Книга: Второе послание святого Апостола Павла к Коринфянам истолкованное святителем Феофаном
Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ (1, 12–7, 16)
Дальше: 2. О высоте христианского откровения, или Евангельской истины, с изложением и того, как она водворяется на земле (2, 12–7, 1)

1. Причина перемены плана путешествия (1, 12–2, 11)

 

Ходили речи в Коринфе: думал прийти к нам, а теперь идет иначе. Что за переменчивость? Это легкота. Такие пустые речи отнести бы следовало к третьей части, где Апостол занимается развеянием пусторечия на его счет. Но он выделил эту речь из суммы других и занялся ею прежде всего ради того, что по поводу ее иные наводили тень и на неизменность самого благовестия, достоинство которого для Апостола Павла было выше всего на земле. Почему он и ставит этот предмет на первом месте. Ход мыслей его здесь такой: а) я всегда и всюду действовал по чистой совести; так действовал и у вас; и вам должна быть хорошо известна искренность моих речей, 1, 12–14. б) Опираясь на этом, не следовало вам дурно толковать и то, что я хотел так прийти к вам, а теперь иду иначе, будто это легкота, будто есть тут какое-то совещание по плоти, стихи 15–17. в) Но это еще ничего, я боюсь, как бы вы дальше не пошли и на основании этого не стали допускать помыслов о нетвердости благовестия. О, нет; слово благовестия нашего тотчас сопровождалось и делом,– вы приняли помазание. Следовательно, слово ваше было – да, стихи 18–22. г) Из этого одного вы должны были заключить, что к перемене плана моего была причина, стоющая внимания. И я вам объявляю ее. Это было желание избежать скорбной необходимости самому распоряжаться судом и расправою над опечалившим всех нас, 1, 23–24. д) Вы хорошо сделали, поступив с ним, как я писал; но как он кается, то можно его опять принять в общину, 2, 1–11. Это последнее слово приложено здесь затем только, чтоб не возвращаться опять к тому же предмету; а сказать о нем, что сказано, следовало.

 

а) Искренность апостольская (1, 12–14)

 

