Мне нужно видеться с вашим преподобием. Не позволите ли мне прислать теперь за вами мою карету? — Если здоровье ваше не совсем еще поправилось, то я с удовольствием сам заеду к вам, часов в одиннадцать, перед заседанием Святейшего Синода.

Ваш усердный слуга

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь

Стефан Дмитриевич!

Вчерашнего дня очень желалось мне быть у Вас, дабы проститься с Вами и с семейством Вашим; но лихорадка, довольно упрямая, не позволяет мне выходить из комнаты. Сделайте одолжение, известите меня, когда Вы намерены отправиться из Петербурга и когда могу к Вам явиться, не помешав сборам и не умножив суетливости, со сборами неразлучной.

Моего доброхота покорнейший слуга и богомолец

2 июня [1834 года

Ежели получу разрешение Государя в Понедельник, то, вероятно, мы отправимся во Вторник. Посещение Ваше, почтеннейший Отец Архимандрит, будет не помехой, а подспорьем в наших сборах, ибо при таком предприятии нужнее собираться духом, нежели чем другим. Сегодня Вы жалуетесь на свое нездоровье. Завтра много будет у Вас гостей. Так не пожалуете ли благословить нас на путь в Понедельник? Мы приготовим скоромную иноческую трапезу и Вас будем ожидать часу в четвертом. Добро пожаловать.

Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь

Стефан Дмитриевич!

Ждали мы Вас в столицу, — дождались неприятной вести о Вашей болезни. Таков обычай верховного Царя царей: Он, их же любит, наказует, биет же всякого сына, его же приемлет.

Теснясь в пределах человеческого суждения, помышлял я, что Вы здесь очень нужны; но ин суд Божий и ин человеческий. Хотелось бы мне Вас видеть опять в Вашем доме, окруженного семейством, радостного, довольного, но Господь, утверждающий нашу к Нему любовь злоключениями, попустил рассыпаться Вам в разные стороны, как зернам пшеницы.

Вспомните, почтеннейший мой благодетель, что Законоположник наш претерпел крест, и последователям и слугам Своим предвозвестил: в мире скорбны будете! — Отчего же скорбны? Оттого, что мир вас возненавидит, и Самый Отец Мой всякую лозу, творящую плод, отребит ю, да множайший плод принесет. Итак, благодушествуйте посреди волнения, предайте себя воле Божией, с радостию и благодарением переносите болезнь, ведая, что телесными болезнями исцеляется душа. Повторяйте почаще сию молитву: Господи, буди воля Твоя! Она кратка, но заключает в себе обширный смысл и весьма сильно действует к успокоению человека, находящегося в печали. Сие узнал я отчасти на собственном опыте. Но зачем ссылаюсь на ничтожный опыт, когда Сам Спаситель мира произносил сию священную молитву в вертограде, и сею молитвою преграждал прошения, исторгаемые немощию человечества.

Не могу и я похвастать своим здоровьем. Пред отъездом Вашим захворал, по отъезде очень расхворался, был болен в продолжение всего лета, и теперь дохварываю.

Надеюсь на милость Божию, ожидаю того приятного часа, в который Вас увижу лицом к лицу. Господь да возвратит Вам доброе здоровье, дабы, обилуя и телесными силами, и всяким довольством, преизобиловали во всякое дело благое о Христе Иисусе Господе нашем, — и вообще для Церкви, и в частности, для истинных Ея членов.

С искренним почтением и преданностию честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейший слуга и богомолец

Высокопреподобнейший отец Архимандрит

Милостивый Государь!

Душевно скорблю о продолжающихся страданиях Ваших, которые для души Вашей, конечно, не в потере, но меня лишают особенного утешения — с вами побеседовать в нынешней моей потере. Господу угодно было пресечь земную жизнь моей матери.

Ныне я мог бы устроить для Вас ночлег удобнее прежнего, но собственно для свидания со мной прошу не предпринимать путешествия, для состояния Вашего небезопасного.

О Вологодском монахе завтра же отправлю письмо к Преосвященному Стефану. Надеюсь, что отказа не последует без причин существенно законных.

С чувством совершенного уважения и преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

Жена моя просит себе и детям Вашего благословения. Ей, благодаря Бога, лучше.

Почтеннейший и многолюбезнейший Отец Архимандрит!

Примите с Христианскою любовию доброго моего приятеля Василия Федоровича Яна, имеющего особенную нужду в духовном внимании опытных людей. Ежели не будет для Вас обременительно, дайте ему на несколько дней приют в вашей обители и часть братской трапезы. Человек этот достоин особенного внимания и попечения.

Вам, я думаю, уже известно, что Митрополит Филарет давно уже в Петербурге.

С искренним желанием Вам всегдашней о Господе радости, а себе всегдашней о грехах моих скорби, прошу меня заочно благословить и принять от жены чувства почтительной дружбы и усердного уважения.

Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

Прошу усерднейше Ваше Высокопреподобие пожаловать на освящение Церкви в новом Синодском здании. Оно совершено будет в день Сошествия Святого Духа, 27-го сего Майя; начнется в половине одиннадцатого часа.

Ваш преданнейший слуга

Аще Господь восхощет и жив буду, постараюсь явиться к Вам 27 числа.

Ваше Превосходительство!

В понедельник не смел уже я беспокоить Вас, предполагая, что Вы довольно утомились от понесенных трудов утром. Гостит у меня Василий Федорович Ян — но мыслями мы весьма с ним не сходимся. По всему видно, что он занимается внутреннею молитвою. Оная молитва есть высочайший, труднейший и многоскорбнейший подвиг, требующий полного самоотвержения и правильных мыслей. В противном случае — отец лжи, приемлющий вид ангела светлого, приближается к сердцу с притворным услаждением, которое ощутив, человек, и почитая оное благодатию божественною, утверждается в своей прелести и начинает показывать ее плоды с некоторыми признаками как бы сумасшествия. Для такового, говорит святой Иоанн Лествичник, крайне нужна Божия помощь: ибо человеками таковой не излечим. И подлинно, согласится ли принять духовный совет от ближнего тот, кто думает (если и не говорит сего), что благодать его наставница? Натурально ли, чтоб сознался в невежестве, в прелести тот, кто думает, что он все видит ясно и здраво и в душе своей ощущает горнее утешение? Нахожу я положение г. Яна крайне опасным, ибо он жнет уже плоды своего подвига неправильного: видна в нем задумчивость и часто трет свои ребра с болезненным выражением на лице. Те части, к коим прикасается враг, когда человек привлекает его к себе, суть ребра; благодатное действие ощущается в горних частях персей. Чтение г. Яна составляют Фома Кемпийский, Арнт (за коих он стоит горою), а о писателях святых вовсе и понятия не имеет. Чтобы ему оказать помощь, непременно нужно его перевести от первых кладезей ко вторым. Я вижу, что мои хлопоты будут безуспешны; он очень противустоит, и мое состояние находит весьма опасным, что справедливо по моей грешной жизни, а не по мыслям, заимствованным от святых Отцов.

Ваше к нему расположение может быть подействует сильнее: ибо он опытами убежден, что Вы ищете его пользы. А мне лучше не входить с ним ни в какие суждения, в кои вошел я единственно по приверженности моей к Вам. Довольно, предовольно, если буду взирать на грехи свои, стремиться к покаянию и плачу, и на сию спасительную ниву изгонять вверенное мне стадо жезлом примера и учения. Вот мое видение, вот мое наслаждение, — наследство праотца моего Адама, поискавшего наслаждения в плаче после утраты сладостей райских. Если удел наш в сей жизни болезновать о себе, и тем более утешаться, чем в большей мере сия болезнь, то едва ли останется время соболезновать. И не осталось бы, говорит святой Макарий, если бы милосердый Бог не выводил нас из внутренней клети нашей для пользы ближнего.

Простите, что худо писал: глаза очень слабы. Желаю Вам всех благ от руки Создателевой и всему Вашему семейству благословения.

С искреннейшею преданностию и почтением честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем

Все, что Вы сделали для г. Яна, почтеннейший Отец Архимандрит, приемлю я как бы вы сделали это для меня. Зная давно примерную жизнь его, не могу не принимать в нем близкого участия. Отпустите его с миром. Может быть, Господь устроит иначе путь его, не желая никому погибели, а всем спасение. Если не будет обременительно, не откажите г. Яну в способах сюда возвратиться: я разумею здесь какой-нибудь экипаж, ибо нанять у вас нечего.

Преданнейший слуга С. Н.

…Изготовляя оное, имел я в виду единственно изготовить по Вашей цели. Другие предлагали мне другое. Почему прошу Вас взглянуть на оное. За Вашим ответом явлюсь, Бог даст, лично сам, и если Вы утвердите порядок и образ составления, то не замедлю предоставлять точно так же и прочие в сем виде заготовленные жизнеописания.

Василию Федоровичу понравилось, кажется, монастырское жительство. Ваша искренняя любовь и христианское попечение могут убедить его, дабы он некоторые свои идеи, возвышающиеся на Разум Христов, преклонил пред оным Разумом необъемлемым. Что касается до внешних предметов, то беседу его нахожу весьма приятною: видно, что он проводил внимательнейшую жизнь и накопил много опытности. Но духовные начала у нас совершенно различные. Сия разница не могла произвести духа единения, единения уст, единения сердца, но не помешала мне весьма полюбить его, как кроткого и благоразумного человека. …

Ваше Превосходительство!

Когда был я у Вас, то много мы беседовали о Кресте Господнем, который поистине есть иго благое и бремя легкое. Приехав в обитель, я получил подарок: 14-го числа, пред утренею, видел сон: как будто хочу подать нищим милостыню и для сего вынимаю из своего кармана кошелек, из коего вдруг выскочил мне на ладонь ярко светящийся золотой крест. В тот же день я занемог, а 16-го слег в постель; приключилась горячка; седмь дней не принимал никакой пищи; теперь хотя и получше, но очень слаб. С того времени, как я в Петербурге, не проводил я дней моих с такою приятностию, как сии дни болезни. Точно Крест Господень есть иго благое и бремя легкое, а со Иисусом и на Голгофе рай.

Представил я житие великого князя Владимира. Было ли оно в Синоде? Одобрено ли? Можно ли по сему образцу представить и некоторые другие жития, уже приготовленные? — Потрудитесь сообщить мне наставление Ваше по сему предмету чрез о. Михаила.

Простите! Дай, Господи, Вам всего доброго.

…Один приезжий мой родственник подарил мне две бутылки водки домашней, очень хорошей. Я вспомнил о своем путешественнике, которому в дороге, при сырой погоде, они очень могут пригодиться. Почему, к Вам присылая, усердно прошу во здравие кушать и вспоминать — того, кто их прислал.

Высокопреподобный отец Архимандрит, Милостивый Государь!

