Это изъясняет Апостол в следующих положениях: а) положен суд на всех, содержащих истину в неправде (см.: 1, 18). Но: б) в этом виновны: аа) как язычники (см.: 1, 19 — 2, 16), — так: бб) иудеи (см.: 2, 17 — 3, 20). Потому нет им обоим спасения: суд и осуждение праведно падают на главу тех и других. И гибнуть бы им, но человеколюбивый Бог сжалился над ними и устроил им: в) особый дивный образ спасения в Сыне Своем воплотившемся, и умершем на кресте, и Своею смертию омывшем грехи всех (см.: 3, 21 — 30). Итак, иного спасения нет, как ятися за веру в Господа Иисуса Христа.

Глава 1, стих 18. Открывается гнев Божий с небесе на всякое нечестие и неправду человеков, содержащих истину в неправде.

Положение сие святой Апостол не доказывает, а только выставляет на вид. Истину его всякий сознает по свидетельству совести. Согрешил ли, жди должного воздаяния. Почему и говорит: открывается.. . — положено неизменно быть суду и воздаянию, и вот-вот разверзутся небеса и явится Судия всех. Гнев Божий означает суд, осуждение и наказание. Гневом назвал это Апостол человекообразно. К человеку гневному не подходи и не говори ему: слушать не станет. Так и суд Божий неумолим и неизменен: как решено на нем, так и пребудет вовеки. Положена грешнику вечная мука, не избежать ему ее, если не удовлетворит правде Божией. Потому или спеши снискать примирение с Богом, или не ожидай ничего другого, кроме вечных мучений. И грозность суда Божия также выражается сим. Грозным изобразил его и Сам Господь Спаситель, умерший для того, чтоб всех избавить от суда сего. Да он и потому уже грозен, что есть суд. Какой преступник не трепещет пред судом? В школах экзамены от начальства, всегда благосклонного, каким страхом сопровождаются?! Как не быть страху и грозности на суде том, который решает вечную участь? Апостол, вместо: открывается праведный суд Божий, — и сказал: открывается гнев Божий с небесе. Вот-вот разверзутся небеса и явится Судия всех. — С небесе, — говорит, чтоб означить, что в сем Божественном действии ничего не будет земного. На земле можно бывает еще как-нибудь покривить весы правды, а там будет все проницать и решать неумытная правда Божия.

Блаженный Феодорит пишет: «Апостол угрожает будущим наказанием, которое называется гневом Божиим, не потому, что Бог наказует по страсти, но чтобы именованием сим устрашить прекословящих; и сказал, что: гнев открывается с небесе, — потому что с неба явится Бог и Спаситель наш. Ибо сие изрек и Сам Господь: тогда узрите Сына Человеческаго, грядущаго на облацех небесных с силою и славою многою (ср.: Мф. 24, 30)».

Святой Златоуст, поставляя сии слова в соотношение с предыдущими, где поминалось о Евангелии, яко силе Божией во спасение всякому верующему, говорит: «заметь искусство Павла, с каким он, начав речь краткими увещаниями, обращается к угрозам. Сказав, что Евангелие — причина спасения и жизни, сила Божия, что им совершается спасение и оправдание, он употребляет теперь выражения, которые могут устрашить даже невнимательных. И как, обыкновенно, большая часть людей привлекается к добродетели не столько обещанием благ, сколько страхом скорбей, Апостол влечет их чрез то и другое. По сей причине и Бог не только обещает Царство, но и угрожает геенною; и Пророки, проповедуя иудеям, всегда к обетованиям присоединяли угрозы. По той же причине и Павел разнообразит речь и не без намерения предлагает прежде приятное, а потом неприятное; но показывает тем, что первое есть дело предваряющей воли Божией, а последнее есть следствие худой жизни нерадивых. Так и Пророк о благах упоминает прежде, говоря: аще хощете и послушаете, благая земли снесте; аще же не хощете, ниже послушаете мене, мечь вы пояст (ср.: Ис. 1, 19 — 20). В таком же порядке располагает речь свою и святой Павел. — Открывается бо гнев Божий с небесе. И в настоящей жизни часто открывается гнев Божий, и на каждого в особенности, и на всех вообще, чрез голод, язвы, брани. Что же тогда, на будущем суде, произойдет чрезвычайного? То, что наказание будет большее, общее и другого рода; то, что ныне бывает, служит к исправлению, а что случится тогда, будет казнь. В сем смысле сказал Павел (в другом месте), что ныне мы наказуемся, да не с миром осудимся (1 Кор. 11, 32). Ныне многие во многом видят не гнев свыше, но обиду от людей, а тогда явно будет, что наказание от Бога: Судия воссядет на страшном престоле и повелит влечь кого в огонь, кого во тьму внешнюю, кого на другие, неизбежные и нестерпимые, казни. — Почему же Апостол не сказал сего ясно, — что, например, Сын Божий придет со тьмами Ангелов и потребует отчета у каждого, а говорит: открывается гнев Божий? Потому, что слушатели недавно еще обращены были в веру. И Апостол сначала на них действует тем, что они сами признавали. Притом, мне кажется, говорится сие язычникам; и потому Апостол начинает с общих понятий, а после говорит о суде Христовом».

То общий всему человечеству догмат, в сердце написанный, что есть Бог, что Ему должно угождать исполнением воли Его и что те, которые не делают сего, виновны пред Ним. Почему все исповедуют, что суд Божий лежит на всякое нечестие и неправду человеков, содержащих истину в неправде. «Ибо природа научила их тому и другому, — и тому, что Бог есть Создатель всех, и тому, что должно бегать неправды и любить правду» (блаженный Феодорит). Нечестие — означает грехи против Бога: неверие или неправое верование, ложные веры; а: неправда — означает грехи против ближнего, когда не соблюдают к нему должных отношений: любви, мира, справедливости, всякого вспоможения. Но и нечестие есть неправда: ибо что может быть несправедливее, как не знать Бога, не почитать Его, Создателя своего, как должно и не благодарить Его за жизнь и за все подаемое Им в жизни? И неправда есть нечестие; ибо Бог повелел соблюдать всякую правду к соестественнику своему, и кто не соблюдает ее, тот идет против Бога, потому истинно есть нечестивец.

Когда говорит святой Павел: всякое нечестие, — то «показывает, что путей нечестия много, а путь истины один. Ибо заблуждение есть нечто разнообразное, многовидное и смешанное, а истина одна» (святой Златоуст). Этим словом он подвергает праведному суду Божию все веры, измышленные людьми, противные здравому познанию о Боге. И: неправду — тоже разумеет он всякую, то есть всякую несогласную с волею Божиею и святыми заповедями Его жизнь. «Ибо неправды бывают разные, — касаются или мнений, когда в этом обижает кто ближнего, или жен, когда бросив кто свою жену, расторгает чужой брак. Иные вместо жены и имения похищают честь ближнего; и это неправда, потому что доброе имя дороже огромного богатства» (святой Златоуст). И не одно нарушение заповедей в отношении к ближнему есть неправда, но и всякое неисполнение того, что должен кто делать для ближнего и не делает. И не помочь ближнему, когда видишь и можешь, — есть неправда. Этим словом Апостол подвергает суду Божию всякую грешную жизнь, в каких бы видах ни являлась грешность ее.

Что значит: содержащих истину в неправде? То, что знают, а не исполняют; жизнь не отвечает знанию; одно у них в уме и совести, иногда и на словах, а другое — в жизни и делах, в чувствах сердца и в настроении воли. Кто знает, — а кто сего не знает? — что должно помнить Бога и благодарить Его, а между тем не помнит и не благодарит Его; тот содержит истину в неправде. Кто знает, — а кто сего не знает? — что не должно обижать ближнего и, напротив, всячески благотворить ему, а между тем не только не благотворит, но и обижает; тот содержит истину в неправде. Кто знает, — а кто сего не знает? — что не должно развратничать, только есть, пить и веселиться, не помня о смерти, а между тем так живет; тот содержит истину в неправде. — И сия неправда во сто крат увеличивается, когда кто делает неправое в то самое время, когда ум и совесть претят ему и не велят того делать. Истину содержащий в неправде то же делает, как если бы кто взял царскую дочь и отдал ее в блудилище или бы царскую порфиру драгоценную затоптал в грязь. В сем состоит хула на Духа Святого, о которой Господь изрек страшное определение — непрощения ни в сей век, ни в будущий.

Показал святой Павел, на кого открывается гнев Божий с небесе, показал это отвлеченно, изрекая закон правды Божией. Теперь переходит к действительности и указывает, кому придется подпасть под сей гнев. С сею целию он обозревает всех живущих на земле по их отношению к правде, чтоб определительно сказать, что такие-то содержат истину Божию в неправде, а такие-то содержат ее в правде; и, следовательно, те гневу подпадут, а эти нет. Как тогда весь мир в религиозном отношении справедливо делился на две части — иудеев и язычников; то Апостол и испытывает тех и других, как они содержат истину Божию. Что же находит? Находит, что ни те, ни другие не содержат истины Божией в правде. О язычниках и говорить нечего; сами иудеи, светом откровения руководимые, не лучше их. — Итак, следует теперь у Апостола разъяснение, как:

Начинает с язычников потому, что если они окажутся безответными, то тем паче безответны будут иудеи. Разъясняет же он сию их безответность, обличая:

α) нечестие их: знали Бога, но не как должно относились к Нему (см.: 1, 19 — 23);

 β) неправду их: знали, как жить должно, а жили порочно и развращенно (см.: 1, 24 — 31).

