. Оставался последний объект – Верховный Совет Латвийской ССР и на 21 августа на 15 часов было запланировано взять и его. За три дня погиб один человек: водитель пытался проехать без остановки через блокпост, через патруль омоновцев – ну выстрелили и убили водителя. Это единственная жертва. Но за три дня ни один человек не вышел на демонстрации.
Вы помните, выходили же сотни тысяч, а тут вдруг Рига и вся Латвия затихли, все ждали, что будет. И когда из Москвы 21-го сообщили, что ГКЧП… В общем, вот тут все сразу вышли на улицы, тут же стали принимать законы, декларации о независимости и прочее, прочее.
Вы думаете, этого страха, первого страха, который испытали, наверное, все, даже самые радикально настроенные оппозиционеры, в том числе и в Латвии, в первые минуты и часы наведения порядка, этого страха хватило бы надолго?
Я думаю, да. Если бы этот страх был подкреплен разумной, в том числе экономической, политикой, разумными политическими реформами и при этом все оставалось в рамках закона, то многое можно было изменить.
Как раз-таки экономическая политика и буксовала, реформы реально и не начались. Дело в том, что те несколько указов и постановлений, которые ГКЧП успел принять и издать, были сильно похожи на популистскую «завиралку», а не на разумную политику. Вы должны это помнить: всем желающим – земельные участки до 15 соток – и тому подобный бред.
Здесь ведь есть один тонкий момент, связанный с оценкой эффективности технологии под названием «ГКЧП» или там «силовое решение». Вы прекрасно помните, не мне вам рассказывать, какая была экономическая ситуация тогда в стране. Тогда собственно экономика в общепринятом смысле слова уже практически отсутствовала: потребительский рынок в полном развале, внутренний и внешний долг, гигантский дефицит бюджета, дефицит государственных запасов. Страна и Союзное руководство тогда жили исключительно на краткосрочные кредиты Запада, а это были уже десятки миллиардов долларов.
Горбачев прекрасно понимал, что всякое силовое действие, всякое силовое движение перекроет этот спасительный ручеек – единственный и последний тогда шанс на спасение или хотя бы на отсрочку бесславного финала. Если бы ГКЧП удержал власть, то, вероятно, чрезвычайно вероятно, Запад не стал бы больше помогать СССР.
Вы знаете, а я придерживаюсь противоположного мнения. Обратите внимание на позицию Маргарет Тэтчер. Для нее развал Советского Союза был, во-первых, неожиданным фактом. Это раз.
Ну, это он для всех был неожиданным фактом. Особенно такой быстрый развал…
Во-вторых, они очень боялись. Потому что уже был пример Югославии, и они тогда спроецировали югославские события на великую державу с ядерным оружием… И Буш, когда приезжал летом 1991 года, говорил, что этого не должно произойти. Они боялись. Да, человеческой цивилизации повезло, что у нас так получилось. Не знаю уж в силу чего, но ядерное оружие не расползлось.
Почему Запад отказал в конце концов в помощи и Горбачеву? Потому что видел: нет власти в стране, и давать деньги в этих условиях – это просто выбрасывать их на ветер. Если бы Запад увидел, что в Москве есть твердая власть, которая гарантирует отсутствие массовых репрессий, что в стране приличное руководство, которое жестко контролирует ситуацию и будет проводить разумную политику хотя бы с точки зрения международной стабильности, то я убежден: Запад бы пошел на поддержку, может быть, даже публично и открыто критикуя. Их реально страшил распад, неконтролируемый распад СССР.
Однако после площади Тяньаньмэнь власти Запада, и не только Запада, но и почти всего мира от китайских-то властей отвернулись. Правда, спустя время очень даже повернулись обратно… Но Китай все-таки не совсем наша тема сегодня.
Август. Кульминация
Комментарии и свидетельства
Михаил Горбачев «Декабрь-91. Моя позиция»
Эту систему я знал изнутри. <…> Мне говорят, касаясь путча: Горбачев что-то скрывает. А я и не собираюсь все рассказывать. <…> И все думают: да что же он знает такого? Систему, которую изучил изнутри. <…> И должен был действовать, исходя из этого… Но я знал их силу! И должен был их переиграть.
