В Вирсавии из поколения в поколение передается убеждение, будто в небесах парит еще одна Вирсавия, где собраны самые возвышенные достоинства и чувства города, и ежели земная возьмет небесную за образец, то сольется с ней в единое целое. Предание гласит, что верхний город весь из цельного золота, с алмазными воротами на серебряных болтах,— весь инкрустированный и оправленный город-драгоценность, какой создать возможно лишь путем усерднейшей работы с ценнейшими материалами. Верные своему убеждению, жители Вирсавии относятся с глубоким почтением ко всему, что напоминает им этот небесный город: собирают благородные металлы и редкостные камни, не позволяют себе даже мимолетную небрежность, стараются создать гармоничные в своей причудливости формы.

Также они верят, будто под землей имеется еще одна Вирсавия — средоточие всего, что есть в их жизни низменного и презренного,— и всячески заботятся о том, чтобы лишить наземную Вирсавию малейшей связи или сходства с ее нижележащим близнецом. Они воображают, будто место крыш в нижней Вирсавии занимают перевернутые мусорные ящики, откуда выливаются помои, выпадают сырные корки, замусоленные бумажки, недоеденные макароны, старые бинты. Или будто бы вообще она состоит из темного, мягкого, густого, как смола, вещества, которое проделывает путь по человеческой утробе, переходит из одной в другую черную дыру и продолжает путь свой по клоакам, пока не растекается на самой глубине, и будто именно из этой вялой кренделеобразной массы фекальный город, за витком виток, возводит свои здания с витыми шпилями.

Поверья о Вирсавии частью истинны, а частью ложны. У нее и в самом деле есть две проекции — на небесах и в преисподней, но они совсем не таковы. Кроющийся в самых глубинных ее недрах ад — город, выстроенный по проекту признаннейших архитекторов из самых ценных материалов, где безукоризненно функционируют все механизмы, приспособления и детали, а все трубы и шатуны украшены оборками, кисточками, бахромой.

Озабоченная накоплением как можно большего числа каратов совершенства, Вирсавия считает достоинством собственную мрачную одержимость наполнением в своем лице пустого сосуда; она не ведает, что обретает благородство только в те моменты, когда что-то выделяет, роняет, рассыпает. Ведь над Вирсавией в зените висит небесное тело, блистающее всем богатством города, сокровищами выброшенных им вещей,— целая планета со шлейфом из картофельных очисток, порванных чулок и продырявленных зонтов, сверкающая стекляшками, потерянными пуговицами и шоколадными обертками, выстланная трамвайными билетами, обрезками мозолей и ногтей, яичной скорлупой. Таков этот небесный город, в небесах которого вьются длиннохвостые кометы, запущенные в пространство при посредстве единственного свободного и счастливого акта, на который способны жители Вирсавии, перестающей быть скупой, расчетливой, корыстной, только испражняясь.