2. Вкушающие идоложертвенное сквернятся (Глава 10)
Главную мысль, что вкушающие идоложертвенное трапезе бесовской причащаются, потому не безвинны и должны страшиться гнева Божия, раскрывает Апостол в средине главы (стихи 15–22). Но впереди этого ставит он: а) примеры судов Божиих над израильтянами, избранными, подобно христианам, и согрешившими против Бога, при других грехах, и идолослужением (стихи 1–14). А после в) прилагает правила, как обходиться с пищею, чтоб не согрешить употреблением идоложертвенного (стихи 23–33).
а) Примеры судов Божиих (10, 1–13)
Эти примеры поставил Апостол впереди, чтоб приготовить покорность своему наставлению воздерживаться от идоложертвенного, как дела нечестивого. Он говорит как бы: вот как строго Бог относился к тем, которые повинными явились в идолослужени,– чтобы, сказавши затем: а вы причастными становитесь идолослужения чрез вкушение идоложертвенного,– вывесть: удаляйтесь же от этого. Или Бога раздражаете? Разве вы крепче Его? (стихи 14–24). Но чтобы не подумал кто, что то – израильтяне, а мы другое – он прежде всего проводит аа) параллель между израильтянами и христианами: вы крещеные, и те крестились в облаце и в море; вы вкушаете Тело и Кровь Господа, и те брашно духовное ядоша, и пиво духовное пиша (1–4). бб) Но тех Бог не пощадил, когда согрешили; не пощадит и вас: ибо то все образы нам быша (стихи 5–13). Вывод отсюда очевидный: бегайте же идолослужения (стих 14).
аа) Параллель между Израилем и христианами (10, 1–4)
Глава 10, стихи 1 и 2. Не хощу же вас не ведети, братие, яко отцы наши вси под облаком быша, и вси сквозе море проидоша; и вси в Моисеа крестишася во облаце и в мори.
Когда начинал речь о ристалищах, говорил: не весте ли? а здесь говорит: не хощу вас не ведети,– хочу, чтоб вы знали, то же, что: знаете ли, или знайте. Отцы наши, а не ваши; себя ставит на стороне израильтян, в противоположность язычникам, чтоб дать мысль, что как тогда израильтяне избраны были из всех народов, так теперь из всех народов, не исключая и израильтян, избираются христиане. Вси под облаком быша и сквозе море проидоша. Известная история. Пока не видно к чему речь, но нечаянный оборот возбуждает только внимание. И вси в Моисеа крестишася во облаце и в мори. Вот к чему речь: чтобы показать в шествии под облаком и прехождении чрез море прообраз крещения. Святой Павел не ставит одну черту против другой, но одним словом крестишася дает разуметь все, что он хотел сказать. «Бывшее с ними, говорит, есть образ совершающегося у нас. Ибо море уподоблялось купели, облако благодати – Духа, Моисей – иерею, жезл – кресту, перешедший море Израиль – крещаемым, а преследующие египтяне представляли собою образ демонов; сам же фараон служил изображением диавола» (Феодорит). Как в Моисея крестились? – Не собственно в Моисея, но в Того, Кого он прообразовал. Святой Златоуст говорит: «Так как Апостол желает сблизить прообраз с истиною, то называет и прообраз именем истины». То есть говорит: В Моисея, а разуметь под сим надо не его, а Господа; как ниже говорит, пили от духовного камня, камень же бе Христос. Креститься в кого значит дать обязательство быть чьим, принадлежать кому вседушно. Хотя об израильтянах сказано, что в переходе чрез Чермное море они поверили Моисею, рабу Божию (Исх. 14, 31), но основа уверенности не в нем, а в Боге, явившем чрез него такое заступление. Почему и крещение израильтян в облаке и море было чрез него в Бога и Господа.
Стихи 3 и 4. И вси тожде брашно духовное ядоша; и вси тожде пиво духовное пиша, пияху бо от духовнаго последующаго камене: камень же бе Христос.
Брашно духовное – манна, чудесно посылаемая; пиво духовное – вода из камня, чудесно источенная. То и другое названо духовным потому, что не естественным путем было доставляемо, а чудодейственною Божиею силою, как в послании к Галатам Исаак назван духовным сыном Авраама, а Измаил плотским, по той причине, что тот родился при особом действии силы Божией, а сей естественно (Гал. 4, 29). Манна прообразовала тело Господа, а вода из камня кровь Господа, из ребра Коего источилась кровь и вода (Феодорит). «Выше он указал на прообраз крещения, а здесь на прообраз священной трапезы. Как ты вкушаешь Тело Господне, так израильтяне вкушали манну; как ты пьешь Кровь Его, так они пили воду из камня. Хотя это было чувственное, однако подавалось духовно, не по законам природы, а по благодати (то есть силою Божиею). О пище (манне) он ничего не прибавил (в объяснение), потому что она (очевидно) была отлична от обыкновенной не только по способу получения, но и по существу своему; а о питии, в котором только способ получения был чудесен и требовал объяснения, после слов: тожде пиво духовное пиша, он присовокупил: пияху бо от духовнаго последующаго камене,– и еще: камень же бе Христос. Не камень по естеству своему источал воду, иначе он источал бы ее и прежде,– но все это делал некоторый другой, духовный камень, то есть Христос, Который постоянно сопутствовал им и творил все чудеса; посему и говорит: последующаго. Видишь ли мудрость Павла, как он объясняет, что Христос есть податель того и другого, и, таким образом, сближает прообраз с истиною? Он подавал, говорит, израильтянам те дары, Он же предлагает и эту трапезу; Он провел их через море, Он же проводит и тебя через воду крещения; им Он доставил манну и воду, а тебе предлагает Тело и Кровь. Таковы Дары Его» (святой Златоуст).
Хотя и не совсем ясно поймем мы, черта в черту, прообраз и истину, нужды нет. Общая мысль видна, что израильтяне получили от Бога дары, которым в высшем значении соответствуют Дары, христианам поданные. Для цели Апостола этого достаточно. «Для чего он говорит это? Дабы показать, что, как израильтянам не послужили в пользу столь великие дары, так и коринфянам не послужат в пользу крещение и участие в духовных таинствах, если жизнь их не будет соответствовать такой благодати; для того он и указывает на прообразы крещения и таинств» (святой Златоуст).
бб) Применение к христианам бывшего во Израиле (10, 5–13)
«Посмотрим же, пощадил ли Бог израильтян, когда они оказались недостойными даров Его? Нет; посему Апостол присовокупляет» (святой Златоуст):
Стих 5. Но не во множайших их благоволи Бог: поражени бо быша в пустыни.
Не во множайших: не ко многим-то благоволил Бог.– Ибо, кроме Халева и Иисуса Навина, все вошедшие в перечисление были истреблены» (Феодорит). Или: не посмотрел Бог, что их много, всех истребил, кого огнем, кого змиями, кого болезнями, все легли в пустыне, кроме двух. «Они составляли великое множество, но многочисленность нисколько не помогла им. Все благодеяния были знаком любви Божией, но и это не помогло им потому что они сами не явили дел любви. Смотрите, сколько благодеяний Бог оказал израильтянам: освободил их из Египта и тамошнего рабства, провел чрез море, с неба сниспослал манну, из земли источил новые и чудные источники вод, постоянно сопутствовал им, творя чудеса и везде ограждая их; и однако, когда они оказались недостойными таких даров, не пощадил их, но погубил всех. Поражени бо быша в пустыни,– говорит Апостол, выражая и то, что они внезапно были поражаемы, и то, что поражавшие их наказания были ниспосылаемы Богом. И притом не в земле обетованной Он ниспослал на них все это, но вне и весьма далеко от нее, наказав их сугубою казнию: тем, что не допустил видеть земли обетованной, и тем, что наказал строго. Но как, скажешь, это относится к нам? – К тебе именно и относится. Посему Апостол и продолжает» (святой Златоуст):
Стих 6. Сия же образы нам быша, яко не быти нам похотником злых, якоже и они похотеша.
