И гражданская жизнь есть поприще богоугождения для тех, кои труды по ней Богу посвящают
«Всяка душа властем предержащим да повинуется» (Рим.13,1).
Обстоятельства времени учат человека и внушают ему разные наставления по роду своему. Так дни царские невольно склоняют внимание на Царя и царство, а здесь, в храме, переносят мысль от царства земного к Царству небесному и побуждают соразмерять служение в одном с служением для другого. В самом деле, братья, когда в дни царские мы собираемся в храмы Божии, в коих обыкновенно служим Богу Истинному, «творити молитвы, моления, прошения, благодарения» (1Тим.2,1) за Царя и царство, то сим исповедуем не только то, что Вышний владеет царством человеческим и, куда хочет, направляет его, но и то, что, служа отечеству, мы сим самым служим Богу. Как же приходит некоторым на мысль, будто между сими служениями нет союза и будто посвятивший себя одному неизбежно оставит и забудет другое? Если здесь приносим мы благодарение Богу за прошедшие успехи в служении общественном и просим помощи на дальнейшее в нем преуспеяние, если, т.е., сие служение отсюда как бы исходит и сюда же возвращается, то когда действительно, может быть, кого отвлекает оно от служения Богу и ослабляет в ком дух благочестия: не зависит ли это от вины нашей, а не от самого служения? Когда Господь говорит: «воздадите кесарева кесареви, и Божия Богови» (Мат.22, 21), то внушает, что совмещать сие обоюдное служение не только можно, но и должно. Свойство же самого дела показывает, что как тело есть орудие, посредством которого душа обнаруживает свои внутренние действия: так и общество и служение в нем есть лучшее поприще для раскрытия и обнаружения невидимого духа благочестия, и не для обнаружения только, но вместе для образования и укрепления. В сем несомненно уверимся, если внимательнее рассмотрим учение Апостольское о служении общественном (Рим. 13,1-8).
Апостол Павел в послании к Римлянам пишет; «всяка душа властем предержащим да повинуется» (13, 1). Когда говорит: «всяка душа», то не исключает никого, кроме верховной Главы царства, всем правящей, и когда говорит: «властем предержащим», то разумеет всякую вообще власть, законно поставленную. Если теперь в благоустроенном обществе все члены находятся во взаимной зависимости и взаимном подчинении, то оно есть область взаимно повинующихся и, след., училище повиновения.
Обратите же теперь внимание на то, что значит повиновение в Христианской жизни. Это есть такая: добродетель, которою одною, можно сказать, содержится в целости весь состав нравственности и благочестия. Будем судить по противоположности. Начало всех грехов—в неповиновении первого человека повелению Бога-Царя, и теперь что есть всякий грех, как не плод непокорности. Спросите, отчего более всего страждут ревнители благочестия? От своенравия своей воли. Против чего преимущественно вооружались св. подвижники? Против своей воли. Что препятствует человеку—грешнику оставить грех и обратиться к Богу—на путь правды? Упорство и развращение своей воли. Как потому должно быть благодетельно истреблять, или, по крайней мере, умалять в нас сие зло- свою волю, сокрушать сию выю железную. Но чем и как удобнее можно это произвести? Ничем более, как повиновением, отречением от своей воли, преданием себя воле другого. Ибо несомненно, что сия последняя едва ли станет свои распоряжения склонять в угодность нам; а когда против воли нашей, то сия по необходимости будет смиряться и вступать в должные пределы. Если теперь общественное служение есть поприще повиновения; то, судите сами, как приспособлено оно к истинно-Христианской и благочестивой жизни! Полагая преграды юношескому жару или обдуманным планам мужа, и в то же время обязывая к известным занятиям, не по сердцу страстному, оно не только не дает исхода злу из сердца, возвращая его внутрь, как бы на истребление себя, но и подавляет его там, делая постоянный перелом воле действительным служением. Справедливо, что в обществе требуются дела более внешние, тогда как своя воля может таиться внутри: но какой благоразумный человек позволит навсегда оставаться в себе такому раздвоению? Не понудится ли, напротив, всякий и сердце свое приложить к тому, что делает во вне? И может ли притом быть такое разногласие продолжительным? Искра сама собою гаснет, если не раздувать ее намеренно, и росток в семени, замирает, если не возбуждать его живительными стихиями. То же бывает и с своеволием: оно само собою будет слабеть, умаляться и, наконец, совсем сделается незаметным, если не раздражать его исполнением его требований. Вот почему между постоянно служащими, после довольно продолжительной службы, можно встречать людей большею частью тихих, смиренных, благопокорливых. Так Господь через общественное служение всех нас заключил в повиновение, чтобы всех возвратить к Себе через уничтожение своеволия и образование смиренной покорности. Ибо кто людям покорен, тот тем охотнее покорится Богу, и кто исполняет человеческие постановления, тот тем ревностнее будет исполнять заповеди Божии.