От служителя Олтаря Господу угодно было привести меня к служению тем, коих Сам соизволил назвать меньшою Своею братиею. Поздравьте меня, почтеннейший друг, с таким повышением и помолитесь по христианской любви своей, чтоб Отец милосердия и щедрот сподобил меня достойно совершать новое, труднейшее поприще. Оно так униженно, что нельзя проходить его, не пригнув долу своей надменности. Прямое училище смирения, коего сладость познали Вы на самом опыте. Не забыл я этого назидательного примера. Помню не только беседы Ваши, но и самый голос и черты ваши. Желал бы сердечно опять увидеть и послушать Вас; но надежды не имею на такое утешение. Доставьте мне по крайней мере другое — если это Вас не затруднит: пришлите мне хотя маленькое изображение любезного для меня облика Вашего. Оно будет безмолвно беседовать со мною о многом полезном для души моей, нелестно к вам приверженной. Во всяком случае извините Бога ради такую просьбу, может быть, весьма нескромную, но весьма естественную для отсутствующих друзей.

Господь да пребудет всегда посреди нас! Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Какое живое, вместе тихое, духовное утешение пролилось в моё сердце, когда принял я в руки поданный пакет с надписью Вашей руки, — тем более, когда начал я чтение слов, дышащих любовию. Точно, — любовь николиже отпадает.

Вот! Вы попечитель нищих, часто богатых верою и переходящих с гноища на лоно Авраамово. В лице сей меньшей братии Христовой, Сам Христос приемлет Ваши попечения и Ваше служение, точно так, как принял бы Он и в лице служителей церковных. Наружность не так блестящая, сущность та же. О! сколько есть служений славных, приманивающих честолюбие, занимающих и воспламеняющих воображение: но конец венчает дело. Приходит смерть, призывает к жизни без призраков; на это приглашение, как бы оно горько ни было, никто не может сделать отказа. Идут цари, не свершив огромных предположенных планов, от исполнения которых могли бы благоденствовать миллионы народа; идут гении, покинув начатое для удивления потомства; идут законодатели, не достроив законодательных сводов; в одно мгновение отлагаются знаки отличия и громкие титулы, на приобретение коих употреблена вся жизнь. Богатые верою, напротив, становятся еще богаче: ибо смертию вступают в существенное обладание тем, чем до смерти обладали только верою. Вам, так как и себе, почтеннейший Стефан Дмитриевич, желаю в Бога богатеть.

Вы желаете иметь портрет мой? Ваш портрет имею, получив оный из рук ваших; имею портрет души Вашей в памяти, в сердце. Мое грешное лицо не достойно быть изображенным кистию художника. Вместо этой кисти пусть могильный червь точит глаза, осквернившиеся страстным зрением; пусть точит уста, отверзавшиеся для слов, коими прогневляется Бог; пусть точит все члены, бывшие орудием преступления. Если же, несмотря на мое недостоинство, каким-либо случаем изобразится портрет мой, то постараюсь исполнить желание Ваше, внушенное любовию.

Христос посреди нас есть и всегда будет.

Вашего Превосходительства Покорнейший слуга и богомолец

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Вот! опять я пред Вами просителем; это для меня не трудно. Ваше постоянное во мне и обстоятельствах моих участие было постоянным и надежным пристанищем просьб моих. Сергиева Пустынь получила близ ограды своей до 200 десятин земли на основании той Высочайшей воли, которая, Вы помните, почему и как состоялась. Эту землю, состоявшую единственно из болот, монастырь осушил, расчистил, завел на оной хозяйственный хутор с запашкою и скотоводством. Доходы сего хутора, если все покроется и впредь таким благословением, каким покрывается ныне, можно полагать до тридцати тысяч в год. Продаем молока в месяц на тысячу, иногда на две. При таковом умножении монастырского дохода способом невинным, самый монастырь должен придти в цветущее положение. Итак, земля составляет существенное достояние монастыря. Планы на оную в настоящее время находятся в Московской Межевой канцелярии. Покорнейше Вас прошу не оставлять меня и обитель Вашим милостивым ходатайством — замолвить слово по приложенной при сем записке.

С чувством сердечной привязанности к незабвенному другу, с сердцем которого сердце мое часто сливалось в одно ощущение, есмь навсегда Вашего Превосходительства покорнейший слуга и богомолец

Когда бываю уединен — часто живо мне представляетесь, всегда с приятнейшею улыбкою. Тогда сердце Ваше сердцу моему весть подает.

Помните ли, высокопреподобный Отец Архимандрит, как мы с Вами занимались изданием отдельных Житий Святых угодников Российской Церкви. Не знаю, почему это издание, хорошо принятое публикой, впоследствии остановилось. Между тем один из моих нынешних сотрудников, с одним намерением поддерживать в обществе расположение к благотворительности, начал издавать статьи, почерпнутые из той же неисчерпаемой сокровищницы. Вашему Высокопреподобию не противно будет взглянуть на этот опыт. В такой надежде посылаю первую его книжку.

Пользуюсь сим же случаем, чтоб принести Вам, почтеннейший друг, искреннюю благодарность за назидательное ваше писание, исполненное того глубокого смирения, которое должно стяжать вам высокая в истинном смысле этого слова, и при котором ложная, земная высокая не возмогут положить преград в верном вашем шествии. Надеюсь, однако, что сердечная моя привязанность когда-нибудь победит его, и я увижу хотя в легких очертаниях тот приятнейший для меня лик, который видеть лично не имею надежды.

Во всяком случае простите мою докуку ради Того, кто был всегда утешительным предметом бесед наших, кто в одной любви положил печать своего ученичества, чей благодатный дух всегда да пребывает между нами.

Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга и несомненный почитатель

Христос Воскресе!

Высокопреподобный Отец Архимандрит!

Милостивый Государь

Не могли Вы никак найти в Москве поверенного усерднее старого Вашего друга В Межевой. Канцелярии дали мне слово тотчас кончить дело вашей обители; — и теперь планы на землю ее должны уже находиться в Петербургском Губернском Правлении. Заметьте между тем, что Вы писали ко мне в самое то время, когда и я писал к Вам. Видно, действительно сердца наши откликаются друг другу и в большой отдаленности. Благодарю за сие Господа, утешающего любовию такою, которая не основана ни на каких внешних отношениях. Радуюсь, что Он благословляет обитель Вашу изобилием. Оно обыкновенно бывает следствием порядка, который Вы преимущественно любите, приложив вначале попечение о водворении его внутренно, в самом себе. Да преизобилует же прекрасная Ваша пустыня дарами истинного благочестия: все же прочее неминуемо вслед затем прилагаться будет.

Я напротив по грехам моим терплю от нынешнего неурожая не только оскуднение доходов, но должен еще потратить много денег на прокормление крестьян с их скотом и на засев их полей. Мало было этой заботы: все мои дети долго страдали опасным коклюшем; старшая дочь приходит даже в состояние безнадежное. Четыре года дали мне несколько отдохнуть. Теперь опять посылают на работу. Не говоря уже ни слова о хлопотах по призрению всей нищеты такого многолюдного города.

Помолитесь о нас, почтеннейший друг, Воскресшему Спасителю, и будьте незыблемо уверены, что никто столько не желал и не желает вам добра, как преданнейший Вам слуга:

P. S. Прошу покорнейше Ваше Высокопреподобие прочесть прилагаемую тетрадь и удостоить меня отзывом вашим о ее содержании. Материя вам хорошо известна, ибо вы не теоретически только проходили ее учение, но побывали в практической школе глубокого смирения и действительного отречения от мира.

Посылаю Вам еще вместо красного яичка нечто написанное о милостыне в [нрзб. известным нашим благонамеренным писателем Стурдзою.

Я к вам послал прежде примеры христианского милосердия, надписав на конверте: в С.-Петербург; кажется, делаю теперь лучше, надписывая: в Стрельну.

Воистину Воскресе Христос!

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Пишу к Вам, тихо беседую с Вами, как бы с присутствующим, и получаю Ваше письмо, в котором Вы замечаете, что мы писали друг к другу в одно время. Усерднейше благодарю Вас за пособие, оказанное обители нашей. С приятностию читал я письмо Стурдзы и избранные повести о милосердии из житий Святых Отцов. Это прочное средство к поддержанию и усовершенствованию в благочестивом и добром российском народе по природе сильной наклонности к вспоможению ближним. Вы спрашиваете, почему начатое при вас издание отдельных житий, принятое публикою столь благосклонно, ныне остановлено? Что Вам на это отвечать? Этому причиною страсти человеческие. Письмо о монашестве очень дельное, оставляю у себя на неделю, чтобы иметь время сделать некоторые примечания, и препроводить оные к вам. Не была ли у Вас в руках книжка писем Задонского затворника Георгия? Вот духовный писатель, ушедший далеко от всех духовных писателей нашего времени. Дворянин, воин, он сложил с себя оружие вещественное, чтобы вступить в поприще брани духовной, провел в неисходном затворе семнадцать лет и скончался в 36-м году, будучи 47 лет от роду, духовным успехом заменив лета многа. Писал он многим, к нему расположенным особам письма, которые по смерти его собраны, сколько можно было собрать, и напечатаны. С пера его текут струи благодатные, и недостаточество внешнего образования заменяется обильным достоинством духовным. Книжка сия сделалась одной из моих настольных. В Москве можно ее достать. Вы будете пить чашу утешения, которая вам теперь нужна. Святой Иоанн Богослов, когда увидел рай, наполненный святыми белоризцами, и спросил, кто эти белоризцы, то ему было сказано: это те, которые пришли, претерпев великие скорби; они вымыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца. Таков обычай Царя Небесного: кого любит наказует, биет всякого сына, о котором благоволит (Евр. 12. 6). Пишу Вам с натуры; если еще не знаете, то, конечно, узнаете от Мальцовых. Вы можете видеть мое сердце: оно и грешно, и не чисто, но любит бескорыстно. В том, что вы желали и желаете мне добра, удостоверял меня и теперь удостоверяет самый опыт. Желайте добра нетленного, не временного, но истинного, которое доставит мне Сам Господь, подающий любящим Его чашу страданий в сей краткой земной жизни. — Навсегда Ваш Покорнейший слуга и богомолец

Ваше Превосходительство,

Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Препровождаю при сем письмо о монашестве, которое прочитал я неоднократно с удовольствием и о котором имел честь в прошлом письме, по Вашей любви ко мне и моей к Вам, сказать мое не тяжеловесное решение: оно очень дельно. По тому же чувству, по желанию Вашему и моему обещанию не останавливаюсь и заметить, не для критики, но с желанием принести посильную услугу:

1. По мнению моему, происхождение монашества не довольно правильно изложено. Оно не есть плод гонений, хотя некоторые, точно, удалились в пустыни от гонения. Несколько частных случаев не дозволяют заключать о целом. Это объясняется в особенности тем, что пустыни начали наполняться монахами по окончании гонений, во время коих пустынножителей было весьма мало. Вот наружное доказательство; есть и внутреннее, сильнейшее: почти все иноки древние входили в искушения явные от бесов, после чего искушения от человеков не страшны. Таким ли бояться мучителей? Антоний Великий, когда услышал о начавшемся гонении в Александрии, пришел туда, объявил себя христианином, желал мучиться, но никто не посмел возложить рук на него: ибо и монашество есть долговременное мучение. От чего же явилось монашество? В первые три века Церковь Христова была гонима правительством. Принять христианство значило лишиться всех прав гражданства, всего имущества, самой жизни. Принятие христианства не могло быть ничем иным, как следствием сильного убеждения. Христиане жили, как приговоренные к смерти, не зная, в который час Жених придет, — приготовлялись к смерти, расточая тленное имущество нищим, пребывая непрестанно в молитвах и сердцем живя более на небе, нежели на земле. Весьма многие проводили жизнь девственную, подвижническую — все. Не было мысли о забавах, роскоши, стяжании, своеволии. Можно сказать, все были монахами: аскеты были совершенными монахами, не имея платья монашеского, как и клир не отличался одеждами во время гонений от общества. Когда гонения прекратились, то жизнь христиан посреде градов изменилась, ослабла Веру христианскую принимали не всегда по одному убеждению, но весьма часто по обычаю; вступило в Церковь много гнилых удов, кои во время гонений тотчас бы обнаружились отпадением; общество христианское посреде градов изменилось. Жене — Церкви, коей первородный плод, лик мученический, восхищен к Богу на небо, даны были два крыла орла великого — бежать в пустыню: явился лик монашествующий.