Егор Гайдар «Гибель империи»
От банкротства, прекращения платежей по внешним долгам страну отделяли недели. <…> О крупных западных кредитах в случае успеха ГКЧП думать не приходилось. <…> Бюджетный дефицит в III квартале 1991 г. быстро приближался к 30% ВВП. Это означало, что ситуация на потребительском рынке будет оставаться катастрофической. Без устранения структурных диспропорций, снижения оборонных расходов, дотаций селу, капитальных вложений дальнейшее повышение цен будет лишь воспроизводить дефицит потребительских товаров на более высоком уровне. За все это должен будет отвечать непопулярный и нелегитимный режим. <…> Его судьбу предугадать несложно.
Лев Суханов «Как Ельцин стал президентом. Записки первого помощника»
Заговорщики знали цену времени. <…> Их охватила <…> паника. Оставались считаные часы до подписания Cоюзного договора, после чего весь каркас Союзной власти мог претерпеть нежелательные метаморфозы.
Симон Кордонский «Первый военный переворот в СССР: неудача с последствиями»
Инстинкт самосохранения заставил членов ГКЧП перейти к активным действиям. Однако эти действия в значительной степени носили рефлекторный характер. <…> Организаторы переворота рассчитывали на то, что управляемость системы и сохранившиеся жесткие вертикальные связи позволят им без особого напряжения ввести режим ЧП, несмотря на те изменения, которые были произведены в структуре органов власти в ходе перестройки.
Борис Ельцин «Записки президента»
Тезис о том, что президент СССР оказался заложником в руках экстремистов, и в частности главного экстремиста Ельцина, Крючков излагал перед достаточно широким кругом лиц, обосновывая необходимость ввода чрезвычайного положения. <…> Так рождался этот путч. Путч, который готовился довольно нагло и спокойно. Путч, участники которого почти не боялись ответной реакции, чувствуя под ногами вполне твердую почву. <…> В борьбе с КГБ Горбачеву, как считал Крючков, совершенно не на кого опереться. Генеральный секретарь, а теперь и президент Советского Союза завис в невесомости… Горбачев уже давно не являлся лидером процесса реформ. Его уступки демократам в ходе новоогаревских переговоров были вынужденными и в некотором смысле тактическими. <…> Горбачев не мог опереться и на парламент, который когда-то был ему послушен. Противодействие со стороны депутатов и экономической реформе, и новому Союзному договору, и вообще горбачевской «перестройке» не вызывало сомнений. Огромное раздражение назрело и в армии. Причин была масса: конверсия, свертывание оборонной промышленности, изменение стратегической концепции, уступки Западу в области вооружений. <…> Наконец, дала трещину и основная опора горбачевской власти – исполнительная вертикаль. Новый премьер Павлов за период с апреля по июнь очень резко обозначил независимость своей позиции, «особое мнение» по многим экономическим и политическим вопросам, противодействие общему курсу горбачевской администрации. <…> Для того чтобы «окоротить» зарвавшегося Павлова, у Горбачева, как вдруг выяснилось, не было никаких средств и возможностей. Не было «верхней структуры», которая бы согласованно принимала жесткие решения под влиянием президента. Политбюро было, по сути, легально отстранено от власти. <…> Компартия раскололась на левых, правых и центристов и была очень недовольна своим официальным лидером. Горбачев оказался в одиночестве. <…> Крючков внимательно изучал ситуацию, сложившуюся вокруг главного «прораба перестройки» <…> Горбачев потерял доверие широких слоев населения и начал терять авторитет у главных западных политиков.

 

Вернемся к оценке эффективности технологии под названием «ГКЧП». Вот вы раньше говорили и в нашем разговоре подтверждаете, что, на ваш взгляд, главная беда этих людей, инициаторов чрезвычайного положения, состояла в том, что они так и не решились идти до конца.
