2. Просит Апостол о милостивом принятии Онисима (8-21)
В этом прошении Апостол выставляет самые понудительные побуждения удовлетворить его, устраняя все, что можно бы представить против того.
Стихи 8 и 9. «Сего ради многое дерзновение имея во Христе повелевати тебе, еже потребно есть, любве же ради паче молю, таков сый якоже Павел старец, ныне же и узник Иисуса Христа».
Здесь что ни слово, то новое побуждение; и все они опираются на лицо самого Апостола. Первое - апостольская власть. Хотя святой Павел отказывается в настоящем случае действовать в силу ее, но поелику помянул о ней, то возродил в душе Филимона сознание обязанности слушать его, как Апостола, хотя бы не приложено было других побуждений. Власть сия поставлена Апостолом позади всех других побуждений, но не закрыта ими, а видится и всеми ими заправляет, всем им особую придавая собою силу. Блаженный Феодорит мысль Апостола выражает так: «Я мог бы, - говорит Апостол, - смело поступить с тобою, как горячо верующим, и велеть по праву учителя, но не делаю сего, обращаюсь же к тебе с просьбою».
«Сего ради». Чего ради? - Ради того, что сказано пред сим. Поелику ты таков, что всячески упокоиваешь утробы святых, то мне нечего напрягаться действовать на тебя властию апостольскою. Довольно напомянуть тебе о нужде, и ты конечно не откажешься исполнить ее. Ибо если для других делаешь, тем охотнее сделаешь для меня.
«Дерзновение имея». «Естественный закон справедливости учит, что учителю достойно есть давать повеления ученику» (Амвросиаст). И Апостол очевидно имел в виду восставить этот закон в сознании Филимона, но как это могло показаться резким, то он смягчает его всячески. «Дерзновение», говорит, «имея». Дерзновение - доступ, свобода говорить кому. Он представляет Филимона великим человеком, к которому не всем свободен доступ, себя же ставит в ряд простых лиц, наводя на мысль, что если имеет что особое сравнительно с другими пред Филимоном, то это зависит от самого Филимона: сам он дал мне такой свободный к себе доступ. Затем прибавляет: «во Христе». Это слово могло наводить и на такую мысль: власть имея о Христе, как Апостол Христов, мог бы повелеть тебе, и паче других тебе, которого родил к новой жизни во Христе. Но как пред сим он употребил слово - «дерзновение», а не - власть, то и словом «во Христе» наводил на мысль: по причине сильной твоей веры во Христа Господа, имею дерзновение предлагать тебе все, благоугодное Господу, не по власти апостольской, а по уверенности в твоей горячей вере во Христа Господа, имея дерзновение, или доступ, говорить тебе. И слово: повелевати употреблено смягчения ради, ибо оно значит и: делать наказ, как бы предлагать: не угодно ли. И - «еже потребно есть», - подобающее, пригодное, - к той же цели направлено. Святой Златоуст говорит: «Смотри, как он остерегается, чтобы и сказанное от сильной любви не поразило слушателя и не оскорбило его. Посему прежде нежели сказал: «повелевати тебе»,- ибо такое выражение было резко, хотя, быв сказано от любви, оно весьма легко могло достигнуть цели, - он от преизбытка осторожности делает оговорку: «дерзновение имея», и этим показывает, что Филимон был муж великий, то есть говорит: ты сам дал нам дерзновение; потом прибавляет: «во Христе», и этим показывает, что он говорит так Филимону по причине веры его во Христа; а потом уже и говорит: «повелевати тебе», и не только это, но еще: «еже потребно есть», то есть справедливое дело. Смотри, сколькими доводами он убеждает Филимона; ты оказываешь, говорит, благодеяния другим, окажи и мне, притом ради Христа, - и потому, что это дело справедливо, и потому (далее), что этого требует любовь».
Второе побуждение - любовь. «Любве же ради паче молю». «Любви ради, какою я тебя люблю и какою любим есмь тобою» (Экумений). Власть мою оставляю позади. Обращаюсь к тебе лицом любви - братской, дружеской, отеческой. Поелику речь о деле любви, то кто победоноснее может умолить о нем, как не любовь? Ее и выставляю пред тобою ходатаицею за мое прошение. Ради ее прошу. Все другие ходатаи (побуждения) медленно достигают успеха; любовь же быстро и сильно действенна. Ее и употребляю, потому что мне сильно желательно иметь успех в прошении. Если любишь и если дорожишь моею любовию, сделай по прошению моему. Святой Златоуст пишет: «Апостол как бы так говорит: из прежних примеров я знаю, что, и повелевая с великою властию, я получу успех; но так как я особенно забочусь об этом деле, то «любве ради молю». Здесь он вместе выражает и то, и другое: и то, что надеется на него, потому и повелевает,- и то, что особенно заботится об этом деле, потому и «молит любве ради»».
Третье, четвертое и пятое побуждение. «Таков сый». ««Молю», будучи, говорит, таким, каковым подобает быть тому, кто силен склонить на свое прошение» (Экумений). Что же в лице его есть столь убедительное? - «Павел,- старец,- узник». «Смотри, сколько понудительных побуждений! «Павел», от качеств лица; от возраста, что «старец»; от того, что больше всего справедливо (что наиболее представляет прав на услышание), что и «узник Иисуса Христа»» (святой Златоуст).