Объяснив это, Апостол прилагает потом: γ) наведение, насколько они вследствие сего безответны и сколько праведно будет осуждение их, — вставляя здесь и такие мысли, которые служат переходом к обличению иудеев (см.: 2, 1 — 16). — Итак:

Глава 1, стих 19. Зане разумное Божие яве есть в них: Бог бо явил есть им.

Приступая к объяснению, как язычники содержат истину в неправде, святой Павел встретил будто возражение: чтоб обличить кого, что он содержит истину в неправде, надо доказать, что он знал ее, а язычники откуда могли знать истину, когда не имели откровения? Почему и ставит на первом месте утверждение, что язычники знали, что нужно было знать о Боге и воле Его. Это им Бог открыл Своим образом. — Разумное Божие, — то, что можно знать о Боге, что доступно в Нем уму человеческому и постижению, то: яве есть в них, — явно среди них, в их кругу, или — в них — внутри их, в сердцах их. Яве — так, как то, что пред глазами стоит. Когда что пред глазами находится, то оно неотразимо видится, пока открыт глаз. Так Бог неотразимо зрится душою. Глаз телесный можно закрыть, а душевного нельзя закрыть: он непрестанно смотрит. Таково ведение души о том, что есть Бог, что Он все сотворил и все содержит и что должно исполнять волю Его, в совести изрекаемую. «Бог ведение о Себе вложил в человеков при самом их рождении» (святой Златоуст). Это и значит: Бог бо явил есть им.

Кроме того, Писание удостоверяет, что первоначально в раю Бог учил человека разуму; потом, по падении и изгнании из рая, неоднократно являлся Сам и Ангелов посылал для возвещения ему истинного ведения. Так было до потопа и после потопа до столпотворения и смешения языков. Когда вследствие сего смешения люди расселились по разным местам — всякий язык особо, — тогда они понесли с собою всё, что было открыто роду человеческому дотоле Богом и Ангелами Его. Таким образом, языки знали о Боге и вещах Божественных не только из того, что в душе их напечатлено, но и из того, что Бог потом особо открыл и что, по преданию, переходило из рода в род. Со временем источник предания забыт; и познания сии слились с естественными. Все сие в совокупности Апостол указывает в словах: Бог бо явил есть им.

Но и это еще не все. Что говорит душа о Боге, то могло быть не услышано по причине шума хлопот и забот человеческих. Что шло путем предания от лица Самого Бога, то могло как-нибудь пресечься или покрыться сомнением. Почему, чтобы не делалось неявным среди языков разумное Божие, Бог раскрыл пред ними книгу природы, которой нельзя не читать, ибо она всегда пред глазами, и в которой Он преднаписал Себя и явил взору всех. «Он поставил пред нами Свое творение, которое чрез одно созерцание красоты всего видимого научало и мудреца, и невежу, и скифа, и варвара возноситься мыслию к Богу» (святой Златоуст).

Стих 20. Невидимая бо Его от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество, во еже быти им безответным.

Невидим Бог Сам в Себе, но Он ясно видится умом, при размышлении о тварях, откуда они, как устроились и явились в таком дивном порядке. То же подтверждает Пророк: небеса поведают славу Божию (Пс. 18, 1) (см.: святой Златоуст). «Тварь и совершающееся в твари, смена годовых времен, перемена в продолжительности дней, преемство дня и ночи, порождение облаков, веяние ветров, плодоносие растений и семян, и все иное сему подобное, дают нам ясно разуметь, что Бог есть Творец всего и что Он премудро управляет кормилом твари. Ибо, сотворив все по единой благости Своей, никогда сотворенное Им не оставляет без попечения» (блаженный Феодорит).

В Боге все невидимо — и Божеское естество Его, и Божественные свойства Его, как они есть, не для нас только, но и для высших духов. — Самые действия Божии невидимы. Если бы был ты в минуту творения мира и смотрел, как все происходит, то видел бы только, что тварь за тварию являются на сцену бытия, образа же появления сего не мог бы видеть. Пророк говорит: рече и быша. Но это рече — не слышно для слуха чьего-либо, это — внутреннее определение воли Божией всемогущей о бытии твари; тварь и являлась. Явление сие видел бы ты, а самое определение Божие не видел бы и не слышал. И теперь Бог, создавший мир, держит его силою Своею, и он стоит. Что стоит, видим, а вседержительная сила Божия невидима для глаза.

Но для глаза все сие невидимо; для ума же не может быть невидимо, пока он не обуял. След бытия Своего, Своих Божественных свойств и присносущной силы Своей отпечатлел Бог ясно на творении Своем. Не закрывай только очей ума и не скашивай их, и будешь видеть. Как на снегу оставленный след ясно показывает, кто проходил, человек или зверь; так ясно отпечатлен след Божий на творении, общий ли сделаешь ему обзор или вникнешь в каждую тварь особо.

Отдались мысленно от нашей солнечной системы и смотри, как махают вокруг солнца эти огромные тела, то поодиночке, то со спутниками, бегущими вокруг них; смотри далее, как само солнце имеет свое движение, — не вокруг ли это своего солнца? и не в сообществе ли со многими подобными себе солнцами? Смотри, не имеет ли и это общее их солнце само своего же солнца, вокруг коего движется в сонме подобных себе солнцев? и так далее, — пока наконец досмотришься, если только досмотришься, — до единого общего всем центрального солнца. Стань потом, обозри все это зараз, пробегши мысленно с востока на запад, с севера на юг, с высшей точки до низшей, и увидишь на этом необъятном пространстве, которого пределов и мысль определить не может, хотя они есть, неисчетные множеством тела, кои, составя хоры, движутся в разнообразных направлениях, одни вокруг других, пресекая свои пути, то отвесно, то под углом, идя то рядом, то поперек, то насупротив одно другому и, однако ж, не мешая друг другу и не возмущая взаимно путей, а движась в стройных сочетаниях и соотношениях. Увидев все это, можешь ли удержаться, чтоб не воззвать с Пророком: дивна дела Твоя, Господи, и душа моя знает зело. Исповемся Тебе, яко удивился ecu (ср.: Пс. 138, 14)? — И Ангелы не могли удержаться от хвалебных восклицаний Творцу всяческих, когда в первый раз пущена была в ход эта огромнейшая, многосложнейшая, премудро устроенная, неподвижно стоящая и живо движущаяся в себе машина, как Сам Бог засвидетельствовал о них, говоря у Иова: егда сотворены быша звезды, восхвалиша Мя гласом велиим ecu Ангели Мои (ср.: Иов. 38, 7). Подавляющее впечатление вынес из подобного созерцания и святой пророк Давид, исповедав: Господи Господь наш! яко чудно имя Твое по всей земли, яко взятся великолепие Твое превыше небес. Яко узрю небеса — дела перст Твоих, луну и звезды, яже Ты основал ecu, что есть человек, яко помниши его, или сын человечь, яко посещаеши его? (ср.: Пс. 8, 2, 4 — 5).

После этого слабого начертания всякий может понять, каким образом ум, помышляя о творениях, не может не узреть присносущной силы Божией так же ясно, как ясно видит кто телесными глазами вещь, пред ним находящуюся. Первое впечатление от созерцания мира есть неотразимое сознание и исповедание беспредельного всемогущества Божия, по коему Он столь необъятный мир создал единым словом, и держит его единым хотением Своим, и единым мановением воли Своей ведет его к предназначенному концу.

Вникни в творения по частям, и увидишь ясно отпечатленными всюду непостижимую премудрость Божию и благость беспредельную, то, что Апостол означает словом: Божество. Прямее этим означается вся совокупность свойств Божества, но из них очевиднее для нас премудрость и благость: премудрость в устроении всякого существа, благость в окружении его всем потребным для благобытия. И нет человека, который бы этого не видал и не исповедовал. Возьми снежинку, возьми цветок, возьми крыло насекомого, возьми глаз — и стань разбирать, как все это устроено, и не надивишься премудрости сего устроения. Посмотри далее: былинка травная прикреплена к земле и двигаться не может, но она находит нужное себе корнем в земле и листьями в воздухе и живет; маленькое насекомое на листе рождается, на листе и умирает, но тут же оно находит и все потребное для своей жизни; животные рождаются слабыми детенышами, но матерям их вложена неотразимая забота о них, не дающая им покоя, пока не воспитают детей. Кто окружил твари такою попечительностию? А о человеке, как много встречает он неведомо откуда исходящей попечительности о себе, что и говорить? Все сие и подобное не есть ли ясное зерцало беспредельной благости Божией?

Не сила только Божия и Божество видимы в творениях Божиих, но и присносущие Божие, то, что, когда все от Него, Сам Он ни от кого. Он — основа всего. Без Него все висит над бездною всепоглощающею. Общее сознание и чувство непосредственно исповедует присносущие Божие, что Он от Себя есть и не быть не может; и ум разумный, ищущий основания всему, тогда только успокоивается, когда доходит до убеждения в присносущии Божием. Здравая часть человечества всегда почивала и будет почивать на этом убеждении и веровании. Только больные умом теряют его и на место его сплетают положения, несообразности которых и несоизмеримости с делом, для объяснения которого сплетаются, надивиться нельзя. Но такого рода отступления от общей нормы верования и религиозного сознания никак не могут колебать той истины, которая выражается сею нормою.