2. Недостаточно объяснена разность между мирянином и монахом, столь явная из слов Спасителя к юноше: аще хощеши спастися, заповеди сохрани: не убей, не прелюбодействуй, не укради и проч. Вот деятельность мирянина, коей цель — спасение. На вопрос юноши, что есмь не докончил, Господь научает, что есть в христианском жительстве совершенство; кто хочет оного достигнуть, должен сперва оставить все земное и потом, обнаженный от всего, принять труд о достижении совершенства Это изображает и евангельская притча, в коей Царствие Небесное уподобляется купцу, узнавшему, что на некотором селе скрыто сокровище, и продавшему все имение для покупки села того, заметьте, а не сокровища Святой Макарий Египетский говорит, что тот, кто расточил имение, оставил все приятное земное, удалился в пустыню, — еще ничего не сделал, только обнажился для вступления в поприще, — неизвестно, достигнет ли цели.

Совершенство христианское состоит в чистоте сердечной, коей является Бог, обнаруживающий Свое пребывание в сердце многоразличными дарами Духа Святого. Достигнувший сего совершенства есть светильник, не телесным служением, но служением Духа исполняющий заповедь любви к ближнему, руководящий спасающихся, восставляющий их от падений, целящий их душевные раны. Монашеский лик доставил Церкви Христовой пастырей, которые не препретельными словесами человеческой мудрости, но словесами Духа, споспешествуя учению чудесами, пасли и утверждали Церковь. Вот почему Церковь по окончании мучения представлена бежавшей в пустыню. Туда бежало совершенство церковное, источник света церковного, главная сила Церкви воинствующей. Кто были Златоуст, Василий Великий, Епифаний, Алексий и Филипп митрополиты, — словом, все святые пастыри? Но и не в чине архиерейском, а в простом монашеском есть много светильников от Антония Великого, Иоанна Дамаскина до Сергия Радонежского и Георгия Затворника. Веру утверждали, ереси обличали и попрали. Без монахов пропало бы христианство в мирянах. Вот сколь необходимо в Церкви Христовой совершенство, без коего и спасение с самою верою легко может утратиться, и непременно утратится: ибо нужны чувства, обученные долгим временем, в различение добра от зла (Евр. 5, 14). Сего совершенства достигали в первенствующей Церкви аскеты и мученики, после — монахи. Безбрачие, нестяжание, пост, труд, бдение, деятельная любовь, это — орудия, средства к достижению совершенства, но не самое совершенство. Кажется, в письме об этом сказано темно, отчего различие и необходимость монашества выставлены не в полной силе. Хорошо бы сочинителю прочитать беседы Макария египетского, и слово усилить понятиями духовными. Скажут: какой гордый отзыв о монашестве, обличающий гордость сердца. Отвечаем: в темной комнате значительная нечистота не приметна; в освещенной яркими лучами солнца тонкий прах весьма заметен и беспокоит хозяина Дух Святый есть учитель смирения; вселившись в сердце, вздыхает воздыханиями неизглаголанными и показывает человеку ничтожность праведности его, как говорит Исаия: вся наша правда, яко порт жены блудницы. Настоящая дьявольская гордость — отвергать Дар Божий существующий, как бы не существующий. Навсегда Ваш преданнейший

Апостол говорит: и все хотящие благочестно жить, гонимы будут. Заметьте, почтеннейший Отец Архимандрит, что здесь упоминаются только хотящие жить благочестиво. Чего же должны ожидать те, которые действительно начали так проводить жизнь свою, так говорить и действовать?

Вот Вашему Высокопреподобию краткий ответец на одно из любезных писаний Ваших. Относительно другого скажу также кратко, что все замечания Ваши о монашестве оценены достойным образом. Справедливость их очевидна. Не к гонениям надобно относить истинное его начало. Мы видим образцы его даже до пришествия Спасителя в святых Пророках. По свидетельству Иосифа Флавия было еще в Иудее собратство, похожее на монашество, именно собратство Иессеев. И весьма замечательно, что Новый Завет, обличающий учение Фарисеев и Саддукеев, ни слова не говорит о современном им учении Иессеев. Не они ли настоящим образом чаяли Спасителя, не они ли первые окружили его, когда явился Он между человеками? Не они ли первые сделались Его последователями? И название их видится от отца Давидова. Тут есть что-то таинственное, достойное важного размышления.

В заключение усердно благодарю Вас, почтеннейший друг, за то, что указали мне на письма Затворника Георгия. Я слышал об них, но до сих пор не любопытствовал прочитать их. Теперь познакомясь с его писаниями, сердечно сознаюсь, что они весьма того достойны, чтоб сделаться настольною книгой у всякого доброго христианина. Утешительно видеть, как [нрзб. знаком был автору высокий предмет, о котором пишет. Что значат перед его неискусною простотою все краснобайные проповеди и послания суетной и надмевающей теории?

Прошу покорно и Вас бросить взгляд на прилагаемые книжицы, которые посылаю единственно в оправдание, что так долго не отвечал Вам. Хлопот много, а силы и способности уже не прежние. К чужим заботам присоединились еще свои тяжкие от совершенного неурожая у крестьян, от болезней у детей. Но теперь милосердие Божие, видимо, поправляет и то, и другое. Сердцу моему посвободнее — и оно спешит излить пред вами постоянные чувства уважения и привязанности, с коими так приятно именоваться мне не по обычаю, а по самой истине Вашего Высокопреподобия преданнейшим слугою

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Опять пред глазами моими почерк Вашей руки, который всегда возвещал мне приятнейшие ощущения, долженствующие наполнить душу. Теперь довольно поглядеть, или лучше взглянуть на этот почерк, чтоб отворить дверь в сердце для множества сладостных впечатлений. Благодарю Вас за присланные книжки, — сказатели полезных трудов Ваших: в Первых Опытах Комитета, достигши чтением § 9, я торжествовал духовно, видя, что пища для плоти соединена с пищею для души: особливо — назидательное чтение при работах есть новость в России в наше время, воскрешение древнего обычая благоустроеннейших монастырей; при отгнании праздности от тела, отгоняется сия мать пороков и от ума, — это превосходно! — Благодарю Вас за милостивое слово, замолвленное о планах земли, принадлежащей Сергиевой пустыни, которые теперь уже в руках наших.

Наконец! Горе имеем сердца, исполненные благодарения! Слава милосердому Богу, исцеляющему болезнь детей Ваших и утешающему домочадцев ваших надеждою урожая. Повторим песнь отроков в пещи вавилонской: согрешихом, беззаконовахом… И вся, елика сотворил еси нам, и вся, елика навел еси на ны, истинным судом сотворил еси… душою сокрушенною, и духом смиренным да прияты будем (Дан. 3. 29, 31, 39). Вот истинное духовное чувство! Праведники, подвергшись искушению, не видят своей праведности, зрение ума их устремлено к совершенствам Божиим, озаренные сим светом, они видят нечистоту правды своей, — и сердце исполняется чувствований глубокого смирения, ум начинает произносить исповедание и хвалы правосудия Божественного. Вот фимиам, благоприятный небу; вот кадило, которого дым разливается в горнем жертвеннике Царя царей.

Об ессеянах сведения Иосифа Флавия и о ферапевтах Филона — не удовлетворительны; оба сии писатели, будучи иудеи, не передали нам ничего о том, с каким чувством они встретили веру христианскую. То видно, что секта ессеев в Палестине и ферапевтов в окрестностях Александрии сохранили строго обычаи иудейства и не принимали христианства. Вот что говорит о первых преподобный Нил Синайский, монашеский писатель IV века: любомудрствовать покушались многие еллины, и из иудеев не мало… От иудеев избравшие сие жительство суть сыны Иоанадава… всегда обитают в кущах, воздерживаются от вина и от всего влекущего к сластолюбию, пищу имеют простую, удовлетворяют потребностям тела с умеренностию, очень прилежат образованию нравов и пребывают наиболее в созерцании. Отсюда и называются ессеи: ибо сим названием обозначается род их жительства. Но какая польза им от подвигов и от пребывания в трудах, когда они убили Подвигоположника Христа. Погибает мзда трудов их: ибо они отверглись Раздаятеля мзды и Источника истинной жизни. Итак, они погрешили в цели любомудрия: любомудрие есть благоустроение нравов, соединенное с истинным познанием о Боге, в чем погрешили и иудеи и еллины, отринувшие Премудрость, пришедшую с небес, и покусившиеся любомудрствовать вне Христа. Таково мнение преподобного Нила ученика Иоанна Златоустого; таково мнение и других древних учителей церковных о ессеянах. Их подвиг был более наружный, лучшие наблюдатели древностей церковных находят, что они вдались более прочих иудеев в мелочную утонченность обрядов, отчего, оцеждая комаров, забыли позаботиться о верблюдах. По этой причине секта их по духу близка была к фарисейской. Не осужден ли Евангелием их пост, их милостыня, их молитва, чуждые смирения, вместе с фарисейскими? — Полезно для христианских монахов оглядываться на ессеев и в них видеть, что телесный подвиг, без любви и сердца сокрушенного, есть кимвал, звяцающий тщеславием, и медь, звенящая от пустоты своей.

Обращаюсь к началу дражайшего письма Вашего, дышащего добротою. 1-го февраля 1840 года когда я был потребован для выслушания приговора, который в чем состоял и за что — мне было неизвестно, я чувствовал особенное спокойствие духа: в напутствие услышался в церкви апостол, тому дню принадлежавший по церковному кругу сего года (1-го послания Петрова, главы IV-й начинался с 12 стиха и оканчивался первыми стихами следующей главы). Возлюбленные! огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас страннаго… Время начаться суду с дома Божия… Итак, страждущие по воле Божией Ему, как верному Создателю, да предают души свои, делая добро. Может ли быть что утешительнее и назидательнее? Особливо слова время начаться суду с дома Божия, — погружают ум мой в глубокое размышление. Они сообщают нам возвышенную духовную мысль, что делание и подвиг христианина как бы сами по себе, по суду человеческому, ни были достаточны, по суду Божию далеки от совершенства и требуют очищения и дополнения от искушений. Тогда почитается здание храма Божия оконченным, когда засверкает на вершине его Крест Христов.