«Павел». «Одного этого достаточно к тому, чтобы убедить и склонить» (Экумений). «Смотри, кто проситель; одного упоминания об имени достаточно, чтобы внушить уважение и крайне упорному. Кто слышит - «Павел», тот слышит имя проповедника вселенной, возделавшего сушу и море, сосуд избранный, и прочее, для перечисления чего потребны тысячи языков» (Феодорит).
«Старец». «Апостол присовокупил и - что он «старец», указывая на седину, добытую трудами, и ею придавая большую убедительность слову» (Феодорит).
«Ныне же и узник Иисуса Христа». «Почти Павла, почти старость, почти узы, которыми обложен я, как проповедник истины» (Феодорит). «Ратоборца, увенчанного за подвиги, кто не принял бы с распростертыми объятиями? Кто, видя связанного за Христа, не оказал бы тысячи услуг?» (святой Златоуст).
Стих 10. «Молю тя о моем чаде, егоже родих во узах моих Онисима».
Указывает предмет прошения и тут же обставляет его такими определениями, которые против воли должны расположить в пользу прошения. Уже прежними словами Филимон был довольно подготовлен к уступчивости, но если б после того Апостол вдруг помянул об Онисиме, память о котором, вероятно, не перестала еще быть горькою и неприятною для Филимона, то этим разорил бы все, что произвели первые слова. Почему наперед сказывает, что теперь есть этот Онисим, и тем прежний неблаговидный образ его закрывает, возбудив представления о нем самые привлекательные и нежные: «чадо мое,- чадо, во узах рожденное». После сих слов, хотя бы имя Онисима и порождало какое неприятное чувство и позыв на строгость, но как его коснуться нельзя уже было, не коснувшись самого святого Павла, то всякая строгость господина к рабу тем обезоруживалась любовию и благоговением к Апостолу, который так близко принял к себе неключимого (негодного), сделавшегося, однако ж, ключимым, раба, что стал иметь его чадом своим. Святой Златоуст говорит: «Смягчив, таким образом (тем, что сказано пред сим), душу Филимона, Апостол не вдруг объявляет имя раба, но после такой просьбы еще медлит. Вы знаете, как велик бывает гнев господ на убежавших рабов, особенно если это сделано с покражею, как сильно раздражаются они, хотя бы были добрыми господами. Посему Павел старается смягчить его всеми доводами; и когда возбудил в нем готовность сделать все, что бы ни было, и приготовил душу его ко всякому послушанию, тогда уже и высказывает вполне свою просьбу».
«Молю тя». «Не велико, если кто из простых преклоняет главу, но то достойно похвалы, когда смиряет себя муж высокий. Апостол молит того, кому имел власть повелевать, чтобы во всем дать примеры ревнующим о совершенстве» (Амвросиаст). Молю - «о моем чаде». «Кто возглаголет силы Господни?» (Пс.105,2). Кто достойно восхвалит Божие человеколюбие? Заслуживший наказание подкопатель стены внезапно стал чадом Павловым» (Феодорит). И смиренное - «молю», и это сердечное - «о чаде» должны были победоносно действовать на сердце Филимона, который и сам себя сознавал чадом святого Павла. Любя святого Павла, он не мог не расположиться любовно и к чаду его, хотя бы сам не был в таких же к нему отношениях. Теперь чадо Павлово должно было возбуждать в нем уже родственные чувства, поколику и он то же имел рождения начало. Онисим теперь должен видеться ему уже не рабом, а братом. Ниже Апостол так и называет его, но теперь ограничивается тем, чтоб указать в Онисиме чадо свое. «Таким образом, Апостол не только укрощает гнев его, но и возбуждает в нем чувство благорасположения; я, говорит, не назвал бы его сыном, если бы он не был весьма благонадежен. Как я назвал Тимофея, так называю и его» (святой Златоуст).
«Егоже родих во узах моих». «И узы не воспрепятствовали духовному рождению» (Феодорит). «Родих», отродив водою и Духом. «Я огласил е благовестием и, уверовавшего, повелел крестить бане пакибытия» (Феофилакт). «Его, прибегшего к божественной помощи, святой Павел, бывши под стражею в городе Риме, окрестил, провидя в нем благопотребный сосуд» (Амвросиаст). «Родих во узах моих». Поминает о сем, как мать о болезнях рождения. И всякий рожденный дорог, тем паче дорог рожденный при трудных обстоятельствах. «Опять для убеждения Апостол указывает на узы, говоря как бы: Онисим достоин великой чести и потому, что рожден среди самых подвигов; его надобно любить особенно потому, что он рожден среди искушений за Христа. Ибо известно, что мы питаем особую любовь к детям, рожденным среди опасностей, которых мы избежали. Так Рахиль любимого Вениамина называет «сыном болезни своея» (Быт. 35, 18)» (святой Златоуст).
«Онисима». Вот когда наконец сказывает и самое имя! (святой Златоуст). По словопроизводству Онисим значит полезный, плодовитый. Не это ли подало повод святому Павлу далее приложить, что если он был неблагопотребен, то это случайно; теперь он уже не таков, уже не напрасно носит такое имя.