Стих 12. Похваление бо наше сие есть, свидетельство совести нашея, яко в простоте и чистоте Божией, а не в мудрости плоти, но благодатию Божиею жихом в мире, множае же у вас.
Впереди выразил святой Апостол надежду, что Бог как избавлял их, так и всегда будет избавлять от всех бед. Но упования такого нельзя питать тому, у кого нечиста совесть. Только чистота совести дает такое дерзновение упованию, а без того оно замирает, как цветок на морозе. Об этом и говорит теперь Апостол; но это же самое послужило ему исходною точкою и для объяснения того, о чем намерен был говорить далее.
Похваление бо наше, говорит, сие есть. Похваление – то, что пред сим сказал: наньже уповахом, яко и еще избавит (стих 10). Чтоб похвалиться так, я имею основание в свидетельстве совести. Похваление – здесь, следовательно, то же, что дерзновение. Феодорит пишет: – «Дерзновение же нам дает (на то, чтоб надеяться на избавление от опасностей) свидетельство совести». Или похваление означает внутреннее утешение. Бог избавлял и избавит; но пока придет избавление, ибо для сего есть свой термин, нас поддерживает, нам подает мужественное и благодушное перенесение прискорбностей сознание, что мы страждем безвинно. Святой Златоуст говорит: «Здесь Апостол открывает нам еще другое, не только не маловажное, напротив, очень важное средство к утешению, могущее ободрять душу и тогда, когда ее подавляют бедствия, показывает еще другую свою добродетель. Какую же? – Ту, что мы, говорит, где ни жили, везде поступали по чистой и искренней совести. А это не мало служит к успокоению и утешению нашему. Так говорит Апостол верующим для того, чтобы и их научить не упадать духом в скорбях, но радоваться, если только будут иметь чистую совесть. Похваление наше, говорит, свидетельство совести, то есть когда совесть наша не имеет причины осуждать нас, как преступников, преследуемых за худые дела. Ибо, говорит, хотя бы мы терпели бесчисленные бедствия, хотя бы нам отвсюду угрожали нападения и опасности; для нашего утешения достаточно одного свидетельства чистой совести, что мы терпим сии бедствия не за какое-нибудь преступление, но за благоугождение Богу, за добродетель, за истинное любомудрие и за спасение многих. Итак, первое утешение, о котором выше говорил Апостол, проистекало от Бога, а сие, о котором теперь говорит, от них самих и было плодом чистой их жизни. И потому, что сие последнее было плодом их добродетели, называет оное и похвалою своею».
В чем же именно похвала, и что свидетельствовала совесть? Яко в простоте и чистоте Божией жихом. Жихом, ανεστραφημεν, вращались среди других, держали себя в сношениях с другими и действовали на них и пред ними. В простоте, απλοτητος, какая бывает у детей, бесхитростная, никаких замыслов не скрывающая, открытая вся как есть. В чистоте, ειλικρινεια, искренно, как на душе, так и вовне, ни слово, ни дело, ни мина и ничто внешнее наше не разнится с тем, что у нас на сердце. Божией – или Богоподобной, или Богу угодной (Феофилакт), или от Бога подаемой и как пред Богом являемой. Итак, Апостол говорит здесь: «Ничего не делали коварно, или лицемерно, или притворно, ни из ласкательства, или злонамеренно, или для обмана и обольщения, ни по другим подобным побуждениям; но поступали всегда со всякой свободою, простотою, истиною, в чистоте и незлобии сердца, искренно, от души; поелику не имели ничего, что бы нужно было скрывать, ничего зазорного» (святой Златоуст).
Не в мудрости плоти. Плоть здесь – жизнь, которую отцы называют внешнею; мудрость сей жизни состоит в том, чтобы всячески ухитряться поддерживать добрые отношения к другим и благосостояние семейное, маскируя себя и тщательно прикрывая свои цели, которые все сосредоточиваются в том, чтобы жить всегда в собственное удовольствие, преследовать свои интересы и не ударять себя в грязь лицом, никого и ничего не щадя, что встречается как препятствие на пути, прикрывая, однако ж, и это благовидностию. Эта мудрость не имеет в виду ни добродетели, ни славы Божией, а лишь удовлетворение эгоизма, который и рождает ее, и питает, и совершенствует. Она и на словах хитра, а еще более хитра в ведении дел своих. Если б раскрыть все ее хитросплетения хоть в одном случае, изумились бы и не поверили, что человек сам может так ухитряться. Оттого есть у нас поговорка: лукавый его научил. Поговорка эта недаром,– она выражает истину. Могла ли показаться такая мудрость в духе Апостолов, преисполненных Духа Божия? Святой Павел и отрицает это, говоря: не в мудрости плоти мы всегда действовали, «то есть без коварства и лукавства, без изысканных слов и хитросплетенных умствований. Итак, чем лжеапостолы надмевались, то именно Апостол Павел отвергает и презирает, явно показывая сим, что плотское мудрование недостойно похвалы и что сам он не только не ищет, но еще стыдится и отвращается оного» (святой Златоуст).
Но благодатию Божиею жихом в мире, то есть так жили, как внушала нам Божия благодать, как руководила нас и как действовала в нас. Жизнь во благодати, εν χαριτι, противоположна предыдущей жизни по мудрости плотской. Святые отцы различают три степени, или класса, жизни, в которых может по временам вращаться один и тот же человек. Одна – жизнь плотская, как указано пред сим: она называется жизнию нижеестественною, и даже противоестественною; другая – жизнь добродетельная, по требованиям совести, возможная даже и вне благодати: она называется естественною; третья – жизнь благодатная, зачинающаяся, зреющая и разнообразно проявляющаяся действием лишь благодати Божией: она называется вышеестественною и возможна только в истинном христианстве, составляя его отличительную черту. Она совершенно противоположна жизни по мудрости плоти. В ней ничего не делается для себя, а все во славу Божию и благо других; ничего также не делается по своим смышлениям, а все по внушению благодати, и что ни делается, делается не своими силами, а благодатию, которая собственные силы человека берет только как орудия для проявления своих действий. У кого она есть, те сознанием и сердцем живут в Боге едином, Который, живя в них, чрез них действует и вне их. Но где Бог, там уступают пределы естества; оттого такая жизнь не бывает без чудодействий. Особенно не могла она быть без того у Апостолов. Почему когда говорит святой Павел: благодатию Божиею жихом, то разумеет не только высоту, чистоту и отрешенность нравственную, но и проявление силы Божией чрез них.