Так всюду видимы невидимая Божия, «то есть Его творчество, промысл, правдивый о каждой вещи приговор и домостроительство всякого рода. Потому недостойны извинения имеющие столь строгих учителей и не извлекшие никакой пользы из стольких уроков. Ибо сие и присовокупил Апостол: во еже быти им безответным. Ибо едва не вопиют самые дела, что такие не имеют никакого оправдания к освобождению от угрожающих им зол» (блаженный Феодорит).

Бог окружил людей таким множеством свидетельств о Себе для того, чтоб они не могли не познать Его и не разуметь. Если после сего оказываются люди, не разумеющие Его, кто виноват? Никто, как сами. Бог все сделал для сего; не уразумели по собственной вине, и в оправдание себя ничего представить не могут. Не та мысль у Апостола в словах: во еже быти им безответным, — будто Бог нарочно устроил все так, чтоб подвергать людей безответному осуждению. Напротив, — та, что Бог все устроил, чтоб люди не могли не познать и не уразуметь Его, и тем избегнуть всякого осуждения. Апостол изображает полноту Божия руководства к познанию Его, так что, если кто не познает Его после сего, не может вину того возлагать на Бога: сам виноват, и виноват безответно. «Не для сей цели (то есть чтоб сделать безответными) сотворен мир Богом, хотя это и случилось. Людям предложен сей урок (боговедения от твари) не для того, чтоб лишить их извинения, но для того, чтобы они познали Бога. Соделавшись же неблагодарными, они сами себя лишили всякого извинения. — Представь, что тот, кому вверена царская казна и поручено издерживать оную для славы царя, истратит ее на блудниц и чародеев, содержа их на царские деньги, — как оскорбитель царского величия, понесет он наказание. Так и язычники, получившие ведение о Боге и славе Его, но приписавшие оную идолам, поступили против сообщенного им ведения, употребив оное не как следовало» (святой Златоуст). Кто потому не сочтет их безответными?

Стих 21. Зане разумеете Бога, не яко Бога прославиша, или благодариша, но осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце.

Высказал Апостол положение, что на содержащих истину в неправде определен суд Божий и кара Божия; потом объяснил, что язычники знали истину; теперь указывает, как они истину сию содержали в неправде. В немногих словах (см.: 1, 21 — 23) очерчивает он весь ход ниспадения людей от истинного боговедения и богопочтения к идолопоклонству не со внешней стороны (исторически), а с внутренней (психологически). Всем этим он установляет ту мысль, что идолопоклонство не первоначальная религия, как иным кажется, а есть плод ниспадения с высоты истинной религии, по развращению сердец и умов.

Зане — поелику, — грамматически связывается с непосредственно предьщущим (безответны), а по ходу мысли со всем, что сказано выше, и особенно с держанием истины в неправде, ибо следует указание именно того, как это сделалось.

Разумеете Бога. Что разумели? Не только то, что есть Бог, но и что Он есть, что Он Творец, все содержит и о всем промышляет, что должно поклоняться Ему и во всем угождать, с сознанием ответственности пред Ним, и, наконец, что по смерти будет суд и воздаяние всем за все дела их, добрые и злые. Эти истины в сердце напечатлены, и нет народа, который бы не исповедовал их. Блаженный Феодорит, объясняя, что язычники разумели о Боге, говорит: «они, как сами свидетельствуют, познали, что есть Бог, потому что всегда в устах их сие достопоклоняемое имя». Это свидетельство язычников о себе самих святой Златоуст видит в признании ими богов. «Признаком того, что язычники знали Бога, Апостол поставляет то самое, что они признавали многих богов». А Фотий у Экумения утверждает, что они знали не только то, что есть Бог, но и то, «что Он есть, что под Ним разуметь должно, именно — что Он есть Творец и Промыслитель всеблагой, что есть Владыка всяческих и что Его должно почитать».

Разумея так Бога, язычники, однако ж, не яко Бога прославиша (Его), или благодариша. «Не воспользовались сим знанием, как надлежало» (святой Златоуст). «Не восхотели иметь о Нем достойных Его мыслей» (блаженный Феодорит).

Прославлять Бога — значит: исповедовать Его беспредельные совершенства и дивные Его дела и соответственные тому питать чувства благоговеинства, любви, поклонения, падения во прах пред Ним и преданности Ему. Благодарить Бога — значит: исповедуя, что и наше бытие, и все, что есть в нас, и все блага, нам ниспосланные, равно как и видимые во всех тварях, суть непосредственный дар многопопечительной любви Божией к нам и тварям, любви, обнимающей не настоящее только наше, но и будущее на нескончаемые веки, — питать к Нему благодарные чувства, с готовностию Ему посвящать всю жизнь свою, стараясь всевозможно благоугождать Ему строгим исполнением святой воли Его. То и другое выражает религию сердца, как ей должно быть, главная черта которой богобоязненность, все направляющая к богоугождению и его имеющая главною и господственною целию.

Первая степень ниспадения из сего состояния есть богозабвение, когда выпадает из сознания пресветлый и предивный лик Божества; Бог забывается, — и помышление о Нем когда-когда вспадает на ум. Вместе с сим охлаждаются и религиозные чувства к Богу, и страх Божий испаряется. Бог превращается в нечто мысленное и перестает заправлять всеми внутренними движениями человека. Сердце уже не славит и не благодарит Бога, хотя язык читает славословия и благодарения. Богоугождение уже перестает быть главною целию жизни; на место этого выступают другие цели и занимают всего человека. — Бог есть еще, но уже не славится и не благодарится, яко Бог. Это самое и выразил блаженный Феодорит словами: «не восхотели иметь о Нем достойных Его мыслей», — или хранить должных Ему сердечных чувств и расположений.

Но осуетишася помышлении своими. Это вторая степень ниспадения, образующаяся вместе с первою, то как следствие, то как причина ее. Они взаимнопроизводительны и взаимноподдержательны. Осуечение помышлениями надо понимать так, как оно представлено Соломоном в Екклезиасте, — как предание себя заботам о благах земных, кои не дают, однако ж, благобытия, а только манят им к себе, всегда обманывая всякие надежды. Отвратившись от Бога, обращаются к тварям и в тех хотят найти, что может дать единый Бог, хотят благобытие свое устроить без Бога, сами своими силами и своими, подручными им, средствами. Об этом вся забота, тут все помышления, все планы и все цели жизни, — то есть как устроить земное счастие, чувственными услаждаясь благами. Отношение к Богу соблюдается только внешно, дела благочестия исполняются по обычаю, без участия не только сердца, но и мысли. Все стало земля, земля, земля. И то не вразумляет, что испытывается постоянно обман. Суетливость продолжается без устали в суетной надежде: может быть, еще достанем, чего ищем. Как извинить такой образ действия?! И Бог чрез Иеремию в осуждение им сказал: два зла сотвориша людие Мои: Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушенныя (ср.: Иер. 2, 13).

И омрачися неразумное их сердце. Третья степень ниспадения — плод двух первых — омрачение внутреннего человека. — Сердце — внутреннейший человек, или дух, где самосознание, совесть, идея о Боге с чувством зависимости от Него всесторонней, вся духовная жизнь вечноценная. Вместе с осуечением помышлений идет и омрачение сего человека. Правила жизни устанавливаются несогласные с совестию, — и совесть заглушается, страх Божий отходит, и помышление о Боге не занимает; вместе с этим и здравые истины о Боге забываются и темнеют, равно скрываются истинные понятия и о самом человеке, о значении его и целях его. Внутри водворяется полный мрак. Да туда и не заглядывает осуеченный человек: и некогда, и неприятно. Он весь вовне.

Стих 22. Глаголющеся быти мудри, объюродеша.

Четвертая степень ниспадения — подведение всего этого превратного порядка жизни под начала разума и установление его как единой должной нормы жизни, свойственной человеку. Это есть верх безумия; но, по-ихнему, это верх мудрости. Такими сознают себя сии люди, таким титлом величают свои порядки и по ним составленные воззрения. Самомнение и самонадеянность есть отличительная черта сей мудрости: всего надеется она от себя, от своих способов и от своего умения. Экумений пишет: «мудрыми они считали себя, полагая, что их самих достанет на все». — Святой Исаак Сирианин так изображает мудрость сих мудрецов: «она именуется голым ведением, потому что исключает всякое Божественное попечение, и все попечение его (ведения, или разума) о сем только мире. Вот понятие о себе этого ведения: оно, без всякого сомнения, есть мысленная сила, тайно правящая человеком, назирающая над ним и совершенно о нем пекущаяся. Посему не Божию промыслу приписывает оно управление миром, но все доброе в человеке, спасение его от вредного для него и естественное его остережение от затруднительного и от многих противностей, тайно и явно сопровождающих наше естество, кажутся ему следствием собственной его рачительности и собственных его способов. Таково понятие о себе глумлящегося (Глумлящийся — размышляющий) ведения. Оно мечтает, что все бывает по его промышлению; и в этом согласно с утверждающими, что нет управления сим миром. Впрочем, не может оно пребывать без непрестанного попечения и без страха за тело, а потому овладевают им: малодушие, печаль, отчаяние, страх от бесов, боязнь от людей, молва о разбойниках, слухи о смертях, заботливость о болезни, попечительность в скудости и недостатке потребного, страх страданий и злых зверей и все прочее, сходное с сим и уподобляющееся морю, в котором ежечасно день и ночь мятутся и устремляются на пловцов волны» (Преподобный Исаак Сирин. Слова подвижнические. Слово 26). Сколько самонадеяния и самоуверенности, столько же, или еще более, трусости: и в этом последнем — самое видное обличение буйства мудрости мира. — Святой Златоуст так дополняет изображение сих лиц: «мечтая о себе много и не восхотевши идти путем, какой предписан им Богом, они погрязли в помыслах неразумия. — Кто в безлунную ночь пускается идти неизвестною дорогою или плыть по морю, тот не только не достигает цели, но чаще губит себя. Так и язычники подверглись ужаснейшему кораблекрушению, когда, предприняв идти путем, ведущим к небу, лишили самих себя света, бестелесного ища в телах и неописуемого в образах». В этих последних словах святого Златоуста — переход к последней степени ниспадения в идолопоклонство.