«Как дары их были прообразами, так и наказания были прообразами; как крещение и таинственная трапеза были прообразованы, так последующими событиями было предвозвещено и то, что недостойные дара подвергнутся наказанию, дабы мы такими примерами научились быть воздержными. Как в благодеянии предшествовали прообразы, а за ними последовала истина, так будет и в наказаниях. Видишь ли, как он внушает, что мы не только будем наказаны, но еще гораздо больше, нежели израильтяне? Ибо, если там были прообразы, а здесь истина, то и наказания должны быть гораздо больше, так же, как дары» (святой Златоуст).
Яко не быти нам похотником злых: разумеется или вообще похоть злая, источник всякого греха (Феофилакт), как говорит святой Иаков: похоть заченши раждает грех (Иак. 1, 15); или, применительно к словам: якоже и они похотеша, особенно чревоугодие и сластолюбие. Ибо израильтяне изображаются особенно похотливыми к яствам (Экумений). Так Пророк Давид говорит: похотеша желанию в пустыни... И даде им прошение их, посла сытость в души их (Пс. 105, 14–15). И в книге Числ пишется: похотеша похотением, и седше плакахуся сынове Израилевы, и рекоша: кто ны напитает мясы? (Числ. 11, 4). И место то, где похоронены были пораженные свыше похотники такие, названо гробы похотения (34). Последнее ближе к цели Апостола. Тут прикровенно Апостол указывает причину, влекшую коринфских умников к трапезам из идольских жертв. Они сами говорили: мы знаем, что идол ничто, и, следовательно, оправдывали свое поведение высшими взглядами; а Апостол, представляя этот образ из истории израильтян, дает им намек войти в себя и посмотреть, точно ли высшие взгляды мирят вас с жертвенным мясом, а не чревоугодие. Святой Златоуст говорит: «Представляет и причину, почему они стекались к трапезам: это сластолюбие». Что это точно так, видно из того, что вслед за сим Апостол говорит об идолослужителях. В Коринфе христиане уже отстали от идолопоклонства, а только некоторые умники осквернялись прикосновением к идолопоклонству чрез участие в бесовских трапезах. «Сказав: яко не быти нам похотником злых, и продолжив: ни идолослужители бывайте, указывает причину такого нечестия в сластолюбии» (святой Златоуст).
Стих 7. Ни идолослужители бывайте, якоже нецыи от них, якоже есть писано: седоша людие ясти и пити, и восташа играти.
Это было после слития тельца и принесения ему жертвы (Исх. 32, 6). Наевшись, напившись, встали и начали петь песни и, составляя хоры, хороводить и всячески веселиться. Цель у Апостола – историческими событиями поставить ястие и питие в связь с идолопоклонством и тем внушить коринфянам: смотрите, те от идолопоклонства перешли к чревоугодию (как у язычников всегда и бывало), как бы вам обратным путем не взойти от чревоугодия к поклонению идолам. Но вместе с тем он намекает им, что они уже прикосновенны идолослужению. Ибо к кому бы иначе могло относиться: ни идолослужители бывайте? «Слышишь ли, как он называет коринфян идолослужителями? Впрочем здесь он только намекает, а после и доказывает это» (святой Златоуст).
Стих 8. Ниже соблудим, якоже нецыи от них соблудиша, и падоша во един день двадесять три тысящи.
А те как соблудили? – По совету Валаама (Числ. 31, 8–16), мадианиты выслали женщин в ополчение израильтян, которые, увлекшись ими, приносили жертвы Веельфегору, ели от жертв и пили, и блудили с женами (Числ. гл. 25). Это привлекло гнев Божий, и пало в один день 23 или 24 тысячи израильтян. Выставляя этот пример, святой Павел и еще прибавляет одну черту к опасениям от вкушения идоложертвенных яств, к опасности впасть в идолослужение – опасность впасть в блуд. Ибо замечают, что в иных случаях с жреческими пирами были соединяемы и нечистые дела. Внимание Апостола все стоит на одном – на вкушении идоложертвенного, и он примерами теми живописует коринфянам, какая бездна разверзается под этим будто незначительным делом, которое столь благовидным казалось их умникам, с независимыми воззрениями.
Стих 9. Ни да искушаим Христа, якоже нецыи от них искусиша, и от змий погибоша.
Обстоятельство поражения израильтян змеями определяет случай, на который указывает Апостол. От горы Ор направились израильтяне к Чермному морю в обход земли Едомской и, возмалодушествовав, начали роптать на Бога и Моисея, говоря: зачем вывел ты нас из Египта в пустыню, где нет ни хлеба, ни воды, уморить что ли нас здесь? За это прогневался Бог и послал на них змий (Числ. 21, 5–6). Святой Давид, изображая все, чем прогневляли израильтяне Бога в пустыне, в 77 псалме, то обстоятельство, что израильтяне желали лучших яств, назвал искушением Бога: искусиша Бога... и реша: еда возможет Бог уготовати трапезу в пустыни? (18–19). Святой Павел это выражение: искусиша, от обстоятельства, о коем говорит пророк, перенес на тот случай, когда израильтяне в малодушии жаловались на скудость пищи, хотя тут собственно был ропот. Итак, и здесь дело о пище, к тому же и речь ропщущего тоже есть: еда может Бог? только с бóльшим сомнением.
Словами: не искусим Христа намекает Апостол, что коринфяне каким-нибудь образом в этом виновны были, но как именно, из послания указать нельзя с верностию. Экумений пишет, что они, искушая Христа, требовали знамений. Может быть, и был такой случай во время первоначальной проповеди. При такой необычайной вере знамения необходимы были, и Апостолы были ими вооружены. Но это требование было так естественно, что его к искушению Господа отнести вполне нельзя. Святой Златоуст говорит, что «Апостол указывает здесь еще на одно преступление, обвиняя коринфян в том, что они роптали на искушения и говорили: когда будут блага, когда награды?» – Очень вероятно, что в этих двух стихах: не искусим,– не ропщите намекает Апостол на малодушие коринфян, против которого ниже и воодушевляет (стих 13). Но можно и не доискиваться до точности, ибо цель Апостола в приведении этих примеров только та, чтобы внушить, что нельзя без опаски жить, опираясь на том, что призваны и крещены; а это и из понятных в приложении примеров видно. Иные такую еще мысль предлагают: искушать Господа значит ввергать себя в опасности, с пытливым помышлением: посмотрю, избавит ли меня Бог. Вкушавшие идоложертвенное подвергали себя разным нравственным искушениям. Может быть, у них была мысль: Господь избавит, или: посмотритм избавит ли нас Христос, когда будет подходить беда. Апостол и говорит им: не искусим Христа.
Стих 10. Ни ропщите, якоже нецыи от них ропташа, и погибоша от всегубителя.
На какое обстоятельство эти слова указывают, определить трудно. Ибо ропотливостям израильтян в пустыне числа не было. Мало-мало затруднение,– сейчас и ропот, и сильный. Можно бы воспользоваться для определения особого случая словами: погибоша от всегубителя; но такого обстоятельства, где бы выдавался какой-нибудь особый всегубитель, не видно. Погибали вообще от наказания Божия; то незнать откуда нападала смертность, то змии поражали, то огонь пожигал, то земля разверзалась и пожирала. Экумений, перечислив разные случаи роптаний Израиля, останавливается на том, который описан в 11 главе Чисел: И быша людие ропщуще злая пред Господем. И слыша Господ, и разгневася гневом, и разгореся в них огнь от Господа, и потреби часть некую от полка (Числ. 11, 1). Огонь этот, говорит, и назван у Апостола губителем (ολοθρευτου), как некая карательная сила Божия,– это было в начале странствования. Другие разумеют здесь возмущение Корея, Дафана и Авирона, пожренных землею (Числ. 16, 41 и далее). Иные – ропот вследствие соглядания земли, за который Бог положил, что все вышедшие из Египта, свыше 29-летнего возраста, помрут в пустыне, исключая Иисуса Навина и Халева. Какой догадке дать предпочтение, не видно; не видно и то, к чему в коринфянах могло относиться такое внушение. Воспользуемся лучше общею мыслию, какую выводит отсюда святой Златоуст, который в обоих стихах (9 и 10), кажется, видит один урок: воодушевление к благодушному терпению всего находящего. «Не ропщите, говорит. Нужно не только страдать за Христа, но и переносить все случающееся мужественно и с полным удовольствием; это всему венец; а если этого не будет, то наказание постигнет ропщущих. Апостолы радовались, когда их бичевали; Павел хвалился страданиями».