Стих 11. «Иногда тебе непотребнаго, ныне же тебе и мне благопотребна, егоже возпослах тебе».
Если бы Апостол высказал все предыдущее, не упоминая об Онисиме, то нет сомнения, что тотчас же получил бы беспрекословное согласие на удовлетворение прошения. Но когда помянул об Онисиме, то хотя, может быть, Филимон из любви и уважения к Апостолу и при сем тотчас же положил в уме сделать угодное ему; но, судя по-человечески, не мог быть свободен от некоторых помышлений, сильных возмущать его сердце и лишать возможности с спокойным духом привести в исполнение такое решение. Могло тревожить его: такой непотребный; как его принять? К тому же бежал и утащил (если утащил) то и то. Какая на него надежда? Апостол знал, что будут такие беспокойные помыслы, и, не желая, чтоб доброе Филимоново было совершено с тяготою, как иго, а, напротив, сделано охотно, с мирным расположением, спешит рассеять такие помыслы. Как наиболее тревожный между ними есть тот, что Онисим оказался непотребным, то на нем прежде и больше и останавливается святой Павел.
Он говорит как бы: тебе может прийти на мысль: такого непотребного принять?! Не отрицаю, что он был непотребен; но был, а не есть. Теперь, по приятии благодати возрождения, он положил, отвергшись всего худого, жить целомудренно и праведно, и благочестно, и помышляет уже не о чем-либо непотребном, но об одном том, «елика истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвална, аще кая добродетель и аще кая похвала» (Флп.4,8). Такого нельзя уже считать непотребным, или опасаться от него опять чего-либо недоброго; напротив, надобно не упустить его, чтоб пользоваться его добрыми услугами, на которые он готов и гож теперь более, чем был прежде. Такие мысли хотел породить святой Павел в уме Филимона, назвав Онисима благопотребным и ему, и себе. Святой Златоуст говорит: «Смотри, с каким благоразумием он исповедует грех раба, и тем укрощает гнев господина. Знаю, говорит, что он был непотребен; «ныне же тебе и мне благопотребен». Не сказал: ныне же будет благопотребен, но - есть уже таков, и не только тебе, но и мне». («Он стал благочестен и свят, и потому обоим нам благопотребен» - Феофилакт.) Апостол присовокупил и свое лицо, дабы надежды на слугу были достовернее. Ибо если он благопотребен Павлу, требующему во всем великой исправности, то тем более - господину.
«Егоже возпослах тебе». Если б Апостол оставил Онисима при себе, предыдущий похвальный отзыв не успокоил бы Филимона. Ему думалось бы: это он там у тебя таким представляется, а меня, может быть, и знать не хочет. Апостол отражает такое помышление, отослав Онисима,-говоря ему тем: на, сам посмотри, каков он. Святой Златоуст говорит: «И тем еще укрощает гнев господина, что отдает ему раба его; ибо господа особенно гневаются тогда, когда ходатайствуют пред ними за рабов отсутствующих: этим самым он еще более успокоил Филимона». Он говорит как бы: я уловил беглеца твоего, но отсылаю его к тебе не связанным по рукам и ногам; сам он, своими ногами свободно придет к тебе. С своей стороны и Онисим, сам являясь к господину, пред коим виновен, обнаруживал тем полную веру в доброту его и располагал его в свою пользу. В таком течении дела он очень походил на блудного, возвращавшегося к отцу. Если это пришло на ум Филимону,- а не прийти почти не могло,- то это очень могло его расположить явиться в принятии бежавшего раба подражателем тому, как отец принял блудного сына.
Стих 12. «Ты же его, сиречь мою утробу, приими».
«Опять не просто употребляет его имя, но с прибавлением убедительнейшего выражения, которое нежнее слова: «сын. Утробу мою». Этим он выражает великую любовь свою к нему. Не сказал: возьми; не сказал: не гневайся, но - «прими», то есть он достоин не только прощения, но и чести,- почему? - Потому что он сделался сыном Павла» (святой Златоуст). Ибо Апостол словами: «утробу мою», хотел выразить: «мой он сын, моею порожден утробою» (Феодорит). «А сказав: «прими», внушил: приими его с любовию» (Экумений). «Приими», как бы: простри к нему объятия и прижми его к сердцу своему. «Прияв его, не его примешь, а мою утробу: так я его люблю, что всегда ношу в сердце моем» (Феофилакт).
Стих 13. «Егоже аз хотех у себе держати, да вместо тебе послужит ми во узах благовествования».
Подтверждает, сколько Онисим стал благопотребен; столько, что, говорит, я хотел оставить его при себе, чтоб послужил мне в узах, следовательно, считал его и верным, так что на него можно во всем положиться, и столь благоразумным, что может все делать как должно; почему при нем можно быть совершенно покойным. К подобному же удостоверению могли послужить и следующие слова: да вместо тебе послужит мне. Ибо они и такую порождают мысль: ты сам не лучше бы послужил мне. Так незаметно святой Павел возвысил Онисима до уровня с господином его Филимоном. «Смотри, какова сила Евангелия: слугу сделало оно равным господину»,- взывает Феодорит. «Смотри, какова мудрость у Апостола! Как он мало-помалу слугу поставил на место господина!» - прибавляют Экумений с Феофилактом.