Доброго здоровья Вам и милым детям Вашим. Господь да сохранит Вас, да укрепит Вас для пользы человечества и для пользы гражданской.

С истинным высокопочитанием и сердечною преданностию, имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейший слуга и богомолец

Ваше Превосходительство!

И прекрасный перевод жития Иоанна Милостивого читаю с наслаждением, и гляжу любовно на знакомую руку, которою надписан конверт, ищу коротенькой записочки, хочу знать, здоров ли, благополучен ли кормитель нищих в столице христолюбивой, — ищу напрасно, напрасно любопытствую с такой заботливостью. Впредь кладите в такие конверты маленький листочек с сим двусловием: я здоров. Полезно употребляемое Вами время оставляет Вам мало времени, а я не нуждаюсь в длинных письмах от Вас: имею продолжительное письмо в сердце; оно начинается с начала нашего знакомства, конец его… О, я хочу, чтоб оно было без конца, чтоб продолжение его перешло за пределы гроба и сделалось вечным во Христе. Какое наслаждение — любовь. Пишу к вам, и на языке моем чувствую какую-то особенную сладость. — Это сладость древа райского.

Присылаемые Вами книжки мне говорят: внеси и ты маленькую лепту в ту сокровищницу, в которую богатые вносят тысячи сребреников. Не буду голосу этому ослушен.

От души Ваш

Признательным сердцем лобызаю любезные строки, коими Вы, почтеннейший Отец Архимандрит, утешили постоянную мою к вам привязанность. Такое общение не основано на земных скоропреходящих видах. Мудрено ли, что и я ощущаю в нем как бы успокоительный елей, возливаемый любовию на раны сердца моего, нанесенные грехом и следствием греха — многими скорбьми. Беседа Ваша издавна имела на меня такое утешительное, целительное действие. Вот почему я так часто возбуждаю Вас к ней не тем, так другим. Нищий в дарах духовных более, чем новые друзья мои скудны в дарах тленных, не перестаю я толкать в двери, откуда наверное ожидать могу милостыни для меня нужной, отзыва дружбы, молитвы, совета, спасительного напоминания. В прошлый раз, по возвращении из деревни, встретил я здесь много дела, не успевал написать к вам, а желал, однако, дать весточку хоть о том, что еще живу на этом свете и вас неизменно помню. Радуюсь, что наши маленькие издания вами одобряются. Вот вам и еще новая тетрадка, как некоторое доказательство, что мы, раздавая питание внешнего человека, желали бы сообщить бедствующим собратиям нашим нечто на подкрепление человека внутреннего, который часто алчет, наготует и иззябает пуще первого.

Недавно неожиданный случай познакомил меня с иеромонахом Арсением Троепольским, который живал в Вашей обители и сохраняет искреннюю к вам приверженность и уважение. Я приглашаю его иногда служить в домовой церкви Работного дома, где теперь призирается до тысячи нищих всяких лет и всякого звания. Сообщите мне, пожалуйста, ваше мнение об этом добром человеке, — называю его добрым, ибо таким с вида мне показался; узнать же его короче не имел еще способа.

Вот вам несколько слов о моем здоровье. Оно не самое цветущее, но и не самое убогое. Господь ведет и всегда вел меня путем посредственности. Крайности для людей таких слабых не годятся. Благодарение Ему за милосердое промышление о недостойном орудии многих благих его видов.

Дети мои подрастают; один только меньшой сын остается еще в младенческом возрасте. Но и старшие пока младенчествуют еще незлобием сердца, нося в характере своем много сходного с покойной матерью, которой могилу могут всегда видеть из своей колыбели, не видя ее самой.

Простите, почтенный друг! Желаю Вам совершение в обновлении духа, а себе старых ваших чувствований и в течение нового года

Преданнейший слуга

P. S. Благодарю за обещанное пособие нашей нищете. Дороговизна продолжается от нового неурожая, а средства наши оскудевают от последствий прежнего.

Христос Воскресе!

Дражайший и почтеннейший Стефан Дмитриевич!

Много виноват я пред Вами, не отвечая столь долго на письмо Ваше, исполненное дружбы и искренности. Оно не сходило со стола моего, часто перечитывал его, каждый раз с новым утешением. Справедливо говорит святой Исаак Сирский: нет в мире предмета драгоценнее любви ближнего, которой входим в любовь Божию. Или обременил я себя излишними письменными занятиями, или подействовали на слабое мое телосложение искушения, или хроническая моя болезнь — солитер, или все вместе привело меня в средине зимы в такое болезненное положение, что я оставил пищу, почувствовал сильнейшую боль в груди, в продолжение Великого поста так был слаб, что едва подписывал имя мое на налое; с Страстной недели поправляюсь, и, кажется, избавился от солитера, по особенному расположению одной почтенной дамы — княгини Юсуповой, доставившей мне доктора, занимающегося единственно или преимущественно лечением этой болезни средством растительным и потому совершенно безвредным. Провожу время по обыкновению: занимаюсь монашескими книгами Святых Отцов, из коих Бог помог окончить перевод с латинского книги святого Исаии Отшельника. Из первого издания оной двести экземпляров назначаю для монашествующих Сергиевой пустыни, а тысячу в распоряжение питателя московских нищих. Книга не имеет наружного порядка в изложении, который требуется от писателя, ученнаго в школах мира сего, но имеет глубокие мысли, имеет систему для сердца и ума, которую можно ожидать от воспитанника пустыни безмолвной. Надеюсь, что Вы прочтете оную с душевной пользой и удовольствием, ибо Вам знаком вкус глубоких чувств, рождаемых смиренным рассматриванием внутреннего человека. — Таким образом я буду частником Ваших занятий и Вы моих! Эта мысль меня утешает.

Вы познакомились с о. Арсением Троепольским! Точно, он добрый человек: я находил понятие его о монашестве более ученым, чем опытным, более удовлетворительным для ума, чем для сердца; не знаю, в каком он положении теперь. Дай Бог всем спастись от змиев — страстей наших, коим помогают другие змеи — демоны. Если б вы взглянули в настоящее время на братство Сергиевой пустыни, то очень бы утешились: ибо Ваша рука была при учреждении сего духовного сада и многие лозы пересажены с Вашею помощию. Все почти прежние жители монастыря выбыли; теперь первые лица — это те послушники, которые вступили в обитель вместе или вслед за мною. Они уже иеромонахи, и главный из них, наместник Аполлос, кажется, не ложно может быть назван образцовым иноком нашего времени.

Не знаю, не сберусь ли в конце лета побывать в Москве. И очень нужно бы для здоровья, — кажется, нужно бы и для души. Какое радостное свидание меня там ожидает и туда приманивает! До сих пор встречаю препятствие в мысли, представляющей, что опасно оставить монастырь при настоящих обстоятельствах духовенства невского, можно отсутствием своим повергнуть братство Сергиевское расхищению. Не приедете ли Вы в северную столицу? Не призывает ли Вас в оную наступающая нужда поместить старшего сына Вашего в Пажеский корпус или гвардейскую школу? — Ему должно быть около четырнадцати лет? Очень порадовался я, услышав, что Государь опять обратил внимание свое на заслуги Ваши. Земная почесть сама по себе ничтожна, но для человека, посвятившего жизнь свою на службу Царю и Отечеству, отрадна Царская милость.

Остается мне изобразить постоянное, и усердное, и молитвенное желание моего сердца всех благ Вам и всему Вашему семейству. Да благословит Бог питать и растить в душе Вашей чувство любви христианской к грешному Игнатию!

Ваш усерднейший и преданнейший слуга и богомолец

Высокопреподобный Отец Архимандрит,

Милостивый Государь!

Весьма утешительно было для меня известиться от Вас, что здоровье Ваше получило радикальное поправление. Новая болезнь, которая Вас угнетала и которая так обыкновенна при финских берегах, имеет сильное влияние на расположение душевное. Вы могли преодолевать его одним врачевством духовным. С радостию и благодарностию увижу плод такого врачевания, коим дружба Ваша ко мне и любовь к ближнему вознамерились наделить нас. Дело одних наделять пищею тленною, дело других — снабжевать хлебом Небесным. Все хорошо во имя Господа Иисуса, показавшего нам пример и в том, и в другом; но несомненно, что последнее выше, и блажен тот, кто к такому подвигу призван и звание свое проходит достойным образом. Радуюсь, что под наблюдением Вашим и еще уготовляются подобные сподвижники. Как это ни толкуй, а монахам не предоставлено запираться в своей келье. Светильник зажигается с тем, чтоб светил во всей храмине. Да и при пострижении монашеском не говорится ли: тако да просветится свет ваш пред человеки, да видят ваши добрые дела и прославят Отца Вашего, иже есть на небесах. Монашеская жизнь может только способствовать к достижению совершенства христианского; но не освобождает от общих христианских обязанностей — служить человечеству, чем только можно и удобно. Упражнение в делах милосердия особенно могло бы быть полезно для людей простых, которые часто хладеют к молитвам и другим духовным подвигам, не будучи к этому достаточно приготовлены. Впрочем, кажется не за свое я взялся, разглагольствуя о предмете, который знаю только со стороны. Будучи сам погребен во внешности, я и приставлен к внешнему служению собратий наших. В прилагаемой книжке вы увидите, как усердно помогают мне сотрудники мои — наиболее из благочестивого русского купечества. Намедни в их собрании давали русские же певцы концерт в пользу учрежденных ими столов, а русский поэт написал по этому случаю кантату, которую также Вам сообщаю.

Новое внимание к этим трудам со стороны Августейшего моего благодетеля тем более было для меня приятно, что избранный для награждения моего орден посвящен памяти великого равноапостольного Мужа, который принес отечеству нашему пользу неописанную, и посвящен Царицею, которой сердце преисполнено было любовью к человечеству. Самые цвета его ленты очень знаменательны. Это цвета крови и смерти. Не значит ли такое украшение, что для ближнего не надо щадить первой и не устрашаться последней?

Как мне будет жаль, если вы соберетесь сюда в конце лета. По домашним делам моим я должен отъехать в Рязанскую деревню в половине июля и не могу возвратиться ранее 29 сентября. Впрочем, здесь и там, врозь или вместе, я всегда с одинаковой привязанностью и уважением пребуду преданным вам Нечаевым.

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь!