Блаженный Феодорит все означенные пять случаев (стихи 6–10) подводит под один обзор и говорит: «Каждое из сказанных событий Апостол представил как сходное с тем, в чем погрешали коринфяне. И, во-первых, указал на злое похотение, от которого рождается большая часть зол; потом на идолослужение и на чревоугодие, от которого произникло и первое, потому что и коринфяне, поработившись чревоугодию, делали пиры в идольских капищах. Упомянул и о блуде, показал число умерщвленных за оный, посевая тем страх наказания в уме соблудившего. Роптали же и у них сподобившиеся меньших дарований, потому что не все были удостоены (это идет к Дафану и Авирону с Кореем). И искушали Господа говорившие разными языками, пользуясь сим дарованием в Церкви более по любочестию, нежели по нужде (собравшихся)».
Стих 11. Сия же вся образи прилучахуся онем: писана же быша в научение наше, в нихже концы век достигоша.
Сия же вся образи прилучахуся онем. Все это действительно случалось с ними, но не для них одних являл Господь суды Свои над ними, а во образ нам, чтоб, видя то, мы брали себе в ум, что для тех, которых Бог избрал Себе и дарами благодати снабдил, грехи не могут оставаться не наказанными. В каком смысле это образи, объясняют слова: писана быша в научение наше. Читай или слушай, рассуждай и учись. Никому не будет пощады, ни похотникам, которые живут только в собственное удовольствие с забвением Бога и будущей жизни, ни идолослужителям, которые надеждами своими опираются на людях или вещах помимо Бога, ни живущим в плотских грехах, ни искушающим Бога, которые или ввергают себя самонадеянно в опасности, или Бога небоязненно оскорбляют, говоря: что сделает Бог? ни ропотникам, которым все подай Бог, что они ни захотят, и мало-мало что случается не по их нраву, восстают на небо. Апостол взял только главнейшие суды; но сказавши: вся, дал разуметь, что странствование израильтян по пустыне, по исходе из Египта и переходе чрез Чермное море, во всех своих частях может представлять для нас поучение в жизни, от крещения до вступления в обетованную землю, до перехода вратами смерти в другую жизнь.
В нихже концы век достигоша, слово в слово с греческого так: в которых (то есть нас) концы веков уперлись. Как дорога какая идет-идет, и упирает наконец во что, в стену или в гору, так что дальше некуда идти; так, говорит, прежние века шли-шли с своими событиями, и уперлись в нас, на которых должно осуществиться все в них предызображенное. Мы – цель предыдущих событий; на нас исполняется, что там только предуказано. Апостол хотел устрашить их и отогнать от них всякое покушение отклонять от себя суды Божии, думая: авось все то как-нибудь минует нас. Некуда, говорит, миновать; последние времена; страшный суд близок (святой Златоуст). «Помянул о последних временах, дабы напомнить о кончине мира, и вместе с тем внушить, что наши наказания будут не кратковременные, а вечные. Временные наказания кончаются с настоящею жизнию, а будущие будут продолжаться вечно. Дары наши больше, и наказания больше» (святой Златоуст).
Стих 12. Темже мняйся стояти, да блюдется, да не падет.
В приведенных примерах внушалось: смотрите, не увлекитесь от пиршества к идолослужению и от того и другого к блуду, или к искушению Бога и ропоту. Умники с высшими взглядами могли на это сказать или подумать: о нет! мы ясно понимаем дело и стоим твердо. Апостол вразумляет их: но, кто думает, что стоит, блюдись, чтобы не пасть. «Снова низлагает гордость тех, которые превозносились знанием. Надеяться на себя самого не значит стоять так, как должно стоять; такой человек скоро упадет. Гордость, а затем беспечность и сластолюбие суть источники зол. Посему если ты стоишь, берегись, чтоб не упасть. Стоять здесь (в сей жизни) не значит стоять твердо, пока мы не избавились от волн настоящей жизни и не достигли тихой пристани. Итак, не гордись тем, что ты стоишь, а опасайся, чтобы не упасть. Ибо если опасался Павел (9, 27), который был крепче всех, то гораздо более должно опасаться нам» (святой Златоуст).
Стих 13. Искушение вас не достиже точию человеческое; верен же Бог, Иже не оставит вас искуситися паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести.
Какое это искушение? – Не внутреннее, как видно из всей речи, а внешнее: скорби, бедствия, тесноты от неверующих. Они состояли под сим искушением, и несли его; ибо говорит, достиже.– И Апостол Павел, говоря о своем среди их пребывании, пишет, что был у них в страсе и трепете мнозе (2, 3), конечно разделяя с ними бедствия. Может быть, начавшись тогда, они не прекращались, и верующие еще состояли под ними, когда писано послание. Не того ли ради и впереди, приводя вразумляющие примеры, он привел и такие, в которых Бог наказывал за искушение Его и ропот? Не состояли ль в связи эти искушения с ядением идоложертвенных? Отчуждение от них наводило подозрение, а потом по дознании, откуда оно исходило, и гонение. Умники, прикрываясь знанием, садились небоязненно за трапезы идольские и тем избегали от всех неприятностей; а другие не могли на это решаться, и за то подвергались оскорблениям, насмешкам, притеснениям. Первым давал уже Апостол сильные вразумления и еще будет давать; здесь несколько слов говорит ко вторым: не малодушествуйте, не ропщите. Искушение вас не постигло как только человеческое, то есть «малое, краткое, умеренное. Вы еще не видали опасности, которая угрожала бы вам смертию, искушения, которое могло бы погубить вас. То же говорит он и евреям: не у до крове стасте, противу греха подвизающеся (Евр. 12, 4)» (святой Златоуст).
Но такое слово, вместо утешения, могло и больший страх наводить. Пусть человеческое постигло нас искушение малое, но все же оно тяжело, и кто знает, завтра оно сделается еще тяжелее. Предотвращая такие мысли, могшие наводить уныние, Апостол воодушевляет их и ободряет, говоря: верен Бог, Иже не оставит вас искуситися паче, еже можете. Возможно, говорит как бы, и то, чего вы боитесь, но будьте уверены, что Бог не попустит вам впасть в искушения, превышающие силы ваши. Предайтесь в волю Его и не смущайте себя мрачными мыслями, но паче воодушевляйтесь благодушием, веря в непреложность обетований Того, Кто сказал: приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. 11, 28). Верен Бог! Все от Него, и все в руках Его. Он умеет соразмерить бремя с силами того, на кого возлагает его. Когда человек сам себя ввергает в искушение, то не дивно, что он нападает и на такое, которое ему не по силам, и он падет под ним. А Бог никогда не искусит вас паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести. Пусть Богом насылаемое, или попускаемое, искушение и нестерпимым кажется, но Он или скоро избавит от него, так что лишь покажете твердость, пройдет и испытание,– сотворит вместе с искушением и избытие или, если нужно будет продолжить его, даст силы перетерпеть все, и вы понесете его, будто не замечая (Фотий у Экумения). «Бог подает и терпение, и скорое освобождение, так что искушение делается сносным» (святой Златоуст).
Святой Златоуст делает по сему такое наведение: «Значит, есть искушения, которых нельзя перенести? – Есть. Какие же? – Можно сказать, все; ибо возможность переносить их зависит от помощи Божией, которую мы приобретаем собственным нашим расположением. Не только искушений, превышающих силы наши, но и человеческих мы не можем переносить без помощи свыше; даже умеренных искушений мы не можем переносить собственною силою, но и в этом случае имеем нужду в помощи Божией, дабы преодолеть, а прежде нежели преодолеем – переносить их».
Стих 14. Темже, братие моя возлюбленная, бегайте от идолослужения.
К этому преимущественно выводу вел он речь с начала главы. Израильтяне, прообразовательно крещеные и питавшиеся духовным хлебом и пившие духовное пино, когда коснулись идолослужения, гибли. Смотрите и вы, истинно крещеные, и истинного Тела и Крови Господних вкушающие, не коснитесь как-либо идолослужения. Ибо и вас не пощадит Бог, и еще более не пощадит, нежели тех. Бегайте же идолослужения! Идолослужением называет вкушение от жертв идольских. Не прямое это идолослужение, но причастие к нему, осквернение им. Прежде он не касался этой стороны, соглашаясь, что знание, высшие взгляды делали их неприкосновенными скверне идолослужения. Теперь и это приписывает их делу, и говорит: бегайте, разумея,– бегайте таких трапез. Страх за участие в идолослужении он возбудил уже предыдущими судами Божиими. Осталось ему пояснить, что, вкушая от жертв идольских, они причастны идолослужению. Об этом и следует речь.