Святой Златоуст говорит на это: «Что такое благодатию Божию? – То есть премудростию и силою, данными нам от Бога, доказывая оные чудесами, и победою, которую одержали мы над мудрецами, риторами, философами и царями, мы, люди грубые и ничего не заимствовавшие от людской мудрости. И не напрасно Апостолы сим утешались и хвалились, когда уверены были в себе самих, что действовали не человеческою силою, но благодатию Божиею совершали все, и не в Коринфе только, но и во всей вселенной. Ибо говорит: в мире жихом, множае же у вас. Что такое множае у вас? – То есть благодатию Божиею жихом. Ибо у вас мы больше совершили, говорит, чудес и знамений, большую соблюдали осторожность и особенно заботились вести себя так, чтобы не заслужить от вас укоризны. Ибо и сие последнее относит Апостол к благодати Божией, ей же приписывая и собственные действия. Ибо известно, что в Коринфе он отказался от прав своих относительно содержания проповедников слова Божия (1 Кор. гл. 9) и, щадя слабость коринфян, проповедовал Евангелие без всякого со стороны их возмездия». Выходит, по святому Златоусту, множае же у вас не к благодатию Божиею только относится, но и к в простоте и чистоте Божией и к не в мудрости плоти. Как последние черты он производит от благодати Божией, то и сказал вообще, что множае у вас благодатию Божиею отличалась и светила наша жизнь.
Стихи 13 и 14. Не иная бо пишем вам, но яже чтете и разумеете. Уповаю же, яко и до конца уразумеете; якоже и разуместе нас от части, яко похваление вам есмы, якоже и вы нам, в день Господа нашего Иисуса Христа.
Пишем,– говорит не о прежнем писании, или о писании вообще, а об этом самом, что теперь пишет. Не иное пишем, говорит, а иное в мыслях держим, а то самое и в мыслях имеем, что выражают написанные слова. Какие понятия возбуждают у вас читаемые слова, те самые и у нас находятся. Слова читать и разуметь, αναγινωσκειν и επιγινωσκειν, по созвучию часто ставятся одно с другим, хотя выразить нужно бывает одно что-либо. Так и здесь святой Павел хотел сказать: что пишем, вы это знаете сами, из нашего у вас пребывания, и, читая писанное, вы тотчас видите, что это так есть. Почему Экумений и Феофилакт под αναγινωσκειν разумеют не читать, а припоминать. Греческое слово дает на это право: αναγνωσις – ανωθεν γνωσις.– Будет: не другое что пишем, как то, что сами припоминаете, и то, что знаете. Так и святой Златоуст: «Самих коринфян приводит в свидетели того, что им говорит. Пусть, говорит, никто не думает, что слова мои суть самохвальство, неоправданное делами. Ибо я передаю вам только то, что вы сами знаете, и что я не лгу, в том мне свидетелями прежде других должны быть вы. Ибо, читая послания наши, вы видите, что в них написано то же самое, что вам известно о нас на самом деле,– и что наше свидетельство о себе в посланиях наших не только не противоречит делам нашим, напротив, то, что вы прежде знали о нас, совершенно согласно с тем, что читаете о нас в посланиях».
Следующие за сим слова: уповаю же, яко и до конца уразумеете, лучше читать в связи с: якоже и разуместе нас от части. Из опытов нашего среди вас пребывания и действования вы нас поняли отчасти; надеюсь, что и всегда так понимать будете. Он хочет сказать, что как доселе мы не подали вам никакого повода думать о нас, будто мы лукавы и неискренни, так и вперед не встретите таких поводов; каковы мы были, таковы теперь, таковы и будем; и слово наше и образ действования нашего всегда одинаков был, есть и будет. Не свое передаем, не свое вводим, а Божие; Бог же неизменен есть и истина Его вечна. Кто свое проповедует и вводит, тот может ныне так говорить и действовать, а завтра иначе. Мы же – орудия Божии: Бог есть действуяй в нас.
Слова: уразуместе отчасти и до конца уразумеете – можно понимать и как указание на степени познания. Отчасти вы познали нас и поняли; уповаю, что дойдете и до совершенного нас познания, поймете нас вполне. Знанию и пониманию человеческому естественно расти.
Яко похваление вам есмы, якоже и вы нам в день Господа нашего Иисуса Христа.– Это не предмет уразумения, не указание на то, что именно коринфяне уразумели в Апостолах отчасти и что до конца уразумеют,– но новое подтверждение искренности апостольской. Он хочет сказать: что говорим вам и пишем, чему вас учим и что заводим у вас,– все то так делаем, как имеющие на суд Божий предстать. И я удостоверяю вас, что в день Господень, то есть в последний день суда, мы вам будем в похвалу. Судия всеправедный и всеведущий похвалит вас за то, что вы следовали слову нашему и искренно поверили ему; – и вы нам будете тогда в похвалу, за эту веру вашу нам наш Судия не покорит, но похвалит. Так несомненно верно слово наше, что хотя бы мы в других отношениях оказались на суде недостойными похвалы, но за то, что передали вам сие слово и сделали вас верными Ему, нас похвалит Судия праведнейший. «Смотри,– взывает святой Златоуст,– как он возводит коринфян к высшему и приучает их к любомудрию, когда устремляет мысли к оному великому дню Господню. Тогда, говорит, и мы прославимся в вас, и вы в нас, когда откроется, что у вас были такие учителя, которые ничему человеческому не учили и, ведя жизнь непорочную, не подавали никакого повода к соблазну; а у нас были такие ученики, которые поступали не так, как обыкновенные люди,– не колебались, но с готовностию все принимали и ни в чем не противомудрствовали. И ныне открыто сие имеющим ум Христов, а тогда откроется всем. Итак, хотя мы и скорбим ныне, но не малое имеем утешение как от доброй совести, так и от ожидаемого тогда откровения. Ныне одна совесть наша знает, что мы во всем поступаем по благодати Божией, как и вы это знаете, и еще узнаете; а тогда все человеки узнают и наши, и ваши дела, и увидят, что мы прославлены друг за друга».
Мы вам, говорит, будем в похвалу в день Господень, а вы нам. Но о себе сказал он, что как всегда был верен истине Божией, так и впредь не престанет быть таковым. Потому, по соответствию речи, наводит и коринфян на обещание и решение – как доселе были верны слову принятому, так и впредь пребыть ему верными, и не в той только мере познания его, в какой сделались причастниками его доселе, но и в какой бы мере ни познали его. И никакой не было трудности для коринфян понять, что это есть неизбежное условие для того, чтобы не посрамиться на суде. Учители прославятся за то одно, что учили; а ученикам нельзя быть прославленными за одно слышание и принятие их учения. Это послужит еще к большему осуждению, если к принятию учения не присоединится и следование ему, искреннее и неуклонное до конца.