Но скажет кто: мы сотворены для Бога; Ему единому и работать должны, чтобы удостоиться потом быть с Ним в Царствии небесном. Но какое общение между служением земным и трудами Царствия ради небесного? Служа ради людей и притом ради земного их благоденствия, не отдаляемся ли мы тем от своего назначения, сколько небо выше земли, и тварь ниже Творца? Против такого помышления послушайте, что говорит далее Апостол: «несть власть, аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть» (Рим.13, 1). Всякая власть от Бога. Следовательно, и та, под которою каждый из нас непосредственно учинен и какой должен повиноваться. Потому, независимо от того, высока ли сия власть или не высока, она тем не менее есть власть от Бога, и, повинуясь ей, тем не менее повинуется Богу. Вот связь служения человеку с служением Богу. «Повинися всякому человечу созданию Господа ради» (1Петр.2,13),—и будешь работать уже не человеку, а Богу: человек тогда исчезает из внимания и сердца, а будет там Бог един и Его святая воля. Не видно ли, что обратить служение общественное в средство к Богоугождению и стяжанию Царствия небесного зависит от каждого из нас самого? Управь сердце свое, очисти его намерения, освяти ожидания; и угодишь Богу, отправляя какую-нибудь, по-видимому, незначительную должность в обществе. Господь благоволит не к одному только количеству дел и их величию, но главным образом к тому расположению, с каким они совершаются. Лепта вдовицы оказалась пред Ним многоценнее богатых вкладов, и стаканом воды оказанное благотворение обещал Он не забыть в Царстве небесном.
Итак, если чье служение отечеству не восходит к Богу и не превращается в служение Ему; тот, верно, не так служит, как должно, не те имеет цели, не с тем расположением ходит в сем служении. Так—кто исправен по службе и повинуется начальству из страха наказания, тот служит не право: ибо повиноваться должно, по Апостолу, «не токмо за гнев, но и за совесть» (Рим.13,5). Такой слуга очень не надежен. Если отнять у него узы страха, он предастся всему буйству своеволия, не смотря на то, что есть Бог всевидящий и вездесущий. Также— кто делает все из выгод, в надежде на награды, в ожидании возвышения, тот служит суете и страстям, а не Богу. В обществе необходимы награды, чтоб отличить труды и достоинства от лености и недостоинства,—необходимы повышения, чтобы заместить степени, требующие делателей опытных, которые обыкновенно восходят в меру сию долговременностию и разнообразием занятий. Но кто и целью своего служения поставляет подобное искательство, тот извращает в сердце своем намерения правительства и Божии, по коим нередко бывает нужно умолять, подобно Моисею, чтоб избрали достойнейших. И служение обществу для общества же есть служение не правое. Как будто общество существует само для себя и имеет цель в себе. Господь благоволил быть на земле гражданскому устройству для того, чтобы вспомоществуя друг другу, друг друга вразумляя и исправляя, тем успешнее достигали вечного блаженства, через исполнение Его святой воли и умножение Его славы на земле. Общество есть средство. Кто поставляет его целью, тот отнимает у него цель и делает его как бы пустым и безжизненным. Не оттого ли нет порядка, спокойствия и благоденствия там, где служат обществу для самого общества? Ибо кто всего ожидает от него, тот первый обратится против него, коль скоро ощутит себя в нем забытым, незамеченным. Но кто работает ему Господа ради, у того жар ревности не охладеет от холодности и невнимания людей.