Но не одно удостоверение в благонадежии Онисима хотел Апостол представить Филимону этими словами. Кроме того, он имел в мысли расположить его встретить Онисима с некоторым уважением, как оказавшего ему самому услугу. Филимон обязан был послужить Апостолу, как ученик учителю, и, нет сомнения, сознавал эту обязанность свою. Если положим, что, по сильной любви к святому Павлу, он порывался послужить ему и, не имея возможности исполнить такого желания, скорбел о том; то не можем не согласиться, что ему очень приятно было услышать, что его слуга, хоть и непотребный иногда, хоть и помимо его воли и распоряжения, послужил вместо него Апостолу. Само по себе это обстоятельство не великой цены, но ему дорого то, что святой Павел сам так именно смотрит на сие служение, - недолгое со времени обращения до отправления. После сего ему естественно было встретить Онисима как оказавшего ему услугу. Святой Златоуст говорит: «Видишь ли, сколько он наперед употребляет доводов, чтобы потом внушить к нему уважение господина? Смотри, с какою мудростию он делает и это; смотри, как он обязывает одного и воздает честь другому. Ты видишь, говорит, что чрез него ты сам оказываешь мне услужение». Блаженный Феофилакт проводит далее то же внушение: «Если ты обязан послужить мне, а он делает это вместо тебя, то от этого, явно, тебе прибыль».
Стих 14. «Без твоея же воли ничтоже восхотех сотворити, да не аки по нужди благое твое будет, но по воли».
Будто слышит возражение Апостол: говоришь, он столько благонадежен, что ты хотел оставить его при себе, однако ж спешишь поскорее проводить его от себя; вероятно, благонадежие его не совсем надежно.-Нет, не то, говорит святой Павел. Это препровождение его к тебе имеет совсем другой смысл и другое побуждение. Я не сомневаюсь, что, если б я, оставив его при себе, только известил тебя о том, прося твоего согласия на то, ты охотно бы согласился на то. И доброе бы сделал дело. Но это добро твое имело бы некоторый оттенок вынуждения; я же не хочу, чтоб от тебя шло какое-либо добро, не ко мне только, но вообще, не по воле твоей,- так как в таком случае оно теряло бы всю цену пред очами Божиими: «доброхотна бо дателя любит Бог» (2Кор. 9, 7). Почему и отослал к тебе Онисима, чтоб если ты распорядишься сделать его ус л у жителем мне, то сделал это по твоей доброй воле. Апостол не настаивает на том, чтоб Онисим обратно был прислан к нему, потому что в этом не настояло крайней нужды: около него всегда много было лиц, готовых сделать для него все нужное, - но оставляет это на свободу Филимону. Святой Златоуст говорит: «Сими словами Апостол внушает, что он больше имел в виду его (Филимона), нежели раба, потому что оказывает ему великое уважение: «без твоея, - говорит, воли не восхотех»». («И этим смягчает Филимона» - Феофилакт.) Человек тогда особенно склоняется на просьбу, когда и самое дело полезно, и устрояется оно согласно с его волею, - ибо тогда бывает два блага: и дающий получает пользу, и принимающий находится в большей безопасности. Не сказал: «да не по нужде», но: «да не аки по нужде». Хотя я знал, говорит, что ты, если б и не был уведомлен об этом деле, а получил об нем известие нечаянно, не стал бы сердиться, но поступил так по особой предосторожности, «да не будет благое твое аки по нужде». «Хочу, докончим словами Феодорита, чтоб и ты приобрел из сего выгоду, собственным своим согласием извлек пользу».
Стих 15. «Негли бо ради сего разлучися на час, да вечна того приимеши».