Почтеннейшее письмо Ваше от 11-го июня получил я к особенному моему удовольствию, которое так мне обычно при получении Ваших писем. Отчет Комитета за 1840 год показывает чрезвычайный успех сего благодетельного учреждения, управляемого мудрой Вашей распорядительностию. В конце мая месяца скончалась в Петербурге благодетельная особа, княгиня Татиана Васильевна Юсупова, которая делала много пособий, часто большими очень суммами; за несколько времени до кончины своей она познакомилась со мною коротко, усилила благотворительность свою и намеревалась решительно оной предаться, как по неисповедимым судьбам Божиим внезапно потребована в вечность. В числе неисполнившихся ея намерений находится и издание книги святого Исаии Отшельника, которую она хотела напечатать на свое иждивение, и напечатанные экземпляры, за исключением небольшого количества, нужного для раздачи безденежной почитаемым и благочестивым людям, предоставить в ваше распоряжение. По разрушении сего плана смертию кн. Юсуповой может ли труд мой быть полезным для братии, нуждающихся в хлебе вещественном? Я сам не имею на что напечатать с единственною целию пожертвования; равно не имею в виду лица, которое бы издержки напечатания взяло на себя. Но если Вы, почтеннейший Стефан Дмитриевич, найдете выгодным напечатать на иждивение Комитета, то с любовию жертвую трудом моим. Книга, кроме предисловия, оглавления и прочего, сама по себе имеет 332 страницы, кои, сравнив с страницами вашего отчета, нахожу соотношение между ими, как четыре к трем, то есть книга Исаии может иметь таковых печатных страниц 250. Для обращика книги, которая прямо монашеская, но и для всякого внимательного христианина крайне полезна, прилагаю при сем некоторые отрывки. Прошу известить меня о Вашем распоряжении, по коему могу выслать к Вам рукопись, которую остается доправить и дополнить алфавитом. Вся моя корысть вещественная будет ограничиваться покорнейшею просьбою о доставке мне ста экземпляров для безденежной раздачи за цену, чего будет стоить Комитету; вторая же просьба — чтоб имя мое нигде не было обнаружено. Мой казначей отправился в Киев, он часто видал Вас, и я ему поручил быть у Вас и доставить мне подробное сведение о Вас. Как Вас домашние обстоятельства требуют в Рязань, так меня, наоборот, сергиевские обстоятельства не пустят в Москву. Столь шумного лета у нас не бывало. Петергофская дорога усеяна экипажами. — Будьте здоровы! Навсегда Ваш

Святой Исаия из Слова VIII. — Если ты дал что взаймы ближнему и оного не просишь обратно, то подражаешь свойству Иисуса; если же просишь, то подражаешь свойству Адама; если требуешь лихвы, то это ниже и Адамова свойства. Если кто укорит тебя за что, тобою сделанное или не сделанное, а ты промолчишь, то уподобляешься Иисусу, если будешь отвечать, возражая: что я сделал? — то ты уже не подобен Ему; если же воздашь равным за равное — то совершенно не подобен. Если приносишь жертву твою со смирением, как недостойный, то оная будет благоприятна Богу. Если же вознесешься сердцем твоим и вспомнишь о других спящих или нерадящих, то суетен труд твой. Смирение не имеет даже языка сказать о ком, что он нерадив или презорлив; — не имеет глаз для зрения чужих погрешностей; — не имеет ушей для слышания того, что не может принести пользы душе; наконец, оно не имеет никаких забот, кроме забот о грехах своих. Оному свойственно со всеми сохранять мир, не по причине дружбы, но ради заповеди Божией.

Слово XVII. — Попирающий совесть, изгоняет добродетели из сердца своего. Боящийся Бога прилежен, не боящийся Его предается нерадивости. Хранящий уста свои и молчащий благоразумно возвышает помышления к Богу. От многословия происходит леность и ярость. Подчиняющий ближнему волю свою обнаруживает тщаливость души к снисканию добродетелей; напротив, пристрастный к воле своей обнаруживает свое невежество. Страх Божий и тайное поучение хранят душу от страстей. Мирские разговоры повергают сердце в мрак и отвращают оное от добродетелей. — Возмущается ум и сердце любовию к земным вещам, презрением оных приносится безмолвие и спокойствие… Ржа снедает железо; подобным образом честолюбием точится сердце человеческое. Плющ, обвившись около виноградной лозы, портит плод ея; подобным образом тщеславие ниспровергает труды человека. Смирение предводительствует добродетелями, а чревообъядение страстями. Конец добродетелей — любовь, а страстей — почитание себя самого праведным.

Заключение XVII Слова. — Братия! Будем стараться, доколе находимся в теле, наполнить сосуды наши елеем, по причине коего светильник бы наш засиял, когда будем входить в царствие. Светлый и блистающий светильник есть душа святая. Ибо душа, блистающая добрыми делами, войдет в царствие, душа же, оскверненная злобою, низойдет во тму. Итак бодрствуйте, братия, и прилежите добрым делам: ибо время приближается. Блажен ведущий себя строго. Уже колосья поспели и настает жатва. Блажен сохранивший плод свой, — приидут ангелы и вложат оный в житницу вечную. Горе унывающим, ибо огнь их пребывает. Наследия мира сего суть злато и сребро, и домы, и одежды: все они подают причину ко греху, и при всем том, отходя туда, мы должны их оставить. Наследие же Божие безмерно, оного око не виде, ухо не слыша, оное на сердце человеческое не взыде (1 Кор. 2. 9). Оно даруется тем, кои в краткое сие время повинуются заповедям Господа. Оно даруется за хлеб, за воду, за одежды, кои подадим нищим, за человеколюбие; за чистоту тела, за непорочность сердца и за прочие добродетели…

Высокопреподобный Отец Архимандрит,

Милостивый Государь!

Долго поджидал я Вашего казначея, чтоб отвечать на дружеское писание Ваше от 24 июня. Но, видно, он приехал в то время, когда я находился в деревне. Не надеюсь более его видеть и не могу далее отказывать себе в удовольствии с вами побеседовать.

Отрывки, сообщенные мне из перевода вашего, пришлись мне по душе. Я желал бы видеть все сочинение в печати. Если богатые наследники К. Юсуповой не согласятся исполнить благочестивого ее намерения, я найду, может быть, способ напечатать его здесь на счет таких же благотворительных людей. Поклонюсь какому-нибудь бумажному фабриканту, съезжу с просительным визитом к кому-нибудь из содержателей Типографий — с помощью Божиею книга может выйти в свет без расходов со стороны небогатого моего комитета. Условие почтенного Переводчика свято будет исполнено. Пусть он потрудится только провести труд свой чрез мытарства цензурные и с необходимым одобрением доставить ко мне эту рукопись.

Согласен с Вами, почтеннейший Отец, что сына моего старшего, которому минуло 12 лет, пора бы пристроить в какое-нибудь Петербургское учреждение. Но я все не решаюсь отделить его от родительского лона, страшась и за некрепкое его здоровье, и за чистоту нравственности.

Боюсь вашего климата и за всю семью. У меня самого хромая нога просится совсем в отставку. Нужнее становится благорастворение воздуха и спокойствие уединенной жизни. — Что касается до солитера, который беспокоил меня на берегах Финского залива, то, кажется, он там и остался после моей последней лихорадки. Вот уже седьмой год, как он не показывается и даже не подает признаков своего существования.

Как я рад, что Вы избавились от такого же внутреннего врага, и желал бы на всякий случай — иметь рецепт лекарства, которого он не вынес. До сих пор медицина не знает верного средства против этой беды, впрочем, что она верно и знает-то? Врачует Один и одним: буди Он благословен в целениях и страданиях наших!

Между тем разлука наша шестой год уже продолжается. Хоть бы на бумаге увидел любезные для меня черты лица вашего! — Из детства любил я монашество. Многие из монашествующих удостоивали меня своею дружбою; а не с одним не гармонировал я так, как с Отцом Сергиевским Настоятелем в правилах и чувствах. Господь да утвердит навсегда эти сношения духа, во имя Его начатые и продолжавшиеся.

По взаимности расположения вы полюбили действия моего Московского Комитета. Следовательно, не без удовольствия увидите одно довольно основательное суждение об нем замечательного Писателя. Посылаю к Вам его собственно ради первой страницы. Прочее вам уже известно, влагаю еще простой Московский гостинец. Простите, что на сей раз лучшего ничего представить не имею.

Преданнейший слуга

Ваше Превосходительство, Милостивейший Государь

Стефан Дмитриевич!

Долго не отвечал я на почтеннейшее, дружеское письмо Ваше. Так прихворнул в это время, что опасались воспаления в груди. Произведено кровопускание, приставлены пиявки, и приговаривают к повторению кровопускания. Сохраняю большую диету от письма и пишу только в крайних случаях: этому причиною большая слабость в груди с болью и потерею голоса. Так переплавляемся мы в здешней жизни, и, дай Боже, чтоб не бесполезно!

Служение Ваше по духовному ведомству дало Вам возможность употребить слово мытарство для названия тех рассматриваний продолжительных и многообразных, коим подвергаются у нас книги существенно полезные, и от коих так свободны книги умеренной пользы, в особенности же пустые и даже вредные. Я улыбнулся при прочтении этого слова и теперь часто улыбаюсь, видя оживотворение его делом. Книга святого Исаии была у Преосвященного Киевского в продолжение трех месяцев; он прочитал ее и одобрил к напечатанию, ублажив духоносного писателя величайшими и должными похвалами. Теперь, конечно, пойдет на рассмотрение к Московскому. Наследники Юсуповой не наследовали ее щедрости или, может быть, и наследовали, но без того расположения ко мне, которое имела покойная. Здесь подобный пожертвователь не легко открывается: большая часть пожертвований ищут публикаций в газетах и благоволений, а не тайной сердечной награды. Если труд мой может послужить с какой-нибудь пользою для нуждающихся братии, то, по совершенном одобрении рукописи к напечатанию, не премину представить оную Вам. Будьте раздаятелем хлеба и вещественного, и духовного! Тех и других нищих много.

Опасения Ваши по отношению к климату и нравственности очень справедливы: никакой глаз не может заменить родительского, не говоря уже о сердце. Да и из учебных заведений, в настоящее время, едва ли не первое место должны занимать учреждения, приготовляющие к статской службе, а из них вообще университеты. Мы ветрены: количество знаний, которое возрастает с возрастом мира, мы имеем большее, нежели наши предки; это самое многознание делает нас поверхностными, и мы уступаем предкам в качестве знаний, в сущности знания. А ветреность — от стремления к пустым веселостям.

Вы промолвились о уединении? Когда эта мысль приходит, надо ее спрашивать: не рано ли? Хотя и опаздывать не должно. Точно: мир не веселит людей размышляющих, но он, питая нас горестями, отталкивает нашу любовь к нему и направляет ее к Богу, мир ранит наше сердце и тем исцеляет болезни — земные пристрастия. Безвременное уединение уничтожает сию работу сердца, которое, нашедши покой, часто снова примиряется с миром и делается холоднее к Богу. Это не мои мысли, но я заимствовал их из аскетических отцов Церкви, и когда приходится видеть опыты, то они постоянно утверждают меня в сем образе мыслей.

С большим бы удовольствием прислал Вам рецепт того лекарства, коим я избавился от солитера, но тот приезжий доктор, который пользует от сей болезни, предлагает нашему правительству купить рецепт его за 5000 рублей ежегодной пожизненной пенсии, а до тех пор не открывает своего способа, в который входят одни растительные вещества. Кого он здесь ни пользовал, всех удачно.