Говорить ли, наконец, о том, какое обширное представляется в обществе поприще для упражнения любви к ближним, которая есть вторая главнейшая заповедь—ближайшее средство к Богоугождению (1Иоан.4,16) и прямейший путь в Царство небесное, когда это очевидно само собою; ибо общество есть союз людей взаимно работающих друг для друга, или, что то же,—ходящих в делах любви? Сравнивают общество с живым телом. В теле живом каждый член живет для всех, и все для каждого, и таким всеобщим самопожертвованием хранится целость и здоровье тел. Таким же точно образом зиждется и благосостояние общества. А в этом кто не видит духа любви, которой главное свойство— «не своих си» точию (1Кор.13,5) искать(Флп.2,4). «но и дружних смотрять» (о других заботиться),—«не себе» только угождать (Рим.15,1), но и «друг друга тяготы» носить (Гал.6, 2). Потому, и наоборот, —действуя здесь, как должно, чему скорее всего научиться можно, как не любви, когда ходишь непрестанно среди занятий, не только не чуждых любви, но и требующих ее? Посему Апостол в изображении общественного служения прилагает далее: «воздадите убо всем должная: емуже убо урок, урок: а емуже дань, дань: а емуже страх, страх: и емуже честь, честь. Ни единому же ничимже должни бывайте, точию еже любити друг друга: любяй бо друга, закон исполни» (Рим.13,7,8). То есть, по Апостолу, могут еще прекращаться и изменяться дела служения общественного: но любовь должна быть чувством не престающим, как чувство долга, не уплаченного и не уплатимого по конец жизни. Как в дереве, хотя каждый год снимают с него известную меру плодов, как дань, сила жизни остается и после, как основание будущего плодоношения; так и любовь неизменно пребывать должна в сердце истинного служителя отечеству, при всем обилии видимых дел. Не будем же обольщать себя, братья!— Если союз общества в любви, и служение ему учит любви: то, наоборот, каждое служение ему истинную цену свою должно получать только от присутствия в нем любви. Дело служения внешнее нельзя почитать худым; не должно однакож думать, что оно-то и есть все, чем обязаны мы обществу. Помнить должно, что мы действуем пред Господом, Которого «се есть завещание, да любим друг друга» (1Иоан. 3, 11), и Который, вверяя служение другим для укрепления любви, не оправдает тех, кои успели охладить ее сим служением, а еще менее тех, кои самое служение обращают в случай к делам, противным любви.
Итак, «всяка душа властем предержащим да повинуется», и повинуется Господа ради, да воздает всем должная, никому ничем не оставаясь должною, кроме любви. В этом сокращенно содержатся все наши обязанности к Богу, ближним и себе самим. Потому благочестно надеяться должно, что плод служения отечеству столько же велик, сколько велика награда благочестию и добродетели. Только надобно влагать в сие служение и истинный дух. В одних делах службы внешних может и не быть сего духа, как нет жизненного духа в часах, исправно идущих. Служащий без истинного духа в сердце есть хорошо изваянная статуя из холодного и мертвого вещества. Он то же в обществе, что мертвая часть в теле, которая носится другими членами и обращается туда, куда направляется все тело.—И так, братья , молясь ныне о благосостоянии отечества нашего, при молитве о здравии благоверного Государя, великого Князя Константина Николаевича, помолимся и о том, да ниспошлет нам Господь истинный дух служения Царю и отечеству, чтобы благоденствие его было прочно и непоколебимо. Что же в сем деле зависит от нас, сами предложим от себя, как жертву на алтарь отечества, чтобы с сего алтаря она вознеслась однако ж и к престолу Божию: это самоотверженное повиновение, благочестие и любовь.— Аминь.