 

б) Неосновательность толкования в худую сторону того, что Апостол переменил свой план (1, 15–17)

 

Стих 15. И сим упованием хотех к вам приити прежде, да вторую благодать имате.
Сим упованием, то есть тем, которое выразил выше, что коринфяне до конца будут понимать его человеком, искренно говорящим; но разумеет здесь не то, что сам уповает от коринфян, а то, что коринфяне видели бы в нем до конца, как он уповает, то есть речь всегда искреннюю. Сим упованием будет: в таком настроении, искренно, неложно, нелукаво. Когда хотел я прежде к вам прийти, то таково истинно было у меня желание; и когда извещал вас о том, говорил сущую правду.
Но когда это? – Верно, святой Павел, прежде чем писал первое послание, где пишет, что идет к ним чрез Македонию, извещал их чрез верных лиц, что придет из Ефеса прямо к ним, от них сходит в Македонию, из Македонии же опять к ним возвратится, а от них отправится во Иудею. Когда дошли до Апостола вести о разноречиях среди коринфян, и особенно о кровосмеснике, он переменил этот план; наперед послал туда святого Тимофея, а вслед за ним готовился и сам идти уже чрез Македонию. В первом послании он и писал об этом. Услышав это, некоторые стали говорить: вот он какой, ныне так, завтра иначе. Об этих речах передал ему святой Тит по возвращении из Коринфа, и об них-то начинает теперь речь святой Павел. Таково, говорит, было мое непременное желание и намерение, чтобы к вам наперед прийти.
Да вторую благодать имате.– Благодатию называет посещение коринфян, и по причине радости и утешения, которые тем доставлялись, и по причине благ духовных, которых чрез то сподоблялись они: ибо с Апостолами всегда шла и обильная благодать и слова помазанного, и приосенения верующих наитием облагодатствования, или еще и явления благодатных исцелений, избавления от бесов, и проявления других сил. Но что значит: да вторую благодать имате? – По сказанному смыслу благодати,– чтобы второго сподобились вы моего посещения. А это как? – Прямее бы всего так положить: первую благодать имели вы в первое мое у вас пребывание, а это посещение было бы второю благодатию. Но наши толковники не берут в таком смысле сего слова, а разумеют так: первая благодать была бы, когда бы я прямо к вам прибыл, а второю была бы, когда я, посетив Македонию, опять к вам бы возвратился. Феодорит пишет: «Да имате вторую благодать, то есть сугубую радость от того, что примете меня у себя два раза».
Стих 16. И вами проити в Македонию, и паки от Македонии приити к вам, и вами проводитися во Иудею.
Чтобы не видеть противоречия в сих словах святого Павла с тем, что он писал в первом послании, надо иметь в мысли, что таков план был, как сказано у Апостола, прежде первого послания; но потом он переменил его и писал, что идет к ним чрез Македонию. Эта перемена и подала некоторым повод обвинять Апостола в изменчивости. Можно только спросить, отчего не сказал святой Павел об этом в первом послании? Причину, почему переменен план, выставляет он ниже, именно – нежелание лично распоряжаться с кровосмесником; а об этом писать, как всякий видит сам, не приходилось. К тому же когда он писал: Македонию бо прохожду (1 Кор. 16, 5),– как будто хотел сказать: знайте же, что обещанное отменено, и отменено не без причины.
Стих 17. Сие же хотя, еда что убо легкотою деях? Или яже совещаваю, по плоти совещаваю, да будет у мене еже ей, ей, и еже ни, ни?
Место это не совсем будет понятно и связно с предыдущим и последующим, если не дополнять его мыслию, что Апостол говорит здесь уже о перемене плана путешествия. Все наши толковники так и делают. Вот за всех слова святого Златоуста. «Здесь Апостол уже прямо отклоняет от себя упрек в неисполнении своего обещания прийти к коринфянам. Ибо смысл слов его такой: я хотел прийти к вам. Почему же не пришел? Не по легкомыслию ли ни непостоянству? (Ибо сие значат слова: еда что убо легкотою деях?) Нет. Почему же? Потому что яже совещаваю, не по плоти совещаваю. Что же значит: не по плоти совещаваю? Не как плотской человек; – да будет у мене, еже ей-ей, и еже ни-ни. Но и это не ясно. Что же такое он говорит? Человек плотской, говорит, то есть прикованный только к настоящему, в настоящем всегда живущий и не находящийся под влиянием Духа Божия, может ходить всюду и блуждать, где вздумает; напротив, подчиненный Духу Божию и Им водимый и управляемый, не может всегда быть господином своей воли, завися от власти Духа. С ним бывает то же, что с верным рабом, который знает только исполнять приказания господина своего и не имеет власти над собою, и не знает отдыха даже на малое время; – он обещает иногда что-либо своим товарищам, но после не исполняет своего обещания, когда оно окажется противным воле господина его. Вот что значат слова Апостола: не по плоти совещаваю,– то есть я нахожусь под управлением Духа Божия и не имею власти идти куда хочу: я подчинен власти и повелениям Духа Божия, и Его голос управляет и руководит мною. Потому я и не мог прийти к вам; ибо это не угодно было Духу Божию. (Подобное часто говорится в Деяниях Апостольских, Деян. 16, 6–9. В иное место намеревались идти Апостолы, но совсем в другое повелевал им идти Дух Божий). Итак, что я не пришел к вам, несмотря на мое обещание, это зависело не от легкомыслия моего или непостоянства, но от Духа Божия, Коему я подчинен и должен повиноваться. Что же? – скажет кто-либо. Разве Апостол не по внушению Духа Божия обещался прийти? – Нет, не по внушению Духа. Это обещание было делом любви его к коринфянам».
Мысль святого Златоуста та, что кто по плоти совещает, тот когда положит что сделать, то уж чего бы то ни стоило, усиливается сделать так, чтобы поставить на своем, чтобы было у него да–да, а нет–нет. Блаженный Феодорит так выражает мысль Апостола: «Не порабощаюсь я, говорит, страсти, чтобы так или иначе, но исполнить свое желание. Кто следует пожеланиям плоти, тот увлекается собственными своими помыслами, хотя бы они крайне были нелепы; а кто целомудренно о чем-либо задумывает, тот, хотя бы задуманное было и нечто доброе, как скоро приметит, что не приносит это пользы другим, не приводит намерения своего в исполнение. А что мы, как скоро усмотрим что полезным для вас, с усердием, нимало не колеблясь предлагаем вам это,– о сем свидетельствует проповедь; потому что неоднократно, предлагая вам это, не переменили слов своих». Последние слова блаженного Феодорита служат переходом к следующим словам Апостола.