Наконец я склоняюсь на портрет с грешного лица моего и почитаю обязанностию своею прислать к Вам экземпляр, дабы Вы видели и образ того, кому Вы делали много добра. Мои мысли и чувствования, которые не прямо мои, но заимствованы от истинного духа Христовой Церкви, всегда находили приют в Вашем сердце. От этого взаимная любовь! Любовь — тот покой, тот дом, в который Бог вселяет единомысленных о Христе, как воспевает псалмопевец.

Благодарю Вас за присланные брошюры. Очень приятно видеть, что есть люди, рассуждающие основательно. Между прочим, присматриваюсь и к печати, какая бы поприличнее была к книге пр. Исаии; кажется, покрупнее лучше; а то для старых и слабых глаз модная мелочь чрезвычайно затруднительна. Мне понравилась печать: Нищие в Москве, по четкости.

Будьте здоровы! Поздравляю Вас с Новым Годом, призываю на Вас и на все почтеннейшее семейство Ваше благословение Божие и молитвы преподобного Сергия. И с чувством сердечной преданности имею честь быть навсегда Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем

Казначей мой, быв в Москве, справлялся о Вас, но ему сказали, как это и в самом деле было, что Вы находитесь в отсутствии.

Самому мне хочется дохнуть благорастворенным воздухом внутренней России, но до сих пор обстоятельства не подают руки.

Еще новое доказательство, почтеннейший Отец Архимандрит, что, видно, есть между нами какой-то невидимый посредник, для которого время и расстояние как бы не существует. Только что хотел я писать к вам о том, что не может ли счастливый ваш врач побывать у нас, как получаю от дружеской заботливости вашей обстоятельное извещение об этой возможности… Но не просто изумлен я был таким обязательным предварением, а вместе и утешен, и исполнен искреннейшей благодарности за труд, так охотно на себя принятый. Теперь уже минуя медлительную Стрелинскую корреспонденцию, я обращусь с дальнейшими сведениями о чревной своей немощи и прочих обстоятельствах к доброму нашему старцу, витающему поближе к Петербургскому Почтамту на Моховой.

При прежних королях французских явился при дворе один швейцарец с секретом — изгонять солитера. Секрет этот куплен был правительством — помнится — за 40 тысяч франков и опубликован. Средство его состояло в корне папоротника. Я употреблял его прежде раза два — безуспешно. На днях повторил тот же опыт — и также без желаемого последствия. Принимаю теперь морковный сок. Голова стала посвежее, нет позыва частого на еду, и тошнота не беспокоит. Может быть, эти лекарства ослабили кишечного змея. Может быть, его и совсем во мне нет. Более шести лет он не показывался отрывками разной величины, как бывало это в 1834 и 1835 годах.

Господь ведает, когда и как загадка эта разрешится. Мое дело — смиренно предоставлять благопромыслительной Его воле страдания мои и облегчение; мой долг — сердечную питать признательность к людям, которые, несмотря на бесчисленные, язвительные и отвратительные мои недостатки, принимают во мне участие, прикрывая все христианскою любовью. Обыкновенный человек любит грех, а ненавидит грешника. Кто же ищет путей возрождения, тот, подражая Богу, начинает ненавидеть грех, а возлюбляет грешника.

Как Вы обрадовали меня известием, что я наконец буду иметь любезные черты Ваши. Не откладывайте, пожалуйста, исполнения доброго Вашего намерения. Я боюсь, что опять другие размышления, внушаемые излишнею, может быть, скромностию, поколеблят вашу решимость. Ожидаю и рукописи Вашей, не понимая, как могут писания такого мужа, какого Вы избрали, нуждаться в особенных и продолжительных рассматриваниях. Простая тайна, открываемая младенцам, способнее была бы для оценки подобных сочинений, чем утонченная всемирная ученость.

Вашего Высокопреподобия преданнейший слуга

Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Аз, говорит Господь в Откровении Иоанна Богослова, их же люблю, наказую. Эти слова совершаются над Вами. И Ваше сердце давно приготовлялось непостижимым, таинственным ощущением к ношению креста! И Вы давно приучаетесь на самом деле к ношению креста! Ваша счастливая жизнь, в которой я Вас застал, была подобна благотворному лету, доставляющему нивам обильное плодородие: в нем дни ясные сменялись днями пасмурными. Прочитав письмо Ваше, которого каждое слово отзывалось в моем сердце, я перенесся воспоминанием к тому опыту стихов ваших, который Вы, когда-то, во время одной из приятнейших наших бесед, мне читали. Предметом Ваших восторгов была Голгофа, крест, терновый венец, гвозди. И точно! С того времени как Богочеловек подчинил Себя страданиям и ими исцелил наши страдания, подножие Голгофы сделалось для ученика Иисусова местом дум плачевных и вместе утешительных, сладостных. Сидящий у сего подножия смотрит с равнодушным и спокойным любомудрием на непостоянных счастливцев сего непостоянного мира. Он им не завидует, он предпочитает познание креста Христова, отверзающего врата в блаженную вечность, тому кратковременному упоению, в котором держит земное счастие свою жертву, чтоб предать оную вечному бедствию. Горе вам, насыщеннии ныне, горе вам, смеющимся ныне! — Это неложные слова Сына Божия. В то время, как я имел возможность часто наслаждаться лицезрением Вашим, взоры мои отыскали особенную черту в Вашем характере: она ярко выказывалась для меня при всей светлости Вашего ума: это простота сердца, выражающаяся в доверенности к людям, к доброте их сердец, к прямоте совести и правил. Таковая простота есть один из признаков любви. Любы не мыслит зла, а потому всему веру емлет. Любовь есть печать души, способной для неба. Итак, в Вашей душе та причина, по которой человек бывает крестоносцем; Отец Небесный всякую лозу, творящую плод, отребляет ю, да множайший плод принесет. Вот и глаза Ваши ослабели. Понимаю, как отяготительна болезнь сия для человека, которого главнейшим занятием суть чтение и письмо. И почерк Ваш сказывает, что глаза Ваши не прежние. Я страдаю глазною болезнью уже семь лет, и длинные зимние вечера провожу в своей комнате без свечек; пишу и читаю только при свете дневном; впрочем, и сие без боли глаз только с нынешней зимы, после того, как я стал привязывать к глазам на ночь рубленную или лучше мелко крошенную свеклу в платке батистовом, на полчаса или час, предварительно намочив голову ромом, предпочтительно белым, и обтерши им лице. Все прежние лекарства, все знаменитые капли, и чужестранные и здешние, не принесли мне никакой пользы; напротив, еще более ослабили, притупили зрение. Последнее средство, будучи вполне не опасно, очень мне помогает; должно наблюдать, чтоб как свекольный сок, так и ром не попадали в глаза. Для Вас, на котором лежит столько должностей общественных, при исполнении которых Вы не любите не смотреть пристально, ослабление зрения есть большая потеря, большое лишение. Инок должен меньше чувствовать тягость сего лишения, потому что он может, сидя в своей келлии, чуждый всякой наружной деятельности, разгибать книгу души своей и читать в сей книге назидательнейшие истины.

Милые Ваши дети, прекрасные Ваши дети, которые так утешительно лепетали молитву и славословие Спасителю мира, совершающего хвалу Свою из уст младенцев и сущих! Они достигли юношеского возраста; они ощущают, несут ярем креста! Господь да укрепит их, да помилует их! Да дарует их родителю терпение, подобное терпению Иова, посылая искушения, подобные искушениям сего праведного мужа. Вы уязвлены и в имение Ваше, и в семейство ваше, и в тело Ваше. Души его не коснись, заповедует Господь диаволу, передавая на испытание внешнего человека. Не касается диавол души страждущего человека, когда человек пребывает в самоукорении и в благодарении, когда множеством славы стирает супостата. Достойная по делом наю восприемлем — вот слова, приличествующие распятым одесную Господа. Таковые будут помянуты в Царствии Его.

Благодарю Вас за присланные книжки. Обе так просты и ясны, что в них с приятностию усматривается желание угодить не только земле, но и небу. Слово отца Сергия очень мило: в нем соединяются прекрасные чувствования с непринужденным, приятным слогом. И слово его не возвратилось к нему бесплодным, посеялось в сердцах слушателей и принесло плод приятный Богу, — сострадание к нищим, тотчас выразившееся в делах!

Будучи Вам должен невыплатимым долгом, долгом любви, я состою у Вас в особенном долгу! А причиною тому — мои глаза. Книга Исаии ждет окончательной переправки, которую никак не могу предпринять раньше весенних, ясных дней. По тому, как ныне публика принимает подобные книги, я полагаю, что экземпляры Исаии не залежатся, особливо, когда они будут в деятельном распоряжении Председателя Комитета нищих. Ныне выходят вновь письма Задонского затворника уже в трех томах: эта книжка многим чрезвычайно понравилась.

Что сказать Вам о себе? Единообразно текут дни мои среди немощей душевных и телесных. Сергиева пустынь расцветает год от году более, а я год от году хилею, слабею и по зимам почти не выхожу из своих комнат. Иногда мелькает мысль о путешествии в Воронеж или Киев, о путешествии столь нужном для моего здоровья, и опять подавляется бесчисленными препятствиями, не позволяющими оставить монастырь на продолжительное время, особливо летом. Но в то время, когда занимает меня мысль сия, бываю в Москве, вхожу в дом, стоящий близ Девичьего поля, вижу хозяина, с тою же улыбкою любви на устах, с каковою всегда видел его в Петербурге, и приветливо смеются мне его голубые глаза, все лицо его живописуется в моем воображении со сходством точно идеальным. Сердце гармонирует фантазии нежным восторгом и трепетанием.

Простите, простите! Соединенный со мною узами искренней дружбы и удаленный протяжением земного расстояния, Стефан Дмитриевич! Когда-то судьбы приведут Вас увидеть, и какую увижу в Вас перемену, напечатленную восемью нерадостными годами. На мне Вы увидели бы седины и седины!

Призываю на Вас благословение Божие и молитвы преподобного Сергия, поручаю себя Вашей христианской любви и с чувством сердечной преданности и почтения имею честь быть навсегда Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем

Долго странствовало письмо Ваше, Почтеннейший и Добрейший Стефан Дмитриевич, доколе не пришло ко мне. Оно пустилось в путь 20 августа из Сторожева (конечно, это имя Вашего поместья), а прибыло в Сергиеву пустынь 25 сентября. Из штемпеля петербургского почтамта видно, что оно получено в нем 21 сентября. А надпись на нем: по ненахождению препровождается, несмотря на то, что адрес Ваш выполнен со всею точностию и правильностью, показывает, что встретились какие-либо недоразумения, и письмо путешествовало куда-либо в другое место, прежде путешествия своего в Стрельну.

