Собиратель. С четвертого прошения начинается поворот молитвы: то все были прошения о внутреннем строе духовной жизни, которая зарождаясь под действием Страха Божия, и воодушевляясь надеждою царства небесного, течет путем заповедей Божиих; теперь пойдут прошения о неизбежных соприкосновенностях сей жизни. Как ограниченным нужна нам пища не для тела только, но и для души; как часто падающим по немощи, нужно исповедание и прощение; как окруженным искушениями и всегда врагом лукавым наветуемым нужны охранение и защита. О всем этом молимся в следующих четырех прошениях, которые все направлены к тому, да устроит Отец наш не бесный благоприятное для духовной жизни течение событий нашей жизни, и внешних и внутренних.

Хлеб, о коем молимся в четвертом прошении, есть вещественный хлеб, необходимый для поддержания жиз ни телесной; при чем при нем можно доразумевать испрашивание и других потреб, без коих жить нель зя, как-то: одежды, крова. Но как и душа имеет нужду в духовном питании для поддержания жизни ду ховной, то под хлебом можно разуметь здесь и ду ховную для души пищу. Пища ее есть—«Слово Божие», питающее душу ведением божественных истин и вво дящее ее в созерцание невидимых сокровищ Божиих, одно умное видение коих питательно и усладительно, и благодать Божья чрез таинства нисходящая в душу, ее наполняющая, и насыщающая. По течению нашей жизни Таинства сии суть: покаяние, и паче причащение св. Христовых Таин, кои сам Господь наименовал единственным питательным хлебом, сходящим с небеси и дающим живот миру. Помышление о всем этом уместно держать в душе, произнося слова молитвы: «хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Тертуллиан. Какой прекрасный божественная премудрость дала порядок молитвенным прошениям,—когда после небесного, т.е., имени Божия, царства Божия, воли Божией, дала место прошению и о земных потребах, хотя и говорил Господь: «ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам!» (Мф.6,33). Впрочем слова: «хлеб наш насущный даждь нам днесь», будем разуметь более в духовном смысле. Ибо Христос есть хлеб наш: Он есть жизнь и хлеб жизни, как Сам говорит: «Аз есмь хлеб животный» (Ин.6,53); и еще несколько выше: «Отец мой даст вам хлеб истинный с небесе. Хлеб бо Божий есть сходяй с небесе и даяй живот миру»; и потом: «Аз есмь хлеб животный, иже сшедый с небесе. И хлеб, его же Аз дам плоть моя есть, юже аз дам за живот мира» (Ин.6, 32. 33. 51); так что в хлеб есть и приемлется тело Его. «Сие есть тело Мое» (Лк.22,19) говорит Он. О ядущих же тело Его и пиющих кровь Его Он сказал, что они в Нем пребывают, а Он в них (Ин.6,56). Таким образом, испрашивая хлеба насущного, мы молим ся о непрестанном пребывании во Христе, чрез приобщение тела Его.—Но если и не в духовном смысли принять слова сии, и тогда это не чуждо будет духовного назидания. Ибо повелевается просить только хлеба, который один полагается необходимым для верных; о всем же прочем сказано: «всех сих языцы ищут» (Mф.6,32). Что самое и примерами подтверждает и притчами внушает Господь, когда говорить: «несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом» (Mф.15,26). Также: «еда камень подаст» кто сыну, хлеба просящему? (Mф.7,9) — Ибо здесь указывается, чего дети ожидают от Отца. Но и тот нощный толкатель просил лишь хлеба (Лк.11,5). —Премудро приложил Господь: «даждь нам днесь», так как прежде Он уже внушал: «не пецытеся на утрей» (Mф.6,34). К чему и притчу приспособил о человеке оном, коему «угобзися нива», который, тогда как замышлял долго прожить в безопасности и довольстве, умер в ту же ночь (Лк.12, 16-20).

Св. Киприан. Продолжая молитву, мы произносим следующее прошение: «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Это можно понимать как в духовном, так и в простом смысле, потому что и тот и другой, по божественному дарованию, равно благоприятствует спасению. Христос есть хлеб жизни, и этот хлеб не всех, но только наш. Как говорим мы: «Отче наш», потому что Бог есть Отец познающих Его и верующих, так и Христа называем нашим хлебом, потому что Он и есть хлеб тех, которые прикасаются Телу Его. Просим же мы ежедневно, да дастся нам этот хлеб, чтобы мы, пребывающие во Христе и ежедневно принимающие Евхаристию в снедь спасения, будучи по какому-либо тяжкому греху отлучены от приобщения и лишены небесного хлеба, не отделились от Тела Христова, как Господь говорит в наставление наше: «Аз есмь хлеб животный, иже сшедый с небесе; аще кто снесть от хлеба сего, жив будет во веки, и хлеб, егоже Аз дам, плоть Моя есть, юже Аз дам за живот мира» (Ин.6, 51). Когда Он говорит, что ядущий от хлеба Его жив будет во веки, то этим показывает, что живут те, которые прикасаются, Его Телу и по праву приобщения принимают Евхаристию. Итак, должно бояться и молиться, да не отделится кто-либо от Тела Христова, подвергшись запрещению, и не удалится от спасения, как угрожает Господь, говоря: аще «не снесте плоти Сына человеческого, не пиете крове Его, живота не имате в себе» (Ин.6, 53). Потому-то мы и просим ежедневно, да дастся нам хлеб наш, чтобы нам, пребывающим и живущим во Христе, не удалиться от освящения и от Тела Его.

Можно это понимать и так: отрекшись от века сего и по вере духовной благодати отказавшись от его богатств и почестей, памятуя наставление Господа, Который говорит: «иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик» (Лк.14,33), мы просим одной только пищи и пропитания. Кто сделался учеником Христовым, тот, по слову Учителя, отказываясь от всего, и должен просить только дневного пропитания и в молитве не простирать далее своих желаний, имея в виду заповедь Господа, сказавшего: не «пецытеся на утрей, утрений бо собою печется: довлеет дневи попечение его» (Мф.6, 34). Итак, ученик Христов, которому воспрещается заботиться о завтрашнем дне, праведно испрашивает себе дневной пищи: было бы противоречие и несообразность в том, если бы мы искали в этом веке продовольствия на долгое время, когда просим о скором пришествии Царства Божия. Блаженный апостол, поучая и утверждая крепость надежды и веры нашей, делает нам следующее напоминание: «ничтоже внесохом в мир сей; яве, яко ниже изнести что можем. Имеюще же пищу и одеяние, сими довольни будем. А хотящии богатитися впадают в напасти и сеть и в похоти многи несмысленны и вреждающыя, яже погружают человеки во всегубительство и погибель; корень бо всем злым сребролюбие есть, егоже нецыи желающе заблудиша от веры и себе пригвоздиша болезнем многим» (1Тим. 6, 7-10). Этим учит, что не только надобно презирать богатства, но что они и опасны: в них корень льстивых зол, обольщающих слепоту человеческого ума скрытым коварством. Потому-то Бог обличает безумного богача, который помышлял о мирских достатках и хвастался чрезвычайным изобилием плодов. Безумие, — говорит Он ему, — «в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал еси, кому будут?» (Лк.12, 20). Безумный, он радовался о прибыли в ту ночь, в которую надлежало ему умереть; тот, кому мало уже оставалось жить, помышлял о изобилии плодов.

Напротив, Господь учит, что тот вполне совершен, кто, продав все свое имение и раздав в пользу нищих, заготовляет себе сокровище на небе; тот, по словам Господа, может следовать за Ним и подражать славе страдания Господня, кто в готовности и охоте своей не задерживается никакими сетями домашнего хозяйства, но, предпослав свое имущество Богу, отрешенный и свободный, сам идет туда (Мф.19, 21). Вот как да научится всякий молиться, чтобы приготовить себя к тому же; из закона молитвы да уразумеет всякий, какова должна быть молитва! Между тем для праведника никогда не может быть недостатка в ежедневной пище, по Писанию: «не убиет гладом Господь душу праведную» (Причт. 10, 3). И опять: «юнейший бых, и состарехся, и не видех праведника оставлена, ниже семене его просяща хлебы» (Пс.36, 25). То же обещает и Господь, говоря: «не пецытеся, глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеждемся? Всех сих языцы ищут; весть бо Отец ваш, яко требуете сих всех. Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф.6, 31-33). Он обещает, что ищущим Царства и Правды Божией вся приложатся: ведь все Божие; следовательно, имеющий Бога ни в чем не будет иметь недостатка, только бы сам не отстал от Бога. Так, Даниилу, когда он был ввержен в ров львиный по велению царскому, изготовляется обед Промыслом Божиим и человек Божий насыщается среди зверей алчущих, но щадящих его (Дан.14, 30-39). Так, Илия питается во время бегства: преследуемый, он получает пропитание в пустыне от вранов, которые служат ему, от птиц, которые приносят ему пищу.

Св. Григорий Нисский. Но возразит кто-нибудь: возможно ли в той чистоте, какая в бесплотных силах, преуспевать получившими в удел жизнь во плоти, когда душа по телесным потребностям погружена в тьму забот? Поэтому то, кажется мне, как бы устраняя такую невозможность, Господь в последующих словах разрешает кажущееся затруднительным в предстоящем деле. Ибо этими словами в повелении просить насущного хлеба предлагается нам, думаю, учение, что довольство малым и умеренность по закону бесстрастия равняется тому, чтобы не иметь ни в чем нужды по естеству. Ангел не просит в молитвах Бога о подаянии ему хлеба, потому что одарен естеством, не имеющим нужды в чем-либо подобном, а человеку повелено просить, потому что делающееся пустым непременно имеет нужду в наполняющем. Скоротечен и преходящ состав человеческой жизни, вместо отделившегося требует возобновляющегося. Поэтому, кто в услужении естеству не увлекается сверх необходимости суетными заботами, тот ненамного ниже ангельского чина по жизни, в довольстве для себя малым подражая ангелам, ни в чем не имеющим нужды. Поэтому повелело нам искать только достаточного к сохранению телесной сущности, говоря Богу: хлеб нам даждь, т.е. даждь не забавы, не богатство, не доброцветные багряницы, не золотые уборы, не блеск камней, не серебряные сосуды, не обширные поместья, не военачальство, не владение городами и народами, не стада коней и волов и великое множество другого скота, не обилие невольников, не знаменитость на торжищах, не памятники, не изображения, не шелковые ткани, не увеселения музыкой и не что-либо этому подобное, чем душа отвлекается от Божественной и более досточестной заботливости, - но даждь хлеб.

Видишь ли эту широту любомудрия? Сколько учений содержится в этом кратком изречении? Словом хлеб как бы так взывает Господь внимающим: "Перестаньте, люди, истощаться пожеланиями суетного! Перестаньте на горе себе самим умножать поводы к трудам! Невелик твой естественный долг: обязан ты доставать плоти своей пищу - дело небольшое и нетрудное, если имеешь в виду потребность. Для чего умножаешь свои повинности? Для чего налагаешь на себя иго, неся столько долгов, добывая серебро, откапывая золото, приискивая прозрачное вещество? Для того ли, чтобы всем подобным услаждать тебе этого всегдашнего собирателя податей - чрево, которому потребен только хлеб, удовлетворяющий тому, в чем нуждается тело?" А ты отправляешься к индам, терпишь беды на чужеземном море, пускаешься в плавание на целые годы, чтобы привезенными оттуда покупками усладить пищу, не обращая внимание на то, что ощущение сладостей имеет пределом нёбо во рту, а также и благовидное, и благовонное, и услаждающее вкус доставляет чувству какую-то скоропреходящую и мгновенную приятность. Кроме нёба, во рту разность влагаемого в гортань ничем не различима, потому что естеством одинаково изменяется все в зловоние. Видишь ли конец поваренного искусства? Видишь ли последствие поваренных ухищрений? Проси хлеба для жизненной потребности - в этом природа сделала тебя должником телу. А что сверх этого изобретено изнеженностью роскошных, то из числа привсеянных плевел. Сеяние домовладыки - пшеница, а из пшеницы делается хлеб; роскошь же - плевелы, они врагом привсеяны к пшенице. Но люди, перестав служить природе необходимым, действительно, как говорит где-то Писание (Мк.4:7), бывают подавляемы рачением о суетном и остаются недостигшими зрелости, потому что душа непрестанно занимает себя этими суетностями. Ограничивайся необходимой потребностью. Пределом заботливости твоей о жизни пусть будет удовлетворение нужды тем, что у тебя есть.

Если и с тобою Евин советник вступит в беседу о том, что прекрасно для взора и приятно для вкуса и при хлебе станешь искать такой-то снеди, приготовленной с такими-то приправами, а потом вследствие этого прострешь пожелание далее необходимых пределов, то увидишь тогда, как пресмыкающийся вслед за этим неприметно прокрадется к любостяжательности. Ибо, от пищи необходимой перейдя к лакомым снедям, перейдет и к тому, что приятно для глаз, будет домогаться светлых сосудов, красивых слуг, серебряных лож, мягких постелей, прозрачных, с золотой насыпью покрывал, престолов, треножников, купален, чаш, рогов, холодильников, ковшей, лоханей, светильников, курильниц. А чрез это входит похоть любостяжательности и домогается подобных вещей, но, чтобы в заготовлении их не было недостатка, потребны доходы на приобретение требуемого. Поэтому надобно иному быть в печали, живущему вместе проливать слезы, многим сделаться бедствующими, лишившись собственности, чтобы вследствие их слез за столом этого человека было блистательно. А когда змий обовьется вокруг этого и наполнит чрево, чем было желательно, тогда в след за этим по пресыщении человек более и более вовлекается в неистовство непотребства - и это есть крайнее из зол человеческих.

Поэтому, чтобы не происходило ничего такого, ограничивай молитву испрошением этого пособия - хлеба, ища снеди, приправляемой тебе самой природой. И эта приправа есть добрая совесть, при правильном употреблении хлеба всего более его услаждающая. А если желательно тебе усладить и ощущение гортани, то пусть приправой у тебя будет скудость, пусть не прилагается сытость к сытости, побуждение к принятию пищи не притупляется пьянством, но вкушению ее да предшествует у тебя по заповеди пролитие пота. «В поте» и труде «снеси хлеб твой» (Быт.3:19). Видишь ли, какая первая приправа пищи, по Писанию? Достаточно для тебя этой только потребностью занимать мысль свою - лучше же сказать, до этого только связывать душу попечениями о хлебе. Но скажи Тому, Кто изводит «хлеб от земли» (Пс.103:1), скажи Тому, Кто питает «вранов» (Пс.146:81), дает «пищу всякой плоти» (Пс.135:250), отверзает руку и исполняет «всякое животно благоволения» (Пс.144:16): "От Тебя моя жизнь, от Тебя да будет и средство к жизни. Ты «даждь» хлеб, то есть даруй иметь пищу от праведных трудов".

Прекрасно же и присовокупление слова «днесь». Ибо сказано: «Хлеб насущный даждь нам днесь». В этом слове заключается другое любомудрие; произнося это, должен ты познать, что жизнь человеческая однодневна. Собственность каждого - одно только настоящее, а надежда на будущее остается в неизвестности; «не знаем, что родит находяй?» (Прит.27:1). Для чего мучим себя неизвестным, томим заботами о будущем? Сказано: «Довлеет дневи злоба его» (Мф.6:34), где злобой называется злострадание. Для чего прилагаем попечение «об утри»? Поэтому Господь тем, что повелевает говорить «днесь», запрещает тебе заботу «об утри», как бы следующее внушая тебе этим словом: "Кто дал тебе день, Тот даст и потребное на день. Кто «сияет солнце» (Мф.5:45); Кто уничтожает ночную тьму; Кто показывает тебе луч света; Кто вращает небо, чтобы над землей стало светило; Кто дает тебе это и многое другое, Тот ужели имеет нужду в твоем содействии, чтобы удовлетворить твоей плоти, снабдив ее потребным? Какую тщательность о собственной жизни привносит от себя естество бессловесных? Какие пашни у воронов, какие житницы у орлов? Не одна ли у всех снабдительница жизни - Божия воля, которой все содержится? Вол, или осел, или другое какое бессловесное, не учась, от природы имеют любомудрие и хорошо располагают настоящим, о том же, что будет после, нет у них никакой заботы".