Стих 23. И измениша славу нетленнаго Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад.

Все доселе сказанное было только подготовление, или путь. — Чего наконец достигли? Идолопоклонства. Вместо живого Бога истинного стали богом почитать истуканы человеков и других тварей. — В этом собственно и состояло их объюродение. В иных отношениях они были не мало мудры, как показывают остатки от городов Ниневии, Фив и других; но в религиозном оказались совершенными юродами. И умудрение в первом отношении не только не закрывает и не ослабляет объюродения во втором, но, напротив, отяжеляет его безответною виновностию в извращении истины. Превозношению их своею мудростию меры не было, а тут против нее стоит дело крайне нелепое и ни с чем не сообразное, неразумное до последних пределов. «Это увеличивает их обвинение. Ибо, называя себя мудрыми, делами показали, что они неразумны» (блаженный Феодорит).

И измениша. От чего еще большей подлежат вине. Изменили, — следовательно, прежде имели другое. Если теперь, изменив, впали в ложь, то, значит, прежде обладали истиною. Славу Бога — беспредельные совершенства, которые разными путями явил им в Себе Бог, как прежде указано, особенно в творении и промышлении (см.: Экумений). Нетленнаго — или бессмертного, вечно живого, — или невещественного, невидимого, духовного. В подобие образа — в истукан, изображающий человека или другое что. Фраза взята из псалма (см.: Пс. 105, 20). Греки боготворили человеческие истуканы, а египтяне — истуканы птиц, четвероногих и гадов. Боготворили солнце, луну, звезды и другие предметы тварные; но Апостол берет то, что тогда делалось на глазах. Изменили славу Бога — можно иначе сказать так: Бога всесовершенного, вечно живого Духа заменили истуканами, мертвыми и вещественными: эти грубые, мертвые, вещественные истуканы стали почитать богом, не представителями, или напоминателями о Боге, а Самым Богом.

Непонятно, как могли дойти до такого безумия, и притом после того, как имели прежде истинные понятия о Боге.

Святой Златоуст говорит: «Апостол доказывает здесь, что мудрость язычников сама в себе и вне всякого сравнения есть юродство, одно обнаружение самохвальства. А дабы ты знал, что язычники имели знание о Боге, но сами погубили оное, Павел сказал: измениша; ибо изменяющий, прежде нежели изменит, имеет у себя нечто другое. Язычники хотели найти нечто большее, не удержались в данных пределах, за то и ниспали; ибо любили вводить новые мнения. Далее, усиливая обвинение, Апостол осмеивает идолослужение в целом его составе. Если изменить только славу Божию само по себе чрезвычайно смешно, то изменить в такие вещи совершенно неизвинительно. Рассуди же, во что изменили язычники и чему воздали славу? О Боге надлежало представлять себе, что Он Бог, Господь всего; что Он сотворил несуществовавших, что Он промышляет и печется. В сем состоит слава Божия. К кому же приложили ее язычники? Не к человекам, но к подобию образа тленна человека. Даже на сем не остановились, но низошли до скотов и до образов скотских. И ты заметь мудрость Павла, как он выставил две крайности: Бога, Который выше всего, — и гадов, которые ниже всего, — или не гадов, а подобия гадов, дабы в полном свете показать безумие язычников. Познание, которое надлежало иметь о Существе, без сравнения все превосходящем, приложили они к предмету, без сравнения всего презреннейшему... Диавол всеми мерами старался низвесть людей до подобия гадов и самым несмысленнейшим тварям подчинить тех, которых Бог хотел возвести превыше небес».

И без участия этого мудрого на зло деятеля нельзя объяснить происхождение идолопоклонства. Подготовку, то, как люди, ниспадши от Бога в самость и чувственность, стали жить в богозабвении, так, как бы не было Бога, можно еще объяснить развитием прившедшей греховности, которую только раздувал и направлял отец греха; но, как начали боготворить бездушные вещи и истуканы, этого ничем не объяснишь, кроме как тем, что — наткнул на это диавол. Дело шло так: стали забывать о Боге, осуетились, омрачилось сердце, — затмились здравые понятия о Боге и о вещах Божиих, все внимание и заботы обращены на земное и житейское. Но того, что есть Бог и что должно чтить Его, выбить не могли из сознания. Мысль эта возвращалась, но внимания к ней не имелось. Она сама собою вместе с огрубением и овеществлением чувств и расположений огрублялась и овеществлялась. При таком настроении приди вопрос: что же есть Бог? Он поразит нечаянностию, но потребует решения. Пришел, и решили: вот боги твои! То солнце, то звезды, то животные, то человек. Как не возвратились к тому, что давало предание? Враг закрыл ту сторону и наткнул на это. Согласились принять ради того, что сим путем представляется удобнейший способ исполнять то, что требовалось сознанием обязательных отношений к Богу: стоит истукан, — воскури фимиам, — и прав, — все сделано. Для Бога же, о Коем свидетельствовало предание, этого не могло быть достаточно. У Оригена, в объяснение явления идолопоклонства, говорится, что язычники в суетности своих помышлений, ища образов для Бога, потеряли истинного Бога. И Экумений выражает нечто подобное, когда говорит, что язычники заблудились, потому что взыскали в очертании некоем представить необъятного и в образах телесных бестелесного.

Ход ниспадения от Бога один и тот же и ныне, как тогда. Разность в том, что тогда совсем без Бога остаться не могли, а ныне на это смело дерзают. Состояние тех из живущих ныне, которые долго живут в богозабвении, не имея Бога ни в мысли, ни в чувстве, такое же, как оно всегда было и будет. Без того, чтоб не приходила мысль о Боге и не требовала решения, обойтись нельзя. Наши смело решают: нет Бога. Они правы в том отношении, что нет Его в их мыслях и чувствах и что не умеют они видеть Его в дивных делах Его. Но кто может согласиться, что их решение соответствует действительности? Сказать: нет Бога — не большее ли есть безумие, чем сказать камню: ты мой Бог?!

Объяснил Апостол, как язычники дошли до того, что стали содержать истину Божию в неправде, ниспадши в идолопоклонство. Теперь приступает к изложению того, какими вместе с тем, или вследствие того, стали они в нравственном отношении, или как содержали они в неправде и нравственную истину.

С потерею и извращением веры и благочестия шли в ряд извращение должного характера жизни и потеря добрых нравов: αα) предались чувственности (см.: 1, 24 — 27); а: ββ)затем стали чинить всякую неправду (см.: 1, 28 — 31).

Глава 1, стих 24. Темже и предаде их Бог в похотех сердец их в нечистоту, во еже сквернитися телесем их в себе самех.

Темже — вследствие того; поелику они так нечествовали пред Богом, то Бог и предаде их. — Предаде — не понудительно и против воли их, так что они, хотели ль того или не хотели, должны были ниспасть в такую грубую жизнь; но потому, что они сами хотели и с неудержимостию к тому стремились. Когда дитя на руках матери рвется от нее, болтая руками и ногами, то мать, спуская его с рук, делает только то, чего хотелось дитяти, хотя и видит, что это хуже для него. Так поступил и Бог: рванулись от Него люди и, вместо угодной Ему жизни, стали предаваться чувственности; и Бог предал их возжеланной ими жизни, оставил их идти избранным ими путем; ибо не хотел стеснять данной им при сотворении свободы, а только не несвидетельствована Себе и закон Свой оставил, в творениях и в совести.

Так слово: предаде — понимают все наши толковники. Святой Златоуст говорит: «слово: предаде — значит здесь: попустил. Как предводитель воинства, оставив начальство и удалившись во время продолжающегося сражения, предает воинов врагам, не чрез содействие свое, но тем, что лишает своей помощи, так Бог не восхотевших принять Его внушений и самовольно от Него отпадших оставил после того, как употребил с Своей стороны все, что было можно. И рассуди: Бог предложил людям вместо урока (Урок — здесь: наказание) мир, даровал им разум и рассудок, способный постигать правое; но они ничем тем не воспользовались для своего спасения, а напротив, превратили (Превратить — здесь: извратить, разрушить) все, что получили. Что же делать? Влечь ли их силою и поневоле? Но это не значило бы сделать их добродетельными. И так надлежало их оставить, что Бог и сделал, дабы люди, изведав опытом все, к чему так сильно стремились, сами наконец бежали позора. Если царский сын к бесчестию отца начнет жить с ворами, убийцами, грабителями мертвых и общество таких людей предпочтет отцовскому дому; то отец, конечно, оставит его, дабы собственным опытом мог он убедиться в непомерной своей глупости». Блаженный Феодорит пишет: «предаде — попустил. Бог, увидев их не пожелавшими, чтобы тварь возводила их к Творцу и чтобы самим чрез различие помыслов в делах своих избирать лучшее, а избегать худшего, лишил их Своего промышления, попустил им носиться, подобно неоснащенной ладье, не восхотев управлять впадшими в крайнее нечестие, которое породило и беззаконную жизнь».