Я думаю, что дело здесь не только в этом. Сегодня после прочтения следственных материалов по делу ГКЧП, после ознакомления с целым рядом иных свидетельств возникает стойкое ощущение, что эти люди не были готовы не только к тому, чтобы идти до конца… Они оказались людьми, не вполне способными к тому, чтобы просчитать свои действия и свою активность на два-три хода вперед. Хотя бы. В следственных материалах есть довольно показательные фрагменты. Скажем, министр обороны маршал Язов говорил в ходе следствия под протокол о том, что не было никакого ГКЧП, были только слова. Или буквально следующее: «Мы ни о чем не думали. Ни о какой дальнейшей, ни о какой ближайшей перспективе».
Таким образом, можно теперь утверждать, что они оказались элементарно не в состоянии разработать, спланировать как следует собственную затею, довести ее до сколь-нибудь вменяемого логического завершения. Не столько в смысле бронетехники на улицах и штурма штаба оппозиции, сколько с точки зрения конкретных и реалистичных мер государственного управления, в том числе управления экономикой, управления национальными конфликтами, восстановления общественного порядка и так далее. В этой части они явили свою полную несостоятельность. Ну и чем все это могло закончиться в таком-то составе и с таким-то подходом к делу?
Я хотел бы возразить вам: все было спланировано. Об этом тоже никто не говорит. Вот вы ссылаетесь на слова Язова, но ведь Язов давал показания, когда находился под расстрельной статьей. Соответственно, ему надо было думать в первую очередь о том, как себя спасти, поэтому он мог говорить все что угодно. Я могу сказать вам, что подготовка к введению чрезвычайного положения у нас в стране началась еще в 1990 году, летом, в июле, по-моему, причем все это делалось в том числе по поручению Горбачева.
Я приведу такой пример. В дни ГКЧП, когда 19-го утром все объявили, сотрудники КГБ прибыли на рабочие места, их собрали и тут же зачитали необходимые распоряжения. Были созданы специальные тройки, каждой тройке или там пятерке вручили конверты, где были ордера на аресты, списки, имена, адреса. Все было подготовлено. Не собирались ни в кого стрелять, планировали использовать польский вариант – так, как сделал Ярузельский: интернировать лидеров РСФСР, оппозиционеров отправить в санатории Подмосковья, дать им водки: «Ребята, вы тут погуляйте…» Я с этими офицерами встречался, они говорят: «Вот мы три дня просидели с этими конвертами, перед нами телефон, и мы ждем команды “Поехали, вперед”. Просидели – и ничего». Но конверты-то были заготовлены. Точно так же были разработаны планы по министерствам.
Потом, когда 21 августа начался разбор полетов, то тут уже вовсю работали бумагорезательные машины и печки, все это уничтожалось. Я могу признаться сейчас, что, например, по планам введения чрезвычайного положения в 1991 году летом я должен был стать Премьер-министром Латвийской ССР. Со мной об этом разговаривали, меня…
… готовили к этому – морально и управленчески…
Да. Но в июле 1990 года Горбачев, как всегда, ушел от принятия решения, все оттягивал. Силовики давили, а он постоянно уходил от ответа. Тут еще депутатский корпус. И я могу сказать, что осенью 1990 года я начал наступление на Горбачева и с трибуны требовал его отставки.
Да, я знаю. То была ваша инициатива, это известно.
Да. И вот дотянули до декабрьского 1990 года съезда народных депутатов СССР. Горбачев знал, готовилась резолюция Съезда о его отставке. В этой ситуации он вынужден был сказать: «Хорошо, начинаем действовать, и действовать начинаем в Прибалтике». Подготовился. В Вильнюс прибыла группа «Альфа». А на съезде провалилась идея с отставкой. Когда Горбачев увидел, что съезд его оставил на посту президента, он тут же в кусты.