Но при всем том у Филимона могло не выходить из головы: но ведь бежал, - крайнего достиг предела в преступлениях рабских: как на него положиться? - Отгоняет такой помысл святой Павел тем, что возводит сей случай к планам промышления Божия, опираясь на добрые последствия бегства. Пусть бежал; но ты не смотри на это бегство, а на то, что из того вышло. Бежал, и попал в мрежу благовестия, которою привлечен ко Господу. Сколько времени он жил у тебя - христианина со всем семейством? - но, несмотря на то, что постоянно вращался среди христиан, все оставался в язычестве - врагом Божиим, и на ум ему не приходило оставить свое нечестие и пристать к чтителям единого истинного Бога. Может быть, лежавшие на нем дела не давали ему времени подумать об этом. Бегство потрясло его, но вместе дало свободу обдумать свое положение и взыскать убежища для успокоения своего духа. Он обрел его там, где обретают его все обремененные и труждающиеся, - в Господе Спасителе, в Коем и ты сам все обрел, что удовлетворяет и покоит душу твою. Быть Господним ты, конечно, считаешь первым благом и желаешь, чтобы все улучили его. Раб твой, живя у тебя, не улучал сего блага; почему бы то ни было, но не улучал. Но, как только бежал от тебя, тотчас улучил. Итак, ты не смотри на это бегство, как на преступление, не говори: бежал Онисим, а только - отлучился от тебя, чтоб восхитить то благо, которое ты желаешь всякому восхитить, и которого ему у тебя почему-то восхитить не приходилось. И что это так есть, суди по тому, что он, как только восхитил сие благо, тотчас к тебе возвращается; и ни я, ни он не встречаем ничего тому препятствующего ни в нем самом, ни в тебе, ни в соприкосновенных обстоятельствах. Не очевидно ли, что он за тем только и отлучился от тебя, чтоб сделаться христианином? Стал христианином и спешит к тебе. Он будто поручение данное исполняет. Чье же поручение? - Ты не давал его. Но не ломай головы; признай в этом Промыслительное Божие устроение, и все тебе будет. Так судил Бог спасти раба твоего. Веруй сему и принимай раба своего, как лицо, промыслительным Божиим благоволением осененное. Приложи к сему и такое рассуждение: он был раб, а возвращается к тебе братом о Господе. Рабство есть временное и случайное между вами отношение; а братство о Господе есть союз между вами вечный, союз живой и нерасторжимый. Пока оба вы в Господе, ничто, ни во времени, ни в вечности, разлучить вас друг от друга не может. И вышло, таким образом, что он разлучился с тобою на час, чтоб вовеки быть с тобою неразлучным. Что он по своему расположению таков, можешь судить по тому, что он к тебе возвращается сам, не связанный. Остается тебе принять его в том же духе. И приими его, как имеющего вечно пребыть с тобою неразлучным.
Промыслительное Божие устроение в этом обстоятельстве видит святой Златоуст и все наши толковники. Святой Златоуст говорит: «Хорошо сказал: «негли» - может быть,- чтоб господин уступил (отстал от той мысли, что Онисим убежал с злым умыслом, внушая: полно, так ли? Может быть, иначе это случилось. Возбуждает у него сомнение в правости своей о бегстве раба мысли.- Экумений, Феофилакт). Не сказал: «ради сего убежал», но: «ради сего разлучися», дабы более благозвучным выражением скорее склонить господина к милости. Также не сказал: сам отлучил себя, но: «разлучися», был разлучен, то есть не его устроения дело есть это разлучение. Так и Иосиф, оправдывая братьев, говорил: «Бог посла мя семо» (Быт. 45, 5), то есть злой умысел их обратил во благо. «Ради сего, - говорит, разлучися на час»: и время сокращает, и грех исповедует, и все обращает в домостроительство (Божие устроение). «Да вечна того приимеши», не только в настоящее время, но и в будущее, дабы тебе иметь его всегда; он более уже не убежит».
Стих 16. «Не ктому аки раба, но выше раба, брата возлюбленна, паче же мне, кольми же паче тебе и по плоти, и о Господе».
Сказал: «да вечна того приимеши». Теперь поясняет: но «вечна» - ты не можешь его иметь как раба; только братство в Господе вечно. Приими же его как брата. За тем он и отлучился, чтоб ты приял его «вечна», и, принимая «вечна», принял как брата: ибо иначе «вечна» приять его невозможно. Могло прийти на мысль: но мне слуга нужен, а ты брата шлешь! - Апостол внушает: ты прими его как брата, а он спешит к тебе как раб, при всем том, что сознает себя и братом тебе о Господе. И как брат, он усердно радел бы о благе твоем; но как при этом он считает себя рабом тебе, то будет усердствовать тебе вдвойне. «Оставаясь рабом, он будет предан тебе более брата» (святой Златоуст). Что он отлучился на время, это потеря. Но ты большее приобретение имеешь в качестве возвратившегося (из святого Златоуста).
Для Онисима держать себя и служить как рабу, при сознании братства, господину своему о Господе не составляло большого труда: он не отвык еще от рабских отношений и в душе своей он имел себя не иначе, как рабом. Братство о Господе только смягчало сие рабство, теснее соединяя его с господином любовию духовною. Но для Филимона принять, как брата, раба, да еще провинившегося, не легко было. Почему эту сторону особенно и скрашивает Апостол, говоря: «не аки раба, но выше раба». Не вдруг говорит: как брата, будто боясь ослепить его, осветив рабство христианским воззрением. Сначала не много приподнимает: «выше раба», а потом уже и в братство светлое облекает раба. И, чтоб это внушение благоприятнее было, выставляет себя в пример. Я, говорит, в Онисиме вижу, паче всего другого, брата, и брата возлюбленного. То, что он брат теперь, закрывает собою в очах моих все предыдущее. Ничего не вижу в нем, кроме брата возлюбленного. Но если я так, тем паче тебе возможно так смотреть на него: он тебе не чужой, к твоему дому принадлежит; а тут присоединилось еще другое свойство - о Господе. Так он вдвойне тебе свой: и по внешним отношениям, и о Господе. Святой Златоуст говорит: «Здесь и великая добродетель. Если он мой брат, то не стыдись его и ты. Названием «чада» (выше) Апостол выразил любовь к нему, а названием брата - доброе о нем мнение и себе уравнение».