В похотех сердец их в нечистоту. Предал их Бог в: нечистоту, — срамным плотским грехам, — в похотех сердец их, — то есть не понудительно столкнул их в эту пропасть, а попустил им туда низринуться, потому что сами они воспохотствовали того, всем сердцем возжелали, вседушно предались похотному сластолюбию. Похоже, однако ж, на то, что это есть и наказание за нечестие, как неизбежное его следствие. Есть законы правды Божией — естественные, которые карают виновных по естественному течению дел, как, например: расстройство здоровья от пьянства есть наказание за пьянство, естественным путем постигающее. Шел бы кто по твердой дороге, окруженной трясиною. Если он сам соступит с твердой дороги, то погрузится в трясину сам же собою, без воздействия на его погружение стороннего лица. Так случилось и с погружением язычников в похотную, срамную жизнь. По назначению человека в сотворении, ему надлежит жить духом в Боге, чтобы дух, чрез жизнь в Боге приемля свойственную ему силу, властвовал над душою и телом и правил ими. Условие такого нормального состояния или такой силы духа — то, чтобы человек духом жил в Боге. Коль же скоро отпадает он от Бога и начинает нечествовать, дух его теряет силу и не только не властвует над душою и телом, но подпадает в рабство им, служа им в похотях их. Так как жизнь наша направляется наиболее исканием приятного, после того как потеряет она искание достодолжного, — приятное же чувственное сильнее действует на сердце и влечет: то, за ниспадением духа от Бога и обессилением его, чрез то естественно следует жизнь в чувственных удовольствиях, и, как из этих удовольствий слаще всех удовольствие похоти плотской, — жизнь похотная. За ослаблением веры и благочестия всегда следовало и следует разлияние блуда, в разных, нередко самых срамных видах. На основании сего предание язычников в похотях сердец их в нечистоту можно назвать наказанием естественным, и, как законы естества от Бога, — Божиим наказанием. Ориген, объясняя, почему за нечестием последовала жизнь плотская, говорит: «часто в Писаниях находим, что человек состоит из духа, души и тела. Но когда говорится, что плоть похотствует на духа, дух же на плоть (ср.: Гал. 5, 17), то, очевидно, душа полагается в средине, или устремляющеюся к требованиям духа, или склоняющеюся к похотям плоти. Когда она связывается с плотию, то становится едино с нею в похоти и сластолюбии; а когда вступает в общение с духом, то бывает с ним един дух. Посему-то о тех, души которых всецело связались с плотию, Господь говорит в Писании: не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, зане суть плоть (ср.: Быт. 6, 3); а о тех, которых душа содружилась с духом, Апостол говорит: вы же несте во плоти, но в дусе (8, 9). У того и другого рода жизни есть свои покровители и помощники. Когда плоть похотствует на духа, ей покровительствует диавол и ангелы его, все духи нечистые и все, против кого следует вести брань человеку, — начала, власти и заправители тьмы века сего. Напротив, когда дух старается властвовать над плотию и душу человеческую, посреде стоящую, к себе привлечет, — помогают и благоприятствуют ему все оные Ангелы, о коих сказал Господь: яко Ангели их выну видят лице Отца Моего Небеснаго (ср.: Мф. 18, 10) — и Апостол: не вcu ли суть служебнии дуси в служение посылавши за хотящих наследовати спасение (ср.: Евр. 1, 14). Благоприятствует и Сам Господь, душу Свою положивший за овцы Своя (ср.: Ин. 10, 15). Вот как бывает, что когда душа, познавши Бога, не как Бога Его прославляет или благодарит, но осуечается в помышлениях своих, и изменяет славу нетленнаго Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад, и во всем уклоняется к плоти и к тем, кои благоприятствуют похотям плотским; то она бывает оставляема теми, кои своим влиянием возбуждали и воодушевляли ее сочетаваться с духом, и предаема похотям сердца ее, в коих она вся прилепляется к плоти. Ибо не стать же влещи ее насильно к тому, что она отвергает и от чего бежит. Если это еще не так ясно, поясню это сравнением. Представим себе жилище, где с телом и духом, как с какими-либо советниками и сообщниками, обитает душа; вне же сего жилища стоят, с одной стороны (со стороны духа), благочестие и все добродетели с ним, а с другой (со стороны тела) — нечестие и все виды похотей и грехов плотских, — стоят и ждут мановения души, какой из двух совне наблюдающих за ее движениями хоров пожелает она ввести к себе и какой отогнать. Если, лучшему последуя советнику, покорится она духу и призовет к себе хор благочестия и чистоты, — не отступит ли тот, другой, как презренный и отверженный. Если же она, склонясь на внушения плоти, введет к себе толпу нечестия и похотей, то, конечно, все то содружество святости и благочестия, которому она предпочла совет злых, отступит от нее с праведным негодованием, оставляя ее похотям сердца ее, чтоб бесчестием и срамотами осквернилось тело ее в себе самом».

Во еже сквернитися телесем их в себе самех. — Сквернится тело при беззаконном сожительстве. Но здесь соединяется мужчина и женщина. Апостол говорит о сквернении тел удовлетворением похоти без этого соединения и обличает его, как дело неестественное и срамное. Это есть крайнее ниспадение в похотствование, обезумление от него. Плотское возбуждение само по себе ничего грешного не имеет. Оно дано вместо проводника к деторождению для распространения и сохранения рода и в естественном порядке престает вместе с исполнением сего назначения животного организма. Видим у животных, что у них это дело исполняется однажды в год. Потом они успокоиваются и никакой тревоги с этой стороны не испытывают, как исполнившие долг естества. В людях видится беспорядочность возбуждения плотского и похотствование непрестающее, даже помимо того возбуждения. От чего это? Видимо, что здесь порядок естества извращен. Чем и как? Тем, что душа ниспала в плоть, сочеталась с нею воедино и ее потребности восприняла в себя, как бы они были ее собственные потребности. Восприняла она и плотскую потребность, превратив ее в похотение. Потребность не может непрестанно действовать, а только когда возбуждается, и, быв удовлетворена, престает. Похотение, как дело души, всегда деятельной, может возвращаться поминутно и тревожить душу. Душа, присвоившая себе сие похотение, ищет удовлетворения ему в соответственных сластях, как бы это было ее собственное естественное желание. При этом потребность тела и назначение ее выпадают из внимания: имеется в виду одна похотная сласть и ее удовлетворение помимо готовности к тому тела. Если б можно было удовлетворить такое похотение без тела, душа и на то решилась бы. Но как нельзя, то она без разбора бросается на всякого рода тела, лишь бы сласть была. Отсюда все плотские грехи, в самых срамных видах, — следствие одурения похотию или мании похотной. В словах Апостола, что язычники, в похотях сердец их, преданы в нечистоту, чтоб скверниться телам их в себе самих, — во-первых, обличается рабство похотению с совершенным погрязновением в него, — во-вторых, удовлетворение похоти в одном своем теле, при чем собственно и сквернится тело в себе самом. Это, кажется, имел в виду блаженный Феофилакт: «язычники преданы нечистоте собственным непотребством, так что не было надобности в других, которые бы оскорбляли их (срамотою), но они сами себе причиняли оскорбление (осрамление); ибо таковы нечистые страсти те». По связи же речи с последующим (см.: 1, 26 — 27) видно, что он указывает здесь и на удовлетворение похоти женщины с женщиною, мужчины с мужчиною.

Стих 25. Иже премениша истину Божию во лжу, и почтоша и послужиша твари паче Творца, Иже есть благословен во веки, аминь.

Снова поминает об их нечествовании против Бога, чтоб сильнее напечатлеть убеждение, что такое нравственное унижение было следствием их нечестия, говоря как бы: и поделом им; это им за то, что истину Божию пременили во лжу. Можно и так: вот как низко пали те, которые в гордости ума своего дерзнули презреть истинного Бога и заменить Его ложными богами. Блаженный Феофилакт пишет: «за что же преданы они нечистоте? За то, что оскорбили Бога, ибо кто не хочет знать Бога, тот тотчас развращается и в нравственности, как и Давид говорит: рече безумен: несть Бог, — потом растлеша и омерзишася в начинаниих (ср.: Пс. 13, 1). Они изменили то, что поистине принадлежало Богу, и приложили это к ложным богам».

Премениша истину Божию во лжу, — то есть истину о Боге, что Он есть Дух, вечно живой, невидимый, нетленный, заменили ложью, начав думать, что рукотворенный идол или другая какая тварь есть Бог (см.: Экумений). Или слова сии можно переложить так: истинного Бога заменили ложными. Так блаженный Феодорит: «истиною Божиею называет Апостол имя: Бог, — а ложью — рукотворенного идола. Они должны были поклоняться истинному Богу, а воздавали божеское чествование твари». — Или потому так сказал, что «Бог истинно есть Бог, а идолы, коим поклонялись, ложно именовались богами» (Севириан у Экумения).