Мы сидим в Риге, я – член Комитета национального спасения Латвии, Рубикс – председатель Комитета национального спасения Латвии, сидим в кабинете, проводим заседание. При нас, членах Комитета национального спасения Латвии, Рубикс снимает трубку телефона, звонит на спецкоммутатор в Кремль и докладывает Горбачеву, что то-то делается, то-то происходит, так-то мы будем действовать. Мы слышим: да, правильно, действуйте, все хорошо, хорошо. На следующее утро я слышу по радио…
…союзное руководство не имеет к этому безобразию никакого отношения.
Вот как работала в тот момент система власти. Ну и что было в августе на даче у Горбачева? Я знаю, он решение действительно отказался принимать. Он боялся, сказал: «Я в отпуске, я больной. Ну, в общем, действуйте». И главное – как всегда, отсидеться. Гэкачеписты видят, что человек не принимает решения, но поддается влиянию. Значит, завтра приедет к нему Ельцин, он выслушает Ельцина и скажет: «Хорошо, действуйте от моего имени». Поэтому ему говорят: «Ладно, Михаил Сергеевич, мы отключаем тебе телефон, никого сюда не будем пускать». И поэтому, когда он строит из себя героя, который бросил им в лицо… Вы меня извините… Теперь он, правда, говорит немножко другие вещи, в последних своих интервью.
Я видел. Но вернемся к ГКЧП. Допустим, у них были сверстаны планы, допустим, они пытались их реализовать. Но почему же не сработали ключевые механизмы государственного управления?
У меня на эту тему имеется целая серия историй, и среди них есть та, которую рассказывали вы. О том, что вечером 18 августа в городе Риге, когда вы на правах народного депутата, ну или там воспользовавшись какими-то своими связями, информаторами, уже знали, что готовится в Москве, вы, проходя мимо штаба Прибалтийского военного округа, с удивлением обнаружили темные окна. Как я понимаю, если запускается такой маховик, все штабные должны быть на месте?
Понимаете, обязанность штаба – подготовить распоряжения вниз: боевые распоряжения, приказы, директивы. Это же огромная работа. И тут я выхожу из штаба Прибалтийского военного округа, где меня проинформировал начальник особого отдела о том, что…
…началось.
Началось. И никого не вижу! А где народ-то? Почему никого не вызывают? Почему не поднимается штаб? Почему не приводятся…
Вот в этом-то все и дело, Виктор Имантович. И этих вопросов невероятно много. Действительно, почему ГКЧП своими силами и ресурсами не изолировал оппозицию, не ограничил связь, не поставил под полный контроль СМИ? Более того, есть такая официальная справка, которая была подготовлена специально для президента РСФСР уже в сентябре, если не в августе, по совсем горячим следам. Так вот из этой справки явствует, что из республик Союза прямо и открыто ГКЧП поддержали только в двух республиках – в Азербайджане и Грузии. А из 73 на тот момент территорий Российской Федерации поддержка ГКЧП на официальном уровне была однозначно выражена только в четырех. И так далее.
Можно припомнить огромное количество всяких странностей, которые происходили в ходе реализации строгой властной воли… Я уже молчу о том, что в течение 73 часов (и это меня, кстати, поразило больше всего) в Советской державе, ядерной державе, не контролировались или не очень внятно контролировались стратегические ядерные силы.
Ядерный чемоданчик есть не только у президента. Он есть у министра обороны, у начальника Генштаба.
Это понятно, что не только у президента. Но если верить материалам расследования по делу ГКЧП, которое велось прокуратурой РСФСР под руководством тогдашнего генерального прокурора России Валентина Степанкова (он, кстати, недавно опубликовал эти материалы), то вырисовывается вот какая картина. 18 августа, в 16:30, когда были отключены все системы связи в резиденции в Форосе, без связи осталась и дежурная смена офицеров, отвечавших при президенте за контроль систем ядерной безопасности. О них вспомнили в 08:00 утра следующего дня. В 19:30 19 августа дежурная группа только вылетела в Москву уже с неработающим комплексом контроля, и все оставшиеся дни и часы формальный контроль за стратегическими силами СССР находился в руках начальника Генерального штаба Вооруженных сил генерала Моисеева. Это говорит о том, что в течение 73 часов политическое руководство страны, которое в тот момент в полном составе было занято гораздо более важными делами, свои ядерные силы не контролировало.