Феодорит пишет: «Апостол постепенно усиливает обвинение, и показывает, что равнодушное вкушение идоложертвенного нимало не разнится от служения идолам». Святой Златоуст говорит: «Почему побуждает поскорее отстать от греха; ибо не просто сказал: отстаньте, но: бегайте; называет дело их идолослужением, дабы они отстали от него не только потому, что оно причиняет вред ближнему, но и потому что оно само по себе весьма пагубно».
б) Вкушающие идоложертвенное трапезе бесовской причащаются, и потому не безвинны от идолослужения (10, 15–22)
Ход мыслей у Апостола такой: рассудите сами: когда мы причащаемся Святых Таин, то причащаемся Тела Христова и Крови Христовой; также у иудеев те, которые едят от жертв, общники бывают олтаря; а ядущие от жертв идольских, думаете, никому не общники?! Идолы – точно ничто; но есть бесы, которым служат чрез жертвы идолам. Если так, то ядущие идоложертвенное суть общники бесов. Вот куда вы попадаете с вашим мудрованием! Потому я никак не хочу, чтобы вы были общники бесов. Не можете вы Святых Таин причащаться, и участвовать в бесовской трапезе. Прекратите это. Божию ревность вы этим раздражаете. Когда же прогневается Господь, кто устоит?
Стих 15. Яко мудрым глаголю; судите вы, еже глаголю.
Предыдущий стих можно считать и концом предшествовавшего отделения, и началом настоящего. Там сказано: бегайте идолослужения; мысль же слова такая: прекратите участие в трапезах капищных, потому что чрез это вы делаетесь причастными идолослужения. Приступая теперь к доказанию этого, или даже к доказанию гораздо большего, именно, что они делаются чрез то общниками бесов,– а это срашно,– Апостол самих коринфян избирает судьями над самими собою. Он говорит как бы: я вам предложу только данные, а вывод вы сделаете сами. Святой Златоуст говорит: «Так как он сказал многое и усилил обличение, назвав дело их идолослужением, то, дабы не показалось, что он говорит слишком резко и укоризненно,– отдает это на их суд и, похвалив, поставляет их судьями: яко мудрым, говорит, глаголю. Надобно быть совершенно уверенным в правоте своей, чтобы самого обвиняемого ставить судьею дела. Это весьма много ободряет и слушателей, когда кто беседует с ними не как повелитель или законодатель, но как советник, ожидающий суда их самих. С иудеями, которые были несмысленны и детски малодушны, Бог не так беседовал и не везде открывал им причины Своих повелений, а только повелевал; но здесь, так как мы удостоены великой свободы и способны участвовать в свободе, Апостол беседует как с друзьями и говорит: я не требую других судей, вы сами произнесете суд, вас поставляю судьями».
Стих 16. Чаша благословения, юже благословляем, не общение ли крове Христовы есть? Хлеб, егоже ломим, не общение ли тела Христова есть?
Два вида общения посредством видимого с невидимым предлагает Апостол на рассуждение мудрых коринфян. Первый – высший, общение Тела и Крови Христовых под видом хлеба и вина. В Церкви приносится бескровная жертва. Затем все присутствующие в храме причащаются от сей жертвы, и причащаясь входят в общение Крови Христовой и Тела Христова. Ибо хлеб и вино чрез благословение таинственно пресуществляются в тело и кровь Господа Иисуса Христа. Вот что есть у нас и что вы знаете, говорит. Сила слова, что мы вступаем в общение тела и крови Господа; но тут же утверждаются и обе догматические истины о таинстве Евхаристии, первая – что в сем таинстве приносится жертва, и вторая, что хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Господа. Первое – по ходу речи, ибо речь идет о жертвах священнодейственных; второе – по силе вкушения, ибо питие вина есть общение крови, и вкушение хлеба есть общение тела; то и другое не мысленно, а действительно. «Сподобляясь священных Таин, не с Самим ли Владыкою вступаем в общение, не говорим ли, что Его это тело и Его кровь?» (Феодорит).
«Чашею благословения (или Евхаристии, благодарения) назвал ее Апостол потому, что мы, держа ее в руках, прославляем Бога, удивляемся и изумляемся неизреченному Его дару, благословляя Его, что Он пролил кровь Свою для избавления нас от заблуждения, и не только пролил, но и преподал ее всем нам» (святой Златоуст). Слова же: юже благословляем указывают на священнодейственное благословение, чрез которое таинственно силою Христовою вино бывает кровь Христова и хлеб тело Христово. Вследствие сего вкушение от чаши не общение ли крове Христовы есть? «Весьма верно и страшно он выразился; смысл же слов его есть следующий: находящееся в чаше есть то самое, что истекло из ребра Господа; того мы и приобщаемся» (святой Златоуст).
Вследствие сего же вкушение от хлеба, егоже ломим, не общение ли тела Христова есть? Оба вопроса заключают в себе сугубейшее утверждение вопрошаемого. «Почему не сказал: причастие? – Потому что хотел выразить нечто большее, показать совершенное единение. Ибо, приобщаясь, мы не только делаемся участниками и сообщниками, но соединяемся со Христом. Как тело Христово соединено со Христом, так и мы чрез этот хлеб соединяемся с Ним» (святой Златоуст).
«В Ветхом Завете, когда люди были несовершенны, Он такую же кровь, какую язычники приносили идолам, благоволил и Сам принимать, дабы отвратить от идолов, что также доказывало неизреченную Его любовь; а теперь Он преподал священнодействие более страшное и совершенное, изменив жертву, повелев вместо заклания бессловесных приносить Его Самого» (святой Златоуст).
Стих 17.Яко един хлеб, едино тело есмы мнози, вси бо от единаго хлеба причащаемся.
Что точно принятие Таин Христовых есть общение тела Его и крови, это, хотя для всех христиан и очевидное, и несомненное, счел Апостол нужным пояснить, или и доказать, представляя в подтверждение того наглядное дело, то, что все причащающиеся, которых много, составляют одно тело, и тело Христово. Как бы это могло быть, если бы причащающиеся Таин Христовых не тела и крови Его причащались? Таким образом, очевидно, что поелику причащаясь единого хлеба, мы становимся едино тело; то значит, причащаясь хлеба, мы тела Христова приобщаемся. Святой Златоуст говорит: «Сказав: общение тела, хочет выразить еще теснейшую связь и говорит: яко един хлеб, едино тело есмы мнози. Что я говорю: общение? – продолжает он,– мы составляем самое тело Его. Ибо что такое этот хлеб? – Тело Христово. Чем делаются причащающиеся? – Телом Христовым, не многими телами, а одним телом. Как хлеб, составляясь из многих зерен, делается единым, так что хотя в нем есть зерна, но их не видно, и различие их неприметно, по причине их соединения, так и мы соединяемся друг с другом и со Христом. Ибо мы питаемся не один одним, а другой другим, но все одним и тем же телом. Посему Апостол и присовокупляет: вси бо от единаго хлеба причащаемся. Христос соединил с Собою тебя, столько отдаленного от Него. Смотри, какой жизни ты удостаиваешься? Ибо Он не просто дал Свое тело, но вместо прежней плоти, которая по естеству своему происходя из земли, была умерщвлена грехом и лишена жизни, Он привнес, так сказать, другой состав и другую закваску.– Свою плоть, которая хотя по естеству такая же, но чужда греха и исполнена жизни и всем преподал ее, дабы, питаясь ею и отложив прежнюю мертвую плоть, мы уготовились посредством этой трапезы в жизнь бессмертную».
Стих 18. Видите Израиля по плоти: не ядущии ли жертвы общницы олтареви суть?
