Скучный день в аэропорту

Во второй половине дня Четвертого июля я сел на рейс 346 до Денвера. Комфортабельный самолет был почти пуст. В двухсотместном пассажирском отсеке сидело всего двад-цать-тридцать человек. Большинство из них расселись поодиночке. Пассажиры, среди которых явно преобладали мужчины, казалось, чувствовали себя неловко.

Кто они? Почему одиноко сидят в самолете в День Независимости? Нормальные люди не проводят этот день в самолете, если у них нет серьезных проблем. Есть гораздо более приятные способы провести национальный праздник, чем сидеть в белом пластиковом салоне самолета на высоте 37 тысяч футов над Ютой, бормотать в диктофон и делать записи в блокноте. В этом нет ничего стильного, шикарного или оригинального.

Рейс 346 из Сан-Франциско прибывает в Денвер на закате. После чего самолет отправляется в Вашингтон и садится в международном аэропорту имени Даллеса около полуночи… а потом 50-минутная поездка на машине до ближайшего отеля, скорее всего, в Арлингтоне. Там прибывших постоянно донимают проверками. Администрация отеля следит, чтобы постояльцы не пили нелегальное виски, не употребляли наркотиков и не нарушали закон о содомии.

Ко мне все это не имело никакого отношения. Я сходил в Денвере, а теперь, в самолете, мне надо было прочитать кучу газет. У меня не было настроения разговаривать со случайными попутчиками.

В салоне сидело полдюжины пилотов, летевших пассажирами – «мертвые головы», как они сами себя называют. Они расположились на крайних сидениях, по обе стороны от прохода. Пилоты были одеты в полную форму и напоминали в ней императорских пингвинов. Все они сидели поодиночке.

Компанейский дух напрочь отсутствовал, но меня это устраивало. Со мной случился очередной приступ малярии – ничего серьезного, но после него осталась сильная слабость.

Я продвигался по проходу к своему месту и вдруг почувствовал прикосновение чьей-то руки к моему колену. Снизу, из кресла, раздался голос:

– Привет, Док! Что ты здесь делаешь?

Вот собака, подумал я. Кто там еще? Я опустил глаза и увидел одного из пилотов, симпатичного парня лет тридцати арийской внешности, который протягивал мне руку для рукопожатия.

Он был одет в синий щегольской пиджак с золотыми эполетами и серебряными крылышками на груди и держал в руках летный кейс из черной кожи.

– Сколько лет, сколько зим, Док, – сказал он. – Куда направляешься?

– Домой, – проворчал я тоном, не располагавшим к продолжению беседы.

Малярия опять пошла в атаку. В голосе парня было что-то знакомое, но я не мог вспомнить, как его зовут.

Мы взлетели точно по расписанию. Я растянулся в своем кресле «для курящих» и развернул свои газеты.

Минут через десять я, наконец, вспомнил имя этого пилота. Несколько лет назад, когда я с ним познакомился, он занимался перевозкой наркотиков. Тогда у него была кличка «Жирный», и он был одним из самых высокооплачиваемых специалистов в своем деле.

Раньше он постоянно летал на самолете из Аспена и обратно. Тогда он носил бирюзовые браслеты на руках и золотые толстые цепи на шее… Потом на некоторое время я потерял его из виду.

Работа увела меня далеко от тех мест… Но теперь я его вспомнил и не удивился, когда, бросив взгляд поверх «New York Times» – вскоре после того как мы набрали высоту, посмотрели фильм по технике безопасности и выслушали инструкции для пассажиров, – увидел, что мой старый знакомый стоит рядом.

– Привет, Джулиан, – сказал я. – Садись. Выпьешь со мной? Ты в форме пилота? Я думал, ты в тюрьме.

Он ухмыльнулся и сел рядом, пристроив под сидением два черных кожаных кейса. Совершенно одинаковые, размером с небольшую телекамеру, по виду очень дорогие.

Мы поболтали, обменялись сведениями о наших общих знакомых. Некоторые уже умерли, другие сидели в тюрьме или сошли с ума.

– Я завязал как раз вовремя, – спокойно сказал он. -

Этот бизнес стал слишком опасным. Кругом сплошное предательство.

Он бросил тоскливый взгляд в сторону, в его глазах появились слезы.

– Спасибо Богу, меня спасла моя старушка, – сказал он. – Она направила меня на путь истинный. Поставила мне ультиматум.

– Невероятно! – сказал я. – Ты действительно завязал с наркобизнесом?

– Полностью! – ответил он. – Мне не оставалось ничего другого, иначе я бы погорел. Дошло до того, что я уже не мог доверять своей семье.

– Жене? – спросил я. – Ну, она у тебя всегда была злобной сукой.

– Нет, – сказал он. – У меня были проблемы с ее братом. Он сошел с ума от наркоты. Дважды! – со стоном продолжал он. – Он дважды пытался убить меня!

Я пожал плечами.

– Такое случается, – сказал я. – Многих убили, ты же знаешь.

– Да, – процедил он. – Но я должен встретиться с этой свиньей сегодня в аэропорту и отдать деньги, которые ему должен. Я жду любых неприятностей. – При этих словах он стукнул кулаком по ладони. – Ты мне не поможешь?

– Что? – сказал я. – С ума сошел? Ты хочешь, чтобы я принял участие в драке?

– Никакого насилия, – сказал он. – С этой скотиной я разберусь сам. Просто возьми на время один из моих кейсов.

Мы встретимся в баре «Ла-Кантина» минут через десять.

Он протянул мне кейс.

– Здесь мои бумаги и инструменты. Я не хочу, чтобы они были со мной, если в аэропорту со мной будут неприятности…

Неприятности у него начались сразу, как только мы вышли из пассажирского шлюза. Двое мужчин, по виду латиносы, схватили Джулиана, цеплявшегося за второй кейс, и уволокли в мужской туалет.

Это было ужасно, но я не хотел принимать никакого участия в их разборке. Не оглядываясь, я пошел в бар «Ла-Кантина», где просидел около часа.

В конце концов пришел Джулиан и жадно схватил свой кейс.

– Слава Богу! – радостно закричал он. – То, что надо! Давай убираться отсюда.

– Не получится, – сказал я. – Мы опоздали на последний рейс.

– Что? – сказал он. – Издеваешься? В нашем бизнесе нет последних рейсов. – Он бросил официантке стодолларовую бумажку и сказал мне: – Пошли! Мы полетим чартером.

Он не соврал. Рассвет мы встретили в самолете, летевшем в Аспен. Армейским ножом Джулиан распорол свой кожаный кейс и достал из подкладки пачки новеньких зеленых купюр.

– Ну, ты и свинья! – сказал я. – Что было в другом кейсе? Что ты отдал тем людям?

– Сигареты, – сказал он. – Они получили целый кейс дешевых сигарет.

– Вот черт, – проворчал я. – Вы, наркоманы, не меняетесь.

7 июля 1986 года