Неужели мы имеем нужду в советниках, чтобы уразуметь эту кратковременность и однодневность плотской жизни? Не вразумляемся тем, что бывает с другими? Как не уцеломудриваемся собственной своей жизнью? Что было пользы от большого заготовления тому богачу, который обольщал себя неосуществимыми надеждами, разорял, строил, собирал, роскошествовал; чего достало бы на многие годы, то в суете надежд запирал в житницы? Не одна ли ночь обличала всю эту мечтательность надежды, как суетное некое сновидение о чем-то не стоящим внимания? Жизнь телесная ограничивается одним настоящим, а жизнь, предоставляемая надеже, есть собственность души. Но человеческое неразумие погрешает в употреблении той и другой, думая телесную жизнь продлить надеждами, а жизнь душевную тратя в наслаждениях настоящим. Поэтому-то душа, занимаясь видимым, по необходимости делается чуждой надежды существенной и действительной, по надежде опираясь на непрочное, и этим не овладевает, и чего надеялась, того не имеет.

Поэтому научимся из настоящего совета, чего надлежит просить сего дня и чего впоследствии. Хлеб - сегодняшняя потребность, а Царствие - уповаемое блаженство. Сказав же о хлебе, Писание разумеет под этим телесную потребность. Если это станем просить, уму молящегося будет явно, что забота его - об однодневном. Если же проспим чего-либо из душевных благ, то явно, что прошение имеет в виду всегда пребывающее и нескончаемое, на что Господь и повелевает наиболее взирать молящимся, как на важнейшее, удовлетворяющее и первой потребности. «Просите», говорит Он, «царствия и правды, и сия вся приложатся вам» (Мф.6:33),

Св. Кирилл Иерусалимский. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Хлеб обыкновенный не есть насущ ный, а сей святый хлеб (тело и кровь Господа) есть насущный, т.е. имеющий действие на сущность души. Сей хлеб сообщается всему твоему составу, к пользе души и тела. А слово «днесь» употреблено вместо ежедневно, как и Павел сказал: «дондеже, днесь, нарицается» (Евр.3, 13).

Св. Златоуст. Что такое «хлеб насущный»? Повседневный. Так как Христос сказал: «да будет воля твоя, яко на небеси, и на земли», а беседовал Он с людьми, облеченными плотью, которые подлежат необходимым законам природы, и не могут иметь ангельского бесстрастия, то, хотя и повелевает нам так исполнять заповеди, как и ангелы исполняют их, однако снисходит к немощи природы, и как бы так говорит: Я требую от вас равноангельской строгости жизни, впрочем не требуя бесстрастия, поскольку того не допускает природа ваша, которая имеет необходимую нужду в пище. Смотри, однако, как и в телесном много духовного! Спаситель повелел молиться не о богатстве, не об удовольствиях, не о многоценных одеждах, не о другом чем-либо подобном, но только о хлебе, и притом о хлебе повседневном, так чтобы нам не заботиться о завтрашнем, почему и присовокупил: «хлеб насущный», т. е. повседневный. Даже и этим словом не удовлетворился, но присовокупил вслед затем и другое: «даждь нам днесь», чтобы нам не сокрушать себя заботою о наступающем дне. В самом деле, если ты не знаешь, увидишь ли завтрашний день, то для чего беспокоишь себя заботой о нем? Это Спаситель заповедал и далее затем в Своей проповеди: «не пецытеся», говорит, «на утрий» (Матф.6,34). Он хочет, чтобы мы всегда были препоясаны и окрылены верою, и не более уступали природе, чем сколько требует от нас необходимая нужда.

Он же. Так как Он упомянул о земле, а существам, происшедшим из нее и живущим на ней, и облеченным телом земным, нужна соответственная пища, то по необходимости Он присовокупил: «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Он повелел просить хлеба насущного, не для объедения, а для питания восполняющего истраченное в теле и отклоняющего смерть с голода,—не роскошных столов не разнообразных яств—произведений поваров, изобретений хлебопеков, вкусных вин и прочего тому подобного, что услаждает язык, но обременяет желудок, помрачает ум, помогает телу восставать на душу и делает это го жеребца непослушным вознице. Не этого просить научает нас заповедь, но «хлеба насущного», т.е. обра щающегося в существо тела и могущего поддержать его. Притом и его заповедано нам просить не на вели кое число лет, а столько, сколько нужно нам на настоящий день. «Не пецытеся убо», сказал Господь, «на утрей» (Mф.6,34). И для чего заботиться о завтрашнем дне тому, кто может быть и не увидит завтрашнего дня, кто предпринимает труд, а не пожинает пло да? Надейся на Бога, Который «дает пищу всякой плоти» (Пс.135,15). Тот, кто даровал тебе тело, вдохнул душу, сделал тебя животным разумным и приготовил для тебя все блага прежде нежели создал тебя, как презрит тебя созданного, «иже сияет солнце свое на злыя и благия, и дождит на праведные и неправедные» (Mф.5,45). Итак, надеясь на Него, проси пищи только на настоящий день, а об завтрашнем предоставь забо ту Ему, как и блаженный Давид говорить: «возверзи на Господа печаль твою, и Той та препитает» (Пс.54,25).

Св. Кассиан, разумея под хлебом Господа Иисуса Христа, и пречистое тело Его с Животворящею кровью, говорить: «хлеб наш, т.е. насущный, или, по другому Евангелисту, «ежедневный, даждь нам днесь». Первым словом означается существен ное его достоинство, по коему он превышает все сущности и превосходит все твари высокою своею святостью, а вторым выражается естественное употребление его и польза. Ибо когда говорится: «ежедневный», то этим показывается, что без него мы не можем ни одного дня продолжать духов ной жизни; а когда говорится: «днесь», то этим по казывается, что надобно принимать его ежедневно и что вчерашнее вкушение его недостаточно, если он подобным образом не будет и ныне преподан нам. Поелику же нет дня, в который бы не нужно было укреплять сердце внутреннего нашего че ловека принятием и вкушением этого «хлеба», то таковая ежедневная потребность должного за ставляет нас во всякое время проливать о нем молитву. Впрочем, слово «днесь» — можно принимать и в отношении к настоящей жизни, то есть: «Подавай нам хлеб сей, доколе мы находимся в здешнем веке, ибо знаем, что и в Будущей Жизни он будет Тобою подаваем тем, кои заслужили его, но мы просим даровать нам его еще «днесь», ибо кто не удостоится принять оного в настоящей жизни, тот не возможет причаститься его и в Бу дущей»

Блаж. Августин в трактате о нагорной беседе Гос пода, говорит, что может «хлеб» иметь три значения,— может означать и вещественный хлеб со всем другим, необходимым для жизни и таинство тела Хри стова, которое мы принимаем каждодневно (так было тогда), и пищу духовную, о коей Господь сказал: «делайте не брашно гиблющее, но брашно пребывающее в живот вечный» (Ин. 6,27). И в другом месте: «мое брашно есть, да сотворю волю Пославшего мя и совер шу дело Его» (Ин.4,34). Из сих трех значений он иногда об одном преимущественно рассуждает, иногда о другом, но всегда имеет во внимании все три.

«Каждодневный хлеб надлежит принимать здесь в значении хлеба духовного, т.е. божественных заповедей, в которых поучаться и которые делом исполнять должно каждодневно. Ибо их разумел Господь, когда сказал: «делайте не брашно гиблющее». Каждодневным называется это хлебом потому, что временная жизнь наша проводится при преемстве дней, из коих один отходит, а другой приходит. Делом же каждого из них должно быть исполнение заповедей. Так как расположение нашего духа то поднимается горе, то ниспадает долу, т.е. то к духовному обращается, то к плотскому, подобно как тело то насыщается пищею, то чувствует голод; то ему на всяк день необходима оная духовная пища, которою подкрепляясь он поднимался бы опять горе всякой раз, как ниспадет. Как тело наше в сей жизни, преж де, т.е. жизни будущей, не подлежащей изменениям, бывает подкрепляемо пищею, когда чувствует истощение: так и дух, поелику, по причине временных страстей, подвергается истощению в своем устремлении к Богу, должен быть каждодневно подкрепляем пищею заповедей божественных.—Сказано же: «даждь нам днесь», т.е. «дондеже днесь нарицается» (Евр.3,13), тоже что в настоящей временной жизни. Ибо после жизни сей, в жизни будущей, мы во веки сыты будем духовною пищею, и тогда она не будет уже называться каждодневным хлебом. Тогда не будет этого течении времени, в коем дни сменяются днями и производят каждодневность. Итак, в каком смысле сказано: «днесь аще глас его услышите» (Пс.94, 8),—каковое «днесь» Апостол в послании к Евреям истолковывает так: «дон деже днесь нарицается»: в таком надобно принимать и: «даждь нам днесь».—Если же кто хочет принимать здесь «хлеб» в значении необходимой телесной пищи, или в значении таинства тела Господня, то пусть уже принимает его совокупно во всех трех значениях, т.е. и как каждодневный хлеб, необходимый для тела, и как таинственный хлеб видимый, и как невидимый мыслен ный хлеб слова Божия.

Он же. Можно просто понимать, что молитву сию изливаем мы о каждодневном нашем содержании, чтоб его было у нас в изобилии, или если не в изобилии, по крайней мере, не было в нем недостатка. «Насущный»—ежедневный сказал в смысле—в сей жизни, т.е. «дондеже днесь нарицается» (Евр.3,13). Ежедневно встаем, ежедневно алчем, ежедневно насыщаемся. И молимся, да дарует нам Отец наш небесный хлеб на всяк день.—Почему не сказал: и покров. Только нам и нужно: содержание—пища и питие, и покров— одеяние и кров. Апостол больше этого и желать не велит, когда говорить: «ничтоже внесохом в мир сей, явь яко ниже изнести что можем: имуще же пищу и одеяние сими довольни будем» (1Тим.6,7.8). Поелику и это принадлежит к необходимой потребе нашей: то не неуместно разуметь и сии предметы, когда говорим: «хлеб наш насущный даждь нам днесь». И нечего дивиться, если именуя один хлеб разумеем и прочие необходимые потребности, как и Иосиф, когда пригласил братьев своих, сказал: «со мною ясти, имут мужие сии хлеб в полудне» (Быт.43,16). Разве они один хлеб ели за трапезою сею?!—Но под хлебом разумелось и все прочее. Так и когда молимся о насущном хлебе, испрашиваем и всего, что потребно для плоти на шей на земле.—Можно под хлебом разуметь и божественное причащение, говоря как бы: божественное причащение подавай нам всякой день, как хлеб насущный. Ведают верующие, что приемлют, и благо им—принимать этот хлеб насущный, столь необходимый в жиз ни сей. Но как не все оказываются всегда сего достойными, то и молятся, чтоб им даровано было всегда пребывать добрыми, т.е. верными вере и не укоризнен ными по жизни. Вот чего желают они, вот о чем просят!—Ибо если не пребудут таковыми, то будут отлучены от оного насущного хлеба. Что же при таком понимании слова «хлеб», будет означать: «хлеб наш насущный даждь нам днесь»? Даруй нам так жить, чтоб никогда не быть отлучаемыми от алтаря Твоего.—И слово Божие, которое ежедневно вам воз вещается, и некоторым образом преломляется для вас, есть хлеб насущный. И его умы алчут, как вещественного хлеба чрево. Так и его мы просим в молитве Господней. Таким образом под хлебом насущным разумеется все для души и тела необходимое в жизни сей.

Св. Максим Исповедник, помянув мимоходом в конце толкования предыдущего прошения, что под «хлебом» здесь означается хлеб с неба сшедый и дающий жизнь миру (Ин.6,33), продолжает: «Словом «днесь», как думаю, означается нынешний век. Или, чтобы яснее истолковать это место молитвы, можно сказать: хлеб наш, который Ты уготовал в начале для бессмертия естества (человеческого), дай нам днесь, в настоящей мертвенной жизни, чтобы вкушение хлеба жизни и познания победило греховную смерть, — того хлеба, причастия которого лишило преступление Божественной заповеди первым человеком. Ведь если бы он насытился этой Божественной пищей, то не был бы взят в плен смертью греха.

Однако молящийся о том, чтобы получить этот насущный хлеб, не получает его весь целиком таким, каков он есть, но получает лишь настолько, насколько сам получающий может (воспринять его). Ибо Хлеб жизни, как Человеколюбец, хотя дает Себя всем просящим, но не всем одинаково: совершившим великие деяния дает больше, а свершившим (деяния) меньшие дает меньше, то есть дает каждому, насколько может принять его духовное достоинство.

К такому пониманию настоящего изречения (молитвы) привел меня (Сам) Спаситель, повелевающий ученикам (Своим) не заботиться вовсе о чувственной пище, говоря им: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться (Мф.6,25), потому что всего этого ищут люди мира сего» (Лк.12,30), «(а вы) ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф.6,33). Как же (Господь) учит в молитве не искать того, что Он (Сам) прежде заповедовал? — Ясно, что в молитве Он не велел просить того, что и в заповеди (Своей не повелел), ибо в молитве мы должны просить о том, что и по заповеди должны искать. А что (Господь) искать не позволяет нам, о том и молиться незаконно. Если Спаситель заповедал искать одного Царства Божия и правды, то Он побуждал добивающихся Божественных даров и в молитве просить о том же, чтобы, через эту молитву утвердив благодать искомых по природе (благ), соединить и отождествить через относительное единение волю просящих с желанием Подателя благодати.

Если же молитва повелевает нам просить и того повседневного хлеба, которым естественно поддерживается наша настоящая жизнь, то это для того, чтобы мы не переходили границ молитвы, охватывая мыслью целые периоды лет, и не забывали, что мы смертны и имеем (здешнюю) жизнь, подобную преходящей тени, но чтобы, не отягощаясь лишней заботой, просили в молитве и хлеба на день. И покажем, что мы любомудренно, по Христу, превращаем (земную) жизнь (нашу) в размышление о смерти, по своей воле упреждая природу и до наступления смерти отсекая от души попечение о телесном, дабы она не прилеплялась к тленному и не извращала (влечением) к материи естественного употребления (своего) стремления (к Богу), приучаясь к любостяжанию, лишающему богатства Божественных благ.

Итак, будем избегать, насколько возможно, любви к материи и смоем, как пыль, с мысленных очей (наших) саму связь с ней; будем довольны одним тем, что поддерживает нашу жизнь, а не тем, что доставляет ей наслаждение. Будем молить Бога, как научились, о том, чтобы душе нашей не впасть в рабство и не подпасть, ради тела, под иго зримых (вещей). Тогда ясно будет, что мы едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть, поскольку первое свойственно разумной природе, а второе — неразумной. Будем строгими блюстителями этой молитвы, самими делами (своими) показывая, что мы твердо придерживаемся одной-единственной жизни — жизни в Духе, и для стяжания ее употребляем (всю) настоящую жизнь. Докажем на деле, что ради жизни духовной мы только терпим эту [бренную жизнь], подкрепляя ее одним хлебом и сохраняя, насколько возможно, в здоровом состоянии только для того, чтобы нам не (просто) жить, но жить для Бога».

Блаж. Феофилакт. Господь научает просить хлеба только «насущного», т.е., полезного для нашего существования и для поддержания жизни, отнюдь не лишнего, но необходимого.

Он же. «Насущным» называет хлеб тот, который достаточен для сохранения нашего естества в силе. Словом же «днесь» устраняется забота о завтрашнем дне.—И тело Христово есть насущный хлеб, о неосужденном причащении которого нам должно молиться.