«Кольми же паче тебе», - блаженный Феодорит так разумеет: «Из непотребного раба сделался он братом; и если братом мне, то гораздо паче тебе, так как он тебе принадлежит и по телесному служению». А блаженный Феофилакт с Экумением так: «Вместо раба (прими) брата, вместо непотребного - «возлюбленнаго», - и мне, «кольми же паче тебе». «И по плоти», то есть он достоин любви и по причине послужения тебе в мирских вещах, как искусный в устроении их и тебя упокоивающий; «и о Господе», и по духовным к тебе отношениям». Амвросиаст же видит здесь такое внушение: «Чтобы Филимон не поддался гордостному презорству, как обычно бывает у господ в отношении к рабам, Апостол смиряет его, называя Онисима братом ему «и по плоти, и о Господе»: чем и нас учит, чтоб, отвлекая мысль от разностей между людьми по состояниям, мы все признавали себя братиями, - как происходящие от одного Адама, особенно когда в посредство привходит вера, которая отсекает всякую гордость».
Стих 17. «Аще убо имаши мене общника, приими сего якоже мене».
Убеждение усиливается. То говорил: «приими как брата», а здесь - «якоже мене»; и притом с такою строгостию, что это поставляется условием общения с собою. Как бы так: избирай, или со мною быть в общении вместе с рабом - братом, или, отвергая раба, и со мною общение расстроить. Усиление такое потребовалось предыдущим: бежал, отсек себя от дома моего; как мне принять его? - Осветив это бежание домостроительством Божиим, Апостол отрезвляет господскую душу, если б она стала претить Филимону принять милостиво раба - беглеца, опасением потерять чрез это общение с ним самим. Сильнейшая болезнь, столь естественная у господина, требовала сильнейшего врачевства. Оно и предложено: ибо слова Апостола поставляли Филимона в необходимость принять Онисима; уклониться не было возможности. Святой Златоуст говорит: «Ничто так не убеждает к исполнению просьбы, как то, чтобы не просить всего вдруг. Потому и Апостол, смотри, после каких похвал, после какого приготовления, высказал эту великую просьбу. Назвал Онисима сыном своим, причастником благовестия, утробою; сказав: ты приобретаешь в нем брата, прими его как брата, - он потом уже прибавляет и: «якоже мене». Павел не постыдился сказать это. Если он не стыдился называться рабом верных, но даже сам признавал себя таким, то тем более он не мог чуждаться этого. А смысл слов его следующий: если мудрствуешь одинаково со мною, если стремишься к тому же, к чему и я, если считаешь меня другом, то «приими его якоже мене»». Продолжает сию речь блаженный Феодо-рит: «Что убедительнее, что тверже сих слов? Если, говорит Апостол, удостаиваешь какого-либо уважения общение со мною, то, как меня, прими допустившего в себе эту необычайную перемену (то есть из раба - в брата)».- Амвросиаст же заканчивает ее так: «Апостол показывает, что такое сильное имеет расположение к Онисиму, что самого Филимона, которого выше так хвалил, соглашается иметь общником своим только под тем условием, если он примет его, как Апостола. Такое слово должно было навесть страх на Филимона, чтоб, хоть по этой причине, принял его, если б не возмогла склонить его к тому любовь».
Стих 18. «Аще же в чесом обиде тебе, или должен есть, мне сие вмени».
Отстраняется последнее препятствие: причинил ущерб. Нельзя утверждать, что Апостол считал Филимона любостяжательным, зная, сколько он щедрствовал. Но не мог не считать возможным возникновения и в его сердце такого помысла - жаления о причиненном ущербе, не из побуждений любостяжания, но как у человека домовитого, ревниво заботящегося о том, чтоб все по экономии домашней было в порядке, и притом в видах приумножения средств к благотворительности. Предполагая это, Апостол врачует немощь, и,-не входя в долгое рассуждение,- ибо мог привести сильные побуждения к ни во что вменению понесенного ущерба из начал веры, - сразу отсекает ее: «мне вмени, аз воздам». Если бы Апостол стал рассуждать, житейская мудрость против всего нашла бы возражения; но тут нечего было возражать. Одно можно было возразить: где тебе взять? Но Филимон не мог не знать, судя и по себе самому, что Апостолу, столько любимому, что ради его и очи свои извертеть готовы бывают, стоило только слово сказать, и ему надавали бы столько, что он мог бы купить на то самого Филимона и со всем домом его, и со всем имением его. Таким образом, это: «мне вмени, аз воздам» безвозражательно отсекало всякое жаление об ущербе. Но и не это одно,- оно отсекало и всякое желание вознаграждения и поставляло Филимона в состояние, настроение и желание - ни во что вменив понесенный ущерб, изгнать не только из сердца, но и из мысли всякие счеты. Поставь всякий себя на место Филимона, и тотчас увидит и восчувствует, что взять что-либо от Апостола было для него делом немыслимым. После сего душа его совершенно умиротворялась, и желание Апостола, не встречая более препон, беспрекословно принималось к исполнению. Святой Златоуст обставляет сии слова такими наведениями: «Смотри, как и когда помянул он о проступке: на конце, после того, как сказал о нем многое. Так как потеря имущества обыкновенно раздражает людей больше всего, то, дабы Филимон не стал жаловаться на это, - ибо оно, вероятно, было у него похищено,- Апостол упоминает теперь об этом и говорит: «аще же в чесом обиде тебе». Не сказал: если украл что-нибудь, а как? «Аще в чесом обиде». Здесь он и признал проступок, и вместе представил его проступком не раба, но как бы друга в отношении к другу, выразив его названием, означающим более несправедливость, нежели воровство. «Мне сие вмени», то есть считай этот долг за мною; я заплачу тебе». Продолжением их могут служить слова Амвросиаста: «Апостол здесь уничтожает всякое извинение раздражения против раба; на случай, если б Филимон стал жаловаться, что понес такой ущерб, что простить, кажется, уже и не должно, и невозможно. Если б это действительно было, на этот случай Апостол говорит: «мне вмени»».