Так вот к чему я рассказываю все эти байки, хотя это совсем не байки, а совершеннейшая быль? Маховик не сработал. Команды из Москвы, которые начали поступать в 6:00 утра, а то и раньше, 19 августа, не были исполнены, причем не были исполнены практически повсеместно. Как вы это объясняете?
Нет-нет. Во-первых, никаких команд не было. В том-то и проблема, что команд не было.
Они не отдавались, не транслировались?
В том числе и в штаб Прибалтийского военного округа. Я говорил, что в Латвии победил ГКЧП, победил рижский ОМОН, 200 человек. Победил командир рижского ОМОНа майор Млынник. Вот я вспоминаю рассказы очевидцев. Он приезжает на командный пункт Прибалтийского военного округа, в подвале там сидят генералы, карты разложены. Обсуждают, обсуждают. Он сидит, ждет команды. Команды нет, решение не принимается. Он поворачивается и уходит. Ему говорят: «Ты куда?» Он говорит: «Поехал брать радио».
Подъезжает на БТР к республиканскому радио на Домской площади в Риге, один БТР и с ним человек пять. Стоит охрана. Он говорит: «Так, по распоряжению ГКЧП освободить помещение». Работники республиканского радио и телевидения дисциплинированно выходят, никто не бросается на БТР, не сжигает себя, они покидают помещения, потому что стоит БТР, стоит власть и приказывает им покинуть помещение. Так вот и действовали. Ни одной команды, директивы сверху рижский ОМОН так и не получил… В том-то и дело.
Вспомните ситуацию с «Альфой». Уже сейчас известно, что они в Чкаловском встречали Ельцина. Им была поставлена задача: по команде арестовать. Я разговаривал с Зайцевым, он говорит: «Мы в Чкаловском встречаем Ельцина. Там его, как всегда, выносят из самолета, грузят в машину. Мы докладываем на Лубянку: так и так. «Ждите команды». Мы едем за ними. Приехали на дачу. «Ждите команды». Ну мы взяли дом. «Ждите команды». Взять Ельцина тепленьким, отвезти его, я не знаю, в самый лучший санаторий – нет проблем. «Ждите команды». Утром Ельцин выходит, садится в машину. «Ждите команды». Вот мы за ним так и ехали до Белого дома».
Да, это известная история.
Понимаете, все дело в том, что если ты берешься за такие серьезные вещи, то ты должен разделять принцип «не навреди», как у врачей. Да, благое дело – спасти страну. Но властная система, которая тогда существовала, допускала все равно только одного начальника. Таким начальником формально по Конституции был Горбачев. А Горбачев струсил, Горбачев занял, как всегда, позицию сидения на двух стульях.
Если бы у ГКЧП был один лидер (я не знаю – Крючков, Язов, Варенников в конце концов или кто-то еще), все было бы по-другому. «Делай, как я говорю, я беру на себя ответственность, я подписываю. Вот приказ – арестовать Ельцина». Завертелась бы машина, она была еще способна в тот момент. Но тот маховик, о котором вы говорите, действительно не был раскручен. Чтобы раскрутить, надо было нажать кнопку.
Кнопку не нажали, маховик не толкнули?
Не толкнули. Потому что понимали, что Горбачев своим сидением на двух стульях занял очень удобную позицию. Побеждает ГКЧП – он на белом коне приезжает в Москву, он законно избранный президент, и никто не посмеет лишить его полномочий. ГКЧП проигрывает – он…
Понятно. Он – жертва подлого коварства и герой одновременно. И снова при своих. В реальности, правда, получилось несколько по-другому…
Не может так работать властная структура. В структуре должен быть кто-то главный, кто отвечает за дело, кто должен отдавать распоряжения. Не работает государство, если нет вертикали власти. У нас в Советском Союзе так получилось, что к 1991 году эта вертикаль вообще разрушилась. Но оставалась возможность действовать совершенно другими способами. Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР были готовы на тот момент ввести чрезвычайное положение в стране, для этого надо было дать команду Лукьянову – собрать внеочередное заседание Верховного Совета. И, уверяю вас, на тот момент, конечно, не 100%, но 70–80% депутатов проголосовали бы за введение чрезвычайного положения. И это было бы совершенно законно. И никто бы даже не пискнул.