 

в) Эта перемена никакой не кладет тени на неизменность Евангельской истины (1, 18–22)

 

Стих 18. Верен же Бог, яко слово наше еже к вам не бысть ей и ни.
Могли подумать, что если у него да – не да, и нет – не нет, то, выходит, об одном и том же у него то да, то нет. А что если и Евангелие его таково же?! Предотвращая это, он говорит: нет, не думайте так; Евангелие мое неизменно верно, как верен Бог. Так святой Златоуст: «Здесь Апостол опровергает возникающее возражение. Ибо могли ему сказать: если ты прежде положил в своем обещании прийти к нам, а после переменяешь прежде сказанное, если у тебя нет ей–ей и ни–ни, то горе нам! Не случалось ли того же и в самой проповеди? Чтобы сего не подумали и не смущались, он говорит: верен Бог, яко слово наше еже к вам, не бысть ей и ни. В проповеди, говорит, сего быть не может; но это бывает только в преднамереваемых путешествиях. В проповеди слова наши всегда верны и неизменны. Ибо словом здесь называет он проповедь. Далее представляет на сие неоспоримое доказательство, дело проповеди относя к Богу. И слова его имеют такой смысл: обещание пришествия было мое, то есть я от себя обещал оное; проповедь же не моя и не человеческая, но Божия; а что от Бога, то недоступно для лжи и обмана. Посему и сказал: верен Бог, то есть истинен. Итак, ничего не подозревайте в том, что происходит от Бога; ибо здесь ничего нет человеческого».
Стих 19. Ибо Божий Сын Иисус Христос, Иже у вас нами проповеданный, мною и Силуаном и Тимофеем, не бысть ей и ни, но в Нем Самом ей бысть.
Доказывает неизменную верность слова своего самым делом, самым производством проповеди. Когда, говорит, мы у вас проповедали Христа Спасителя, было ли так, что мы говорили одно, а вышло другое? – Нет; но что ни говорили мы, все то оправдалось делом в вас и на вас самих. Мы говорили: веруйте в Сына Божия распятого и получите отпущение грехов, чрез крещение приимете новую жизнь, чрез возложение рук наших (то же, что ныне миропомазание) даров Святого Духа сподобитесь и силою преисполнитесь к преодолению всякого греха, всякой страсти и всякого вражеского насилия. Сбылось ли так, как мы говорили? – Сбылось, и это вы знаете. Так не думайте и не говорите, что Христос, нами у вас проповеданный, был да и нет: ибо ясно видите, что в Нем все – да. Что ни говорим мы о Нем, все то так и есть; и чего ни чаете вы от Него, приступая к Нему, все то сполна и с преизбытком получаете. «Все проповеданное нами о Христе с совершенною точностию оказалось и на деле» (Экумений).
Поставляя с собою Силуана и Тимофея, с которыми в первый раз насаждал веру в Коринфе, Апостол возводит коринфян к воспоминанию того, что были они до принятия веры и что стали по принятии оной. Он как бы говорит: вспомните, что вы были до общения со Христом Господом и что стали потом; но какими вы стали потом, мы вам это обещали прежде, чем вы стали Христовыми. Христос, Сын Божий, нами у вас проповеданный, стало быть, был – да.
«Силуаном здесь назван Сила, ибо он разделял с Павлом узы в Филиппах (Деян. 16, 25). Его оставив в Берии Македонской, Павел пошел в Афины (Деян. 17, 14). Он-то вместе с Тимофеем, прибыв к Павлу в Коринф, стал его сотрудником в проповеди» (Феодорит).
Стих 20. Елика бо обетования Божия, в том ей, и в том аминь, Богу к славе нами.
Все обетования Божии, говорит, во Христе Иисусе, Господе нашем, исполняются с совершенною точностию,– в Нем они ей и аминь. Обетования Божии изречены в Ветхом Завете чрез пророков. Они касались лица Христа Спасителя, времени, места и прочих обстоятельств Его явления,– особенно же относились к делу спасения, которое имело быть Им совершено, то есть как Он пострадает, грех ради наших, умрет на кресте, воскреснет, вознесется на небо и сядет одесную Отца,– как Духа Божественного от Отца ниспослет на обновление духовной жизни в роде человеческом чрез веру и благодать, для приготовления таким образом сынов вечного царствия. Все эти обетования, предызображенные в пророчествах, совершенно исполнились и исполняются во Христе Иисусе Господе. Приступающие верою к Господу тотчас на себе и испытывают исполнение всех обетований, относящихся к делу спасения: испытывают отпущение грехов, в чем свидетель им облегченная совесть; испытывают обновление, в чем свидетель им сознание новой жизни, восприемлемой в купели; испытывают наитие благодати Святого Духа, в чем свидетель им ощущаемая ими нравственная сила на преодоление всякой страсти и всякого греха; испытывают всыновление, в чем свидетель им внутреннее чувство сыновства Богу, Духом возгреваемое, вследствие коего вопиют: Авва, Отче. Другая часть обетований верующим относится к будущей жизни,– это воскресение и вечное блаженство со Христом. Эти еще не исполнились, но что несомненно исполнятся, в этом удостоверяют исполнившиеся уже обетования, которые все Апостол совмещает в даровании Духа, называя сие дарование обручением, или задатком наследия. Из сего прямо следует, что все обетования Божии во Христе Иисусе – да и аминь.
Богу к славе нами. Как обетования Божии о Христе Иисусе исполняются? – Чрез Апостолов. Ибо, чтобы сделаться причастником их, надо веровать. Как же уверовать без проповедующих? Их и устроил Господь. Сам воссел одесную Отца; вместо же Себя Духа Утешителя ниспослал и, облекши силою Его Апостолов, послал их по всему лицу земли насадить веру и водворить в людях спасение. Умножение содевающих спасение есть слава Божия на земле – последняя цель исполнения всех обетований Божиих в Господе. Для нее пришествие Господне во плоти, для нее проповедь апостольская, для нее вера, для нее и будущее блаженство, да всеми устами и всеми делами славится единый Бог,– и Апостолами, и верующими, и делами тех и других.
Святой Златоуст в беседе на сие место останавливается вниманием преимущественно на будущих обетованиях. «Много, говорит он, обетований содержит проповедь Евангельская, и о многих обетованиях благовествовали и проповедовали Апостолы. Ибо они говорили и о воскресении, и о всыновлении, и о бессмертии, и о великих наградах в будущей жизни и неизреченных там благах. Сии-то обетования Апостол называет непреложными. Если же непреложны обетования Божии и нет сомнения, что Бог исполнит оные, то тем более верен Сам Он и слово о Нем твердо: и нельзя сказать, что иногда Он есть, иногда же нет Его; но всегда есть и один и тот же. Что же значит: в том ей, и в том аминь? – Сим он показывает, что обетования Божии непременно сбудутся, ибо исполнение их зависит от Бога, а не от человека. Итак, нечего бояться. Ибо обещает не человек, которого можно подозревать в неверности, но Бог, Который говорит и творит».
Стихи 21 и 22. Извествуяй же нас с вами во Христа, и помазавый нас, Бог, Иже и запечатле нас, и даде обручение Духа в сердца наша.
Извествуяй, βεβαιων – утверждающий; но не просто утверждающий, а утверждающий в убеждении, сообщающий нам непоколебимую уверенность в твердости веры и обетований о Христе Иисусе Господе.– И помазавый, то есть Духом Святым нас исполнивший, силою Которого сообщаются духу нашему совершенства, предызображавшиеся в древних первосвященниках, пророках и царях. Помазание сие – не знак внешний, а внутреннее вселение означаемого. Что обетования Божии неложны, в этом удостоверяет сие помазание. Так устроил и так совершает в нас Сам Бог.– Нас с вами, то есть и Апостолов, и верующих: ибо говорится о том, что одинаково действуется и в тех, и в других; и Апостолы в сем отношении не имеют преимущества пред верующими, ибо сие принадлежит к общему строю веры и дела спасения.
Следующие слова: Иже и запечатле нас объясняют помазание; а – даде обручение Духа в сердца указывают основание для извествования. Запечатле – значит положил в нас печать дара Духа Святого. Дар Духа и есть печать Божия на нас. Печать на воске дает форму ему; печать в духе нашем есть сформирование его по действию воспринятого Духа благодати. Этим означается и возрождение, и облагодатствование. Апостол хочет сказать словом: запечатле, что все это не имя и знак, но сила и жизнь.– Даде обручение Духа в сердца наша. Запечатление Духом и есть дарование Духа в сердца, или вселение Его во внутреннем нашем человеке. Это вселение есть обручение, то есть залог, задаток, в удостоверение, что и все обетования, не исполнившиеся еще, исполнятся несомненно. Удостоверение поселяется тем, что задаток дан такой большой. Если бы маленький был задаток, уместно было бы еще сомневаться, как обычно и бывает в житейском быту; а когда такой большой, как дарование Духа, кто может сомневаться, что и будущее все исполнится в точности?
Святой Златоуст говорит: «Из бывшего (то есть сбывшегося) Апостол утверждает истину будущего. Ибо если Сам Бог утверждает нас во Христа, то есть не попускает нам колебаться в вере во Христа, и Сам помазал нас и даровал Духа в сердца наши, то как не дарует нам благ, обетованных в будущей жизни? Как не даст нам и сих благ после того, как даровал уже начало и основание, корень и источник оных, то есть истинное познание о Нем, и причастие Святого Духа? Подлинно, если и настоящие блага, которыми пользуемся, уже даны ради тех, которых ожидаем еще, то Даровавший настоящие, верно, дарует и ожидаемые. И если сии полученные нами блага Он даровал нам тогда, когда мы были еще врагами Его, то тем паче дарует нам будущие, когда мы сделались уже любезными Ему. Посему Апостол не просто сказал: Духа, но прибавил: обручение, то есть залог, дабы сим более нас уверить и обнадежить в получении всего обещанного Богом. Действительно, если бы Бог не хотел даровать нам всего, что обещал, то не благоволил бы дать и залога, чтобы не погубить оный попусту и напрасно».
Таким образом, говорит, что слово наше не было в вас ей и ни, и что, напротив, все, нами вам возвещенное, неизменно верно, в этом осязательное удостоверение имеете вы в том, что с вами и в вас совершилось и вами получено. Не дерзайте потому наводить на это тень сомнения из-за того, что я переменил план. Напротив, из верности дела спасения, в вас совершившегося, вам следовало бы заключить, что если я изменил свой план, то изменил не по какому-либо легкомыслию или изменчивости, а имея на то важные причины. Я сейчас и скажу вам их.