Симеон Солунский. Пред сим испрашивали мы небесного; но будучи смертны, и имея нужду для под держания жизни в хлебе, просим и его, яко человеки, зная, что и он в деснице Твоей, Отче наш, и что Ты один, не скуден, мы же всем скудны. Впрочем, прося хлеба, не слишком много его просим, а сколько требуется для употребления «днесь»: ибо мы научены не пещись о затрашнем дне, потому что Ты, Отче, как ныне Кормитель наш еси, так завтра и всегда будешь им.—И еще,—молясь о хлебе насущном, мы молимся и о живом хлебе небесном, всесвятом теле Слова живаго, не вкушающий Которого жив не будет. И Он есть насущный хлеб наш, как укрепляюший и освещающй душу и тело. Не вкушаюший его не имеет живота в себе, а вкушающий жив будет во веки (Ин.6, 43. 58).

Святитель Тихон. Хлеб насущный, по пониманию святого Иоанна Златоуста, означает — повседневный. Здесь понимается не только хлеб, но и все необходимое для этого временного жития, например, питье, одеяние, покой, дом и прочее, как некоторые толкуют. Не просим богатства, но просим нужного к поддержанию этой жизни. Не о деньгах, не о роскоши, ни о многоценном одеянии, ни об ином подобном поведено молиться, но толь ко о хлебе, и о хлебе повседневном, чтобы об утреннем не заботились, — говорит святой Златоуст. Отсюда следует, что христианину не дол жно заботиться о богатстве, многоценном оде янии, богатых домах, богатой пище и прочем, тому подобном. Ибо христианин всегда дол жен быть готов к тому, что его позовет Господь, и тогда все это он вынужден будет оставить. Зо вет же Господь всякого к Себе через смерть. Хочет, — говорит святой Иоанн Златоуст, — чтобы мы всегда были готовыми и тем доволь ствовались, что естеству нашему нужно. Когда молимся: «хлеб даждь нам», исповедуем, что мы нищие, убогие и бедные, и пото му всего у Бога должны просить, и что ни име ем, должны благости Его приписывать, как Псаломник поет: «Очи всех на Тебя уповают, и Ты даешь им пищу их в свое время; открываешь руку Твою и насыщаешь все живущее по благово лению» (Пс.144,15-16). Когда говорим: «хлеб наш даждь», то пока зываем, что не только о своем пропитании про сим, но и о прочих, из любви христианской. Ибо любовь христианская требует, чтобы мы не только о себе, но и о ближних наших заботи лись. Известно, что Бог, так как Щедр, не только христианам, но и не знающим Его подает временные блага. Но христианам должно всею верою у Него просить, как сынам у отца, и тем показывать, что все, что ни имеют необходимое для жизни, — Божие добро, и так, принимая благодеяние, благодарить Благодетеля.

Тертуллиан. После обращения к божеской щедрости, надлежит испрашивать и Его милосердия. Пища не все обнимает нам нужное и полезное. Знал Господь, что один Он всегда безгрешен. Почему научает нас молиться об отпущении долгов наших. Это исповедь, испрашивание прощения. Кто испрашивает прощения, тот исповедует грех. Так доказывается, что Бог приемлет и покаяние; его желает паче, нежели «смер ти грешника» (Иез.33,11). Долг в Писании есть образ греха; и подлежит суду и истязанию, от которого не избудет истязуемый, пока не воздаст всего, как изобразил Господь в притче—Mф.18. 23-34. Притча та вся относится к истолкованию смысла настоящего прошения. Ибо то, что там, в притче, раб, помилованный господином, не пощадил ради сего сво его должника, и за то, по донесению о том господину, предан изстязателю для взыскания с него долга до последнего кодранта, т.е. до малейшего остатка его, к тому ведет, чтоб расположить и нас прощать должникам своим, для получения прощения от Господа. С тою же целью Господь и в другом месте заповедал: «отпущайте и отпустят вам» (Лк.6,37). И ко гда Петр спросил Его, отпущать ли до седми крат, сказал: «не до седми только, но до седмидесяти крат седмерицею» (Mф.18, 22).

Св. Киприан. По испрошении пищи испрашивается отпущение грехов, чтобы человек, питаемый Богом, и жил в Боге, и заботился не только о временной, но и о вечной жизни, — а ее можно достигнуть, если прощены будут грехи, которые Господь в Своем Евангелии называет долгами, говоря: «весь долг отпустих тебе, понеже умолил Мя еси» (Мф.18,32). И сколь необходимо, сколь прозорливо и спасительно напоминание, которым мы, грешники, побуждаемся к молению о грехах, чтобы, испрашивая милосердие у Бога, дух приходил в самосознание! Для устранения довольства собою, как бы невинными, для избежания опасности погибнуть через высокомерие, нам повелевается ежедневно молиться о грехах и тем дается напоминание и наставление, что мы и грешим ежедневно. То же указывает в Послании своем Иоанн, говоря: «аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем и истины несть в нас. Аще исповедаем грехи наша, верен есть и праведен (Господь), да оставит нам грехи наша» (1 Ин. 1,8-9). В Послании своем он объял и то, что мы должны просить о грехах, и то, что получим прощение, если будем просить. Ибо он назвал Господа верным, т.е. верно исполняющим свое обещание; а Научивший нас молиться о грехах и долгах наших обещал нам милосердие Отца и следующее затем прощение. К этому Господь ясно присовокупил и прибавил закон, ограничивающий нас известным условием и обетом, по которому мы должны просить, чтобы нам оставлены были долги так, как и мы оставляем должникам нашим, зная, кто не может быть получено нами отпущение грехов, если мы не сделаем того же относительно должников наших. Потому-то и в другом месте Он говорит: «в нюже меру мерите, возмерится вам» (Мф.7,2). Дай раб, который не захотел простить своему товарищу тогда, как господин простил ему самому весь долг, заключен был в темницу; он утратил оказанное ему Господом снисхождение, потому что не захотел оказать товарищу снисхождения (Мф.18,27-34). Это еще сильнее и с большей строгостью Своего суда излагает Господь в заповедях Своих. И «егда, — говорит, — стоите молящеся, отпущайте, аще что имате на кого, да и Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешения ваша: аще ли же вы не отпущаете, ни Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешений ваших» (Мф.11,25-26). Итак, тебе не остается никакого извинения в день суда: ты будешь судим по собственному своему приговору, с тобою поступят так, как сам ты поступишь с другими.

Бог заповедует, чтобы в доме Его жили только мирные, согласные и единодушные. Он хочет, чтобы возрожденные и оставались такими, какими Он сделал их вторым рождением; чтобы ставшие сынами Божиими пребывали в мире Божием; чтобы у нас, у которых один дух, было одно сердце и чувство. Он не принимает жертвы от того, кто находится во вражде, и повелевает таковому возвратиться от алтаря и прежде примириться с братом, чтобы потом можно было умилостивить Бога мирными молениями. Для Бога большая жертва — наш мир и братское согласие, народ, соединенный в единстве Отца и Сына и Святого Духа. При первых жертвоприношениях, принесенных Авелем и Каином, Бог не смотрел на дары их, но на сердца, так что тот угодил Ему дарами, кто угодил сердцем. Мирный и праведный Авель, принесши в невинности жертву Богу, дал урок и другим, приносящим дар к алтарю, — приходить туда со страхом Божиим, с простым сердцем, с законом правды, с миром согласия. Принесши жертву Богу с таким расположением, он потом и сам сделался жертвой Богу: хранитель правды Господней и мира, он первый, претерпев мученичество, славой своей крови предначал страдание Господне. Таковые наконец и увенчиваются от Господа! Таковые в день суда будут судить с Господом! Напротив, кто находится во вражде и несогласии, кто не имеет мира с братьями, тот, по свидетельству блаженного апостола и Священного Писания, хотя бы претерпел смерть за имя Христово, все же останется виновен во вражде братской (1Кор.13, 3); а в Писании сказано: «всяк ненавидяй брата своего человекоубийца есть» (1Ин.3,15), человекоубийца же не может ни достигнуть Царства Небесного, ни жить с Ботом. Не может быть со Христом тот, кто лучше захотел быть подражателем Иуды, нежели Христа. Каков же это грех, который не омывается и крещением крови? Каково преступление, которого нельзя загладить и мученичеством?

св. Григорий Нисский. Слово, простираясь вперед, вошло на самый верх добродетели. Ибо словами молитвы изображает, каким по его требованию должен быть приступающий к Богу; показывает, что он уже вне пределов естества человеческого и уподобляется по добродетели Самому Богу, так что, делая то, что свойственно делать одному Богу, по-видимому, и сам делается вторым богом. Ибо оставление долгов есть Божие свойство, и свойство преимущественное, - сказано: никто же «может оставляти грехи, токмо един Бог» (Лк.5:21). Поэтому если кто в жизни своей уподобился отличительным чертам Божия естества, то сам некоторым образом делается тем же, с кем сходство показал в себе точным уподоблением.

Итак, чему же учит слово это? Во-первых, с дерзновением, на какое приобретено право предшествовавшей жизнью, сознать в себе уподобление Богу, и тогда уже осмелиться называть Бога Отцом своим и просить прощения в прежних прегрешениях, потому что не всякому просящему возможно получить то, чего желает, но тому, кто делами приобрел себе право просить с дерзновением. Ибо это прямо внушает нам Господь в настоящем изречении, а именно, приступая к благодетелю, будь сам благодетелем; приступая к доброму, будь добрым; приступая к правдивому, будь правдивым; приступая к терпимому, будь терпеливым; приступая к человеколюбивому, будь человеколюбивым, а также будь и всем иным, приступая к добросердному, к благосклонному, к общительному в благах, к милующему всякого, и, если еще что усматривается божественного, во всем этом уподобляясь произволением, приобретай тем себе дерзновение на молитву. Поэтому, как невозможно лукавому освоиться с добрым и покрытому нечистыми сквернами иметь общение с чистым и нескверным, так приступающего к Божию человеколюбию отлучает от него жестокосердие. Поэтому, кто за долги держит человека в своей власти и обходится с ним жестоко, тот нравом своим устранил себя от Божия человеколюбия. Ибо какое общение у человеколюбия со зверством, у любвеобильного расположения с свирепостью и у всего прочего, что противоположно злу, с принадлежащим противной стороне и находящимся в таком непримиримом ему сопротивлении, что преданный ему необходимо удален от противоположного? Как сделавшийся добычей смерти уже не жив и наслаждающийся жизнью удален от смерти, так приступающему к Божию человеколюбию совершенно необходимо быть чуждым всякой жестокости. А кто сделался чуждым всего разумеваемого под именем порока, тот некоторым образом по такому нраву делается богом, доводя до преспеяния в себе то, что разум признает и о Божественном естестве.

Видишь, до какого величия Господь возвышает слушателей словами этой молитвы, прелагая некоторым образом естество человеческое в божественное и узаконяя, чтобы приступающие к Богу сами сделались богами? "Для чего, - говорит Он, - ты, поражаемый страхом, бичуемый своей совестью, раболепно приходишь к Богу? Для чего сам себе заграждаешь дерзновение, заключенное в свободе души и изначально существенно принадлежащее естеству? Для чего льстишь словами Необольстимому? Для чего с услужливыми и угодливыми речами обращаешься к Тому, Кто взирает на дела? Тебе, одаренному свободой и благоразумием, можно со властью иметь всякое благо, какое только дается от Бога. Будь сам себе судьей. Произнеси себе спасительный приговор. Желаешь, чтобы отпущены были тебе Богом долги? Отпусти сам; Бог изрек приговор; твой суд над соплеменником, в котором ты властен, каков бы то ни был, есть и твой приговор. Что сам о себе знаешь, то подтверждено о тебе и Божиим судом".

Но как достойным образом раскроет кто все величие Божия слова? Заключающаяся в нем мысль превосходит словесное истолкование. «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Ту мысль, какая мне приходит при этом на ум, смело и держать в уме, а еще смелее раскрыть ее в слове. Ибо что сказано? Как преуспевающим в добре представляется в подражание Бог по словам апостола: «Подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу» (1Кор.11:1), так, наоборот, требуется, чтобы твое расположение к добру стало образцом для Бога, изменяется некоторым образом порядок и мы осмеливаемся надеяться, что, как в нас подражанием Богу совершается доброе, так и Бог будет подражать нашим делам, когда преуспеваем в чем-либо добром, и ты возможешь сказать Богу: "Что сделал я, сделай и Ты; подражай рабу своему, Ты, Господь; убогому и нищему - Ты, царствующий над всем; я отпустил долги, не взыскивай и Ты! Я уважил просителя, не отвергни и Ты просящего! Я отпустил должника своего веселым, таков пусть будет и Твой должник! Не делай, чтобы Твой был грустнее моего! Пусть оба равно благодарят оказавших милость! Пусть посредниками обоих подтверждено будет равное отпущение и моему и Твоему должнику! Мой должник - такой-то, а Твой - я; какое решение дал я о своем должнике, такое же да возымеет силу и у Тебя; я разрешил, разреши и Ты! Я отпустил, отпусти и Ты! Я великую милость оказал соплеменнику, подражай и Ты, Господи, человеколюбию раба Твоего".

"Но мои прегрешения пред Тобою тяжелее сделанных предо мною моим должником. Признаю это и я; рассуди и то, сколько преимуществуешь Ты во всяком добре. Тебе справедливо нам, согрешившим, даровать милость, соразмерную преизбытку Твоего могущества. Малое человеколюбие оказал я, потому что большего не вмещает природа моя, а Ты сколько ни пожелаешь, могущество не воспрепятствует щедродаровитости Твоей".

Но с большей тщательностью уразумеем предлежащее изречение молитвы; рассмотрение смысла его, может быть, и для нас послужит неким руководством к высокой жизни. Потому исследуем, каковы те долги, которым повинно естество человеческое, и еще каковы те долги, отпущение которых в нашей власти; познание этого доставит нам достаточное некое уразумение преизбыточества Божиих благ. А поэтому сделаем здесь перечисление человеческих прегрешений пред Богом. Человек стал подлежать наказанию от Бога, во-первых, за то, что отступил от Сотворившего и передался противнику, сделавшись беглецом и отступником от Того, Кто его Владыка по естеству; во-вторых, за то, что самовластную свободу променял на лукавое рабство греху и быть под самоуправством тлетворной силы предпочел сопребыванию с Богом. Да и это - не взирать на красоту Создавшего, а обратить лицо к гнусности греха - можно ли признать каким-либо вторым из зол? И какой род наказаний заслуживающими счесть должно презрение Божественных благ, предпочтение же приманок лукавого? Заглаждение образа, повреждение Божественных черт, отпечатленных в нас при начале творения, потеря драхмы, удаление от отчей трапезы, освоение со зловонной жизнью свиней, расточение драгоценного богатства и все подобные прегрешения, какие можно видеть при помощи Писания и рассудка, исчислит ли какое слово?