И почтоша и послужиша твари паче Творца. Вот в чем состояло пременение истины Божией во лжу, или, как выше сказано, содержание истины в неправде! Вместо Творца, явно о Себе свидетельствовавшего, тварь почтили и ей послужили. Почтоша — поставлено вместо: воздавали честь; и послужиша — вместо: «оказывали служение делами; ибо: λατρεία — означает честь, оказываемую на деле» (блаженный Феофилакт). Нечестие было не внешнее только, но и внутреннее. И упование, вместо Бога, на тварь возлагали, и страх к ней, вместо страха Божия, прияли. Тварь стала как настоящий Бог.

Паче Творца — не вместо только Творца, но и паче, как бы так: прежде, когда следовали истине, Творцу Богу истинному так не служили, как теперь служат твари. Этим сопоставлением Апостол усиливает обличение. «И заметь, как выразил он свою мысль. Сказал не просто: послужиша твари, — но присовокупив: паче Творца, — дабы сколько можно увеличить вину язычников и таким присовокуплением лишить их всякого извинения» (святой Златоуст).

Иже есть благословен во веки, аминь. Не удержался Апостол, чтобы к воспоминанию о Боге не приложить славословия Ему — знак всегда присущего в душе страха Божия и сердечного благоговеинства пред Ним. Или потому сие сделал, чтоб дух свой, будто оскверненный воспоминанием о нечестии языческом, очистить и освятить снова славословием Бога истинного. Так в житейском быту спешат провеять комнату свежим воздухом, когда привтечет туда как-нибудь зловоние. И та может быть здесь мысль: они так нечествовали, но Бог все же пребывает благословен вовеки. Святой Златоуст говорит: «но сие (пременение истины Божией во лжу) не повредило славе Божией, говорит Павел, потому что Бог благословен вовеки. Сим Апостол дает разуметь, что Бог не мстил за Себя язычникам, когда оставил их, так как Сам Он ничего не потерпел. Если язычники и оскорбляли Его; слава Его не умалилась, напротив, всегда пребывает Он благословенным». Это и в наше время можно напомнить нечествующим: Бог всегда пребывает Богом благословенным вовеки, какие лжи ни сплетали бы вы в отношении к Нему. Вред весь падает на вас самих. Кто о скалу ударяет лбом, чтоб раздробить ее, не скале вредит, а свою голову разбивает. Так и нечествующие в своих мудрованиях против Бога не Божию умаляют славу, а себя самих губят.

Стих 26. Сего ради предаде их Бог в страсти безчестия: и жены бо их измениша естественную подобу в презъестественную.

Сего ради — за это-то и предал их Бог соответственному унижению. Не почтили Бога, и Он предал их страстям, их бесчестящим; не послужили они Богу, Который есть по естеству Бог, и Он предал их противоестественным срамотам. «Беззаконие соответствовало злочестию. Ибо как истину Божию премениша во лжу, так и законное употребление пожелания обратили в беззаконное» (блаженный Феодорит). Напечатлеть хочет Апостол убеждение, что нечестие против Бога само в себе носит наказание, тотчас низвергая нечествующего в крайнее нравственное растление. Когда Бога оставляют, тогда и Бог оставляет. «Но когда Бог оставляет, тогда все приходит в беспорядок. Посему у язычников не только учение было сатанинское, но и жизнь диавольская» (святой Златоуст). «Опять называет преданием оставление Богом, происшедшее от того, что они служили твари. Как в учении о Боге они развратились, оставив руководство творения: так и в жизни сделались гнусны, оставив естественное удовольствие (которое всего удобнее и приятнее) и предавшись удовольствию противоестественному (которое всего затруднительнее и неприятнее)» (блаженный Феофилакт).

Эта общая мысль выясняется затем примерами страстей бесчестия между женщинами и — далее — между мужчинами.

Между женщинами происходило нечто непонятное: они изменили естественную подобу, χρησιν, — употребление, в такое, которое было: παρά φύσιν, — помимо естества. Удовлетворение плотского возбуждения чрез законного мужа — была естественная подоба. Вместо этого они придумали что-то другое, чрез что удовлетворение происходило помимо естества. Если истолковывать это сравнением с тем, что было у мужчин, то это было какое-то удовлетворение похоти у женщин чрез женщин. Святой Златоуст говорит: «смотри, как Апостол и здесь лишает возможности к извинению. Никто не может сказать, говорит он, что дошли до того, не имея случая к законному соитию, и что предались столь необычайному неистовству потому, что не могли удовлетворить своему похотению. Ибо изменять может только имеющий. Могли иметь удовольствие, сообразное с природою, которым можно наслаждаться с большею свободою, и притом без стыда. Но они не захотели сего и, нарушив уставы естества, соделались вовсе не извинительными. Бесчестнее же всего то, что женщины изобрели такие соития, которых им надлежало стыдиться более, нежели соития с мужчинами. И в сем случае должно подивиться благоразумию Павла. Он хотел и выразиться благопристойно, и сильнее дать почувствовать слушателю. А сие-то и невозможно было. Выразившись благопристойно, нельзя было тронуть слушателей; а дабы сильнее поразить их, надлежало представить дело во всей ясности и наготе. Но разумная и святая душа Павла успела в том и другом; имя естества усилило обвинение и послужило как бы некоторым покровом для благоприятности речи».

Стих 27. Такожде и мужи, остпавльше естественную подобу женска пола, разжегошася похотию своею друг на друга, мужи на мужех студ содевающе, и возмездие, еже подобаше прелести их, в себе восприемлюще.

«Высказав прикровенно о женщинах нечто постыдное и такое, что непристойно высказать ясно, говорит о мужчинах, что они разжегошася друг на друга, показывая, что они предались сладострастию и неистовой любви» (блаженный Феофилакт).

«Заметь, какие сильные выражения употребляет Апостол. Не сказал, что они питали взаимную любовь и вожделение; но что: разжегошася похотию своею друг на друга. Видишь ли, что все произошло от неистового вожделения, которое не любит держаться в должных пределах? Ибо всякий, преступающий законы, постановленные Богом, питает вожделение к несродному и незаконному. Так язычники воскипели сею беззаконною любовию. И если спросишь: от чего такая стремительность вожделения? За беззаконие, за то, что сами оставили Бога. Мужи на мужех студ содевающе. Содевающе, — говорит, показывая, что они совершали грех на самом деле, и не просто совершали, но с ревностию. Не сказал также: вожделение, — но ясно: студ; потому что поругали природу, попрали закон» (святой Златоуст).

«Смотри, какое большое замешательство произошло с обеих сторон (в мужчинах и женщинах). Не только голова стала внизу, но и ноги вверху; люди сделались врагами себе самим и друг другу; открыта жестокая брань в разных видах и с разных сторон, — брань, которая беззаконнее всякого междоусобия; она разделена на четыре рода, которые все суетны и преступны. Так не двух и трех, но четырех родов происходила у них брань. Рассуди сам. Двоим, разумею жену и мужа, надлежало составлять одно, как сказано: будета два в плоть едину (Быт. 2, 24). А сие производилось склонностию жить не поодиночке (не особо друг от друга); но взаимно сопрягались оба пола. Диавол, истребив сию склонность и дав ей иное направление, разделил между собою полы и вопреки закону Божию из одного целого сделал две части. Хотя Бог сказал: будета два в плоть едину, — но диавол единую разделяет на две. Вот первая брань! Опять каждая из сих двух частей начала брань, как одна с другою, так и сама с собою. Ибо женщины наносили поругание не только мужчинам, но и женщинам; а мужчины восставали друг на друга и на женский пол, как бывает в военной суматохе ночью. Видишь ли вторую и третию брань, четвертую и пятую? Но вот и еще брань! Они, сверх сказанного, восстали на самую природу. Диавол видел, что самое вожделение всего более соединяет полы; посему старался разорвать сей узел, дабы не только противозаконным расточением семени пресечь род человеческий, но истребить, вооружив людей друг против друга» (святой Златоуст).

И возмездие, еже подобаше прелести их, в себе приемлюще. — Возмездие — воздаяние и, как воздаяние за грех, — наказание. — Еже подобаше прелести их. Прелесть, πλάνη, — заблуждение, — то, что уклонились от истины Божией и изменили ее во лжу. Наказание, которое следовало получить им за такое нечестие, они в себе самих получали, получали в самом унижении и посрамлении естества своего. Блаженный Феофилакт пишет: «они получали возмездие за отступление от Бога и идолопоклонническое заблуждение в этом самом сраме и в этом самом самоуслаждении, имея в нем, как противоестественном и полном нечистоты, наказание для себя». — При наказании обыкновенно бьют; а они без боя сами себя больнее наказывали, чем бы истязал их какой-нибудь злодей. Блаженный Феодорит пишет: «как не покусился бы поступить с ними ни один из врагов, то возлюбили они со всем усердием — и сами на себя навлекли наказание, к которому не приговорил бы их ни один судья». Объяснив это место, святой Златоуст прилагает усовещивание, чтобы отстали от таких неестественных срамных дел виновные в них. Выразив мысль Апостола, что обесчещение естества такими делами есть для делающих их наказание, он будто слышал возражение: что за наказание, когда не чувствуют, а сами бросаются на него? — и отвечает: «не дивись, что они не чувствуют того, а услаждаются. Бешеные и страждущие помешательством ума, сами себя мучая и находясь в жалком положении, смеются и забавляются тем, хотя другие о них плачут. Нельзя назвать и тех ненаказываемыми, а напротив, в том, что они не знают своего положения, должно видеть жестокость наказания и так далее».