Второй пример общения у Израиля по плоти. «То же доказывает опять и из Ветхого Завета. Величие сказанного много превышало понятия слушателей, посему он убеждает их прежними обыкновенными примерами» (святой Златоуст). Значение таинства Тела и Крови Христовых не было неизвестно коринфянам, но понятия точно превышает это не только их, но и всех. Значение жертв ветхозаветных понятнее. Почему Апостол говорит как бы: «Научитесь хотя из простейших примеров, что вкушающие от жертв делаются участниками жертвоприношения» (святой Златоуст). Израилем по плоти он назвал продолжавших следовать Моисееву закону и происходивших по плоти от Авраама и Иакова, который первый назван Израилем, в отличие от духовного Израиля – христиан, зрящих Бога и собираемых чрез благовестие веры из всех народов. Закон о жертвах у Израиля был такой, что из приносимого к алтарю часть только возлагаема была на жертвенник и сожигалась, а прочее употребляли в пищу жрецы. Так Бог законоположил, говоря, что служащие алтарю от алтаря и питаться должны. Почему колену Левиину, назначенному на отправление служб в храме, и не назначил удела, а сказал: Я ваша часть, то есть те колена земля питает, а вас Я буду питать. Таким образом, священники и левиты питались от стола Божия. Стол – это был жертвенник. Божия часть потреблялась огнем, а часть жреческую потребляли сами жрецы, по благословению Божию, получая ее от жертвенника, как бы от стола Божия. Вот почему Апостол назвал их общниками олтаря, то есть трапезы Господней. Они не вступали чрез то в существенное общение с Богом, хотя были Божии, а только с алтарем. У духовного Израиля не так: здесь приносится жертва тела и крови Христовых, и вкушающие от сей жертвы суть общники не алтаря, а Самого Христа. Святой Златоуст говорит: «Там ядущие от жертвы становятся общниками только алтаря, а у нас не так; а как? – Вкушение от нашей жертвы есть общение тела Христова, ибо мы делаемся причастниками не жертвенника, а Самого Христа».
Стих 19. Что убо глаголю? Яко идол что есть, или идоложертвенное что есть?
Из приведенных двух примеров очевидно выходило, что вкушающие от жертв становятся общниками жертвоприношения в том смысле и в той силе, в каких оно совершается. Прочитавши это, коринфяне могли прийти в недоумение и возыметь позыв обратиться к Апостолу с вопросом: из сказанного видно, что и мы, вкушая идоложертвенное, чему-нибудь становимся общниками. Чему же это? Идол ничто, и идоложертвенное ничего не принимает, быв принесено тому, что ничто. Так учил сам Апостол. Кому же мы общники? – Упреждая их, Апостол и оговаривает речь свою: я не говорю, что идол что-нибудь есть, и идоложертвенное что-нибудь есть. Нет, и идол ничто, и идоложертвенное чем было, тем и остается. Есть другое лицо, с которым жертва и жрущие ее и ядущие ее вступают в общение, и это лицо богопротивное.
В нравственно-религиозном отношении есть две области: Божия и сатанинская, бесовская,– противоположные, как свет и тьма, как истина и ложь, как добро и зло, как жизнь и смерть. Кто в Божией, тот не в бесовской, и кто в бесовской, тот не в Божией. Кто Богу что делает, тот чужд бесов, а кто не Богу, тот на бесовской части. Возьмите теперь во внимание, Богу ли языцы жрут то, что жрут? – Очевидно нет. Но если не Богу, то бесам. Идол все остается ничем; но бес не ничто, а есть богопротивное существо, враг Божий и наш. Он научил этим жертвам, он и принимает их, ему и угождают принимающие их и вкушающие от них. Трапеза от жертв идольских есть настоящая бесовская трапеза, несмотря на то, что и идол ничто и мясо жертвенное остается тем, чем было. Так вот моя мысль!
Стих 20. Но зане, яже жрут языцы, бесом жрут, а не Богови; не хощу же вас общников быти бесом.
Ход речи такой: не то я говорю, что идол есть что или идоложертвенное что. Нет; но что язычники бесам жрут то, что жрут. И, следовательно, вкушающие от сих жертв общатся с бесами. А я не хочу, чтоб вы были общниками бесов. «Говорю это и отклоняю вас от идолов не потому, чтобы они могли причинить какой-нибудь вред, или имели какую-нибудь силу; они ничто; но хочу, чтобы вы презирали их. Если же он хочет, скажешь, чтоб мы презирали их, то почему с таким усилием отклоняет нас от них? – Потому, что жертвы их приносятся не твоему Господу. Зане яже жрут языцы, бесом жрут, а не Богови. Не обращайся же к тому, что противно Богу. Ты вступаешь чрез это в связь с врагами Божиими. Вот почему я отклоняю тебя от этого! Цель приносящих жертвы и свойства лиц, приемлющих оные (то есть бесов), делают предлагаемое нечистым. Не хочу же вас общников быти бесом. Видишь ли любовь попечительного отца? Видишь ли, как самые слова его выражают великую доброжелательность? Не хочу, говорит, чтобы вы имели какое-нибудь общение с нечистыми силами» (святой Златоуст).
Стих 21. Не можете чашу Господню пити и чашу бесовскую; не можете трапезе Господней причащатися и трапезе бесовстей.
Это уже властное законоположение. «То говорил: разсудите сами, будто совет предлагая; а когда изложил им весь ход рассуждения и вывел из него, до какой опасности доходят вкушающие от жертв идольских, что даже на сторону врагов Божиих и своих переходят,– уже не дает места их рассуждению, а пишет определение: не смейте же более касаться этих бесовских жертв: не можете чашу ту бесовскую пить и трапезе той бесовской причащаться. Есть у вас своя чаша, чаша Господня, и своя трапеза, трапеза Господня. Их причащаясь, других не желайте. Строгое это законоположение изрек Апостол, дабы кто из упорнейших, видя, что он говорил все прежнее будто в виде совета: как разумным говорю, разсудите сами,– не ослушался и не счел себя в праве не делать так, как выходило из того рассуждения. Почему говорит: не можете... не можете. Одни эти выражения достаточны для вразумления» (святой Златоуст).
Стих 22. Или раздражаем Господа? Еда крепчайши Его есмы?
«То есть неужели мы смеем искушать Его и раздражать, переходя на сторону противников и становясь наряду с врагами Его? Здесь он напоминает о ветхозаветных событиях и беззакониях предков, посему употребляет и выражение то самое, которое некогда употребил Моисей, от лица Божия обличая иудеев в идолопоклонстве. Тии, говорил он, раздражиша мя не о Бозе, прогневаша мя во идолех своих (Втор. 32, 21). Еда крепчайши Его есмы? Видишь ли, как сильно, как страшно он поражает их, потрясая самые нервы их, доводя их суждения до нелепости и таким образом низлагая гордость их? Начав с меньшего, он дошел до самого главного; последнее гораздо скорее могло быть принято после того, как душа слушателей смягчилась прежними доводами» (святой Златоуст). Рассуждение хорошо, но на определения воли слабо действует, если в основе нравственной жизни не лежит страх Божий. Где страх Божий, там и слабое рассуждение сильно, а где нет его, там и сильное ничего не сделает. В ограждение немощи нравственной Апостол и восставляет страх Божий, и при том в его грозном виде, как страх наказания и поражения. Никакое чувство так сильно не действует на напряжение сил, как чувство самосохранения. Его и раздражает здесь Апостол. Дошедши до опасения, как бы не поразил Бог за вкушение идоложертвенного, они скорее и решительнее могли воздерживаться от сего, опираясь на сей страх.
В словах: или раздражаем Бога? – раздражаем – не гнев, а ревность, παραζηλουμεν. Бог назван Богом – ревнителем, как ревнитель о славе Своей, о славе Божества Своего. Славы Моея, говорит, иному не дам, ниже добродетелей Моих истуканным. Сей ревности раздражение разумеет Апостол. А что она у Бога не бывает праздною, этому сколько доказательств в истории израильтян! – Вот и вопрос: еда крепчайши Его есмы? Подвигнется ревность Божия и в прах сотрет вас. Так поопаситесь и, усмирив свои высшие взгляды, не прикасайтесь более жертв идольских.