 

г) Настоящая причина изменения плана путешествия (1, 23–2, 4)

 

Стих 23. Аз же свидетеля Бога призываю на мою душу, яко щадя вас ктому не приидох в Коринф.
Свидетеля Бога призываю на душу,– не наказанию Божию себя подвергая, говорит так, а просто Бога представляя свидетелем истины слов своих. Он говорит как бы: говорю как пред Богом, видящим душу мою. Блаженный Феодорит пишет: «Божественный Апостол, желая уверить, что слова его истинны, призвал во свидетельство Видящего наши помышления».
Бог свидетель, говорит, что щадя вас не приидох,– не пошел то есть прямо в Коринф, как обещался. Дело шло так. Апостол наказывал, что намерен прибыть в Коринф прямо из Ефеса, но прежде чем успел он это сделать, пришли недобрые вести. Получив эти вести, Апостол отложил намерение идти прямо в Коринф, но писал послание, убеждая коринфян все неисправное исправить самим прежде его прибытия, чтобы, когда он прийдет, и им радостно было встретить его, как исправным уже, и ему только радоваться, видя их исправность. Если б он прямо пошел в Коринф, то ему самому надлежало бы исправлять неисправное; а это как ни смягчай, не может не быть горько и для исправляющего, и для исправляемых. Это и разумеет он, говоря: щадя вас. Самоисправление же и легче, и имеет свою приятную сторону, в ожидании одобрения от заметившего неисправность и желавшего исправления Апостола. Святой Златоуст говорит: «Что значит: щадя вас? – Я слышал, говорит, что некоторые из вас блудодействовали, потому и не хотел прийти к вам, чтобы не опечалить вас. Ибо, находясь у вас, я бы поставлен был в необходимость сам разбирать и исследовать сие дело и многих наказать. Итак, я за лучшее почел не быть у вас, чтобы дать вам время раскаяться, нежели пришедши к вам, наказывать вас и еще большую понести скорбь самому от вас».
Стих 24. Не яко обладаем верою вашею, но яко споспешницы есмы вашей радости: верою бо стоите.
Сказал выше: щадя вас, не пришел к вам. Это – щадя могло показаться иным слишком властительским тоном, как будто он считал себя вправе делать с ними и их верою что хочет. Могли подумать: «Что же это? Для того ли мы уверовали, чтобы принять на себя рабство и чтобы наказывал ты нас властительски?» (Феодорит). Предотвращая это, Апостол пишет: это сказал я не потому, чтобы властвовать над верою вашею; вера – дело свободы; хотите – веруйте, хотите – нет. «Нежелающего верить кто властен принудить к вере?» (святой Златоуст). Но когда вы вступили в область веры, то должны быть во всем верны вере. И я блюститель сей верности. По долгу моему не могу оставить без исправления ваших неисправностей. Все, чему учил я вас и что завел у вас, не мое, а Божие; ничем из того поступиться не могу. Коль скоро оказываетесь неисправными, я должен исправлять вас, а это горько для вас. Я же не хочу быть виновником вашей скорбности, а хочу, чтоб от меня лично всегда вам исходило одно радостное. Вот в каком смысле сказал я: щадя вас... не хотя вас огорчить, а напротив, всегда и всем споспешествовать вашей радости. Ибо когда вы исправитесь от одного заочного моего вразумления, для вас не будет в этом ничего скорбного; напротив, вы ощущать будете радость самоохотного исправления; и когда после сего прийду к вам, мне будет радостно видеть вас исправными, и вам будет радостно встретить меня и видеть радующимся о вас. Итак, я пощадил вас, чтобы быть споспешником вашей радости. «Я не пришел к вам, чтобы не ввергнуть вас в уныние,– чтобы дать вам случай радоваться своему исправлению только от заочной моей угрозы. Мы все делаем для вашей радости, о сем только и заботимся» (святой Златоуст).
Верою бо стоите. Мысль ясна; но в какой связи она здесь стоит, не видно. Феофилакт пишет: «Что касается до веры, то вы в ней стоите (εστηκατε – установились, тверды). В других отношениях вы пошатнулись; и если бы виновные в том остались неисправившимися, я должен бы был на них налегнуть и тем опечалить их (и вас всех) и себя самого». Так и Экумений. Святой Златоуст не выражает этого, но, держа ту же мысль, вводит в намерения Апостола, почему он об этом сказал: «Смотри, с какою опять осторожностию говорит он; не стал снова упрекать их, потому что очень довольно уже обличил их в первом послании, и они после того показали уже некоторую перемену в жизни. Если же бы и после сей перемены они услышали те же упреки, какие и прежде, то сие могло бы погубить их (ввергнуть в уныние или отчаяние). Почему сие послание и написано с большею кротостию, нежели первое». Итак, Апостол сказал это, чтоб ободрить коринфян и поднять их дух, одобрив их в этом главном отношении.
Но, может быть, у Апостола здесь такая мысль, как бы он говорит: ведь вы верующие; вера давала вам и довольно побуждений, и довольно силы к тому, чтоб исправить все неисправности к собственному вашему удовольствию и к моей радости. Вот почему я уверен был, что буду споспешником вашей радости, если предоставлю вам самим исправиться, помянув только о неисправностях. Этим я точно оказал щадение вас; но почему это сделал я, причиною тому моя уверенность, что вы верою стоите.
Глава 2, стих 1. Судих же в себе сие, не паки скорбию к вам приити.
Не хотел я прийти к вам прежде, чем исправитесь, видя, что тем причиню скорбь и вам, и себе. Я и рассудил в себе, или сам с собою, не идти к вам прямо из Ефеса, а прежде написать вам, чтоб вы все поисправили сами, и чтобы мне, когда после сего прийду, прийти к вам не на скорбь уж, а на радость. Надежда же моя на то, что так будет, основывается на вашей вере; ибо в вере вы тверды.
Стих 2. Аще бо аз скорбь творю вам, то кто есть веселяяй мя, точию приемляй скорбь от мене?
Место это темновато, но, по связи с течением речи, нельзя не видеть, что святой Павел оправдывает здесь образ своего действования успехом, относя и его в похвалу коринфянам. Поелику надобно было исправлять, то это без скорби обойтись не могло. Дело благоразумия было сделать это как можно с меньшею скорбию или со скорбию почти незаметною. Я это и сделал: писал к вам, укоряя и убеждая исправиться. Конечно, это не могло не быть скорбным не для тех только, кого касалось обличение, но и для всех вас. Но эта скорбь к чему повела? – К исправлению, а исправление к обвеселению меня. Кто может больше обвеселить меня, как не тот, кто в такой силе принимает скорбь от меня? Итак, если я скорбь творю вам, и моим неприбытием к вам, и моим обличительным посланием, пусть творится скорбь: она врачевство; приявшие скорбь исправятся, исправившись, обвеселят меня, мое же обвеселение отразится опять на вас, и будет у нас общее веселье. Феодорит пишет: «Ибо что меня столько веселит, как чувствительность обвиняемых? Она показывает мне пользу, произведенную обвинениями».