Стих 19. «Аз Павел написах рукою моею, аз воздам: да не реку тебе, яко и сам себе ми еси должен».
Удостоверяет Апостол, что он не к слову только сказал это, но возымел решительное намерение воздать. Для чего дает расписку, говоря: «Вместо обязательства имей у себя это послание; все оное написал я сам, признаю себя должником и обещаюсь уплатить долг» (Феодорит). Письмо все писано рукою святого Павла, но расписку собственно составляют слова настоящего текста: аз воздам. Как намерение воздать было у святого Павла решительное, так и удостоверение не оставляло никакого сомнения. То и другое условливало победу над сердцем Филимона. Святой Златоуст говорит: «Слова сии говорит святой Павел и искренно, то есть с искренним благорасположением, и обличительно, если бы тот отказался принять раба, тогда как святой Павел не отказался дать за него собственноручную расписку. Этим он весьма сильно тронул Филимона и Онисима избавил от всякой тяготы. «Моею рукою, - говорит, аз написах». Ничего нет пламеннее, ревностнее и стремительнее этого сердца!»
«Да не реку тебе, яко и сам себе ми еси должен»; то есть - «чрез меня сподобился ты спасения» (Феодорит). Ты обязан мне своим спасением, своею вечноблаженною жизнию. С этим какой житейский долг может идти в сравнение? Почему я мог бы тебе сказать: прими Онисима, и того ущерба, какой он причинил тебе, не принимай в счет. Отнеси это на уплату того долга, каким сам ты мне должен. Ты самим собою мне должен, а то, чем Онисим тебе должен, составляет малость из имения твоего. Если б он и все твое имение сгубил, и тогда это не шло бы в сравнение с тем, чем ты мне должен; потому что ты собою мне должен, а имение твое что значит пред тобою? Так, если б Онисим сгубил все твое имение, и я попросил тебя простить ему все в уплату за себя самого, и ты сделал так; и тогда не все бы еще ты уплатил мне за себя, много бы еще оставалось за тобою. А если простишь ради меня ту малость, какою должен тебе Онисим, то ее и в счет нечего брать. Так я мог бы тебе написать, говорит Апостол, и не обещая тебе уплаты ущерба. Но я не делаю этого; напротив, обещаю уплату и действительно уплачу ее: так что все, что желательно мне от тебя получить, ограничивается благосклонным принятием тобою в милость Онисима, чада моего, брата нашего с тобою о Господе. Этого ли не сделаешь для меня ты - собою самим мне должный? - Такая мысль видна у Амвросиаста: «Апостол самого Филимона обременяет большим долгом, чтоб он тем охотнее оказал милость рабу и чрез него малость некую уплатил за себя» (перифраз).
Святой Златоуст следующее побуждение выставляет к написанию сих слов. Слова: я уплачу; вот тебе расписка! могли породить в душе Филимона неприятную мысль, что Апостол не доверяет ему, не верит, что он способен к такой добродетели - бескорыстно простить Онисима. В отклонение такого помышления Апостол говорит как бы ему: не подумай, что я не уверен в тебе. Разве я не знаю, как чувствуешь ты, что должен мне и самим собою? Стоит мне сказать тебе слово, и ты все сделаешь. Если я иначе устрояю это дело, на это есть другие причины, а не неуверенность моя в тебе. - Это пространный перифраз слов святого Златоуста, которые кратки и сжаты. «Чтобы Филимону не показалось обидным, что Апостол, прося его о рабе - воре, будто не надеется получить просимое, то он исправляет и это: «да не реку тебе, - говорит, яко и сам себе ми еси должен», то есть должен не тем, что твое, но тобою самим. И это сказал он от любви, в силу взаимной дружбы и того, что слишком полагается на него. Смотри, как он везде заботится о том и другом, - и о том, чтобы просить с полною уверенностию, и о том, чтобы не показаться слишком дерзновенным». Пояснее излагают эту мысль Экумений с Феофилактом. Последний пишет: «Чтоб не показалось укорным Филимону, что Апостол, будто не надеясь на него, не просит его о рабе - воре просто так (безо всего), но (предлагает уплату) и дает собственноручную расписку, - ибо это давало знак, что Филимон будто жестокосерд и к учителю своему невнимателен, - чтоб это не показалось, Апостол приведенными словами дает разуметь, что доверяет ему и надеется на него очень».