В ответ на первую страницу Вашу скажу: соответственно Вашим добрым чувствам ко мне, и скудное мое слово к Вам кажется Вам благим и носящим помазание. Но каково бы оно ни было — оно есть слово сердца. Признаюсь, — бывали в жизни моей минуты, или во время тяжких скоро ей, или после продолжительного безмолвия, минуты, в которые появлялось в сердце моем слово. Это слово было не мое. Оно утешало меня, наставляло, исполняло нетленной жизни и радости — потом отходило. Искал я его в себе, старался, чтоб этот голос мира и покоя во мне раздался, — тщетно! Случалось записывать мысли, которые так ярко светили в сии блаженные минуты. — Читаю после, — читаю не свое, читаю слова, из какой-то высшей сферы нисходившие и остающиеся наставлением. Обыкновенная жизнь, и монастырская, сопряженная со многим развлечением, не может удерживать всегда при себе сих горних посетителей. Открывая так себя пред Вами, почтеннейший и дражайший Стефан Дмитриевич, я самым делом доказываю Вам, что недостойная душа моя, по благости Божией, ощущает сближение с душою Вашею, несмотря на материальное пространство и на продолжительное время, нас разлучающих: потому что это сближение совершается о Господе и ради Господа.

Вашего финляндца присылайте сюда. Несмотря на то, что наш монастырь битком набит, надеюсь найти и для него уголок. Может быть, знание сельского хозяйства доставит ему приятное и знакомое для него, а для монастыря полезное занятие. Если же сверх моего чаяния, по какой-либо причине, он не будет соответствовать здешнему месту или оно ему, то надеюсь поместить его в один из подведомственных мне монастырей. Но желаю, чтоб сие второе предположение оказалось вполне ненужным.

Посетила меня, недели с две или три тому назад, послушница Бородинского монастыря, жившая некогда у Елизаветы Михайловны Кологривовой: она довольно подробно сказывала мне о Вас, о Ваших милых детях, что и их посещает перст Божий. Милые дети! Бог, рано посылая вам воздыхания, приготовляет вас в храмы Себе. Не завидуйте тем, которые пользуются полным здоровьем, которым мир улыбается и которых он приглашает в свой омут. Уста распявшегося за нас Господа возвестили горе смеющимся ныне, а блаженство плачущим и воздыхающим.

Участвующий в Вас сердцем, Ваш преданнейший

Получил два письма Ваши почти в один день, Дражайший и Бесценный сердцу моему Стефан Дмитриевич: одно с отчетом печатным, другое с отчетом живым — Валленштремом. Вы меньше сказываете в Вашем печатном отчете, нежели сколько говорит живой: в первом виден Ваш ум, Ваша распорядительность; второй беседует больше, почти единственно, о Вашем сердце… Валленштрем мне понравился, понравился и братии; сколько видно и как он говорит — понравился и ему монастырь наш. По его хозяйственным сведениям он может быть полезным обители: следовательно, Вы сделали нам значительный подарок. В нравственном отношении мы не будем его отягощать излишними, утонченными требованиями, зная, что старое строение от значительной переломки может только разрушиться.

Благодарю Вас за участие в постигшей меня скорби. Но это — путь мой: одна скорбь передает меня другой, и когда несколько продлится спокойствие, то я чувствую сиротство. Увидев бездыханное тело, я зарыдал над ним без всякой мысли, по одному лишь горькому чувству сердца. Какая мысль, какое размышление может быть тогда, когда действует судьба, превысшая мысли? Буди воля Божия, буди воля Божия! В сих словах я находил разрешение сего случая; сии слова внесли в душу мою спокойствие — непременное следствие преданности воле Божией. Часто стоя пред вратами вечности, частым ощущением ее и размышлением о ней, не принужденными и не искусственными, но являющимися и действующими в душе как бы самостоятельно и естественно, — я становлюсь более и более холодным к случающемуся со мною приятному и неприятному, предавая все временное воле Божией и прося у Бога единственно благополучной вечности.

Приближаются великие праздники Христовой Церкви и Новый год. Поздравляю Вас и милых детей Ваших; желаю Вам и им всех истинных благ на земле и на небе. Во время пребывания Вашего в Петербурге, когда я принят был под благословенный кров Ваш, дети Ваши были так малы, что, конечно, или совсем меня не помнят, или помнят очень мало; но я живо сохраняю их в памяти; в ней нарисовались их милые образы чертами, которых время не могло изгладить. Чувство любви к их родителю естественно объемлет и чад его.

Будьте здоровы, дражайший Стефан Дмитриевич! Мир Божий, превысший разумения человеческого, поглощающий в себя всякое разумение, даруемый Евангелием, даруемый Христом, изливающийся обильно из язв Его в сердца верующих и терпящих здесь, на земле, скорби, да водворяется в вас богатно и да исполняет Вас сладостным, благодатным утешением, — веселием небожителей!

От души и сердца Вам преданнейший

Какой сладостный, духовный, высокий плод пожинают погружающиеся умом и сердцем в Слово Божие, поверяющие по глаголам сей Небесной премудрости опыты своего земного странствования! Таковые достигают того, чего желал от верующих во Христа Христов апостол, когда он писал им: Молю вы, братие, да будете утвержденни в том же разумении и в той же мысли. Событие сих слов я ощущал в себе, Почтеннейший и Дражайший Стефан Дмитриевич, читая Ваши строки, которые изливало сердце, пронзенное многими язвами и нашедшее отраду в язвах Иисуса, прозревшее яснее на будущность, видящее яснее Промысл Божий, истинное назначение человека, ничтожность и быстрое исчезание всего временного и суетного. Читая Ваши строки, я как будто размышлял сам с собою; в ответ я мог бы послать к Вам письмо Ваше, усвоив его себе и подписав под ним мое имя. Давно не видимся друг с другом, не беседуем лицом к лицу, пишем друг к другу не часто, а сближаемся более и более! Вот плод учения Христова!

Письмо Ваше сказало мне, что Вы часто прибегаете к Слову Божию и к молитве, просвещающим человека. По мыслям, рождающимся в душе, можно узнавать, какие впечатления на нее действуют! Принимайте слова мои с простотою сердца, потому что и я говорю от искренности сердца. В словах моих нет ничего лестного; льстящие льстят для того, чтоб уловить, посмеяться, повредить. Нет! Не имею этой цели! Говорю для истины и любви. Язык их, конечно, Вы можете отличить от языка, которым говорит лживое человекоугодие. Ваше размышление о простосердечии и лукавстве, извлеченное из опытов жизни христианской и внимательной, так мне понравилось, что я благословил искренним ученикам моим списать письмо Ваше в их письменные книги, в которые вносится особенно примечательное современное с целию душевной пользы. Какое условие христианской простоты? Последование закону Божию. Добродетельный и благонамеренный не нуждается представляться таковым; напротив того, кто любит грех, чья воля в грехе, тому нужна личина. Вера рождает простоту. Верующий идет путем жизни, надеясь на Промыслителя своего, как говорит Писание: ходяй просто, ходить надеяся. Неверующий не видит Промысла, думает, что судьба его зависит от ухищрений разума его, все благо полагает в земном; стремясь к нему, лукавствует словом и делом. Чем более будем углубляться в Слово Божие, чем более будем возрастать возрастом духовным, тем более будем убеждаться, что приблизиться к Богу не возможно иначе, как простотою, в которой и вера, и чистота совести, и образ мыслей, созданные заповедями Вышнего. Одни простосердечные способны преуспевать духовно, как говорит Писание: в душу злохудожну не внидет Премудрость. Простосердечные подвергаются страданиям, но не без причин. Небесный Вертоградарь отребляет лозы Свои: Он видит способность их к плодоносию. Ветвь бесплодная не привлекает к себе Его внимания и забот до тех пор, как придет время ее отрезать и выкинуть из вертограда; тогда подбирают ее нищие земли для топлива своего. Под именем нищих разумею здесь лишенных всякого блага бесов, заботящихся, чтоб их вечная пещь горела жарче.

Знаменательны приведенные Вами слова: еже твориши, сотвори скоро! Такой же обширный смысл имеет и молчание Христово пред судьями, судившими для того, чтоб обвинить, чтоб найти какой-либо предлог, имеющий вид обвинения праведного, для исполнения замысла, замышляемого в сердце преступном и злобном. Посреди сего божественного молчания возгремели в наставление наше слова Спасителя к Пилату, слова тихие по наружности, но страшные как гром и молния по смыслу: Не имаши власти ни единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше! Какое глубокое и обширное наставление для страждущих о Христе, научающее их смотреть на своих Пилатов, как бы на бездушное оружие Промысла, подающего возлюбленному своему чашу Христову, залог блаженства вечного со Христом. Здесь уже совершается отделение пшеницы от плевелов и производится Божий суд над ними. Последователь Христов страждет в великодушном молчании, познавая крестом Христа; а Пилат с холодностию и мимоходом вопрошает о Истине; не думает и не желает знать о ней, потому что не хочет даже выслушать, дождаться ответа; между тем Истина Христова ему предстоит в смирении и высоким молчанием о себе сказывает. Удивися разум твой от Мене, молитвенно взывал к Богу святой Давид; удивится Евангелию и его глубокому учению, учению Божественному, христианин, читающий его с верою и чистотою совести, при озарении свыше: живые жизнью, заимствованною от ветхого Адама по закону чадородия, находятся в состоянии падения; это состояние свое доказывают непрестанным самообольщением, почитая землю, место своего изгнания, местом наслаждений бесконечных. Новый Адам, Христос — крестом спасает падших: умерщвляется жизнь падения отъятием наслаждений земных, а из недр сей смерти возникает жизнь во Христе, находящая наслаждение в лишениях. Отсюда преселяется человек мыслями, желаниями, надеждами на небо и ожидает с извещенною верою обетования свыше, обновления Духом. Нам должно странствовать со Христом, страдать с Ним, претерпеть распятие, вкусить смерть, быть погребенными, воскреснуть и вознестись. Сего желаю и Вам и себе; почему произношу вместе с Вами сию исполненную духовного разума, утешительную молитву: Господи! совершай над нами волю Твою, и нам даруй мыслить, чувствовать, действовать по Твоей воле. Сего единаго у Тебя просим, в сем едином заключаем все наши желания и моления.

Изливая душу Вашу, Вы забыли сказать мне о Вашем теле, о здоровье Вашего милого семейства. Господь, врачующий душу Вашу, и сие да приложит Вам! Благодарю Вас за присланную повесть о заботах Ваших, о служении меньшой братии Христовой. Скоро ли исполню обет свой и отплачу Вам чем-либо подобным! Здоровье мое слабее и слабее, а с этим вместе и здешний мир начинает казаться чужим. Не мудрено, когда пред глазами переселение!

Многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Небесное. Сие слово Божие совершается над Вами, Достопочтеннейший и Дражайший душе моей Стефан Дмитриевич. Известил меня Иван Иоакимович Мальцов о новом виде болезни, болезни тяжкой, в Вас открывшейся. Да дарует Вам Бог перенести страдания с сохранением сил душевных и телесных и получить облегчение. По тернистому пути ведет Вас рука Промысла! Но такова судьба возлюбленных Богом: едва нарекается Павел избранным сосудом, как уже вместе с сим и предназначается ему множество страданий. Крест — это знамя стада Христова, это знамение овцы Христовой. Да ниспошлет Господь в минуты тяжкой скорби Вашей благую мысль благодарения Богу, славословия и благословения десницы Его. От благодарения и славословия рождается живая вера; от живой веры — тихое, но могущественное терпение о Христе. А где ощутится Христос, там и утешение! Это утешение не от мира сего, который иначе не может утешать в скорби, как отъятием скорби. Христос действует иначе: Он не снимает тернового венка с возлюбленного Своего, потому что так венчаются в цари небесного Царства, но посылает в душу благодатную сладость, залог предвкушения вечного блаженства, — и пред лицом сей сладости исчезают временные скорби, — по крайней мере много притупляется острие их.

Вручая Вас Господу, остаюсь навсегда Вам преданнейший

Наконец имею сведения о Вас, Дражайший душе моей Стефан Дмитриевич, от человека, лично видевшего Вас, от человека, облеченного в иноческий образ; это сведение тем особенно для меня драгоценно, что взоры внимательных иноков глубже проницают в душу, посещаемую посещением Господним. Он понял, что Господь, посещая Вас скорбями, вместе дарует и пособие к перенесению их, как говорит преподобный Исаак Сирский: «Отец наш щедрый, когда возблаговолит даровать истинным сынам Своим исшествие из искушений их, то не отъемлет от них искушений их, но подает им терпение в искушениях их, и они приемлют все блага к совершенству душ своих рукою терпения». Отверзаются пред умом двери таинственного созерцания христианского: он зрит распятого за грехи мира Христа, призывающего к Себе овец Своих и говорящего: Иже не возмет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин. Он зрит членов торжествующей Церкви и слышит о них от сказателя небесных таин: Сии суть иже приидоша от скорби великая и испраша ризы своя в крови Агнца. Сего ради суть пред престолом Божиим и служат Ему день и нощь в церкви Его и седяй на престоле вселится в них. Не взалчут к тому, ниже вжаждут, не имать же пасти на них солнце, ниже всяк зной. Яко Агнец, иже посреде престола, упасет я и наставит их на животныя источники вод, и отъемлет Бог всяку слезу от очию их (Откр. 7. 14–17). Сей же тайнозритель возвещает, кто из членов воинствующей Церкви поступит в члены торжествующей, которым не дано еще полного блаженства, которым речено бысть да почиют еще мало время, дондеже скончаются и клевреты их и братия их, имущии избиени быти, якоже и они (Откр. 6. 11). Итак, страдания суть земное достояние и избранных, и приготовляемых быть избранными. Страдания суть чаша Христова. Чашу спасения прииму и имя Господне призову: яко по множеству болезней моих утешения Твоя возвеселиша сердце Мое. Вкусите и видите, яко благ Господь и в то самое время, когда посылает нам скорби, которыми соделывает нас причастниками чаши Христовой от ныне и до века.

Случается и здесь видеть скорбящих — и только ищущие утешения в вере обретают его. Недавно случилось видеть в скорби одного умного и ученого мужа, много занимавшегося философией изобретенною падшим и омраченным от падения умом человеческим. Каким же оказался философ пред лицом скорби? Слабым, изнемогающим, ненавидящим Промысла Божия, не ведающим креста Христова, ищущим на земле правды человеческой и не могущим найти правды Христовой в смирении и терпении. Поучительное зрелище, на которое нам дозволено смотреть не с тем, чтобы осуждать ближнего, но чтоб видеть нашу мертвость, когда бываем без Христа.

И при самой болезни, при которой обыкновенно меньше помнится вещественное, Вы позаботились прислать мне прекрасного чаю, чтоб вспоминал я Вас не только при духовных упражнениях, но и за чашкою чая! Благодарю вас: всякий знак любви Вашей приносит душе моей наслаждение.

И я продолжаю прихварывать: мои болезни сопряжены не столько с тяжкими болями, сколько с изнеможением и лихорадкою; в течение нынешней зимы почти не выхожу из своих комнат, а с половины января доселе — решительно не выхожу. Буди воля Божия! Скудельные сосуды могут ли рассуждать, что для них нужно и полезно?

Милосердый Господь, попустивший Вам тяжкое испытание и дарующий Вам прохладу на источниках веры святой и смиренномудрой, да дарует Вам и скорое исшествие из скорби, да имуще всякое довольство здравия, преизобилуете во всякое благое дело о Господе.

С неизменяющимися чувствами сердечной, искреннейшей преданности остаюсь навсегда Ваш покорнейший слуга и недостойный богомолец

О Господе дражайший сердцу моему Стефан Дмитриевич!

Возблагодарив Бога, должен я сказать Вам прямо и просто: к Вам особенная милость Божия; Бог избирает Вас и приближает к Себе. Ощущение странничества не есть фантазия, не есть следствие размышлений, не есть умствование, это невольное чувство сердца, движущееся само по себе, независимо от нашего произволения. Это голос благодати, сообщенной нам святым Крещением. Когда тело утончилось болезнию, а душа несколько очистилась, сей голос таинственный, но сильный, раздался. Как инструмент обыкновенно устраивается из сухого, утонченного дерева, без чего натянутые на нем струны не могут издавать должных звуков; так необходимо утончать и иссушать тело воздержанием, а душу очищать непрестанным покаянием. Чтоб в нашем Богозданном храме могли слышаться вещания Духа. Вы можете видеть, что ощущение Ваше мне знакомо. Что я говорю о нем, как о своем. Я верю, что расположение Ваше ко мне возрастает; и еще более будет возрастать оно, если мы будем направлять стопы наши к Богу. Любовь естественная скоро может насытиться и пресытиться; пресыщенный ею перестает любить, может удобно перейти к ненависти: ибо и излишняя пища может произвести дурноту и обремененный желудок нередко извергает ее. Но любовь, которой началом Бог, не имеет ни насыщения, ни конца: потому что ее питает бесконечный Бог. — Когда я прочитал письмо Ваше и увидел, что в Вас начались движения будущего века, которых мир сей ни вместить ни понять не может, то явилась во мне мысль, что для Вас нужно будет, со временем, уединение, как способствующее к развитию ощущений и помышлений духовных. Предуготовительным занятием к уединению должно быть святое покаяние, исцеляющее душевные очи. Это тот целительный для очей поллурий, который велит купить у себя Господь: ибо и нищета духа есть дух Божий, приобретаемый человеком чрез сличенье своего сердца с Евангелием. Сей поллурий отгоняет от очей души, которые есть ум наш, счищает с них всякую надменность, всякое о себе высокое понятие, всякое признание в себе какой-либо добродетели. Скажите, пожалуйста, в какой одежде всего приличнее стоять пред Создателем человеку, сему существу падшему? Думаю, что тот одевается прилично, кто в молитвах своих весь одет в покаянье. Сего сердечно желаю Вам, как желаю и себе; потом желаю приготовления к вечности уединением. Сии желания да видит Бог и да творит с нами не по желаниям нашим, но по Своей святой воле. О Господе Вам преданнейший недостойный

Примите, бесценнейший Стефан Дмитриевич, мое усерднейшее поздравление с наступившим Новым Годом, который желаю Вам и с чадами Вашими препроводить в вожделенном здравии и совершенном благополучии. — Благодарю Вас за дружеское письмо Ваше и за приложенный при нем отчет трудов Ваших, полезных человечеству, угодных Богу. Сердечно сожалею, что в бытность мою в Москве видел Вас только в зеркале — в дщерях ваших. Поправилось ли Ваше здоровье от путешествия в чужие края? А я лечусь и до сих пор от застарелой простуды с медленным, но уже значительным успехом. Все иностранные лекарства или вовсе не помогли, или помогли очень недостаточно; с отличною пользою подействовали самые простые средства: ванна с солью и натирание чистым дегтем. Теперь на опыте знаю, что пред отечественным деготьком ничего не значат заморские оподелькоки — не только какая-нибудь летучая мазь. Второй год продолжается мое лечение — и сознаюсь, что состояние лечащегося от хронической болезни труднее, нежели состояние болящего: отнимает все время, действие лекарств поставляет тело в ненатуральное положение, отнимает способности телесные и душевные, отнимает возможность умственных занятий, держит в состоянии непрерывающейся усталости, какого-то онемения и усыпления. Человек — яко трава! Взойдет в его тело какая-нибудь посторонняя влага, займет место на путях крови, расстроит ее обращение — и весь человек изменился не только по телу, но и по душе, по уму! «Во обилии моем не подвижуся во век». Этими словами Пророк изобразил крепость человека, силу его при здравии тела, при здравии души, поучающейся день и ночь в законе Божием. «Отвратил еси лице твое, и бых смущен». Эти слова вскоре последуют за вышеприведенными — и как справедливы! Не говоря уже о душевных искушениях, одно оскудение сил телесных есть искушение, и при изнеможении тела невольно изнемогает душа. Вот, бесценнейший Стефан Дмитриевич, подробное описание собственного моего состояния; внешние же обстоятельства остаются такими, какими были и прежде: приятное сменяется скорбным, скорбное сменяется опять приятным. Да дарует милосердый Бог рабу Своему встретить то и другое с одинаковым чувством недоверчивости и холодности. Земные печаль и радость приводят только в суетное движение кровь: Слово Божие может остановить это движение, сказав крови: «Не только плоть, но и кровь Царствия Божия не наследуют».

Призывающий на Вас и на семейство Ваше благословение Божие Ваш покорнейший слуга и богомолец

Милостивейший Государь Стефан Дмитриевич!

Получил я пакет, который ежегодно однажды возбуждал во мне особенное чувство радости, отворяю его в ожидании, что нищенствующая душа моя напитается обильно словами любви, которыми всегда бывают полны письма Ваши. Не случилось того! Я только увидел один отчет печатный; не было ни одной вожделенной для меня строчки. Видно, подумал я, Стефан Дмитриевич, при множестве дел своих, забыл вложить в пакет драгоценное письмо. Поэтому от Вас ничего не знаю о Вас.

Примите мое усерднейшее поздравление с праздником Рождества Христова и наступающим Новым Годом. Благословение Божие да осенит Вас и чад Ваших, и благодать Божия да хранит души и телеса Ваши. О себе скажу Вам, что, по великой милости Божией, чувствую себя лучше и лучше: начинаю уже укрепляться и вижу в себе восстановление способностей к деятельности. Новый митрополит добр и правосуден, ко мне довольно милостив; почему я ныне отдыхаю. Позвольте представить Вам при сем скудный отчет из нищенствующей души моей, мало собравшей духовной милостыни на пути и на торжище земной жизни.

Многие скорбящие желали иметь у себя список «Чаши Христовой», чтоб из этого чтения почерпать утешение для душ своих, это заставило меня напечатать «Чашу», вообще издавать печатно свое я опасаюсь, видя свою духовную незрелость.

С чувствами не изменяющейся преданности и совершенного почтения имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою и богомольцем