IX
...
Есть у Великого Хана атлас всех городов империи и ближних государств, изображенных дом за домом, улица за улицей, с городскими стенами, реками, мостами, гаванями, дамбами. Он уже знает: из отчетов Марко Поло не получишь сведений о всех этих местах, о которых, впрочем, он и так довольно много знает: например, что Камбалук, китайскую столицу, составляют три квадратных города, один в другом, в каждом из которых четверо ворот, открытых в соответствующее каждым время года, и четыре храма; что остров Яву терроризирует носорог со смертоносным рогом; что у Малабарского берега добывают жемчуг из морских глубин.
Хан спрашивает у Марко:
— А когда вернешься ты на Запад, то будешь там рассказывать все то же, что и мне?
— Говорю я то, что говорю,— ответил Поло,— а тот, кто слушает меня, улавливает только те слова, которых ждет. Одно дело — описание мира, которому внимаешь благосклонно, другое — то, которое облетит в день моего приезда лачуги грузчиков и гондольеров, выросшие на том месте, где стоял мой дом, третье — то, что я продиктовал бы, скажем, через много лет, если бы, плененный генуэзскими пиратами, попал в колодках в один застенок с переписчиком приключенческих романов. Ведь рассказом управляет ухо, а не голос.
— Иногда мне кажется, что голос твой доходит до меня издалека, а сам я — пленник некоего красочного настоящего, где невозможно жить, где все виды человеческих сообществ завершили свои циклы и представить новые их формы невозможно. А твой голос называет мне незримые основания жизни этих городов, в силу которых они после своей гибели, быть может, возродятся.
Есть у Великого Хана атлас, где отображены земной шар в целом и каждый материк, пределы самых дальних государств и очертания побережий, самые знаменитые столицы, курсы кораблей и богатейшие порты. Он перелистывает карты на глазах у Марко, проверяя его знания. В городе, венчающем три побережья — длинного пролива, узкого залива и внутреннего моря,— Поло узнает Константинополь; вспоминает, что Иерусалим лежит на двух холмах неравной высоты, глядящих друг на друга; уверенно определяет Самарканд с его садами.
В других случаях он прибегает к описаниям, передающимся из уст в уста, или угадывает города по скупым приметам,— например, Гранаду — отливающую всеми цветами радуги жемчужину Халифов, Тимбукту, чернеющий эбеном и белеющий слоновой костью, чистый северный порт Любек и Париж, где миллионы горожан ежевечерне возвращаются домой, зажав в руках батоны. Цветные миниатюры в атласе изображают необычные по форме поселения: оазис, притаившийся в складке пустыни, так что видны одни верхушки пальм,— это, конечно, Нефта; замок, окруженный плывунами, и коровы, щиплющие просоленную приливами траву, не могут не напомнить о Мон-Сен-Мишеле; дворец, не заключенный между городскими стенами а заключающий в своих стенах город,— разумеется, Урбино.
В атласе представлены и города, в существовании, и местоположении которых не уверены ни венецианец, ни географы, но которых не могло не оказаться среди возможных видов городов: Куско с его радиальным планом, отражающим совершенную систему связей, Мехико, весь в зелени, у озера, над которым возвышается дворец вождя ацтеков Моктесумы, Новгород с его куполами-луковками, Лхаса, возносящая свои белые крыши над туманной крышей мира. Этим городам венецианец тоже дает какие-то названия и приблизительно указывает, как туда попасть. Известно, что у каждого места названий столько, сколько иностранных языков, и до любого можно добраться разными дорогами и курсами — верхом, в повозке, по воде, по воздуху.
— По-моему, ты лучше узнаёшь города в атласе, чем когда в них попадаешь,— заметил император, захлопывая том.
На это Поло:
— Когда путешествуешь, различия стираются, и каждый город представляется похожим на все прочие, путаются формы, расстояния, планировка, словно континенты засыпает бесформенная пыль. А твой атлас сохраняет различия — набор определенных черт, которые подобны составляющим имя буквам.
Есть у Великого Хана атлас с картами всех городов: и тех, которые стоят незыблемо, и тех, развалины которых занесли уже пески, и будущих, которые возникнут там, где ныне только заячьи норы.
Перелистывая карты, Марко Поло узнает Иерихон, Ур, Карфаген, указывает пристани в устье Скамандра, где десять лет стояли корабли ахейцев, ожидая, когда на них взойдут державшие осаду, пока придуманный Улиссом конь не был протянут с помощью лебедок через Скейские ворота. Но, говоря о Трое, Марко приписал ей форму Константинополя, который спустя века также продержит много месяцев в осаде Магомет, не уступавший в хитрости Улиссу и отбуксировавший ночью корабли против течения от Босфора к Золотому Рогу мимо Перы и Галаты. Смешение двух этих городов давало третий, который мог бы называться Сан-Франциско, простирать свои длиннейшие изящные мосты через залив и через Золотые Ворота, с помощью зубчатых передач тащить трамваи вверх по улицам, идущим в гору, и стать спустя тысячелетие тихоокеанскою столицей после трех веков осады, в результате коей желтая, черная и красная расы сплавятся с живучим белым племенем в империю, обширностью превосходящую владения Кублая.
Атлас обладает свойством выявления формы городов, не имевших еще не имени, ни формы. Есть город в форме Амстердама — полукружье, обращенное к северу, с концентрическими каналами, наименованными в честь Принцев, Кесаря, Правителей; есть средь высоких вересковых зарослей город в форме Йорка, обнесенный стенами и ощетинившийся башнями; есть город в форме Нового Амстердама, именуемый Нью-Йорком, полный башен из стекла и стали, он высится на продолговатом острове между двух рек, и улицы его, похожие на глубокие каналы, прямы, за исключением Бродвея.
Каталог форм бесконечен, и пока для каждой не найдется город, будут появляться новые города. Там, где формы исчерпывают свои возможные вариации и распадаются, города перестают быть городами. По заключительным страницам атласа растекались сетки без начала и конца, города в форме Лос-Анджелеса, Осаки-Киото, то есть не имеющие формы.