Август. Кульминация
Комментарии и свидетельства
Владимир Соловьев, Елена Клепикова «Борис Ельцин. Политические метаморфозы»
Сама идея чрезвычайных полномочий и чрезвычайного положения, так половинчато, кратковременно и бездарно материализованная во время августовского путча, была <…> взлелеянной идеей самого Горбачева… Эта идея вызревала у него в нечто определенное и неизбежное: объективно – как единственный способ удержать страну от анархии, разрухи и развала, а субъективно – как единственная возможность самому удержаться у власти.
Михаил Горбачев «Декабрь-91. Моя позиция»
Думаете, я не знал, что удар последует со стороны консервативных кругов партии, объединившихся, и ВПК? Знал и держал их рядом. Может быть, этим многое и объясняется. Как говорят, шла работа «в стане».
Сергей Кургинян «Я – идеолог чрезвычайного положения»
Все эти люди <…> были людьми Горбачева в полном и завершенном смысле этого слова. Он не ошибся в выборе, они были преданы ему беспредельно <…> и на каждом шагу пытались воплотить его новые замыслы, то есть сделать невыполнимое.
Борис Ельцин «Записки президента»
Масштаб заговора был таков, что в нем участвовали почти все, кто работал с Горбачевым. Непосредственно, бок о бок… По сценарию и обстоятельствам действия это необычайно напоминало смещение – мирное, почти легальное – Хрущева в 1964 году… Такой же замысел был и здесь.
Владимир Соловьев, Елена Клепикова «Борис Ельцин. Политические метаморфозы»
Что же это за государственный переворот, который совершается высшими чинами государства, а те еще <…> клянутся в верности руководителю страны, обещают продолжить его курс и возвратить его на престол? Было ясно, что идея ЧП не возникла 19 августа разом, из ничего, но муссировалась, развивалась, оформлялась и разными способами осуществлялась по крайней мере в течение двух лет.
Максим Соколов «Слава Богу, перестройка кончилась»
Если в других странах путч обыкновенно является затеей дюжины злоумышленников, которых затем сажают в тюрьму и живут как жили, то августовский путч оказался беспрецедентен. Под различные статьи УК дружно подвело себя практически все союзное руководство: силовые структуры (верхушка армии, МВД и КГБ), власть исполнительная, власть законодательная и власть партийная <…>. А когда вся верхушка государства, состоящая либо из преступников, либо из их пособников, терпит от народа сокрушительное поражение, такое государство не может устоять.
Говоря обо всем, что предшествовало кончине большой страны, мы невольно всякий раз – хочется нам того или нет – возвращаемся к разговору о роли первого и последнего президента СССР в этих событиях. Мы отчасти уже касались этой темы, но тема такова, что очень важно все-таки четко расставить здесь все акценты.
Формально все выглядело так, что выдвиженцы президента, главные люди из его окружения, его же и предали. По крайней мере поперек его воли, вне его ведома, у него за спиной они совершили некоторые властные действия. Потом, правда, они дружно начали утверждать, что все ровно наоборот, что это он их сдал, имея в виду, что он был в курсе и не только в курсе: он сам был чуть ли ни главным инициатором идеи чрезвычайного положения в стране, но по ряду причин, в том числе и личных, чрезвычайное положение вводить не стал. Не решился. И очень желал, чтобы кто-то это сделал за него. Так кто кого сдал?
Надо сказать, что идея чрезвычайного положения висела в воздухе. И когда говорят, что гэкачеписты предали Горбачева… Ну позвольте, а почему за два месяца до этого, в июне 1991 года, состоялось знаменитое закрытое заседание Верховного Совета СССР, на которое прибыли министр обороны, Председатель КГБ, премьер-министр, и все доложили Верховному Совету реальную картину положения дел в стране: всё, страны практически нет – ее необходимо спасать.