Итак, поскольку род человеческий за таковые вины должен понести от Бога наказание, то мне кажется, что поэтому слово Божие учением, изложенным в молитве, наставляет нас к молитвенному собеседованию с Богом, хотя бы кто из нас и всех более далек был от человеческих прегрешений, никогда не приступать с таким дерзновением, как будто бы у него чистая совесть. Ибо иной, может быть, подобно тому богатому юноше, образовав жизнь свою по заповедям, вправе, как и тот, похвалиться своей жизнью и сказать Богу: «Вся сия сохраних от юности моея» (Мф.19:20) - и даже предполагать о себе, что ему, как ни в чем не погрешившему против заповедей, крайне неприлично прошение об оставлении долгов, пригодное одним согрешившим. Оскверненному блудом, скажет он, приличны такие слова, или за любостяжательность обвиняемому в идолопоклонстве необходимо просить прощения и вообще всякому, каким-либо прегрешением уязвившему совесть души, прекрасно и сообразно с нуждой прибегать к милосердию. А если он Илия великий, или действует «духом и силою Илииною» (Лк.1:17), или велик «в рожденных женами» (Мф.11:11), или Петр, или Павел, или Иоанн, или другой кто из тех, чье превосходство засвидетельствовано Божественными Писанием, то для чего употреблять подобные речения, которыми испрашивается оставление долгов тому, на ком нет никакого греховного долга? Для того, чтобы иной, имея в виду что-либо подобное, не впал в высокомерие, подобно тому фарисею, не знавшему, что он такое по естеству. Ибо если бы знал, что он человек, то, конечно, естество свое не представлять чистым от скверны научился бы из Святого Писания, которое говорит: «Не найдешь у людей, чтобы жизнь одного дня могла быть без скверны» (Иов.14:4-5). Поэтому, чтобы у приступающего с молитвой к Богу не произошло чего подобного с душой, слово Божие заповедует не смотреть на преспеяния, но приводить себе на память общие долги человеческого естества, в которых всякий, без сомнения, и сам участвует, как участвующий в естестве, и умолять Судию, чтобы даровал прощение прегрешения.

Ибо так как живет в нас Адам и каждый из нас - человек, то, пока видим на естестве своем кожаные эти хитоны и скоро увядающие листья вещественной этой жизни, которые, обнажившись от вечных и светлых риз, сшили мы себе ко вреду своему, вместо Божественных одежд облекши себя в забавы, славу, однодневные почести, убийственные услаждения плоти, - и пока взираем на это плотское местопребывание, на котором осуждены мы обитать, как скоро обращаемся к востоку (не потому только, что там видим для нас Бог, Который, как вездесущий, не объемлется никаким исключительно местом, но все равно содержит, а потому, что на востоке первоначальное наше отечество, разумею же пребывание в раю, из которого мы изгнаны – «насади Бог рай во Едеме на востоцех» (Быт.2:8)); поэтому, как скоро обращаем взор «на востоки» и мысленно приводим себе на память изгнание из светлых и восточных стран блаженства, справедливо тогда присовокупляем сии речения и мы, отменяемые недоброй смоковницей жизни, отверженные от очей Божиих, самовольно предавшиеся змию, который ест землю и по земле ползает: ходит на персях и на чреве своем и нам советует делать то же - предаваться земным наслаждениям, по земле пресмыкающимися и влачащимися мыслями занимать свое сердце и ходить на чреве, т.е. заботиться о жизни сластолюбивой, поэтому, в этом находясь состоянии, подобно тому блудному сыну, после долгого бедствования, в каком пребывал, пася свиней, как скоро приходим, как и он, в себя и приводим себе на мысль Небесного Отца, тогда прекрасно пользуемся таковыми речениями: «Остави нам долги наша».

Поэтому хотя бы кто был Моисеем и Самуилом и другим кем из прославившихся добродетелью, тем не менее, поскольку он - человек, почитает для себя приличными слова эти, как причастный Адамова естества, участник и его падения. Поскольку как говорит апостол, «о Адаме вси умираем» (1Кор.15:22), то изречение, какое прилично Адаму при покаянии, надлежит быть общим для всех с ним умерших, чтобы нам при даровании прощения прегрешений снова, как говорит апостол, спастись благодатью Господней (Еф.2:5). Но сказано, чтобы иной при взгляде на более общее мог уразуметь предлагаемое в слове. Если же кто будет искать истинного смысла в изречении, то, думаю, не потребуется от нас возводить понятие к общему взгляду на естество, потому что достаточно совести, чтобы в рассуждении каждого поступка в жизни соделать необходимым прошение о помиловании.

Поскольку в этом мире жизнь наша, как думаю, подлежит многообразными влияниям, как по душе и разумению, так и по чувствам телесным, то трудно или и совершенно невозможно не увлечься ко греху хотя бы одной какой-либо страстью. Например, эта любящая наслаждения жизнь относительно к телу делится по нашим чувствам, а относительно к душе оказывает себя в стремлении разума и в движении произвола - кто же столько возвышен и одарен таким благоразумием, чтобы по той и другой жизни избыть ему всякой скверны порока? Кто безгрешен оком? Кто невинен слухом? Кто чужд этого скотского услаждения гортани? Кто чист от прикосновения ко греху осязанием? Кому неизвестна эта предлагаемая Писанием загадка: «Взыде смерть сквозе окна» (Иер.9:21)? Ибо чувства, посредством которых, сообщаясь с внешними предметами, душа по выбору занимается ими, Писание назвало окнами, которые, по слову же Писания, и пролагают путь для входа смерти. Действительно, многих смертей входом делается часто глаз: видит он раздраженного и сам возбуждается к той же страсти, или видит благоденствующего не по достоинству и воспламеняется завистью; или видит горделивого и впадает в ненависть; или видит какое-либо доброцветное вещество, красивое расположение лица и всецело поползается в вожделение нравящегося. И ухо отворяет окна смерти вместе с тем, что слышит, принимает в душу многие страсти: страх, печаль, раздражение, удовольствие, вожделение, неумеренный смех и тому подобное. А услаждение вкуса, как скажет иной, есть матерь всех по порядку зол. Ибо кому не известно, что корнем почти всех погрешностей в жизни служит заботливость о гортани? От нее зависят роскошь, пьянство, чревоугодие, беспорядочное поведение, многоядение, пресыщение, разгульная жизнь, скотское и неразумное падение в страсти бесчестия. Подобным образом чувство осязания составляет крайний предел всех согрешений; все, что ни делается для тела сластолюбцами, принадлежит к числу недугов осязательного ощущения, подробное описание которых было бы продолжительно; да и неприлично к предметам важным примешивать все то, что служит в укоризну осязанию. А весь рой погрешностей души и произвола в состоянии ли и исчислить какое слово? Сказано: изнутри «исходят помышления злая» (Мф.15:19) - и присовокуплен список оскверняющего нас помыслом. Итак, если повсюду распростерты нам мрежи грехов всеми чувствилищами и сердечными движениями души, то «кто похвалится», как говорит Премудрость, «чисто имети сердце» (Притч.20:9)? «Кто чист от скверны?» - как о подобном этому свидетельствует Иов (Иов.14:4). А скверна для душевной чистоты есть удовольствие во многих видах и многими способами примешиваемое к человеческой жизни и душой и телом, помышлениями и чувствами, намеренными движениями и телесными действиями. Итак, у кого душа чиста от этой скверны? Кто не был поражен кичливостью? Кто не попран ногой гордыни? Кого не поколебала рука грешная? Чья нога не поспешала к пороку? Кого не оскверняло бесчинное око, не ввергал в нечистоту невежественный слух, не занимал собою вкус? У кого сердце оставалось бездейственным для суетных движений?

Поскольку в нас есть все это, и в живущих скотски весьма дурно и несносно, в более же внимательных к себе сноснее, но все, кто одного с нами естества, всегда непременно участвуют в погрешностях естества, то, припадая в молитве к Богу, просим поэтому оставить нам долги. Но не приемлется таковой глас и не достигает Божественного слуха, если не вопиет вместе и наша совесть, что оказанное милостью делиться с другими - прекрасное дело. Ибо кто рассуждает, что человеколюбие прилично Богу (а если бы не признавал приличным, не стал бы просить у Бога неприличного и несообразного), от того справедливость требует, собственными своими делами подтвердить суждение о прекрасном деле, чтобы самому не услышать от праведного Судии: "«Врачу исцелися сам». Меня умоляешь о человеколюбии, которым не делишься ты с ближними. Просишь об оставлении долгов - почему же сам мучишь должника? Умоляешь, чтобы рукописание на тебя было изглажено, а сам тщательно хранишь договоры с занявшими у тебя в долг? Просишь об уменьшении счета долгов, а сам данное в долг приращаешь лихвой? Твой должник в темнице, а ты в молитвенном доме. Он страдает за долги, а ты испрашиваешь оставление долга? Твоя молитва не услышана, потому что заглушает ее голос страждущего. Если разрешишь телесный долг, разрешены будут тебе душевные узы. Если простишь, прощено будет и тебе; сам будешь своим судией, сам себе предпишешь закон, расположением к лежащему у ног твоих произнося свыше приговор себе".

Поэтому если намереваемся принести Богу моление о милости и прощении, то приуготовим дерзновение совести, представим жизнь свою ходатаицей за произносимую молитву, чтобы воистину можно было сказать: «Яко и мы» оставили «должником нашим».

Св. Кирилл Иерусалимский. «И остави нам долги на ша...» Ибо много у нас грехов; падаем и словом и мыслью, и весьма много делаем достойного осуждения. Почему «аще речем, яко греха не имамы», то скажем, как говорить Иоанн (1Ин.1,8). «Якоже и мы оста вляем...» И с Богом вступаем в договор, умоляя Его прощать нам грехи, как мы прощаем долги ближних. Поэтому, представляя в уме, взамен че го и что получаем, не станем ждать и медлить взаимным друг другу прощением. Поступки против нас сделанные малы, неважны, удобозаглаждаемы; а грехи, сделанные нами против Бога, велики и имеют нужду в человеколюбии, свойственном одному Богу. Посему будь осторожен и, по причине неважных и малых прегрешений против тебя, не загради для себя возмож ности получить от Бога прощение в самых тяжких грехах.

Св. Златоуст. Далее, - так как случается грешить и после купели возрождения, то Спаситель, желая и в этом случае показать Свое великое человеколюбие, повелевает нам приступать к человеколюбивому Богу с молением об оставлении грехов наших, и так говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Видишь ли бездну милосердия Божия? После отъятия стольких зол, и после неизреченно великого дара оправдания, Он опять согрешающих удостаивает прощения. А что эта молитва принадлежит верным, - показывают как уставы Церкви, так и начало самой молитвы Господней. Непросвещенный верою не может Бога называть Отцом. Если же молитва Господня принадлежит верным, и если она повелевает им молиться об отпущении грехов, то явно, что и после крещения не уничтожается благодетельное употребление покаяния. Если бы Христос не хотел показать этого, то не заповедал бы и молиться таким образом. Когда же Он упоминает и о грехах, и повелевает просить их прощения, и научает, каким образом мы можем получить это прощение, и тем самым делает для нас легким путь к получению его, то, без сомнения, дал этот закон молитвы потому, что и сам совершенно знал, и нам желал внушить, что и после крещения можно омыть грехи. Напоминанием о грехах Он внушает нам смирение; повелением отпускать другим уничтожает в нас злопамятство; а обещанием за это и нам прощения утверждает в нас благие надежды и научает нас размышлять о неизреченном человеколюбии Божием. Особенно же достойно замечания то, что Он в каждом вышесказанном прошении упомянул о всех добродетелях, а этим последним прошением еще объемлет и злопамятство. И то, что чрез нас святится имя Божие, есть несомненное доказательство совершенной жизни; и то, что совершается воля Его, показывает то же самое; и то, что мы называем Бога Отцом, есть признак непорочной жизни. Во всем этом уже заключается, что должно оставлять гнев на оскорбляющих нас; однако Спаситель этим не удовлетворился, но, желая показать, какое Он имеет попечение об искоренении между нами злопамятства, особо говорит об этом, и после молитвы припоминает не другую какую заповедь, а заповедь о прощении, говоря: «аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный» (Матф.6,14). Таким образом, это отпущение первоначально зависит от нас, и в нашей власти состоит суд произносимый о нас. Чтобы никто из неразумных, будучи осуждаем за великое или малое преступление, не имел права жаловаться на суд, Спаситель тебя, самого виновного, делает судиею над самим Собою, и как бы так говорит: какой ты сам произнесешь суд о себе, такой же суд и Я произнесу о тебе; если простишь своему собрату, то и от Меня получишь то же благодеяние, - хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого. Ты прощаешь другого потому, что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, сам ни в чем не имея нужды; ты прощаешь сорабу, а Бог рабу; ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен. С другой стороны, Господь показывает Свое человеколюбие тем, что хотя бы Он мог и без твоего дела простить тебе все грехи, но Он хочет и в этом благодетельствовать тебе, во всем доставляет тебе случаи и побуждения к кротости и человеколюбию; гонит из тебя зверство, угашает в тебе гнев и всячески хочет соединить тебя с твоими членами. Что ты скажешь на это? То ли, что ты несправедливо потерпел какое-нибудь от ближнего зло? Если так, то, конечно, ближний согрешил против тебя; а если ты претерпел по правде, то это не составляет греха в нем. Но и ты приступаешь к Богу с намерением получить прощение в подобных, и даже гораздо больших грехах. Притом еще прежде прощения мало ли получил ты, когда ты уже научен хранить в себе человеческую душу и наставлен кротости? Сверх того и великая награда предстоит тебе в будущем веке, потому что тогда не потребуется от тебя отчет ни в одном грехе твоем. Итак, какого будем достойны мы наказания, если и по получении таких прав оставим без внимания спасение наше? Будет ли Господь внимать нашим прошениям, когда мы сами не жалеем себя там, где все в нашей власти?

Он же. Словами: «Хлеб наш... даждь... днесь», научив нас высокому любомудрию (возвергать на Бога печаль свою, в уверенности, что Тот печется о нас), и зная, что невозможно, чтобы мы, как люди облечен ные смертным телом, не падали, Господь научает еще говорить в молитве: «и остави нам долги наша...» Этими словами доставляются три блага вместе: достигших высоты добродетелей, Он научает смиренномудрие и увещевает не полагаться на свои подвиги, но бояться, трепетать и помнить о прежних грехах, как поступал и божественный Павел, который после бесчисленных подвигов говорил: «яко Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от них же первый есмь аз» (1Тим.1, 25). Не сказал: «я быль», но «есмь», выражая, что он непрестанно вспоминал о грехах своих. Итак, достигшим высоты добродетелей Господь доставляет этими словами безопасность в смиренномудры; а падшим после благодати Святаго Крещения не попускает отчаиваться в своем спасении, но научает их просить у врача душ врачевства прощения. Кроме того, эти слова научают человеколюбие Он хочет, чтобы мы были кротки к виновным, незлопамятны к согрешающим против нас, прощением их приобретали прощение себе и сами предуготовляли себе меру человеколюбия. Ибо мы просим столько даровать нам, сколько сами даем ближним и испрашиваем себе та кого же прощения, какое даем своим должникам.

Св. Кассиан. Неизреченное Божие милосердие! Оно не только предало нам образ молитвы, не только изложило нам правила нрав ственности, чрез исполнение коих мы можем угодить Богу, и не только исторгает самые корни гнева и уныния силою предписанного образа непрестанной молитвы, но даже подает молящим ся средство к снисканию себе милости и любви в День откровения Суда Божия и некоторым об разом сообщает нам власть смягчить определение Судии нашего и как бы обязать Его к прощению наших согрешений примером собственного наше го прощения: «остави нам,— говорим Ему,— яко и мы оставляем». Итак, в надежде на эту молит ву смело может просить отпущения грехов вся кий, кто только отпустил своим должникам, но не должникам своего Господа. Ибо некоторые из нас (что всего хуже) бывают обыкновенно мило стивы и весьма снисходительны к тем поступкам, кои оскорбляют Бога, хотя бы они были велики ми преступлениями, и, напротив, являются жесто кими и неумолимыми отмстителями за собствен ные малейшие оскорбления. Посему кто от всего сердца не отпустит согрешающему против него брату своему, тот сею молитвою будет испраши вать себе не помилование, а осуждение и сам собственным признанием призывает на себя стро гий суд, говоря: «Остави мне, как и я оставил». Ибо если эта молитва его будет услышана, то, в соответственность примеру его, что иное должно последовать, как не гнев неумолимый и непре менное определение наказания. Итак, если мы хотим быть судимы милостиво, то и сами должны быть милостивы к тем, кои против нас согреши ли; ибо столько отпустится нам, сколько мы от пустим тем, кои причинили нам какой-либо вред своею злостию. Некоторые, страшась того, чтобы не показать, что произнесением этих слов молит вы они более обвиняют себя, нежели извиняют, молча пропускают их, тогда как весь народ поет оные в церкви. Но напрасно стараются употреб лять эти хитрости пред Судиею всех, Который восхотел наперед показать своим подсудимым, как Он будет судить их, то есть Он показал нам такой образ суда, по коему не хочет явиться строгим и неумолимым, но как мы хотим от Него быть судимы, так должны судить и братии наших, если они в чем-либо согрешат против нас: «ибо суд без милости будет не сотворшему милости» (ср.: Иак.2, 13).