Глава 1, стих 28. И якоже не искусиша имети Бога в разуме, (сего ради) предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная.

Ниспали в чувственность крайнюю и огрубели; все высшие стремления духа и требования правды и любви заглохли; самость взяла верх над всем и никакого закона знать не хотела, кроме самоугодия в похотях, своих интересов и своей гордости. Отсюда распложение пороков, не как случайных деяний, а как постоянных порядков жизни. Но как источник и этого нравственного развращения тот же — забвение Бога и извращение истинных о Нем понятий, то Апостол и ставит сие впереди.

Якоже не искусиша имети Бога в разуме. Иметь Бога в разуме — значит: и памятовать о Нем, содержать Его в уме и в сознании, с соответственными тому религиозными чувствами и расположениями, и иметь о Нем здравые понятия, истинно о Нем умствовать, истинное содержать исповедание веры. Έν έπιγνώσει — может означать то и другое. Язычники сначала, по причине осуечения, стали забывать Бога, а забывая, омрачаться и в понятиях о Нем. Омрачавшиеся понятия рождали еще большее богозабвение, а большее богозабвение вело еще к более неправым о Нем понятиям

Не искусиша, ούκ έδοκίμασαν, — не искусились, не сумели, даже более, — не делали опытов, не старались, не поставляли сего целию своей жизни, — того, то есть, чтоб помнить о Боге и заботиться об угождении Ему и чтоб истинное хранить о Нем ведение.

Сего ради предаде их Бог. — Опять: предаде. Сначала предал их похотям сердец (см.: 1, 24), потом в страсти бесчестия (см.: 1, 26), а здесь: в неискусен ум, творити неподобная. Какая постепенность ниспадения! Она шла естественным порядком, но как и этот порядок низвращения коренится в законах естества, кои от Бога; то Апостол прямо относит его к Богу, как к непосредственно действующей причине, или карающему правосудию Его. Блаженный Феофилакт пишет: «вот в третий раз повторяет ту же мысль и употребляет то же слово, говоря: предаде, — а причиною того, что они оставлены Богом, везде представляет нечестие людей, как и теперь поступает. Оскорбление, говорит, причиненное Богу, было не грехом неведения, но намеренным. Ибо не сказал: поелику не познали, — но говорит: якоже не искусиша, — то есть решили не иметь Бога в разуме и добровольно избрали нечестие. Значит, грехи их суть грехи не плоти, как утверждают некоторые еретики (не тела, не вещественного организма, как думали манихеи), но неправильных суждений. Сначала они отвергли познание Бога, а потом уже Бог попустил им вдаться в превратный ум; ибо отвращение Бога и оставление Им называется в Писании преданием. Бог предал их. Почему? Потому что они не познали Его. А они почему не познали Его? Потому что не рассудили и не решили познать Его». «Ибо если бы восхотели знать Его (продолжим словами Феодорита), то последовали бы Божественным законам. Но поелику отреклись Творца, то совершенно лишились Его промышления; а потому небоязненно отважились на пороки разного рода».

Предаде в неискусен ум творити неподобная. Неискусный ум, не умеющий действовать достодолжно и, вследствие сего, так как он не действовать не может, — действующий недостодолжно или творящий неподобная. По природе ум ведает, что добро и что зло, что право и что неправо, и умеет действовать соответственно тому. Но жизнь чувственная низвратила его, и он стал называть доброе лукавым и лукавое добрым. У язычников и в законодательство вошло много вопиющих неправд. Так онеискусился ум! Не искусиша — и: неискусен — не игра слов, а современное соответствие следствия причине, или греху — наказания, νους, — владычественная сила, то же, что дух — отражатель богоподобия, вдунутый в лицо человека. В нем укоренены чувства Божества и правды Его, или страх Божий и совесть. Страх Божий держится истинным боговедением и памятию о Боге и оживляет совесть — ведение воли Божией — и сообщает ей энергию. Когда память о Боге выходит из ума — и боговедение омрачается ложью, страх Божий слабеет, а от ослабления страха Божия слабеет и совесть. Вследствие сего чувственность возвышает голос и увлекает вслед себя. Совесть восстает сначала, но ее не слушают, а заставить себя слушать она не имеет силы, по причине отсутствия страха Божия, в коем ее жизнь. Она потом и смолкает. Вместо нее начинает писать законы чувственность, руководимая самостию. И пошли всякого рода неподобия. Склоняется на это наконец и ум владычественный и только придумывает ложные начала в оправдание неправостей жизни. В древности пленных царей употребляли вместо подножки, когда садились на лошадь. Это очень хорошо изображает показанное состояние ума. Святой Златоуст говорит: «поелику ум их стал превратен, то у неисправного ездока все пришло в беспорядок и смятение».

Выразив эту общую мысль о том, как развилась неподобная жизнь, Апостол за тем показывает, в каких действиях она выражалась, перечисляет самые пороки, заправлявшие порядками жизни. Подобное сему перечисление делает святой Павел в Послании к Галатам (см.: Гал. 5, 19 — 21) и в Послании Втором к святому Тимофею (см.: 2 Тим. 3, 2 — 5), — в том и другом производя их от преобладания чувственности. — В перечислении не видится порядка: можно думать, что Апостол выставляет преимущественно то, что римляне видели своими глазами среди своих сограждан и в чем иные из них до обращения, может быть, сами были виноваты.

Стих 29. Исполненных всякия неправды, блужения, лукавства, лихоимания, злобы: исполненных зависти, убийства, рвения, лсти, злонравия.

Исполненных. Связь речи такая: предал их — исполненных. А мысль такая: предал, и они исполнились всякой неправды. Неправде их не было меры, ни ограничения, ни удержи. И чем бы могла она удерживаться? Бог забыт, совесть заглушена, ум извратился, совне — среда, представляющая повсюдные соблазны. Неправда — здесь может означать и вообще неправедность, — «то, что прямо противоположно правде» (блаженный Феодорит), или частный вид неправого действования — несправедливость, нарушение прав ближнего и должных к нему отношений. Первую мысль указывают все наши толковники. Святой Златоуст говорит: «заметь, как усиливает речь; называет их исполненными, и притом: всякия неправды. Сперва употребил общее наименование порока, а потом исчисляет виды оного и о подверженных оным тоже выражается с усилием, называя их исполненными», — то есть, дополним из блаженного Феофилакта, «достигшими крайней степени всякого порока». Но и вторая может быть терпима, потому что общая мысль выражена уже в словах: предаде — творити неподобная.

Блужения. Прежде обличил противоестественные плотские грехи; здесь обличает естественные, именем блужения, πορνεία, — «означая сожительство без брака» (блаженный Феодорит) или и нарушение брачных отношений.   Лукавства, πονηρία, — злокозненность, хитро подкапывающаяся под благо и покой ближнего (см.: Геннадий у Экумения). «Это коварство против ближнего» (блаженный Феофилакт). «Зверский нрав» (блаженный Феодорит).

 Лихоимания, πλεονεξία, — страсть иметь все больше и больше, от коей умножение стяжаний без разбора средств, чрез обман в сделках и торговле, чрез неправый рост и воровство. — «Это вожделение имений» (блаженный Феофилакт), — «болезнь душевная, причиняемая чрезмерным похотением большего и большего» (Геннадий у Экумения), — «желание большего и похищение непринадлежащего» (блаженный Феодорит).

Злобы, κακία, — «наклонность души к худшему и помысл, устремленный ко вреду ближнего» (блаженный Феодорит), по которому находят «удовольствие в том, чтобы чем-нибудь озлобить ближнего» (Геннадий у Экумения), — словом, взглядом, делом, большим или малым. Или этим означается злопамятство (см.: блаженный Феофилакт) и месть, которая сидит и думает, как бы отплатить злом за зло.

Исполненных зависти. Повторяя: исполненных, — Апостол имеет в виду или напомнить, что все это у них было безмерно, или заставить подумать о предыдущих и последующих пороках, чтобы отыскать какую-либо нить их последовательности и взаимного отношения, — или просто дать некоторый роздых при перечислении. Зависти, φθόνος, — которая терзает сердце по поводу благосостояния и успехов ближнего (см.: Геннадий). «Это мучительная страсть; не может она терпеть благоуспешности ближнего» (блаженный Феодорит).

Убийства, φόνος, — крайняя неприязненность, не терпящая, чтоб жил нелюбимый, и удовлетворяющаяся лишь тогда, когда успеет стереть его с лица земли. Разбойники и грабители убивают ради прибытка; убийство тут не цель, а средство; его не учиняют, когда можно и без него обойтись. Но ненависть, зависть, ревность желают и ищут прямо крови и ею только удовлетворяются. Так Авель убит по зависти; убийство между сынами Давида случилось по ревнивости (см.: Геннадий, блаженный Феодорит, Феофилакт, святой Златоуст).