Вот тут, на мой взгляд, очень нехорошую роль сыграл Анатолий Иванович Лукьянов. Он отложил принятие решения… Когда депутаты уже были готовы тут же, немедленно голосовать за введение чрезвычайного положения и все это бы было законно, он отложил принятие решения по докладам министров. За сутки министрам выкрутили руки, Горбачев прежде всего, и на следующий день они уже выступали с других позиций: «Да, положение тяжелое, но мы там вот еще…». Они были людьми Горбачева, они его слушали, и они прекрасно его знали. Именно поэтому и поступили с Горбачевым так, чтобы максимально облегчить ему жизнь. «Давай, ладно, мы сделаем всю грязную работу, а ты вернешься потом и…»
И вы полагаете, что подобная договоренность могла бы быть, пусть не прямая, но так – на уровне общих понятий, полутонов?
Нет-нет. Горбачев очень любил власть и так просто ее не отдал бы, когда у него еще были все козыри в руках. Но он боялся ответственности, он всегда от нее уходил. Он занял позицию ооновского наблюдателя. Но у людей, создавших ГКЧП, в итоге не сработала та схема, на которую они рассчитывали.

 

Горбачев своим сидением на двух стульях занял очень удобную позицию. Побеждает ГКЧП – он на белом коне приезжает в Москву, он законно избранный президент, и никто не посмеет лишить его полномочий.

 

Да, я понимаю, о чем вы. Была версия относительно первого подхода к Горбачеву, накануне, вечером 18 августа. Московские заговорщики, послав, кстати, почему-то не первых лиц ГКЧП в Форос, очень рассчитывали на то, что те уговорят Горбачева («он же свой, он же сам всего этого хотел»), но Горбачев своим формальным отказом спутал им все карты. И именно тогда, как вспоминают некоторые очевидцы, закрались первые сомнения и захотелось отыграть назад…
Но я хотел бы вернуться к разговору о маховике и машине: сработала – не сработала. Не могу успокоиться. По материалам все того же следствия как бы считается, что формальным инициатором, автором идеи ГКЧП был премьер-министр Валентин Павлов, а мотором, двигателем – Председатель КГБ Владимир Крючков, который, собственно, всю организационную и плановую работу в инициативном порядке взял на себя. Все материалы, документы, инструкции ГКЧП в том виде, в котором они явились свету, – все это готовилось на Лубянке.
Возникает вопрос. Если такой всепроникающий, всезнающий, все умеющий делать КГБ СССР не справился по большому счету с реализацией не таких уж сложных и замысловатых положений, которые были заявлены в документах Г КЧП, это говорит только об одном: КГБ СССР, едва ли не крупнейшая спецслужба мира, и лично его председатель оказались не в состоянии реализовать задачи, поставленные политическим руководством страны. Куда подевались хваленые механизмы союзной государственной вертикали? Ерунда какая-то получается, а не вертикаль.
Вот вы, как человек военный, скажите… В Москву ввели войска и технику, но, как мы с вами знаем, они так до конца и не поняли, что должны были делать. Зачем их вводили? А что происходило при блокаде Белого дома? На самом деле к 21 августа для штурма все было готово, и штурм не состоялся, это мы сейчас уже точно знаем, только по одной причине, потому что генерал Ачалов не получил письменного приказа. Но это тема отдельная.
А что происходило вокруг? Те же самые военные из оцепления: то они за защитников Белого дома, то они против защитников Белого дома. То вот группа танков, танковый взвод, вроде бы встает на защиту, то вот уже и не встает. То генерал Лебедь со своими заявлениями, то еще какие-то люди… Действительно, очень частая и очевидная аналогия: Польша, декабрь 1981 года, генерал Ярузельский, военное положение в стране. Или там, я не знаю, Чили, сентябрь 1973-го, генерал Пиночет, смещение правительства социалистов, не дай Бог никому, конечно. Когда люди всерьез берутся за осуществление неких жестких, не обязательно даже силовых, мер, они должны быть уверены в своих инструментах, по крайней мере военно-полицейская машина должна работать. Ничего подобного мы не увидели.