Блаж. Августин. Долгами, очевидно, здесь называются грехи, как и в другой раз, когда возвестили о галилеянах, которых кровь Пилат смесил с жертва ми и об восемнадцати побитых падшим столпом Силоамским, Господь сказал: «мните ли, яко тии должнейши бяху, паче всех живущих в Иерусалиме?» И потом прибавил: «аще не покаетесь, вcи такожде погиб ните» (Лк.13, 1-5). Итак здесь не деньги оставлять должникам понуждаемся, а то, чем согрешили против нас другие. Деньги оставлять повелевает нам запо ведь, положенная выше: «хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу» (Mф.5,40). Но и здесь не поставляется в необходимость всякому денежному должнику оставлять долг, а тому, который не хочет отдавать с таким нехотением, что даже готов тягаться: «рабу же Господню не подобаешь сваритися», как говорить Апостол (2Тим.2,24). Итак, когда кто, ни самоохотно, ни по убежденно, не хочет отдать должных денег, тому надо оставлять их. Ибо если не хочет он отдать, то делает это по двум причинам, или потому что не имеет, или потому, что скуп и жаден до чужого. Но то и другое обличает скудость: первое — житейскую, а второе ду шевную. Почему кто отпустит такому долг, отпустит неимущему и сделает христианское дело. Впрочем если кто, держа на сердце готовность оставить то, чем ему кто должен, кротостью и дружелюбием так подействует на своего должника, что тот отдаст ему долг,—не столько о возвращении денег заботясь, сколько о том, чтоб исправить этого человека, для которого, конечно, па губно иметь из чего отдать и не отдать; то он не только не погрешить, но еще сделает дело полезное, что бы тот, присвоив себе чужие деньги, не потерпел вреда душевного, с которым ни какой другой не может идти в сравнение. Из сего можно однако ж заключить, что и в этом пятом прошении, хотя не о деньгах пря мо говорится, а о всем том, чем кто погрешает против нас, но под этим можно разуметь и денеж ный долг. Ибо тот, кто не отдаст тебе должных денег, когда имеет из чего отдать, погрешает про тив тебя. И если ты не отпустишь этого греха, то не можешь говорить: «остави нам, якоже и мы оставляем».

Он же. Просим отпустить нам долги; потому что все мы должники пред Богом, не деньгами, а греха ми. Скажешь, может быть: и вы?—Отвечаю: и мы. И вы, святые епископы, должники? Да—и мы должники. Ужели и вы? Быть не может, Владыко мой; не гово ри на себя неправды. Не неправду на себя говорю, а говорю истину: должники мы. И «аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас» (1Ин.8,8). И крещены мы, и должники. Не потому, чтоб оставалось что либо за нами, что не было бы от пущено в крещениии; но потому, что, живя, набираемся того, что имеет нужду в каждодневном отпущении. Которые, только что окрестившись, отходят (из сей жизни), те без всякого долга восходят (горе) и проходят (в небесные обители). А которые, окрестив шись, остаются жить в сей жизни, те, по немощи нравственной, набирают в себя много такого, что хотя не причиняет крушения (кораблю жизни), должно однако ж быть очищаемо (выкачиваемо). Ибо если не очищать (не выкачивать), то мало помалу внутрь столько найдет, что весь корабль погрузится. Молиться показанным образом и значит—очищать себя (выкачивать из се бя наплывшее). И если б не дано было нам так очи щать себя каждодневно святою молитвою, то мы постав лены были бы в большую крайность, несмотря на то, что в бане пакибытия омыты все грехи наши. Но се благодарение Господу! Милостыни и молитвы очищают грехи наши, только б не были учинены такие, за ко торые следует лишить нас хлеба насущного (св. причащения),—только б избегали мы таких, которые подвергают строгому осуждению.

Никто из вас да не почитает себя праведным, который не имел бы нужды говорить: «остави нам дол ги наша». Пусть далеки вы от идолопоклонства, от звездочетства, от волхвований; пусть непричастны еретичества и раскола; пусть отвращаетесь от человекоубийства, блуда, хищничества лжесвидетельства и всяких подобных непотребств; но и кроме этого есть многое, чем человек грешит. Воззревая с вожделением на недолжное, он грешит. Но кто удержит быстродвижность ока?—Глаз впрочем тотчас закрыть можешь, если захочешь; а ухо и закрыть не всегда мо жешь, и оно набирается против воли речей срамных, нечистых, соблазнительных, злословных и хульных. Слыша женоподобное, не грешишь ли ухом, хоть и не делаешь того делом? И язык сколько учиняет грехов, нередко и таких, за которые следует удалять от чаши? Празднословие, пересуды, злословие, хулы— его дело. Но пусть рука не делает ничего худого, но га не течет на зло, око не направляется вожделением, ухо не приемлет непотребного, язык не говорить недолжного: кто удержит помыслы, скажи мне? Не бывает ли часто, братья мои, что когда молимся, мыслями блуждаем не знать где, забыв пред Кем стоим и пред Кем простершись лежим долу? —Если все по добное собрать вместе, ужели это не должно тяготить совести, хотя каждое отдельно есть малость? Какая раз ность—свинец ли давит тебя или песок?—Свинец массою давит, а песчинки количеством. Каждая ни чтожна, а когда много их соберется, они также давить могут, как и свинец.—Малы грехи! — Не видишь, как из каплей составляются реки? Малы, да многочи сленны.

Итак будем всегда взывать и взывать искренно: «остави нам долги наша», делом исполняя и то, что далее следует: «якоже и мы оставляем должником нашим». Бог благоволит вступить с нами в уговор. Cиe глаголет тебе Господь Бог Твой: «отпусти, и от пущу. Не отпустил ты: сам против себя идешь, а не Я»—Итак, отпущайте все, что ни имеет кто в сердце своем против другого. Отпусти от сердца,—будь уверен, что вмести с тем прощаются тебе все грехи твои, словом, делом и помышлением совершенные. Кто поживет на земли сей и не поимеет врага? Но напрягитесь любить их. Самый ярый враг твой не может причинить тебе такого зла, какое сам ты себе причиняешь, если не любишь врага. Он может вред нанести или полям твоим, или скоту твоему, или до му твоему, или рабу твоему, или рабе твоей, или сыну твоему, или супруге твоей, или—самое большое, если дана будет ему власть, - плоти твоей. Настолько ли все это разрушительно, насколько то, когда ты (не про щая ему) вред причиняешь душе своей? Простритесь же, возлюбленные, к такому совершенству, умоляю вас. И не думайте, чтоб это было невозможно: я знаю, знал, на самом деле видел христиан, которые любят врагов своих. Чтоб и нам успеть в этом, ве руйте, что это возможно, и молитесь, да будет в вас и в сем отношении воля Божия.—Что тебя раздражает во враге твоем? Конечно не природа человече ская. Ужели потому имеешь его врагом, что он имеет душу и тело?—Ибо и у тебя то же: ты имеешь душу, и он имеет душу, ты имеешь тело, и он имеет тело. Он соестественник тебе: оба из земли сотворены и от Господа одушевлены. Он то же что и ты: усмотри же в нем брата своего. Первые двое—Адам и Ева, были родители наши: он отец, она мать. Стало быть, мы братья. Но оставим это первоначалие наше; Бог -Отец наш, церковь—мать. Стало,—мы братья. Да враг мой—язычник, иудей, еретик, говоришь ты. Но молись, и он станет тем же, чем ты, и вместе со всем другим исчезнет и вражество ваше.

А вы все говорите: кто это может? Кто так делает?—Бог да совершит cие в сердцах ваших.— И я знаю, что немногие так делают: но которые делают, те велики, те истинно духовны. Ужели таковы все вер ные в церкви ко алтарю приступающее, и Тело и Кровь Христовы приемлющие? Ужели таковы все?—И однако же все говорят: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Бог праведно скажет им, что просите вы, чтоб Я сделал то, что обещал, когда сами не исполняете того, что Я заповедал? Что Я обещал?— Отпустить долги ваши. Что заповедал?— Чтоб и вы отпущали должникам своим. Но как мож но сказать, что вы это исполняете, когда не любите вра гов ваших?—Что же нам делать, братие? До какой малости сокращается стадо Христово? Если одни те должны говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим», которые любят вра гов; то и не знаю, что делать, не знаю, что сказать. Сказал бы вам: если не любите врагов ваших, то и не молитесь. Но не смею, а паче говорю: молитесь, чтоб полюбить. Не сказать ли вам: если не любите врагов ваших, то не говорите в молитвe Господней этого прошения: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим»?—Но если не будете этого говорить, грехи ваши на вас будут. И выходит: если не будете говорить, не отпустятся, если бу дете говорить и не делать, тоже не отпустятся. Остает ся одно: и говорить и делать, чтоб отпущены были.

«Отпущайте и отпустят вам», сказал Христос Господь (Лк. 6, 38). И вы что говорите в молитве?— «Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем дол жником нашим». Так оставь, Господи, как мы оставляем. Это говорите: так оставь нам, Отче, иже еси на небесех, долги наша, как и мы оставляем должникам нашим?—Это и делать должны вы; и если не будете делать, погибнете. Когда враг просит прощения, тотчас отпусти ему. И этого будто много для вас?— Много было бы любить врага, когда он злобствует и злодействует. Но ужели много для тебя—любить человека, обращающегося к тебе с смиренною мольбою? Но я желал бы, чтоб ты и тогда (когда он злобствовал) благорасположенно смотрел на него; желал бы, чтобы, перенося его злобу, ты воспоминал Господа, рекшего: «Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят» (Лк.23, 24). Этого наипаче желал бы я,—чтоб и в то время, когда враг злокознствует против тебя, ты воззревал на Господа Бога Твоего, изрекшего такие слова. Может быть скажешь: Он сделал так, как Господь, как Христос, как Сын Божий, Единородный, как Слово, плоть бывшее; мне же, человеку худому и немощному, куда так?—Если много для тебя подражать Господу Твоему, приведи на мысль сораба своего. Св. Стефан был побиваем камнями, и под ударами камней, преклонив колена, молился говоря: «Господи, не постави им греха сего» (Деян.7, 60). Те камни пускали в него, не прощения просили; а он молился о них. Таковым быть желаю тебе. Поднимись немного. Что всегда долу- по земле влачишь сердце свое? слышишь: «горе имеем сердца»? Поднимись же, полюби врага. Если не можешь любить, когда он злобствует, полюби по крайней мере, когда просит прощения. Люби человека, который говорит: брать, согрешил я, прости мне. Если в это время не простишь, то не говорю, что молитву изглаждаешь ты из сердца своего;—но что себя изглаждаешь ты из книги живота.

Итак, когда просит прощения враг, отпусти ему,— отпусти неприязнь к нему из сердца: неприязнь, го ворю, отпусти из сердца, а не одно взыскание долга.— Скажешь, может быть: он притворяется, обманывает.— О, судия сердца чужого! Скажи мне помышления отца тво его, скажи твои собственные вчерашние помышления. Умоляет, просит прощения; отпусти, совсем отпусти. Если не отпустишь, не ему повредишь, а себе. Не от пустишь ты сораб сорабу своему; так он пойдет к Господу—своему и твоему—и скажет Ему: Владыко мой! просил я сораба своего, чтоб он отпустил мне; не хотел отпустить. Ты отпусти!— И Он всеконечно от пустить. Таким образом тот отойдет от Господа своего разрешенным, а ты останешься связанным. Как связанным? Придет время молитвы, наступит минута, когда ты скажешь: «остави нам долги наша, тоже и мы оставляем должником нашим»: и Господь ответить тебе: «рабе лукавый, весь долг он отпустих тебе, понеже умолил мя ecи: не подобаше ли и тебе помиловати клеврета твоего, якоже и аз тя помиловах» (Mф.18,32.33). Из Евангелия эти слова, а не из моего сердца. Но если ты, умолен будучи, про стишь просящему прощения; то смело уже можешь го ворить молитву ту. Хоть ты не силен еще любить вра га своего; но молитву ту можешь говорить: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником на шим».

Он же. «Остави нам долги наша», говорим мы, и будем говорить: ибо говорим правду. Кто из живущих во плоти сей, не имеет долгов? Кто из людей так живет, чтоб ему не нужна была молитва эта? Надмиться так он может; но в правду быть таким не может.—Добрее нам есть подражать мытарю, а не надмеваться, как фарисей, который, вошедши в храм, хвастался своими заслугами, а раны прикрывал. Но тот лучше знал, зачем вошел в храм, кто говорил: «Боже, милостив» буди мне грешному» (Лк.18,10-18).— Рассудите, братья мои. Так молиться научил Господь Иисус учеников Своих,—тех великих первых Апостолов Своих, предводителей наших. Если же пред водители наши молятся об отпущении грехов своих, не тем ли паче должно это делать нам?—И в Символе Веры, между другими благами домостроительства спасения, вы именуете и оставление грехов (чрез св. крещение). Отпущение грехов одно есть такое, которое единожды дается, другое же такое, которое дается каждодневно. То, единожды даемое, дается во св. Крещении, а это, каждо дневное, испрашивается в молитве Господней, пока живем здесь. Почему и говорим: «остави нам долги наша».

Бог вступил с нами в завет и договор, скрепив его крепким рукописанием, когда научил нас говорить в молитве: «якоже и мы оставлять должником нашим». Кто хочет иметь действенными слова: «остави нам долги наша», пусть делает, чтоб истинны были слова: «якоже и мы оставляем» должником на шим». Но если он эти последние слова или не говорит, или говорит лживо; то всуе говорит и первые. Почему я и внушаю вам непрестанно: отпускайте все, что имеете в сердцах своих на кого-либо; отпускайте там, где видит Бог. Бывает, что иной отпускает устами, а сердцем удерживает: отпускает устами лю дей ради, а сердцем удерживает, не боясь очей Божиих. Отпустите всецело. Что ни удерживали вы досе ле, все отпустите теперь. Не надлежало никогда солнцу заходить во гневе вашем; а сколько раз заходило оно таким образом? Не думайте, что гнев—ничто. «Смятеся, - говорит пророк, от ярости око мое» (Пс.6,8). Но у кого око смущено, тот не может видеть солнца: не может видеть умного Солнца и тот, у кого смущено гневом око ума. Что есть гнев? Жажда мести. Грешный человек жаждет отмщения,—тогда как Христос Господь не был отмщен, и св. мученики не были отмщаемы! Еще ожидает Божие долготерпение, да обра тятся враги Христовы, да обратятся враги мучеников. Мы же кто тате, что ищем отмщения?—Если б Бог восхотел взыскать его от нас, куда бы нам давать ся? Но и Он, ни в чем неповинный, не ищет отмще ния; а мы во всем виновные, и повседневно Бога оскорбляющие, ищем его. Итак, отпускайте, отпускайте от сердца. Разгневался ты, не согрешай, как учит Пророк: «гневайтеся и несогрешайте» (Пс.4,5). Гневаетесь вы, яко человеки, быв побеждаемы раздражением; но не согрешайте, удерживая в себе гнев. Если удержи те, дойдете до ненависти, которая есть застарелый гнев. Гнев, когда делается застарелым, называется ненавистью, и есть. Что было гневом, когда было ново, стало ненавистью, когда застарело. Гнев—спица; а не нависть—бревно. Если мы, осуждая гневающегося, сами держим на сердце ненависть; то к нам приложимы слова Господа: «что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бервна же, еже есть во оце твоем, нечуеши?» (Mф.7,3) От чего спица выросла до того, что стала бревном? От того, что не тотчас была исторгнута. Попустив солнцу столько раз восходить и заходить во гневе твоем, ты сделал его застарелым. Набрав к гневу множество лукавых подозрений, ты полил спицу, поливши напитал; напитавши возрастил и сделал ее бревном. Устрашись по крайней мере следующего при говора: «всяк ненавидяй брата человекоубийца есть» (1Ин.3,15). Пусть не извлекал ты меча, не наносил ударов, не делал ран на теле брата; но коль скоро есть помысл ненависти в сердце твоем, ради его одного ты считаешься человекоубийцею. Настолько ты виновен пред Богом. Брат и жив; а ты все же убийца. Ты уже убил в себе того, кого возненавидел. Исправься же, очисть себя. Если в дом к вам заберутся скорпионы, сколько трудитесь вы, чтоб очистить от них жилище свое, и жить в чувстве безопасно сти? — На сколько лиц вы разгневываетесь, и остав ляете гневы сии застаревать в сердцах своих; столь ко у вас бывает ненавистей, столько и скорпионов и змей. Чего же ради не стараетесь вы очистить от сего дома Божия, сердца своего? Поступайте же так, как говорите: «якоже и мы оставляем должником нашим»,— чтоб с уверенностью говорить и: «остави нам долги наша». Без долгов нельзя нам прожить на земле. Но иные из них суть те великие прегрешения, которые омываются крещением, и которых вы всегда должны быть чужды; а иные—повседневные грехи, без которых человек прожить не может, и ради которых необхо димо это каждодневное прошение с приложенным к нему условием.