Рвения, ερις, — «достойное осуждения соревнование» (Геннадий), которое рвется из всех сил не к тому, чтоб сделаться таким, каким следует быть и внутренно и внешно, но к тому одному, чтоб не отстать от других и не допустить кому-либо стать впереди себя. При этом, конечно, не истинное достоинство, добро и польза имеются в виду, а одна показность, видимость, молва, которые нередко удовлетворяют его и утишают. Само же по себе оно истощает, как и зависть: зависть сердце иссушает, а рвение деятельные силы истомляет и истощает. То и другое — мучение человеку.

Лсти, δόλος, — лесть и обман, льстивые речи с целию одурачить ближнего и настроить его так, что он сам себе причиняет зло. Это пандан (Пандан — французское: pendant — предмет, парный с другим) лукавства, πονηρία. Одна словом направляет в яму; другое без слов на деле опутывает сетями скрытно. Оно исчадие злобы, κακία, — но может происходить и от зависти. Блаженный Феодорит пишет: «завистию порождено убийство и зачата лесть. Ибо завистию уязвившись Каин и в содействие употребив обман (δόλος), вывел брата в поле и отважился на убийство».

Злонравия, κακοήθεια. Может быть, это сердитость и злючесть, от коих непрестанные вспышки гнева, брани и ссор; подладить нельзя, все не по нем, и за все серчание. Или злонравие означает «скрытную злобу» (блаженный Феофилакт). Или «злонравными называет Апостол обращающих помыслы на злокозненность и устрояющих вред ближнему» (блаженный Феодорит).

Стихи 30 — 31. Шепотники, клеветники, богомерзски, досадители, величавы, горды, обретатели злых, родителем непокоривы, неразумны, непримирительны, нелюбовны, неклятвохранительны, немилостивны.

Новый оттенок в образе выражения; прежде исчислялись пороки, а теперь внимание переносится на людей порочных. Можно предполагать, что это произошло не случайно как. Предоставляя домыслиться до сего желающим, заметим только, что прежде перечислялись пороки подобно тому, как они перечисляются в Послании к Галатам, а теперь будут перечисляться так, как они перечисляются в Послании Втором к Тимофею, и что это сходство состоит не в одном образе выражения, но и в содержании.

Шепотники, ψιθυρισταί, — «тайные наушники» (блаженный Феофилакт), «наговаривающие другому на ухо и худо отзывающиеся о ком-либо (втихомолку)» (блаженный Феодорит).

Клеветники, κατάλαλοι, — «явные поносители» (блаженный Феофилакт), «небоязненно делающие доносы на отсутствующих» (блаженный Феодорит). То и другое и потихоньку, и открыто. Худое говорить о другом заставляет злонравие, ищущее уязвить другого, не разбирая, правду ли говорит или ложь. Говорить худо о другом не должно, хотя бы и в самом деле водилось за ним что-либо худое; тем паче не должно говорить, не уверившись, что он точно в чем-либо погрешает. Отсюда исходит худая молва, которая не всегда соответствует истине.

Богомерзски, θεοστυγεις, — что может означать «и ненавидящих Бога, и ненавидимых Богом» (блаженный Феофилакт); но здесь оно значит «не ненавидимых Богом, ибо не об этом теперь речь Апостола, а ненавидящих Бога» (Геннадий), — «исполненных вражды на Бога» (блаженный Феодорит). Вот до чего дошли. Отвыкшие от памятования о Боге и о вещах Божественных и пристрастившиеся к вещам видимым не находят удовольствия, когда кто наводит мысли их на эти предметы. Иной может и открыто выразить, сколько это ему неприятно. Но это еще не вражда на Бога, хоть достаточное семя вражды. Откуда же вражда? Когда иной в гордости полагает, что Бог должен для него сделать то и то, и видит, что Он не только сего не делает, а наводит на него противное желаемому и требуемому, — вместо прибыли — убыток, вместо повышения — отставку, вместо успеха — разорение; тогда, считая себя оскорбленным от Бога, позволяет он себе враждовать на Бога, выражая сию вражду и в слове хулением и ропотом. Но надо заметить, что это дело без участия врага нашего не обходится.

Досадители, ύβρισταί, — бранчивые, — «всегда готовые оскорбить другого словом» (блаженный Феодорит), «продерзые ругатели» (Геннадий). Сюда можно отнести ругающихся срамными словами. Все, что шепотник скажет на ухо, что клеветник облечет в приличное слово, прикрываясь одною ревностию по правде, — все это досадливый ругатель выскажет сплеча, без удержи, словами, то колкими, то срамными.   Величавы, υπερήφανοι, — «высокодумающие о своих преимуществах» (блаженный Феодорит), «которые, имея какие-либо достоинства, надымаются и свысока смотрят на тех, которые не имеют их» (Геннадий). Кто богатством, кто властию, кто почетом, кто умом, телесною силою и красотою величается; но, чем бы кто ни величался, погрешает: ибо все то не его, а дары Божии, данные для славы Божией и на благотворение братиям. Не величаться, а бояться ответственности должно; и потому тем больше смиряться, чем больше кто имеет. Это похитители славы Божией.

Горды, αλαζόνες, — «спесивые, чванные, надутые, которые не имеют основания к высокому о себе мнению и напрасно надымаются» (блаженный Феодорит), «не имея достоинств, высят себя, как бы имели их» (Геннадий). Это настоящая сатанинская гордость, в коей пагуба наша. Святой Златоуст говорит на это: «поставив в число преступлений то, что для многих кажется ни худым, ни добрым, усиливает обвинение, восходя к твердыне зол и присовокупляя: горды. Согрешить и думать о себе много — хуже самого греха. Почему и коринфян в том же обвиняет Апостол, говоря: и вы разгордесте (1 Кор. 5, 2). Ежели гордящийся добрым делом все тем губит, то какого наказания стоит грешник? Такой человек неспособен уже и раскаяться. — Блаженный Феофилакт прибавляет к сему: «знай же, что величавость есть презрение Бога, а гордость есть презрение людей, от которого рождается оскорбление, ибо презирающий людей оскорбляет и попирает всех. Гордость по природе предшествует оскорблению; но нам сначала становится явным оскорбление, а потом уже делается известною мать его — гордость».

Обретатели злых, έφευρεται κακών, — выдумщики зла, новые для него пролагающие пути, руководители других, коноводы. Апостол «показывает, что они не довольствовались сделанным уже злом, но изобретали новое и новое» (святой Златоуст) — «не только отваживались на вошедшие уже в обычаи, но измышляли новые худые дела» (блаженный Феодорит).

Родителем непокоривы — «язычники и здесь (как в похотствованиях) восстали против природы» (святой Златоуст). «Это величайшая несообразность: обвинителем сама природа» (блаженный Феодорит). Непокоривы, — άπενθέϊς, невнимательны к их слову и внушению. Как ни будь худы родители, все не чуждо им бывает желание детей своих направить на истинный путь, а те не слушают, что ни говорили. И это от потери страха Божия и преобладания чувственности.

Неразумны, ασύνετοι, — «потому что, поползнувшись на житие беззаконное, утратили отличительные черты разумности» (блаженный Феодорит). Или неразумны, «ασυνείδητοι, — не сознательны, бессовестны, неразумнее которых нет» (Геннадий).

Непримирительны, άσύνθετοι, — с которыми нельзя ладить и которые сами не хотят жить в ладу с другими, вздорные и задорные, — «то есть возлюбившие жизнь необщительную и лукавую» (блаженный Феодорит). «Чем и доказывает Апостол, что они погубили самый дар природы. Ибо мы имеем природное расположение к общению друг с другом, свойственное даже самым зверям. Так сказано: всяко животно любит подобное себе, и всяк человек искренняго своего (Сир. 13, 19). Но язычники сделались свирепее зверей» (святой Златоуст). Или, может быть: άσύνθετοι — указывает на то, что они не считали долгом быть верными договорам, или сделкам, συνθήκαι, — в которые вступают с другими (см.: Геннадий), «неустойчивы в договорах, вероломны» (блаженный Феофилакт).

Нелюбовны — άστοργοι. — Στοργή — любовь родственная, родителей к детям, детей к родителям, также взаимная любовь супругов, а далее братьев и сестер и еще далее — друзей. Не ищи у них любви человека к человеку ради человечества; у них нет даже той, которая естественно насаждена бывает в сердце: они и эту заглушают в сердце. «И Господь сказал, что за умножение беззаконий изсякнет любы многих (ср.: Мф. 24, 12)» (святой Златоуст). Почему нелюбовны — можно понять: — «жестокосерды, не дружелюбны» (Геннадий), «не пожелавшие изучить законы дружбы» (блаженный Феодорит).

Неклятвохранительны — άσπονδοι. — О враге непримиримом говорят: άσπονδος. Потому здесь то же говорится, что: «непримиримы и злопамятны» (Геннадий). Но может означать это и то же, что: άσύνθετοι; ибо и: σπονδή — означает договор и сделку. Будет: άσπονδοι, — «небоязненно нарушающие взаимные договоры» (блаженный Феодорит), то же, что вероломные. Но первое, кажется, ближе выражает силу слова.

Немилостивны, άνελεήμονες, — неподатливы, несострадательны, не склонны на милость (см.: Геннадий). Ожестело сердце, не чувствует позыва облегчать участь других, пособлять, утешать. «Они подражают в жестокости зверям» (блаженный Феодорит). «Корень всех зол — охлаждение любви: отсюда происходит, что один с другим не мирится, один другого не любит, один другого не милует» (блаженный Феофилакт).