в) Как же обходиться с пищею, чтобы не согрешить употреблением идоложертвенного? (23–33)
Такого вопроса нельзя было обойти и в ответ на него не написать правил, по внешним тогдашним обстоятельствам. Идоложертвенное не при капищах только ели, но и в домах предлагали на трапезе, и продавали на рынках. Таким образом, возможно было или на рынке купить идоложертвенное и вкусить, или, пришедши на трапезу к язычнику, коснуться его. Как же быть? Апостол отвечает: все вкушайте, пока вам не скажет кто: се идоложертвенное есть. Услышав это, не вкушайте, чтобы не соблазнить кого,– иудея, эллина или брата немощного. Принимайте пищу с благодарением, и ее употребление обращая во славу Божию и духовное назидание других.
Стих 23. Вся ми леть суть, но не вся на пользу; вся ми леть суть, но не вся назидают.
После страшной угрозы речь потекла покойно. Начинает ее Апостол тем, что подало повод и ко всему рассуждению об идоложертвенном,– со свободы относительно употребления всякого рода безвредной пищи. На это начало опираясь, умники садились за трапезы в капищах идольских. Апостол не отвергает ее, а утверждает: вся ми леть суть, вся ми леть суть. Совершенная, говорит, правда. Но пользование сим правом свободы не может быть без ограничений. Я полагаю для этого два ограничения: пользу себе и назидание ближним. Коль скоро вкушение чего-либо не полезно себе и не назидает ближнего, то от него надо воздержаться. Полагает Апостол в начале сии мысли, потому что ими потом руководствуется в изложении нижеследующих правил. Святой Златоуст говорит: «Видишь ли великую мудрость Апостола? Так как иной из них мог сказать: я совершен, я властен над собою, я вкушаю предлагаемое с полным знанием дела,– то он говорит: положим, что ты совершен и властен над собою, но смотри не на это, а на то, не причиняет ли твое поведение какого-нибудь вреда, или какого-нибудь расстройства. То и другое он выразил словами: не вся на пользу, не вся назидают, разумея первое о нем самом, а другое о брате, ибо слово: не на пользу, указывает на погибель его самого, а слово: не назидают – на соблазн брата».
Вред себе называет святой Златоуст погибелью себя самого, вероятно потому, что чрез вкушение идоложертвенного становятся общниками бесов, а в этом явная пагуба. Экумений и Феофилакт видят вред сей в том, что, привыкши вкушать идоложертвенное, и к идолам опять привыкнет и может отпасть от Церкви, тоже на пагубу себе.
Но можно и пользу, и назидание разуметь только в отношении к братьям, как подает повод думать следующий текст, где о себе ничего не говорится, а все внимание заповедуется обращать на пользу ближнего. Так рассуждает блаженный Феодорит: «Позволительно тебе по тому ведению, какое приписываешь себе, делать все; но не полезно тебе делать вред другим. Делаемое тобою не назидает их. Положим, что ты совершен, но надобно позаботиться и о немощных. Ибо сие присовокупил Апостол».
Стих 24. Никтоже своего си да ищет, но еже ближняго кийждо.
«Не на одно то смотри, что ты вкушаешь с чистою совестию, но и на то особенно, назидает ли это ближнего твоего. Во многих местах выставляет святой Павел это правило как необходимейшее. Но не просто велит он не искать своей пользы, а только тогда, когда это вредно для брата. В таком случае полезное ближнему должно предпочитать своей пользе, и то избирать, а это оставлять» (Феофилакт). Коренной закон деятельности христианской: люби Бога паче всего, и люби ближнего, как себя. О любви к себе нечего и правил писать; ее только можно ограничивать. Любовь к Богу наипаче есть действие сердечное, внутренное, сокровенное. В явной жизни действующею является одна любовь к ближним, возгреваемая внутри любовию к Богу. Бога паче всего любить должно; но к Богу деятельной любви ничем не можешь ты показать, как делами любви к ближним. Потому, да ищет кийждо еже ближняго – есть сокращение всего нравственного закона. Но надо при этом держать в душе строго дополнительную главную мысль, чтобы сие искание, еже ближняго, исходило из любви к Богу. Ибо есть гуманисты, которые представляются млеющими от любви к человечеству, между тем не только любви к Богу, но и веры в Него не имеют. Пустые личности!
Этими двумя стихами напоминал коринфянам Апостол: итак, вкушать идоложертвенное открыто в капищах – с этих пор не дерзайте. Но оставались другие случаи, в которых, и не ведая, можно было вкусить идоложертвенное. Их теперь и определяет святой Павел.
Стихи 25 и 26. Все, еже на торжищи продаемое, ядите, ничтоже сумнящеся, за совесть; Господня бо земля, и исполнение ея.
«Поелику Апостол совершенно воспретил вкушение идоложертвенного,– а в то время города полны были таковых мяс, и вероятно, одни из уважения к апостольскому закону не стали бы вовсе покупать их, а другие по чревоугодию пренебрегли бы закон,– то по необходимости и касательно сего узаконяет, что следовало. Сущность законоположения в следующем: на торжище покупайте все, не спрашивая, идоложертвенное это или нет, и затем вкушайте то небоязненно» (Феодорит).
Жрецы, не успевая всего приносимого в жертву потреблять сами, отсылали излишнее на рынок, или может быть кто скупал у них это и продавал. Таким путем идоложертвенное могло попасть и христианам. Апостол говорит: что на рынке покупаете, ешьте то без рассуждения, μηδεν ανακινοντες. Тут будто нет и мысли об испытании и исследовании, идоложертвенное ли то; а то одно, чтобы вкушать то без всяких раздумываний, как пищу простую, чистую и ничем незапятнанную, в простоте мысли. Славянским нашим переводом мысль Апостола точно выражена: ничтоже сумнящеся. Слово: за совесть δια την συνειδησιν, значит: по тому убеждению совестному, что всякое создание Божие добро и ничтоже отметно. С этою светлою совестию, с этим светлым убеждением кушайте все, что продается на рынке. Почему и прибавил в основание такого распоряжения: Господня бо земля и исполнение ея. Все Господне, Господнее же благословенно. Нечего и раздумывать: кушайте все, как дар Божий благословенный.
Святой Златоуст говорит: «Апостол не дозволяет им даже сомневаться, то есть исследовать и разведывать, идоложертвенное это или нет, а заповедывает просто есть все находящееся на торжище, не расспрашивая, что такое предлагаемое. Идоложертвенное дурно не по природе своей, но производит осквернение по произволению вкушающего. Посему он и говорит: ничтоже сумнящеся. Господня бо земля и исполнение ея, а не бесов. Если же Господня земля, и плоды и бессловесные животные, то нет ничего нечистого; нечистым же делается что-либо вследствие злонамеренности и преслушания человека». Вот еще несколько фраз блаженного Фотия, которого пространное мнение приводит Экумений. «Рыночное вкушайте, без раздвоенной мысли, μηδεν δισταζοντες, с совестию чистою, неколеблющеюся. Без размышления, αζητητως вкушай рыночное, с совестию чистою, нераздумывающею, и не требующею другого удостоверения, кроме того убеждения, что Господня земля. Если Господня земля и что на ней, что еще раздумывать?»
Стих 27. Аще ли кто от неверных призывает вы, и хощете ити, все предлагаемое вам ядите, ничтоже сумнящеся, за совесть.
Другой случай, когда кто из язычников позовет на обед, а они имели обычай брать части от жертв и приносить домой. Как тут быть? – И здесь то же правило: все предлагаемое вам ядите, ничтоже сумнящеся, за совесть, то есть по тому же убеждению, что всякое создание Божие добро, не допуская и мысли о том, чтобы тут было что идоложертвенное, ничтоже сумнящеся, в простоте мысли.
Ходить к язычникам на обеды Апостол не запрещает и не повелевает, а оставляет это на свободу приглашаемому. Феодорит замечает: «Потому что невозможно было бы уловлять неверных, прекратив сообщение». «А избавляет ядущих от всякого подозрения (в чем-либо идоложертвенном),– объясняет святой Златоуст,– ради того, дабы излишняя осторожность не показалась делом страха и опасения, ибо кто разведывает, тот делает это по страху, а кто воздерживается после того как узнал дело, тот воздерживается по нерасположению, презрению, отвращению» (к идолослужению и ко всему, что прикосновенно ему). Апостол хочет, чтобы, содержа в крепкой совести твердое убеждение, что один царь над всеми Господь, и что все творения Его суть, с сею светлою верою вкушали все, с благодарением к Подателю благ.