Чтобы видеть связь этих слов с предыдущими, надобно поставить между ними дополнительную мысль: не судил я лично скорбь вам нанесть, а если уж нельзя было обойтись без сего, ограничился повержением вас в скорбь чрез послание. В следующем стихе он и прямо выражает сие. Святой Златоуст говорит на сие место: «Не хотел я, говорит, прийти к вам, чтобы не огорчить вас новыми упреками, негодованием и отвращением. Правда, и мне не обошлось без огорчения, когда я принужден был упрекать вас и видеть вашу скорбь от того; но сие же самое вместе доставило мне и удовольствие. Ибо это было признаком величайшей ко мне любви вашей, когда я так много значил для вас, что и одно негодование мое могло снедать вас. Никто столько не радует меня, сколько тот, кто снедается от слов моих и скорбит, видя меня огорченным. Правда, лучше бы было сказать так: если я и оскорбляю вас, то кто же может и обрадовать вас? Но он не говорит сего и, желая исправить коринфян, превращает речь сию и говорит: хотя я и заставляю вас скорбеть, впрочем, снедаясь скорбию от моих слов, вы доставляете мне великую радость».
Стих 3. И писах вам сие истое, да не пришед скорбь на скорбь прииму, о нихже подобаше ми радоватися, надеяся на вся вы, яко моя радость всех вас есть.
Этим полнее и точнее определяется мысль предыдущего темноватого места. «Для того пришествие мое предварено посланием, чтобы оно послужило для вас уврачеванием, а мне уготовало радость, в которой будете участвовать и вы, признав радость мою своею собственною» (блаженный Феодорит). Этот и есть смысл моего к вам послания. Затем писал, чтоб вы исправились и чтобы, пришедши к вам прежде послания и прежде вашего исправления, не принять мне скорбь на скорбь. Скорбь уже имел я ту, что у вас были немалые неисправности; да пришедши к вам прежде вашего исправления, должен бы был принять новую скорбь, лично обличая неисправных и исправляя их. И эта последняя скорбь увеличивалась бы тем, что, тогда как надлежало бы мне найти вас на высших степенях совершенства и радоваться тому, я увидел бы вас совсем неисправными. Это уж и третья скорбь, и притом самая чувствительная,– когда скорбь принимаешь по причине тех, которые должны бы были доставлять радость. Вот по какой причине я не сам пришел к вам прямо из Ефеса, а наперед послал послание, чтоб, получив послание, вы исправились и я, пришедши после сего, только бы радовался у вас. Я действовал так, надеяся, в полной уверенности, что моя радость всех вас есть, то есть что вы возревнуете доставить мне радость исправлением всех неисправностей, почитая радость мою общею всех радостию, желая увидеть меня радующимся, чтоб от видения радости на лице моем и самим вам обрадованными быть. Святой Златоуст мысль Апостола выражает так: «Я для того прежде написал вам, чтобы к прискорбию моему не найти вас неисправившимися. Я уверен, что вы радуетесь, если видите меня радующимся, и сами исполнитесь печали, когда увидите меня печальным. Поступил же я так, имея в виду не свою, но вашу пользу. Хотя от вашего огорчения я получаю немалое удовольствие, когда вижу вас столько о мне заботящихся, что вы и сами скорбите, когда видите меня скорбящим, несмотря, однако, на такое расположение моего духа, поелику я имею в виду вашу пользу, то и когда писах вам сие истое, да не скорбь прииму, и в сем опять искал я не своей, но вашей пользы. Ибо я знаю, что вы и сами будете скорбеть, увидев меня скорбящим, равно как и возрадуетесь, когда увидите меня радующимся. Примечай, как у места сказал Апостол и сие: о нихже подобаше ми радоватися. Ибо сие свидетельствует искренность его и великую к ним любовь. Так мог сказать какой-нибудь отец к детям, для которых он много сделал добра и много потрудился. Итак, говорит, если я только пишу и нейду к вам сам, то нейду потому, что сим устрояю что-нибудь лучшее о вас, а не по ненависти к вам, и не потому, чтобы отвращался вас, но потому, что очень люблю вас».
Стих 4. От печали бо многия и туги сердца написах вам многими слезами, не яко да оскорбитеся, но любовь да познаете, юже имам изобилно к вам.
«Апостол чувствительно коснулся их в прежнем послании; посему объявляет, что написал это не просто с намерением огорчить их, но имея в виду уврачевать погрешивших, за которых и терпел он великую болезнь (сердечную), и послание свое послал с надеждою на них, показывая тем, какое имеет к ним расположение» (Феодорит). «Поелику Апостол сказал, что радуется, когда они скорбят (в чувствах покаяния и исправления), то, чтобы на сие коринфяне не сказали ему: так ты заботишься о том только, чтобы тебе самому радоваться и показывать всем, сколь великую ты имеешь силу у нас,– для сего он присовокупил: от печали бо многия и проч. Какая душа может быть нежнее и чадолюбивее сей, которая так говорит? Апостол не только не менее, напротив, еще гораздо более скорбел о согрешивших, нежели сколько скорбели сами согрешившие. Ибо не просто говорит: от печали, но от многия печали; не слезами только, но многими слезами, и от туги сердца, то есть я был задушаем и подавляем печалию, и, не могши далее переносить давления от этого облака печали, я решился писать к вам,– не для того, впрочем, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам. Надлежало бы сказать так: не для того, чтобы оскорбить вас, но чтобы исправить, ибо для сего и писал, но Апостол не говорит так; напротив, чтобы сделать речь более приятною и крепче привязать к себе коринфян, он вместо напоминания об исправлении уверяет их в любви своей, по которой все делает. И не просто говорит: имею к вам любовь, но – юже имам изобильно к вам, желая и сим привлечь их к себе, показав, что он более всех любит их и к ним расположен, как к избранным ученикам. Таким образом Апостол, хотя и с гневом говорил, но сей гнев происходил от великой любви и скорби. Ибо, и пиша послание, говорит, я скорбел и страдал не о том только, что вы согрешили, но и о том, что я поставлен был в необходимость огорчить вас, и все это от любви,– подобно отцу, который, будучи поставлен в необходимость отсекать и прижигать гнилые члены у любимого сына, вдвойне страждет, и от представления болезни сына, и от необходимости самому отсекать больные члены. Посему то, что вы почитаете признаком недоброжелательства к вам, служит признаком величайшей к вам любви. Если же огорчить вас я возбужден был любовию, то тем более радоваться, видя вашу скорбь. Так Апостол защищает себя. Он и часто так защищается, и не стыдится сего. Ибо если и Бог это делает, когда говорит: людие Мои, что сотворих вам, (Мих. 6, 3)? то тем более мог делать сие Павел» (святой Златоуст).