Св. Максим Исповедник. В Боге живущем и Им, яко хлебом насущным, питающийся, Божеским преисполняется долготерпением. …Он предстает перед Богом примером добродетели и, если так можно сказать, призывает Неподражаемого подражать себе, говоря: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим», он молит Бога быть таким, каким он сам был в отношении к ближним. Ибо если он желает, чтобы и Бог простил ему так же, как он сам простил долги согрешившим против него, что как Бог бесстрастно прощает тех, кого прощает, так и он прощает согрешивших, оставаясь бесстрастным к тому, что случается с ним, а поэтому не допускает, чтобы ум (его) был запечатлен воспоминаниями о прежних скорбях, являя себя человеком, не отделяющимся от других людей и не расчленяющим (единое) естество (человеческое). Ибо, когда воля подобным образом соединяется с логосом природы, тогда обыкновенно и происходит примирение Бога с (человеческим) естеством, поскольку невозможно иначе естеству, добровольно бунтующему против самого себя, принять неизреченное снисхождение Божества. И, конечно, Господь желает нашего примирения друг с другом не для того, чтобы научиться у нас примиряться с согрешившими и согласиться на возмещение многих и ужасных обид, но Он для того желает этого, чтобы очистить нас от страстей и показать, что душевное состояние тесно связано с благодатью. И ясно, что когда воля соединилась с логосом природы, то свободное произволение людей, исполняющих это, уже не будет бунтовать против Бога.

Блаж. Феофилакт. Поелику мы грешим и после крещения, то Господь повелевает молиться, да оставит Он нам грехи наши,—оставит так, как и мы оставляем другим. Ибо если мы злопамятствуем, Он не оставляет нам. Бог поставляет нас как бы в пример Себе; так что как мы поступаем с други ми, так и Он поступает с нами.

Симеон Солунский. В этом весь смысл и вся сила божественного Евангелия. Ибо для того, чтобы оставлены были нам беззакония наши и грехи, Бог— Слово снизошел на землю и, воплотившись, кровь Свою излил. Для оставления грехов учреждены Им божественные таинства. Все Сам сделал Он для сего; и от нас требует только одного, чтоб и мы прощали другим. Почему законоположил: «отпущайте и отпу стят вам» (Лк.6, 37). И Петру, вопрошавшему, сколь ко раз в день прощать согрешающему,—прощать ли до семи раз, сказал, что надо оставлять семьдесят раз седмерицею,—вместо— непрестанно. Таким образом решителем успеха молитвы поставил Он самого молящегося: так что если он прощал, и ему проще но будет; если сам отпущал, и ему отпущено будет, и как сам отпущал, так и ему отпущено будет. Сделанное брату возводится к Сотворшему нас: ибо в нем—образ Божий. А между собою все мы равны естеством, все равно рабы Богу. Пред Ним все согрешаем много, и друг пред другом согрешаем не много. Но оставляя cие немногое, множайшее получаем, когда, прощая людям, сподобляемся прощения от Бога

Святитель Тихон. «И остави нам долги наша». Долги здесь разумеются грехи—слова, дела и помышления, за кону Божию противные. Потому святой Лука в своем Еван гелии написал: «остави нам грехи наша» (Лк.11,4). Называются же грехи долгами потому, что как в гражданской жизни бывает, что долги обязыва ют должника к отдаче заимодавцу, и если долж ник не отдает долгов, то его за долги заключают в темницу и держат, пока не отдаст долгов, так и грехи обязывают нас к удовлетворению правды Божией (ибо всякий грех бывает против прав ды Божией), а когда не имеем чем удовлетво рить, то заключают нас в вечную темницу. Этих долгов сами заплатить не можем,потому прибегаем к Христовым заслугам и ми лосердию Божиему, чтобы их нам даром оста вил, и просим Его об этом: «остави нам долги наша». Когда просим: «остави нам долги наша», то через это показывается, что мы не только за себя, но и друг за друга молиться и друг другу отпущения грехов должны просить. Этим словом: «остави нам долги наша», —ясно показывается, что и сами святые согрешают, и потому должны просить себе отпущения грехов, как написано: «За то», то есть за оставле ние грехов, «помолится Тебе всякий преподобный во время благопотребное» (Пс.31,6). Так как это молитва святых, ибо кто Бога Отцом истинно и от сердца называет, тому надобно быть святым чадом Божиим, и иметь Духа Божиего, живущего в себе, о Котором вопиют верные: «Авва Отче!»(Галл. 4,6). Грехи здесь понимаются не те, которые по произволению и обдуманно бывают, как-то: блуд, воровство, хищение, злоба, лукавство, лесть и прочее, — от этих грехов святые удаля ются, — но понимаются немощи, от которых по слабости своей уберечься не могут, хотя и стараются о том. Об этих грехах молятся святые: «Отче! остави нам долги наша».

Говорится: «якоже и мы оставляем долж ником нашим». Этим словом научаемся, чтобы мы и сами оставляли грехи ближним нашим, когда у Бога просим и получаем оставление грехов. Он нам по милосердию прощает грехи — и мы должны, подражая Ему, по милосердию прощать грехи братии нашей. Когда оставляем грехи братии нашей, оставляет и Бог нам грехи наши. Не оставляем мы — не оставляет и нам Бог, как Христос говорит: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф.6,14-15),

Кто из грешников, которые в грехах пребывают и не оставляют их, хочет молиться и просить у Бога оставления грехов, тому долж но прежде самому оставить свои грехи, а оста вив, просить Бога, чтобы благодатью Своей оставил их, и избавил его от казни, которой за грехи предают грешника. Ибо и Бог нам не оставляет грехов, когда мы сами их не оставля ем. А когда нам грехи не оставляются, то пос ледует не что иное, как казнь за грехи. Так слу чается с должником, которому заимодавец долг не оставляет, ибо заключает его в темницу и дер жит до тех пор, пока не отдаст свой долг. Так и грешник, которому грехи не оставляются, зак лючится судом Божиим в вечную темницу, и будет правде Божией за греховные долги пла тить казнью, но никогда не заплатит. За то, что прогневал и оскорбил Вечного и Бесконечно го Бога, праведно воздается вечное и бесконеч ное наказание. Ибо правда Божия того требует, чтобы непокаявшийся грешник принял дос тойное наказание. Но за разорение вечного за кона Божия и тем самым оскорбление беско нечного величества Божия ничем иным удов летворить невозможно, как вечной казнью и страданием. Что кающимся, перестающим грешить, со жалеющим о грехах и просящим отпущения, грехи Богом оставляются, то делает Бог от од ного Своего милосердия и ради заслуг Христо вых, ради которых в слове Своем обещал всем кающимся и верующим во Христа подать от пущение грехов, как это милосердие Божие изображается в псалме 102: «Благослови, душа моя, Господа».

Но желающему каяться и ради страданий и смерти Христовой получить отпущение грехов непременно должно оставит свои грехи. Ибо где нет оставления грехов, там нет и истинного покаяния. Где нет истинного покаяния, там и заслуги Христовы не имеют места. Где заслуги Христовы места не имеют, там нет отпущения грехов. Где нет отпущения грехов, там следует осуждение и в аду вечное страдание за грехи. И так грешник, когда не будут оставлены ему гре хи (не будут же оставлены ему, так как сам их оставить не хочет), как должник за долги, за все те грехи, которыми перед Богом согрешил, бу дет истязай, и поскольку не имеет чем иску питься, будет вечною смертью платить. Итак, надобно желающему каяться и спас тись от грехов отстать, и прибегнуть к милосер дию Божиему, исповедать себя со смирением и сожалением виноватым пред Богом, прощения просить ради пролитой Крови Христовой, ко торая пролита за каждого грешника, и всякий грех очищает. Надобно с блудным сыном оста вить чужую беззаконную страну, и возвратить ся к Отцу с сожалением и самоуничижением, повергнуть себя, как недостойного, перед Его милосердными очами и признать: «Отче! Я со грешил против неба и пред Тобою и уже недосто ин называться сыном Твоим; прими меня в число наемников Твоих» (Лк.15,18-19). Помилуй меня благодатью и человеколюбием Единородного Сына Твоего, Который как за всех, так и за меня, грешного, Кровь Свою пролил и умер. Ради Его неповинного страдания и смерти, прости мне, повинному, и оставь долги мои. Так, обратившемуся, и со смирением и со жалением исповедующему свои грехи, и про сящему милости, без сомнения, Отец Небес ный оставит все его долги, не по каким-то его заслугам, но по одной благодати. Ибо сама Кровь Сына Божиего, пролитая ради грешни ка, вопиет, да все долги ему будут оставлены и уже более не вспомнятся. Узнает на себе такой грешник милость Отца Небесного, как возвра тившийся блудный сын узнал на себе милость премилостивого своего отца. Увидит Отец Небесный такого грешника, пришедшего к Нему, и воззрит на него мило сердными Своими очами, и сжалится над ним. Не услышит от Отца выговора за своеволие, удаление и развращенную жизнь, а услышит один глас Премилосердного Отца: «Принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откорм ленного теленка, и заколите; станем есть и ве селиться! Ибо этот сын Мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк 15:22—24). И так, — по слову Христову, — «на небесах радость будет об одном грешнике кающемся» (Лк.15,7).

Но грешнику, получившему такую великую милость от Бога, должно и самому являть ми лость своему ближнему и прощать ему согре шения, чтобы не узнать на себе того, что узнал евангельский должник, задолжавший своему царю десять тысяч талантов, который, получив милость от своего царя, не захотел помиловать товарища своего, и, освободившись от велико го долга по одной только милости своего царя, не захотел оставить малого долга своему бра ту, — и потому попал под гнев царя и долг свой тяжкий снова получил, но еще с выговором: «Злой раб! Весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе по миловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга. Так, — заканчивает притчу Христос, — и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему со грешений его» (Мф.18:32—35).

Тертуллиан. К пополнению столь спасительной мо литвы («остави нам») прибавил Господь: «не введи нас во искушение», научая нас не о том только молиться, чтоб оставлены были нам грехи наши, но и о том, чтоб они совсем предотвращены были. «Не введи нас во искушение» значит—не попусти нам быть введенными в искушение тем, кто искушает. Да не будет нам думать, будто Бог искушает,—ни в том смысле, чтоб узнать веру нашу, как бы не знал ее, ни тем паче в том, чтоб порадоваться нашему падению: неведение и злоба суть принадлежности диавола. Бог повелел Аврааму принести в жертву сына не для узнания его веры, а для показания ее, чтоб в нем дать нам образец повиновения повелению Божию, как только оно получено, не ставя дороже Бога самых кровных своих. Господь, попустив быть Себе искушаему от диавола, указал тем, кто председатель и художник всякого искушения. Это подтвердил Он и когда после сказал: «молитеся, да не внидите в на пасть» (Лк.22,40). Они уже были искушены, потому что оставили Господа (одного молиться), возжелав па че ее (напасти), чем молитвы. Сему соответствует и заключение молитвы: «но избави нас от лукавого», истол ковывая, кто есть вводящий во искушение.

Св. Киприан. Далее Господь дает нам как необходимое наставление говорить в молитве: «и не введи нас во искушение». Этим показывается, что враг не имеет никакой власти над нами, если не будет на то предварительно допущения Божия. Потому-то весь наш страх, все благоговение и внимание должны быть обращены к Богу, так как лукавый не может искушать нас, если не дастся ему власти свыше. Доказательством служат слова Божественного Писания: «прииде Навуходоносор царь Вавилонский на Иерусалим и воеваше нань, и даде Господь в руце его» (Дан.1,1-2). Дается же лукавому власть над нами по грехам нашим, как говорится в Писании: «кто даде на разграбление Иакова, и Исраиля пленяющим его? не Бог ли, Емуже согрешиша и восхотеша в путех Его ходити, ни слушати закона Его? И наведе на ня гнев ярости Своея» (Ис.42, 24-25). Также о Соломоне, когда он предался и уклонился от заповедей и путей Господних, сказано: «и воздвиже Господь противника Соломону» (3Цар.11, 23). Впрочем, власть над нами дается с двоякой целью: или для наказания, когда мы грешим, или для славы, когда испытываемся, как это сделано было относительно Иова, по ясному указанию Бога, говорящего: «се вся, елика суть ему, даю в руку твою, но самого да не коснешися» (Иов.1,12). Также и Господь во время страдания говорит в Своем Евангелии: «не имаши власти ни единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше» (Ин.19,11). Между тем, когда мы просим, да не подвергнемся искушению, то таковым прошением приводимся к сознанию слабости нашей и немощи с тем, чтобы никто не высокомудрствовал о себе, чтобы никто с гордостью и надменностью не присваивал ничего себе и не приписывал себе славы исповедания или страдания тогда, как сам Господь, поучая смирению, сказал: «бдите и молитеся, да не внидете в напасть: дух убо бодр, плоть же немощна» (Мк.14,38). Так необходимо предварительно смиренное и покорное сознание и предоставление всего Богу, дабы то, что смиренно испрашивается у Него со страхом Божиим и почтением, даровано было Его благостью.

Св. Кирилл Иерусалимский. «И не введи нас во искушение», Господи. Ужели Господь научает нас молиться о том, чтобы вовсе не быть искушаемыми? Как же ска зано в другом месте: «Иже неискусися, мало весть» (Сир.34,10),—и еще: «всяку радость имейте, братья моя, егда во искушения впадаете различна» (Иак.1, 2) — Но, может быть, войти в искушение значить погряз нуть в искушении? Ибо искушение как бы подобно некоему потоку, чрез который трудно перейти. Посему одни, непогрязая в искушениях, минуют их, как бы сделавшись некими искусными пловцами, и ни мало не увлекаясь ими. А другие не таковы, — входят и погрязают. Как, например, Иуда, вошедши в искушение сребролюбия, не переплыл пучины, но прогряз и погиб телесно и духовно. Петр же вошел в искушение отречения, но, вошедши не погряз, а мужественно переплыв пучину, избавился от искушения. Послушай еще, как в другом месте лик дошедших до совершенства святых благодарит за избавление от искушения: «искусил ны ecи, Боже, разжегл ны ecи, яко же разжизается сребро. Ввел ны ecи в сеть: положил ecи скорби на хребте нашем. Возвел ecи человеки на главы наша: проидохом сквозь огнь и воду, и извел ecи ны в покой» (Пс.65,10-12). Видишь, с каким дерзновением говорят, что прешли искушения и не изнемогли. Сказано: «и извел ecи ны в по кой». Войти же в покой значит избавиться от искушения.