Стих 28. Аще ли же кто вам речет: сие идоложертвенно есть, не ядите за оного поведавшаго, и совесть; Господня бо земля, и исполнение ея.
Не все кушанья предполагаются идоложертвенными, а некоторые. Итак, если кто, когда дойдет до них череда, скажет: сие идоложертвенное есть, в таком случае не есть. Кто этот поведавший? Как Апостол не определяет, то прямее бы было и не касаться этого вопросом. Кто бы ни был. Но как предварительное решение этого вопроса, хоть предположением, дает удобства к приведению в понятность течения всей последующей речи, то и стали его решать. Иным кажется, что лучше всего под ним разуметь слабого христианина, который говорит это крепкому; а другим кажется, что лучше будет разуметь какого-либо язычника, который говорит это, с лукавым намерением искусить христианина и посмотреть, как-то он поступит. Но ведь Апостол пишет правило не на один случай, а на все; во всех же могло быть, что иногда это скажет слабый христианин, иногда язычник. Итак, положим: христианин ли слабый, или язычник искушающий скажет: это идоложертвенное,– не ешь, говорит Апостол. Не ешь за оного поведавшаго, то есть щадя его. Слабого христианина щадение очевидно в чем. В том, что если бы крепкий после сего уведомления стал есть, то слабый не мог бы уже отказаться есть, а ставши есть, ел бы то как нечто имеющее значение в религиозном отношении, и тем осквернил бы свою совесть; отказавшись же есть, он придаст ему мужества воздержаться и себе, и тем спасет его от запятнания совести. Но в чем щадение язычника? Если язычник говорит об этом христианину, то очевидно по той мысли, что ему не следует этого есть. Так сложилась его языческая совесть. Если бы христианин, несмотря на то, стал есть, то язычник мог подумать: что ж это, христиане хвалятся высотою веры и нравоучения, а между тем покажи только им лакомый кусок, и они готовы опять с нашими богами в мире жить. Для него идоложертвенное есть нечто священное (в некоторых списках стоит ιεροθυτον), вкушение от коего намащает благословением богов. То же, по его мысли, перейдет и на христианина. Как же это,– подумает он? И от невыгодной мысли о христианине перейдет к невыгодной мысли о христианстве. Следовательно, есть, после сказанного уведомления, будет значить унизить себя как христианина, унизить в своем лице всех христиан и самое христианство. Следовательно далее, достоинство свое как христианина, честь христиан и самого христианства требует не вкушать известной пищи, коль скоро скажут, что это идоложертвенное. И это надобно сделать ради поведавшего и других, подобных ему, и ради самого поведания. В каких мыслях так сделать? – В показание презрения ко всему идолослужебному. Не потому, что идоложертвенное есть чтó, но потому, что поелику оно идолослужебно, то омерзительно. Из презрения к идолослужению, я презираю и это идоложертвенное. Так святой Златоуст: «Апостол повелевает воздерживаться от жертв идольских, не как от имеющих силу, но как от достойных отвращения. Избегайте, говорит, идоложертвенного не потому, чтобы оно могло причинить вред; оно не имеет никакой силы; но потому, что оно презренно. Впрочем, на том основании, что оно не имеет никакой силы, не вкушайте его безразлично, ибо это трапеза врагов и нечестивых».
Таким образом, это воздержание пред лицом язычников будет вразумляющею проповедию о достоинстве христианства и презренности идолослужения. За онаго поведавшаго будет значить в сем случае: чтоб не заградить ему двери к восходу до ясного познания высоты христианства, и чрез то двери веры. Ибо вкушение перепутало бы все его понятия и помрачило светлый лик веры Христовой.
И совесть. Чью совесть? – Ниже объясняет Апостол: совесть не свою, а другого. В предыдущих двух случаях (стихи 25 и 27) совесть разумелась своя, а здесь – другого. Чья же? – Ближе всего – поведавшего. Язычник ли скажет: это идоложертвенное, или слабый христианин, невкушение сего идоложертвенного будет целительно для совести того и другого.
Господня бо земля, и исполнение ея. Это так надо связывать с течением речи: я разумею не твою совесть, а совесть другого; для твоей же совести остается неизменным то убеждение, что в царстве Господа все добро и ничтоже отметно. «Не потому, говорит, я возбраняю, будто это чуждая вещь, Господня бо земля, но за совесть, то есть дабы не сделать вреда. Следовательно, надобно разведывать? – Нет, говорит, я разумею не твою совесть, а другого, ибо я предварительно сказал: за поведавшаго» (святой Златоуст).
Стих 29. Совесть же глаголю не свою, но другаго; вскую бо свобода моя судится от иныя совести?
Действуй так, щадя совесть другого, а не свои убеждения изменяя. Когда другой сказал: это идоложертвенное,– от этого слова твое убеждение, что всякое создание – Божие добро, следовательно, и это идоложертвенное, добро, не приняв никакого само по себе осквернения, не должно меняться, не должно переходить на мысль, будто пред тобою вещь, чуждая Богу, не Его творение. В этом будь тверд, но воздержись от вкушения ради пользы других. Не мнению говорящих подчиняясь, так поступай, но совсем другому началу следуя – воле Божией, заповедующей любить ближнего и о благе его пещись, о душевном еще более, чем о телесном. Они говорят потому, что идоложертвенное считают чем-то, а ты воздержись не по этому, а чтоб показать им, что отстав от идолослужения, не хочешь ничем входить в соприкосновение с ним, гнушаешься им и отвращаешься от него.
Вскую свобода моя судится от иныя совести. Причину выставляет, почему в слове его должно разуметь совесть другого, а не свою. Он говорит как бы: совесть другого для меня не закон. Своему убеждению должен я следовать, а не чужому. По своему убеждению я имею свободу, полную, относительно всякого рода пищи, другие судят иначе. Этим суждением моя совесть и моя свобода не связывается. И я без смущения мог бы есть, несмотря на указание, что предлагаемое идоложертвенно; но я воздерживаюсь не по этому слову: оно меня не вяжет, я и при нем по-прежнему свободен. Вяжет меня другой закон, моей же совести, а не чужой. Святой Златоуст развивает другую мысль,– ту, что если я по свободе своей стану есть, то язычники, не понимая, почему я так делаю, станут осуждать сию свободу. Не хочу я допустить до того, чтоб так было, ибо осуждение моей свободы есть осуждение свободы христианской вообще. Не хочу я быть виною этого. Он говорит: «Свободою он называет – не быть обязанным соблюдать и не подвергаться запрещению (относительно пищи). А смысл слов его такой: Бог создал меня свободным (или воссоздал во Христе к свободе) и поставил выше всякого вреда, но язычник не умеет ни судить о моем любомудрии, ни понимать щедродательности моего Владыки, а станет осуждать меня и скажет сам в себе: учение христиан – басня; они удаляются идолов, избегают бесов, а от приносимого им не отказываются: велико их чревоугодие. Какой же, скажешь, для нас вред от того, что он будет судить так несправедливо? Но не гораздо ли лучше вовсе не подавать ему повода к осуждению? (Суд от одного лица переходит на осуждение веры.) Если ты будешь воздерживаться, то он не скажет и этого.– Как не скажет? Видя, что, я не разведывая, пользуюсь всем и на торжище и на пиру, как он не скажет и не осудит меня, что я употребляю все безразлично? – Точно нет, ибо ты пользуешься этим не как идоложертвенным, но как чистым; не разведывая, ты показываешь, что не боишься предлагаемого. Посему войдешь ли ты в дом язычника, или придешь на торжище, я не дозволяю тебе разведывать, дабы тебе не быть беспокойным и трусливым и не навлекать на себя излишних забот».
Стих 30. Аще аз благодатию причащаюся, почто хулу приемлю, о немже аз благодарю?