Военно-полицейская машина не может действовать сама по себе: она не самоорганизующийся механизм. Ей нужна команда. Команды не поступило, поэтому получилось то, что получилось. Когда на улицы Москвы вывели танки и вывели этих бедных солдатиков… Вот стоит солдат, поначалу он готов выполнить то, что ему скажет командир, выполнить приказ, а когда два часа его обрабатывают, особенно женщины, бабушки: «Солдатик, сыночек, да ты что, ты против народа? Да ты что?» – через два часа этот солдатик превращается в ничто. И через три дня, к 21 августа, все это превратилось, извините, неизвестно во что…
По поводу штурма Белого дома, якобы планировавшегося, и того, что Ачалов не получил приказа – приказа не получил никто, и не надо было его отдавать. Потому что это было бы то же самое, что было в октябре 1993-го – сотни погибших. Надо было действовать специальными силами раньше, утром 19-го: интернировать Ельцина, в семь утра брать здание Верховного Совета, все важные объекты брать под охрану, и все было бы совершенно по-другому. Но пошли другим путем, который вызывает сегодня изумление и удивление. Еще раз говорю: самое главное – не было команды.
Виктор Имантович, главный вопрос нашего цикла диалогов и нашего исследования: как вы считаете, были ли все-таки шансы тогда, в 1991 году, сохранить (я не скажу – СССР) союз, некое Союзное государство, в границах, близких к границам СССР или Российской империи?
Да, шансы были стопроцентные. Но для этого в Кремле должен был сидеть человек действительно ответственный, думающий не только о себе и своем благополучии, но и о стране, который не боялся бы брать на себя ответственность, принимать непопулярные решения и за эти решения отвечать и не боялся бы говорить людям: «Да, это я подписал указ, я отвечаю за него».
Трагедия нашей страны в том, что такого человека не оказалось, и в результате из-за того, что у нас на первой позиции оказался человек, который не способен был выполнять свои функциональные обязанности в силу чисто человеческих своих качеств, рухнула огромная держава. Я не преувеличиваю роль личности в истории, но…
Вот я как раз этому и удивляюсь.
Понимаете, мы – страна, в которой нам всегда нужен царь, генсек, президент. Без него мы не можем.
Но мне почему-то кажется, что никакой Михаил Сергеевич Горбачев, каким бы он мощным ни был, каким бы могучим ни было его окружение, не смог бы все-таки развалить такую страну, даже если бы очень сильно захотел. Страна распалась потому, что идеологически, экономически и политически исчерпала свой потенциал. Но об этом впереди еще много разговоров.
У меня последний к вам вопрос: вы лично жалеете о чем-нибудь? Не только в смысле того, что произошло с большой страной. О чем жалеете сегодня: чего-то не сделали, не успели, где-то не додавили, что-то упустили, чему-то не придали значения?
Да, я жалею о том, что так и не сумел добиться отставки Горбачева в 1990 году. Я не хвастаюсь, но отставка министра внутренних дел Бакатина, отставка Шеварднадзе – это моя инициатива. У меня была эта цель, я прекрасно видел, куда ведет Горбачев. За месяц до ГКЧП Верховный Совет СССР уходил на каникулы, в отпуск, и меня вдруг приглашают к Анатолию Ивановичу Лукьянову, и Лукьянов, очень такой лояльный, очень вежливый человек, вдруг на меня начинает кричать чуть ли ни матом: «Ты что делаешь, ты почему на Горбачева наезжаешь? Ты что, не понимаешь, что Горбачев – это последняя надежда нашей страны и партии? Только опираясь на Горбачева, мы можем спасти страну! А ты его…» Я смотрю на Анатолия Ивановича… Это было ровно за месяц до ГКЧП.
Назад: 2 Август. Кульминация
Дальше: Диалог пятый Валентин СТЕПАНКОВ