Св. Григорий Нисский. «Не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго» (Мф.16:13). Какая, братия, сила сказанного? Господь, кажется мне, многообразно и различно именует злого по разности лукавых сил, называя его многими именами: диаволом (Мф.13:39), веельзевулом (Мф.10:25), мамоной (Мф.6:24), князем мира (Ин.14:30), человекоубийцей (Ин.8:44), лукавым, отцом лжи (Ин.8:44) и другими подобными именами. Поэтому, может быть, одно из разумеемых о нем имен есть и это: искушение. И такую нашу догадку подтверждает словосочинение в сказанном, ибо Господь после слов: «Не введи нас во искушение», присовокупляет прошение об избавлении от лукавого, как будто тем и другим означается один и тот же. Если кто не входит «во искушение», тот непременно вне власти лукавого, и кто «в искушении», тот необходимо бывает во власти лукавого, следовательно, «искушение» и лукавый по значению одно и то же. Что же внушает нам такое учение молитвы? Стать вне усматриваемого в мире этом, как говорит ученикам в другом месте, что «мир весь во зле лежит» (1Ин.5:19). Поэтому, кто желает стать вне власти лукавого, тот по необходимости переселяется из мира. Ибо «искушение» не имеет возможности коснуться души, если мирскую эту заботу, подобно какой-то приманке наживив на коварную удочку, не прострет к жадным. Но гораздо более ясной для нас сделается мысль эта из других примеров. Море нередко бывает страшно своими волнениями, но не для тех, которые живут от него вдали. Огонь истребителен, но только для подложенного в огонь вещества. Война ужасна, но для одних вступивших в воинские ряды. Кто избегает бедствий, какие постигают на войне, тот молится, чтобы не впасть в необходимость воевать. Кто боится огня, тот молится, чтобы не быть ему в огне. Кто трепещет моря, тот молится, чтобы не было ему нужды пуститься в мореплавание. Так и тот, кто страшится приражений лукавого, пусть молится, чтобы не быть ему во власти лукавого. А поскольку, как сказали мы прежде, по слову Писания, «мир во зле лежит» и в мирских делах заключаются поводы к «искушениям», то молящийся об избавлении от лукавого хорошо и надлежащим поступает образом, когда просит, чтобы не прийти ему «во искушение». Ибо, не повлекши с жадностью приманку, невозможно кому-либо поглотить крючок на удочке.

Св. Златоуст. «И не введи нас во искушение». Здесь Спаситель явно показывает наше ничтожество и низлагает гордость, научая нас не отказываться от подвигов и произвольно не спешить к ним; таким образом и для нас победа будет блистательнее, и для дьявола поражение чувствительнее. Как скоро мы вовлечены в борьбу, то должны стоять мужественно; а если нет вызова к ней, то должны спокойно ожидать времени подвигов, чтобы показать себя и нетщеславными, и мужественными.

Он же. «Не введи нас во искушение». Подлинно много скорбей причиняется нам от диавола, много и от людей, или явно оскорбляющих, или тайно злоумышляющих. И тело, иногда восставая на душу, наносит тяжкий вред; а иногда подвергаясь различным болезням, причиняет нам скорби и страдания. Посему так как многие и различные бедствия нападают на нас со многих сторон, то мы научены испрашивать у Бо га всех избавления от них. Ибо при его запрещении прекращается всякое смятение, буря превращается в тишину и пристыженный лукавый удаляется; как некогда, оставив людей, он удалился в свиней, даже не осмелившись сделать и это без приказания (Mф.8,31). А кто не имеет власти даже над свиньями, тот как может овладеть людьми, охраняемыми Богом?

Св. Кассиан. При сем рождается немаловажный вопрос. Если мы молимся, чтобы мы не подвергались искуше нию, то как можем доказать твердость своей добродетели, коей требует Священное Писание? «Иже не искусися, — говорит оно,— мало весть» (Сир.34, 10). И еще: «блажен муж, иже претер пит искушение» (Иак.1, 12). Итак, слова мо литвы: «не введи нас во искушение» — не то зна чат, что «не попусти нам когда-либо искуситься», но «не допусти нам быть побежденными в иску шении». Искушаем был Иов, но не введен в ис кушение, ибо «не даде безумия Богу» (Иов.1,22) — и не осквернил уст богохулением, к чему хотел привлечь его искуситель. Искушаем был Авраам, искушаем был Иосиф, но ни тот, ни другой из них не введен был в искушение, ибо ни один не исполнил воли искусителя.

Блаж. Августин. Не Сам Бог вводит в искушение, но попускает быть введенным в него тому, кого лишает Своей помощи, по сокровеннейшим намерениям Своим, потому что он того заслуживает. Иного впрочем и по явным причинам считает Бог достойным Сво его оставления и попущения введенным быть ему в искушение. Но иное есть — введенным быть в искушение, и иное—быть искушенным. Без искушения никто не может сделаться испытанным ни сам себе, как написано: «иже не искусися, мало весть» (Сир.34,10) ни другому как Апостол говорить: «и искушенья моего, еже во пло ти моей не уничижите» (Гал.4,14): ибо из сего Апо стол познал, сколь они тверды, когда теми искушениями, какие случались с ним по плоти, они не были отторгнуты от любви к нему. Богу же мы ведомы прежде всяких искушений, потому что Он все ведает прежде события.—Что написано: «искушает вас Господь Бог, еже уведети, аще любите Господа Бога вашего всем сердцем вашим и всею душею вашею» (Втор.13,3); то здесь слова: «еже уведети», положены вме сто: да даст вам увидать подобно тому, как иной день называем мы радостным, потому что он делает нас радостными, холод — ленивым, потому что он делает ленивыми;—и много есть подобных выражений, встречаемых и в простой речи, и в речи ученых, и в Писаниях Святых. Чего не разумея ере тики отвращаются от Ветхого Завета, полагая, что словами: «искушает вас Господь Бог ваш», приписы вается Богу неведение; будто не знают, что в Евангелии написано: о Господе «сие же глаголаше искушая его: сам бо видяше, что хощет сотворити» (Ин.6,6). Если Он знал сердце того, кого искушал, то что же хотел увидать, искушая его? Очевидно, что так сде лано для того, чтоб сам себя познал тот, кто был искушаем, и осудил свое безнадежие, увидев как из рук Господа несколькими хлебами насытилось та кое множество народа тогда, как он думал, что им нечего будет есть.

Молимся же мы не о том, чтобы не быть искушае мыми, но чтобы не быть введенными в искушение: так как например, кто-либо, быв поставлен в необхо димость быть испытанным огнем, молится не о том, чтоб не коснулся его огонь, но о том, чтоб не быть сожженным. «Сосуды скудельничи искушаешь пещь»; а людей праведных—напасти (подоб. Сир.27,5). Иосиф искушен был прельщением блудным, но не был введен в искушение. Была искушена Сусанна, но тоже не была введена в искушение. И многие другие обоего пола также были искушены, но не введены в искушение: особенно же Иов. Многих соблазняет то, что са тана просит искусить Иова. Но не написано ли подобное и в Евангелии: «се сатана просит вы, дабы спял якоже пшеницу» (Ин.22,31)?—Этим означается, что са тана никакой не имеет власти искушать кого-либо; и если искушает, искушает по попущению Божию. Божие же попущение бывает или для наказания людей за грехи их, или для обучения их и доставления им опытно сти. И бывает большая разность, в какое кто впадает искушение. Не в такое впал искушение Иуда, продавший Господа, в какое впал Петр, когда от страха отрекся Христа—Господа. Но каково бы ни бы ло искушение, для всех один закон, как пишет Апостол: «верен Бог, иже не оставит вас искуситися паче, иже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести» (1Кор. 10,13).— Этим изречением Апостол ясно показывает, что мо литься должно не о том, чтобы не быть искушаемыми, но чтобы не быть введенными в искушение. Введенны ми бываем мы в искушения, когда случатся с нами такие, которых мы не можем понести. Но как опасные искушения, в которые впадать пагубно; бывают по причине счастья или несчастья в вещах временных: то их тяжестью не бывает надломлен никто из тех, которые не имеют пристрастия ко времен ному.

Он же. В книге Иова читаем: «не искушение ли житие человеку на земли?» (Иов.7,1) О чем же молимся, говоря: «не введи нас во искушение»? О чем?—Послушайте. Апостол Иаков говорит: «никтоже искушаем да глаго лет, яко от Бога искушаем есть» (1,13). Есть искушение на зло, когда кто, быв прельщен, впадает в грех, и подчиняется диаволу. В этом смысле говорит Апостол, что Бог никого не искушает. Но есть другое искушение, которое называется испытанием. О нем написано: «искушает вас Господь Бог, еже уведети, аще любите Господа Бога вашего». Это «еже уведети» тоже есть, что: да даст вам познать: ибо Сам Он знал то. Таким искушением, чтобы кто прельщен был и пал, Бог никого не искушает. Но бывает, что, по высшим и сокровенным судам своим, Он оставляет иного. И когда оставит кого, тогда искуситель находит возможность сделать ему что-либо: ибо в таком случае он не противоборца уже встречает, а покорного послушника в том, кого оставил Бог. Итак, чтобы не оставлял нас Бог, молимся «не введи нас во искушение». — «Кийждо искушается, от своея похоти влеком и прельщаем», говорить тот же Апостол Иаков. «Таже похоть заченши раждает грех: грех же содеян раждает смерть» (1, 14.15). Чему это учит он нас? Тому, чтобы мы боролись с похотью своею. Во святом крещении грехи все проща ются; а похоти остаются чтобы, возрождены быв, вы вели с ними борьбу. Внутрь вас самих остается столкновение. Нечего бояться внешнего врага: себя по беди, и—мир побежден. Что может сделать тебе внешний искуситель,—диавол, или слуга диавола? Пусть, например, кто-нибудь предлагает тебе какую выгоду, чтобы прельстить тебя и склонить на худое дело, что он сделает тебе, когда в тебе самом не дано места любостяжанию? Но если в тебе самом дано место любостяжанию; то, увидев прибыль, разгоришься вожделением ее и будешь пленен тенетами грешного яства, каковые тенета попусту пролежать простертыми пред тобою, если ты неподатлив на любостяжание. Пусть также искуситель подведет для искушения тебя красивейшую женщину. Если внутрь тебя водворена любовь к целомудрдию, то ты легко преодолеешь это внешнее нападете, чтобы не пленила тебя приманка красоты жены чуждой, побори внутрь себя свою по хоть; не врага своего ощущаешь ты, но свою похоть чувствуешь. Победи внутрь, что там чувствуешь. Бо рись и победишь. Возродивший тебя—Судия твой: Он предложил тебе состязание,—и готовит венец. Но как без сомнения ты побежден будешь, если не бу дешь иметь Его помощником себе, когда Он оста вит тебя; того ради и взывать научен ты в молитве: «не введи нас во искушение». — Некоторых гнев Судии предал похотям их, как говорить Апостол: «предаде их Бог похотям сердец их» (Рим.1, 24). Как пре дал? Не понудив, а оставив их.

Он же. «Не введи нас во искушение». Оставь нам грехи наделанные, и не дай нам впасть в другие такие же: ибо кто побеждается искушением, тот впадает в грех.. Апостол Иаков говорит: «кийждо искушает ся, от своея похоти влеком и прельщаем. Таже по хоть, заченши раждает грех» Чтобы не быть тебе увлеченным похотью, не соглашайся с нею. Ей не отку да зачать, как от тебя. Согласился: тоже что - поспал с нею в сердце своем. Восстала похоть: откажи ей в себе, не следуй ей. Она непотребна, растленна, срамна, от Бога тебя отчуждает. Не давай ей объятий согласия, чтобы не оплакивать порождение от того: ибо если согласишься, то есть, примешь ее в объятия, она зачнет. Но «похоть заченши раждает грех». Не боишь ся этого? «Грех содеян раждает смерть». Хоть смерти побойся. Если не боишься греха, побойся того, куда приводит грех. Сладок грех, но горька смерть. Она —крайнее бедствие людей, для чего грешат они, то, умирая, оставляют здесь, а самые грехи берут с со бою. Грешишь из-за денег: здесь оставишь их. Гре шишь из-за других стяжаний: здесь оставишь их. Грешишь из-за жены: здесь оставишь ее. И что бы то ни было, из-за чего грешишь, все то, смежая очи на смерть, здесь оставишь, а с собою возьмешь только самые грехи, учиненные тобою из-за того.

Св. Максим Исповедник. Этим словами Писание показывает, что кто полностью не примирился с согрешающими (против него) и не представил Богу сердце, чистое от скорби и просвещенное светом примирения с ближними, тот не только не получит благодати тех благ, о которых молился, но и предан будет праведным судом искушению и лукавому, чтобы ему научиться очищаться от прегрешений, устраняя свои жалобы на других. Искушением же называется закон греха — его не имел первый человек, приведенный в бытие (Богом), а под «лукавым» подразумевается диавол, который привмешал этот (закон) к человеческому естеству и обманом убедил человека направить (все) стремления (своей) души к недозволенному вместо дозволенного, а тем самым склониться к нарушению Божественной заповеди, вследствие чего он потерял нетление, дарованное ему по благодати. Или иначе: «искушением» называется добровольное расположение души к плотским страстям, а «лукавым» - способ деятельного исполнения страстного настроения души. От них не избавит никакой праведный Судия того, кто не простил долгов (своим) должникам, а только просил об этом в молитве. Такому (человеку), жестокому и суровому сердцем, (Господь) попускает оскверняться законом греха и оставляет его во власти лукавого, поскольку он страсти бесчестия, семена которых сеются диаволом, предпочел природе, Создатель которой есть (Сам) Бог. И действительно, (Господь) не препятствует ему, когда он волей склоняется к плотским страстям, и не избавляет его от (многоразличных) способов деятельного осуществления страстных настроений души, поскольку, считая природу ниже не имеющих самостоятельного бытия страстей, он, вследствие попечения об этих страстях, не познал логоса природы. А (человеку) должно познать, что такое закон естества и что такое тирания страстей, не естественным, а случайным образом вторгшаяся в него по причине его свободного согласия. И этот (закон естества) он должен сберечь, блюдя его созвучной с природой деятельностью, а тиранию страстей изгнать из своей воли и (силой) разума сохранить (непорочной) свою природу, саму по себе чистую, незапятнанную и свободную от ненависти и раздора. Затем волю свою, которая не должна привносить ничего такого, чего не дарует логос природы, он обязан сделать спутницей естеству. А поэтому ему следует удалять (от себя) всякую ненависть и всякий раздор к сродному ему по природе, чтобы Бог услышал его, когда он будет произносить эту Молитву, и вместо простой дал бы ему двойную благодать: и прежних грехов прощение, и от будущих покров и избавление; и дабы не допустил его впасть во искушение и стать рабом лукавого, - (все это) за одно только, что он с готовностью прощает долги ближним.

Поэтому и мы, возвращаясь, кратко повторим сущность сказанного. Если желаем избавиться от лукавого и не впасть во искушение, будем верить Богу и простим долги должникам нашим. «А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф.6:15). Тогда мы не только получим прощение соделанных нами грехов, но победим и (сам) закон греха, (так как Господь) не допустит нас изведать его, и попрем родителя греха, лукавого змия, об избавлении от которого молимся. И Военачальником нашим будет при этом Христос, победивший мир; Он вооружает нас законами заповедей, и в соответствии с этими законами, посредством отвержения страстей и через любовь связывает воедино природу (человеческую). Как Хлеб жизни, мудрости, ведения и правды, Он привлекает к Себе наше ненасытное желание; во исполнение Отчей воли Он соделывает нас сослужителями Ангелов, так что еще в этой жизни мы, подражая (Ангелам), являем в своем житии небесное благоугождение (Богу). Затем Он возводит нас на высшие ступени Божественного, ведущие к (Самому) Отцу светов (Иак.1,17) и соделывает нас, через благодатное общение со (Святым) Духом, причастниками Божественного естества, благодаря чему мы все без ограничения назовемся детьми Божиими и пречисто будем носить (в себе) всего Сына Божия по естеству - Самого Совершителя этой благодати, от Которого, через Которого и в Котором мы имеем и будем иметь и бытие, и движение, и жизнь.