Но в этих словах можно видеть не то одно, почему их написал Апостол, но и то, почему сделал прописанное. Если б Апостол попросил простить Филимона, не предлагая уплаты, то не благоволящие к Евангелию могли бы говорить: вот он Евангелие и веру обращает в средство к достижению житейских целей. Обратил Филимона к вере и теперь требует, чтобы тот принял обокравшего его раба без востребования украденного. - Чтоб не говорили так и не клали укора на нашу веру и Евангелие, я и не говорю тебе, пишет Апостол, что так как ты сам собою мне должен, потому прости даром провинившегося раба; напротив, обещаю уплатить тебе весь ущерб, причиненный бежавшим, и прошу, как милости, принять его в твое доброе благорасположение. Высшего я не обращаю в средство к достижению низшего. Вера наша не расстраивает установившихся порядков общей жизни, а только влагает в них иной дух, который свыше есть от Господа.
Стих 20. «Ей, брате, аз да получу еже прошу у тебе (да пользуюся тобою) о Господе: упокой мою утробу о Господе».
Устранив могшие в душе Филимона родиться помышления наперекор его прошению и желанию, Апостол, в стихах 20 и 21, снова начинает склонять Филимона сделать ему удовольствие милостию к Онисиму, хотя и прежнее все к тому же было направлено. Так разумеет святой Златоуст: «Оставив искренние объяснения, он опять обращается к прежнему, к делу, хотя и предыдущее тоже относилось к делу; ибо у святых к делу относится и то, чем они выражают свои душевные расположения».
«Ей»,- да, «брате», сделай так. «То есть прими его. Это нужно добавочно доразумевать здесь» (святой Златоуст). «Да получу еже прошу у тебе есть» не буквальный перевод греческого текста, а перифрастическое выражение содержащейся в нем мысли. По-гречески стоит (выражение, означающее) пользу от чего получить; а далее раду быть чему, или обрадованным быть чем. Речь у Апостола или желательная, или условная. Мысль будет такая: да, брат, сделай так, прими Онисима. Я желал бы от тебя, должного мне и самим собою, именно таким образом получить пользу; или: если ты сделаешь так, то я сам получил бы от тебя пользу, был бы упользован тобою, утешен и обрадован тобою. Экумений пишет: «Я да наслаждусь, или - я бы насладился (в таком случае) твоими о Господе добрыми делами, или исправлениями». Феофилакт прибавляет: «Я да наслаждусь твоими благодеяниями, не в мирских вещах, а в тех, кои о Господе». «О Господе», в духе веры в Господа, в порядках благоугождения Ему и спасения о Нем… В словах Апостола вышло приятное созвучие. Прими Онисима, да будешь и сам ты мне полезным,- или, да буду и я онисимен, упользован тобою и обрадован.
«Упокой утробу мою о Господе». Наши толковники все читают: о Христе. Выше, стих 12,-Апостол назвал утробою Онисима; но здесь говорит он о сердце своем. Такую сильную выражает заботу об Онисиме, что покоя не имеет и не будет иметь, пока не увидит, что он опять находится в благоприятных обстоятельствах. Этим внушает он Филимону: если ты любишь меня, щадишь и радеешь о покое сердца моего, прими его, и упокой тем мое сердце: ибо без этого оно не может быть покойно. Если не хочешь сделать это ради меня, сделай то ради Христа; «окажи милость Господу, а не мне» (святой Златоуст). «Утробу» святой Златоуст толкует: «любовь мою к тебе». То же повторяет Экумений. А блаженный Феофилакт прибавляет к сему: «Упокой мою к тебе любовь, или сердце мое ради Христа».
Стих 21. «Надеявся на послушание твое, написах тебе, ведый, яко и паче, еже глаголю, сотвориши».
«Знаю благопокорность твоей души; потому и пишу, смело полагаясь, что сделаешь для меня и больше того, о чем просил» (Феодорит). «Какой камень не смягчился бы от этих слов? Какой зверь не укротился бы от них и не оказал бы готовности к точному принятию прошения? Приписав ему столь великие добродетели, Апостол не перестает еще оправдывать себя (как бы извиняться), и оправдывается не просто, не повелевая и не требуя со властию, но «надеявся, - говорит, на послушание твое, написах тебе». Как в начале послания он сказал: «дерзновение имея» (стих 8); так и здесь говорит то же, запечатлевая послание» (святой Златоуст).
Если б это только одно сказал Апостол, то и этим одним заставил бы Филимона исполнить просьбу свою, хоть бы тому почему-либо и не совсем того хотелось, потому что добрые на нас надежды других обязательно нудят нас оправдать сии надежды. Но когда прибавил затем: «ведый, яко и паче, еже глаголю, сотвориши», то тем препобедил всякое в нем сопротивление и напряг его силы поспешнее исполнить просимое. «Сказав это, Апостол сильное возбуждение производит в Филимоне. После сего ему, имея такую у Апостола славу, что сделает и больше, нежели сколько он просит, стыдно уже было не сделать, если не другое что большее, по крайней мере столько, сколько просит» (святой Златоуст). «Ибо так бывает обыкновенно, что всякий, кто видит, что о нем доброе имеют мнение, старается показать себя действительно наилучшим» (Амвросиаст).