Темновато сие место. Под благодатию разуметь должно благодать веры, которая просветила понятия наши и дала нам разуметь, что можно свободно вкушать всякую пищу, как дар Божий. Так я и делаю: все вкушаю и Бога благодарю. Но если я без разбора буду вкушать во всяком случае, то другие, не понимая дела, будут осуждать меня за то, а чрез меня и веру мою. Не хочу я допускать до того, чтобы так было.– Это смысл слов: почто хулу приемлю,– не хочу допускать, чтоб хула падала на меня. Экумений пишет: «По благодати Божией, соделавшей душу мою столько возвышенною, что я убежден, что ничем таким не оскверняюся, по сей благодати с дерзновением вкушаю. Но если, говорит, ты таков, если благодатию Божиею дошел ты до познания, что идол ничто и что никакого вреда нет вкушать тебе идоложертвенное то зачем допускаешь, чтоб тебя злословили, а чрез тебя и веру, и даже Бога,– и притом из-за того самого, за что ты должен благодарить, получив совершенное разумение о вещах. Апостол в своем лице увещание обращает к коринфянам».
Святой Златоуст говорит (О немже благодарю): «Что же, скажи мне, ты принимаешь с благодарностию? – Божии дары. Благодать Его такова, что она делает душу мою чистою и поставляет ее выше всякой нечистоты. Как солнце, касаясь лучами своими всяких нечистот, сохраняет их (лучи свои) чистыми, так, или еще более и мы, обращаясь среди мира, можем оставаться чистыми, если захотим, и тем более, чем большую имеем силу. Почему же, скажешь, воздерживаться? – Не потому, что иначе можно сделаться нечистыми, но для брата, для того, чтобы не иметь общения с бесами, и для того чтобы не подвергнуться осуждению от неверного. Здесь не свойство яств, но преслушание и общение с бесами делают меня нечистым, и от произволения зависит осквернение. Что же значат слова: почто хулу приемлю, о немже аз благодарю? –Я, говорит, благодарю Бога, что Он столько возвеличил меня и поставил столько выше иудейского унижения (ибо у них: не коснися и проч.), что ничто не может вредить мне; а язычники, не зная моего любомудрия, будут подозревать противное и скажут: христиане желают нашего; они лицемеры, хулят бесов и отвращаются от них, а к трапезам их стекаются; что может быть неразумнее этого? Значит они не для истины, но из честолюбия и сластолюбия приняли это учение.– Посему не безумно ли подавать повод к хуле за те самые благодеяния, за которые приносится благодарность? Но, скажешь, язычник будет говорить это и тогда, когда увидит, что я не разведываю. Нет, ибо не все наполнено идоложертвенным, чтобы иметь такое подозрение; притом ты вкушаешь это не как идоложертвенное. Итак, не разведывай напрасно; а с другой стороны, не принимай пищи, когда тебе скажут, что она идоложертвенная. Христос, даровав тебе благодать, столько возвеличил тебя и поставил выше всякого вреда не для того, чтобы подавать повод к худой молве о тебе, и не для того, чтобы теми самыми преимуществами, за которые ты благодаришь, столько оскорблять других, что они могут хулить».
Стих 31. Аще убо ясте, аще ли пиете, аще ли ино что творите, вся в славу Божию творите.
Все соображения покрывает Апостол одним всеобщим правилом: «Видишь ли, как он от частного предмета перешел в поучении к общему и преподал нам превосходное правило – прославлять Бога во всем?» (святой Златоуст). Отсюда видно, что, по мысли Апостола, от неразборчивого вкушения идоложертвенного некоторая тень падала на самую веру и Господа Бога. Почему Апостол и выставил этот общий закон, что мы обязаны не пищу только и питие употреблять, но и все другое делать во славу Божию,– ничего не дозволяя себе, чрез что, хоть на малейший волос, мог бы кто-либо нечто не хвалебное помыслить о святой вере нашей и о Боге. Прекрасно Апостол все это,– и сидеть, и ходить, и беседовать, и сожалеть, и наставлять,– совокупляет воедино, чтобы во всем поставить для себя одну цель – Божию славу. Так повелел и Господь: да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, Иже есть на небесех (Мф. 5, 16). Так сказано и здесь» (Феодорит). «Так, говорит, все творите, чтобы тем подавать побуждения к прославлению Бога, давая разуметь, что то, как они тогда действовали, служило к бесславию Бога и к хуле на Него и на святую веру Его» (Экумений). «Яст же кто и пиет во славу Божию, когда яст и пиет не на соблазн другим, не как чревоугодник и сластолюбец, но как желающий так содержать тело, чтобы оно было способно к деланию всякой добродетели; и просто, всякое дело творит кто во славу Божию тогда, когда ни другому не вредит соблазном, ни самому себе чем-либо, и когда ничего не делает из человекоугодия или по другому какому страстному помыслу» (Феофилакт).
Стих 32. Безпреткновени бывайте Иудеем, и Еллином, и церкви Божией.
«То есть не подавайте никому никакого повода к соблазну (не вкушайте). Иначе и брат соблазнится, и иудей еще более возненавидит и осудит тебя, и язычник будет смеяться над тобою, как над чревоугодником и лицемером. Не должно соблазнять не только братий, но, если возможно, и внешних. Ибо, если мы – свет, закваска, светила и соль, то мы должны просвещать, а не помрачать, скреплять, а не ослаблять, привлекать к себе неверных, а не отгонять от себя. Для чего же ты отгоняешь тех, которых должен привлекать? Подлинно, язычники соблазняются, когда видят, что мы возвращаемся к этим вещам, потому что они не знают нашего образа мыслей и того, что наша душа стала выше всякого чувственного осквернения; иудеи и немощные из братий испытают то же самое. Видишь ли, сколько он привел причин, по которым должно воздерживаться от жертв идольских? Потом, когда сказал: безпреткновени бывайте, возложил на них ответственность за соблазн иудеев и язычников, и выразил нечто тяжкое» (святой Златоуст).
Стих 33. Якоже и аз во всем всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся.
«Искать полезного для всех – вот правило совершеннейшего христианства, вот точное его назначение, вот верх совершенства» (святой Златоуст). «Всем угождать и льстецам свойственно, но не таково то, что говорит о себе Апостол. Льстецы не чужой пользы, а своей ищут, лучше же сказать, и своей не ищут, потому что вредят себе больше, чем другие. А божественный Апостол своего не искал, но имел в виду спасение других, чрез них приумножая негиблющее богатство» (Феодорит). Как святой Павел был всем вся, да всяко некия спасет, об этом он уже говорил. Теперь только напоминает об этом, поставляя образ своего действования в закон для всех. Это третье начало в руководство к устроению нашей жизни, или даже четвертое: первое,– чтоб все делать по ясной и твердой совести, по верному сознанию сообразности дела с волею Божиею; второе,– чтобы все делать во славу Божию, не только имея в виду, в цели, славу Божию, но так, чтобы самим делом выходила из нашего действования слава Божия; третье,– чтоб не соблазнять никого не только намеренно, но и ненамеренно; четвертое,– чтобы все направлять ко спасению ближних наших, и словом, и делом. До какой меры Апостол всем готов был жертвовать для спасения других, можем судить по молитве его, в которой он выражал готовность свою даже быть отлученным, лишь бы братия его спаслись (Рим. 9, 3). Такое расположение, паче другого чего, давало ему дерзновение сказать:
Глава 11, стих 1. Подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу.
«Это слово не самомнения, а желания всячески расположить к делу, которое внушал. Если, говорит, я подражал Христу, и жизнь Свою презревшему, чтоб нам даровать живот, не тем ли паче вы мне можете подражать? Ибо я не столько выше вас, сколько выше меня Христос, бесконечно всех превосходящий» (Феофилакт). Или, ограничивая взор ума текущими только в речи предметами, Апостол говорит как бы: «Соревнуйте сим моим мерам в деле домостроительства, потому что я подражаю Владыке, Который иначе беседовал с иудеями, а иначе с Апостолами, иное предлагал совершенным, а иное несовершенным» (Феодорит).
Святой Златоуст говорит: «Ничем ты не можешь столько подражать Христу, как попечением о ближних. Воздержание от жертв идольских само по себе есть дело полезное, а я, говорит Апостол, делал много и не полезного, например, обрезывал и приносил жертвы; такие действия, если рассматривать их самих в себе, могут даже погубить совершающих и лишить их спасения, но я подверг себя и этому для проистекающей от того пользы. Так Павел, будучи выше всех по совершенству, становился ниже всех по снисхождению! Видишь ли превосходство его ревности и величие его души? Подражай и ты ему».