Итак, пусть целью этой Молитвы будет для нас лицезрение таинства обожения, дабы мы познали, вместо каких и какими соделало нас истощание через плоть Единородного, а также откуда и куда нас, занявших во вселенной самое дольнее место, в которое низринула нас тяжесть греха, возвел (Господь) силой (Своей) человеколюбивой руки. И еще более возлюбим столь мудро Уготовавшего нам это спасение. Делами покажем эту Молитву исполняемой и будем проповедниками Бога — истинного Отца (нашего) по благодати. И да не будет у нас страстей бесчестия, которые показывают, что отцом нашей жизни мы имеем лукавого, всегда покушающегося тиранически повелевать естеством (человеческим). И не обменяем, сами того не заметив, жизни на смерть. Ибо каждый из них имеет обыкновение вознаграждать присоединившихся к нему. Один дает любящим Его вечную жизнь, а другой, через внушение добровольных искушений, производит в приближающихся (к нему) смерть.

Ибо искушения бывают, (как это видно) из Священного Писания, двух родов: один род — приятный, а другой — болезненный; один — добровольный, а другой — невольный. Первый из них есть родитель греха, а поэтому мы должны молиться, чтобы не подвергнуться ему, согласно наставлению Господа, говорящего: «И не введи нас во искушение и Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение» (Мф.26,41). А второй (род искушений), наказывая грехолюбие наведением невольных страданий, является карателем греха. Если кто претерпит такое (искушение) и если он не будет пригвожден гвоздями порока, то услышит великого Иакова, явственно взывающего: «С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие. От терпения опытность» (Иак.1,2-4; Рим.5,4). Лукавый же злорадно наблюдает за теми и другими искушениями: за вольными и невольными. В случае первых он, сея в душе семена телесных наслаждений и раздражая ее ими, замышляет отвлечь ее от стремления к Божественной любви. Искушения же второго рода он сам (иногда) лукаво испрашивает, желая мучениями (и скорбями) огубить природу (человеческую) и понудить душу, изнемогшую в страданиях, воздвигнуть свои помышления на вражду с Создателем.

Но мы, ведая замыслы лукавого, возгнушаемся вольного искушения, чтобы не отвлечь своего стремления от Божественной любви; а (искушение) невольное, случающееся по Божию попущению, мужественно перенесем, дабы показать, что Создателя природы мы предпочитаем (самой) природе. И все мы, призывающие имя Господа нашего Иисуса Христа, да избавимся от здешних наслаждений, исходящих от лукавого, и избежим будущих мук, становясь причастниками зримой сущности будущих благ, открываемой нам в Самом Христе Господе нашем, едином со Отцем и Святым Духом, славимом всеми тварями. Аминь.

Блаж. Феофилакт. Не входить в искушение значит не порываться на искушения. Ибо нам должно молить Бога не о том, чтоб Он наслал на нас искушение, но о том, чтобы отвратить оное: а если постигнет, должно с мужеством переносить оное. Нужно сказать, что искушений два вида. Одни произвольные, например: пьянство, убийство, прелюбодяние, и прочие страсти. Ибо сим искушениям мы сами подпадаем произвольно. Другие искушения—невольные, коим подвергают нас владыки и сильные. От произвольных-то искушений, т.е. от страстей нам должно убегать, молиться об избавлении от них и говорить: «не введи нас», не попусти нам впасть «во искушение», т.е. в произвольную страсть.

Он же. Мы люди слабые, посему не должны подвер гать себя искушениям; но если впали во искушение, то должны молиться, чтоб оно не поглотило нас и чтобы Бог даровал нам помощь и терпение. Ибо только тот вовлекается в бездну напасти, кто побежден: но кто впал в искушение и победил его, тот достоин венцев и славы.

Симеон Солунский. «И не введи нас во искушение». Ибо много наветников, полных зависти и всегда враждебных, и много искушений от демонов, от людей, от тела, от невнимания души, которые встречают всех,—и ревностно подвизающихся и нерадивых,—только искушения праведных обращаются им во благо, служа к испытанию их и преспеянию. И праведные «терпения имут потребу» (Евр.10,36); по тому что «дух бодр, плоть же немощна» (Mф.26,41). От искушений же таких, презришь, например, брата, или обидишь его, или скорбь ему причинишь, божествен ное что презришь, или понерадишь о нем,—кто бывает свободен?—Почему молясь о прощении того, в чем погрешаем против Бога и брата, потому что са ми прощаем и милуем, праведно молимся и о том, да не внидем в искушение. Будь и праведен кто, не долж но ему дерзать о себе; ибо смиряться, миловать и про щать и есть праведность.

Святитель Тихон. Искушение бывает нам к добру или ко злу. Искушение к добру — от Бога, им просят иску ситься Давид и прочие святые. «Искуси меня Боже, и узнай сердце мое; испытай меня и узнай пути мои» (Пс.138:23). Так искушаем был Авра ам (см. Быт.22). Не о таком искушении здесь слово. Искушение ко злу, или прельщение, быва ет или от дьявола, который всячески пытается нас уловить, прельстить, ко греху привести и погубить, или от плоти, которая страстями и похотями борет нас, или от мира, который пре лестью, суетой и соблазнами ко злу нас поощ ряет. О таком искушении здесь слово. Бог, так как Благ, никого ко злу не искушает. «В искушении никто не говори: «Бог меня искушает»; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак.1,13-14).

Этим словом: «не введи нас во искушение», — молим Бога, чтобы Он нас от искушения мира, плоти и дьявола Своею благодатью сохранил. А хотя и впадем в искушения, о том просим, чтобы не попустил нам быть ими побеж денными, но помогал бы нам их одолеть и победить. Из этого видно, что без Божией помощи мы бессильны и немощны. Если бы мы сами могли противиться искушению, не было бы повелено нам просить в этом помощи. Этим научаемся, как только почувствуем находящее на нас искушение, тотчас Богу мо литься и просить у Него помощи. Учимся из этого на себя и свою силу не надеяться, но на Бога. Когда молимся: «не введи нас во искушение», то не должны сами себя вдавать в искушение. «Когда, — говорит святой Иоанн Златоуст, —бываем призваны на подвиг, мужественно должно стоять, а не призванные молчать должны и ожидать времени подвига, да покажем и нежелание суетной славы, и мужество».

Св. Киприан. После всего к концу молитвы приходит заключение, кратко выражающее все наши моления и прошения. В конце говорим: «но избави нас от лукавого», разумея под тем всякие беды, которые в сем мире замышляет против нас враг и против которых у нас будет верная и крепкая защита, если избавит нас от них Бог, если по нашему прошению и молению Он дарует нам Свою помощь. Затем, после слов: «избави нас от лукавого», не о чем уже более и просить: мы просим покровительства Божия против лукавого, а получивши таковое покровительство, мы уже безопасны и защищены от всех козней диавола и мира. В самом деле, чего бояться со стороны мира тому, кому в этом мире защитник Бог?

Св. Григорий Нисский. Восстав речем Богу: не введи нас «в напасть», т.-е. в бедствие настоящей жизни, «но избави нас от лукавого», приобретшего силу в этом мире, от которого да избавимся и мы по благодати Христа Господа.

Св. Златоуст. Лукавым же здесь называет Христос дьявола, повелевая нам вести против него непримиримую бран, и показывая, что он таков не по природе. Зло зависит не от природы, но от свободы. А что преимущественно дьявол называется лукавым, то это по чрезвычайному множеству зла, в нем находящегося, и потому, что он, не будучи ничем обижен от нас, ведет против нас непримиримую брань. Потому Спаситель и не сказал: «избави нас» от лукавых, но: от «лукавого», и тем самым научает нас никогда не гневаться на ближних за те оскорбления, какие мы иногда терпим от них, но всю вражду свою обращать против дьявола, как виновника всех зол.

Св. Кассиан. Наконец следует: «но избави нас от лукавого», т.е., не попусти нам искушенным быть от диaвoлa сверх нашей силы, но «сотвори со искушением и избытие, яко возмощи нам понести» (1Кор.10,13).

Блаж. Августин. «Но избави нас от лукавого», может принадлежать к тому же предыдущему прошению, так как бы в том и другом об одном и том же про симо было. Почему и частица: «но» поставлена, чтоб по казать, что все это изречение: «не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого»—выражает одну и ту же мысль. Каким образом? Вот каким: избавляя нас от лукавого, Господь не вводит нас в искушение, а не вводя в искушение избавляет от лукавого.

Но, возлюбленные, бывает у нас в сей жизни одно страшное искушение,—такое искушение, в котором под вергается опасности и искушению то самое, чрез что можем заслужить себе прощение, если падем от дру гих искушений. Страшно это искушение, потому что отнимает у нас то, чрез что можем быт уврачеваны от ран, причиненных другими искушениями. Вижу, что вы не понимаете меня. Но послушайте и поймете.— Положим, что кто-либо побежден каким-либо искушением: ибо и добрый борец получает раны. Победила, например, кого-либо скупость (хоть он и добрый борец), и он учинил что-либо в угоду своекорыстию. Но страсть прошла, грех сознан,—и он молится: «остави». Если он сам оставляет другим, тотчас оставляется ему. Или, воззрел кто на жену, принял вожделение и ус ладился им. Но опомнился вовремя, и укротил похоть. До греха не дошло; но тем самым, что допущено услаждение плотское, учинено нечто греховное, что поставляет его в необходимость молиться: «остави». И здесь тоже, если он сам оставляет другим, тотчас оставляется ему. Так и при всех других искушениях. Коль скоро кто оставляет другим, то в каком бы искушении ни поткнулся он, если в раскаянии обратится к Богу и воззовет: «остави», тотчас овставится ему, если же не оставляет он другим, то и самома лейшее прегрешение не оставится ему. И вот то страш ное и пагубное искушение, о коем я говорю, — когда лукавый, зла источник, успеет всеять в сердце на ше злобу, прощения незнающую и требующую отмщения. И от сего-то наипаче быть избавленными да молимся, когда говорим «избави нас от лукавого». Ибо чрез cиe лишен бываешь ты того, чрез что мог бы получить отпущение во всех других грехах. Какими чувствами и какими пожеланиями и делами ни погрешил бы ты, во всех получил бы прощение, если бы сам прощал. Но вот лукавый поджигает тебя к отмщению, и отнимает у тебя не только возможность получить про щение, но и дерзновение говорить в молитве: «якоже и ми оставляем должнижом нашим». А когда потерял ты это, то все остается за тобою, ничто не оставляется.

Смотрите же, братья мои; смотрите, дети мои; смотри те, чада Божии; смотрите, умоляю вас. Боритесь с сердцем своим и в сердце своем с лукавым, скол ько сил ест. Когда увидите, что гнев восстал в вас и злость снедает сердце ваше, молитесь против них Богу, да соделает Он вас победителями сего искушения и избавит от лукавого, в вас действую щего. Оставьте внешних врагов; с внутренними всту пайте в борьбу и молитесь. Близ Господь, и помощь Его готова. Воззовите и избавит.

Он же. После того, как скажем: «и не введи нас во искушение», следует: «но избави нас от лукавого». Кто желает быт избавленным от лукавого, тот сви детельствует, сим, что объят лукавством. Почему Апостол говорит: «искупующе время, яко дние лукави суть» (Еф.5,16). Но «кто есть человек, хотяй живот, любяй дни видети благи?»—Когда у всякого человека, плоть носящего, дни жизни сей лукавы, то кто есть не хотяй сего? Если же хочешь, то делай то, что далее следует: «удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати лести: уклонися от зла и сотвори благо, взыщи мира и пожени и» (Пс.33,13-15). Сделай так; и пресечешь дни лукавы, и исполнится на те бе: «избави нас от лукавого»

Он же. Молиться надобно не о том только чтоб не быть нам введенными в искушение на зло: о чем просим в шестом прошении, но и о том, чтоб избав ленными быть от того, в какое уже введены. И ког да это будет получено, тогда не останется уже ничего для нас опасного и нечего уже будет бояться како го-либо искушения. Чего впрочем в этой жизни, в коей пребываем обложенными страстностью, с того момента, как низринула нас в нее прелесть змеиная, ожидать нельзя. Однако ж должно надеяться, что это будет некогда. И cиe-то есть предмет чаяния того, че го не видим, как говорит Апостол: «упование види мое несть упование» (Рим.8, 24). Но в мудрости, яко доступной и в сей еще жизни, рабам Божиим отчаиваться не должно. Она же состоит в том, чтоб с наистрожайшим вниманием убегать того, чего, как ура зумели мы из Божественного Откровения, убегать дол жно, и с пламенною любовью желать того, чего, как уразумели мы из того же Божественного Откровения, желать должно. Таким способом когда в самой смер ти сложим с себя все бремя смертности, удостоимся внити во всестороннее, ничем нерушимое блаженство, которого начатки полагаются еще в сей жизни, воз жигая всеусердное желание сподобиться его, во всей его полноте, некогда и там.

Блаж. Феофилакт. «Но избави нас от лукавого». Ибо он наводит невольные и вольные искушения. Посему, когда ты невольно терпишь искушение от человека, не человека сего считай виновным твоего искушения, но лукавого. Ибо он наущает человека яриться на тебя и неистовствовать.

Он же. Не сказал от лукавых людей избави: ибо не они делают нам зло, но лукавый возбуждает их на то и делает зло и нам и им. Посему не людей, а злых духов нам должно ненавидеть и проклинать.

Симеон Солунский. «Но избави нас от лукавого». Ибо он Твой и наш враг, неукротимый, неусыпный, горящий злостью. Мы бессильны устоять против него, потому что он естества тончайшего, чем мы, лукав и сна не знает, изобретая и сплетая бесчисленные против нас козни. И если Ты, Творче и Владыко всяческих, и самого этого диавола с кле вретами его, равно как и Ангелов и нас, если Ты не исхитишь нас, то кто силен избавиться от него? Нет у нас сил бороться с невещественным, и притом злючим, завистливым и всезлокозненным.

Святитель Тихон. По учению святого Златоуста, под лукавым здесь подразумевается дьявол. «Лукавого, — говорит, — здесь имеет в виду дьявола, пове левая нам иметь с ним неусыпную брань». Он так называется по превосходству, из-за великой его злобы, так как неусыпно на нас вооружается и всякие беды, как телесные, так и духовные, на нас старается навести, как говорит апостол: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что против ник ваш, дьявол, ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Петр.5,8). Этим молимся Отцу Небесному, чтобы Сам нас от него защитил, потому что сами от него сохраниться не можем. Наконец, дабы в час смерти нашей, когда он особенно против верных подвизается, сохранил нас от него, и по блаженной кончине души наши в небесное Отечество взял, и как от него, так и от всех бед, которые он восставляет, избавив, вечное подал нам блаженство, которое обещал верующим во имя Его. Этим словом: «избави нас от лукавого», — к молитве нас возбуждает Спаситель наш, и мо литвою от него избавляться научает. «Поминая о враге, — говорит святой Иоанн Златоуст, — к подвигу нас подготавли вает, и леность от нас отсекает». Молясь: «не введи нас», а не меня, «во искушение, но избави нас», а не меня, «от лукавого», — научаемся и увещаемся друг за друга молиться и друг другу у Бога просить помощи, защиты, избавления и спасения.