 

д) Помилование покаявшего кровосмесника (2, 5–11)

 

Стих 5. Аще ли кто оскорбил мене, не мене оскорби, но от части, да не отягчу всех вас.
«От защищения себя самого он переходит теперь к защищению впадшего в блудодеяние» (святой Златоуст).
Этот текст точно стоит на переходе от предыдущей мысли к следующему изъявлению помилования покаявшемуся грешнику. Выше сказал, что если писал к ним строго, то писал со скорбию и слезами, и писал так не с тем, чтоб опечалить их, но чтоб любовь изъявить. В чем любовь? – В том, что, произнося строгий приговор на согрешившего, он их защищал, с них снимал пятно, их очищал и обвеселял. Ибо, говорит, этот, совершивший такое неслыханное преступление, опечалил не меня одного, но отчасти и вас, отчасти, говорю, чтоб не сказать тяжелого слова, но мысль моя та, что он опечалил и вас не менее, чем меня (святой Златоуст). Итак, произнося на него приговор, и притом чрез ваше или общественное решение, я вас удовлетворял, за вас стоял, вашу скорбь хотел прогнать.– И познайте в этом любовь мою.
Но в этом самом представлении дела Апостол приготовлял коринфян и к принятию следующего изречения о помиловании.
Стих 6. Довольно бо таковому запрещение сие, еже от многих.
Узнав о падении, бывшем среди вас, я скорбел о том и сокрушался. Когда я обличил сие непотребство, восскорбели и вы о том не меньше меня. Потому единодушно произнесли прописанный мною приговор ему. И вот он отлучен и несет на себе тяготившую нас скорбь. Нам отрадно, ему тяжело. Он болит сердцем и сокрушается. Что до меня, то, смотря на эту скорбь его покаянную, я утешаюсь: ибо это значит, что он жив духовно. Радует меня очевидное его желание быть в общении с нами причастником великих обетований верующих о Христе Иисусе. Но я желаю, чтоб и вы, как скорбели вместе со мною из-за него, так вошли и в соучастие радости моей из-за него же. Писал я строго, да познаете любовь мою, имея в мысли явить сию любовь и к согрешившему, если покается. Вот он кается; явим же к нему любовь! – Святой Златоуст говорит: «Апостол начинает говорить о сем коринфянам тогда же, когда наперед похвалил их за то, что они одни имеют с ним радости и одни и те же скорби, и сказав наперед: яко моя радость всех вас есть. Если же радость моя есть вместе и ваша радость, то вам должно, говорит, и теперь вместе со мною радоваться, так же как и тогда вместе со мною скорбели. Ибо как тогдашнею скорбию своею вы доставили мне удовольствие и радость, то же сделаете и ныне вашею радостию, если только примете участие в моей радости».
Все грехи, совершенные до крещения, омываются крещением и прощаются даром. Грехи же по крещении требуют очистительного наказания. Требовалось оно и для коринфского грешника. Апостол говорит: что касается до очистительного наказания, которое должно возлагать на кающегося, то в отношении к нашему покаяннику довольно этого, совершившегося уже, запрещения еже от многих, то есть этого отлучения, произнесенного собранием верующих, «потому что все стали отвращаться от него, как повелел Апостол» (Феодорит). Запрещение,– επιτιμια,– обнимает все, что было возложено на согрешившего, несмотря на его покаяние. Тут начало и основание наших церковных эпитимий и самого образа их употребления, то есть произнесения их по всей строгости и потом сокращения их, смотря по чувствам сокрушения кающегося лица.
Замечательно, что Апостол и здесь, как в первом послании, не поминает имени согрешившего, ни имени греха его. Святой Златоуст говорит о сем: «Не говорит: впадшему в блудодеяние, но, опять также как и в первом послании, таковому, хотя и по другой причине. Тогда говорил так по отвращению от соделанного греха, а здесь по снисхождению к согрешившему. Посему же здесь не упоминает он и о содеянном грехе, ибо время уже было защитить виновного».
Стих 7. Темже сопротивное паче вы да даруете и утешите, да не како многою скорбию пожерт будет таковый.
«Апостол повелевает здесь не только разрешить положенное наказание, но и возвратить виновного в прежнее его состояние. Ибо, если кто, наказавши виновного, просто отпускает его без всякого утешения, тот никакой пользы не делает ему. Но смотри опять, как Апостол удерживает и виновного, чтобы он, получив прощение, не сделался хуже. Ибо, несмотря на то, что он исповедал свой грех и раскаялся в нем, Апостол дает виновному видеть, что он получает прощение не столько за раскаяние, сколько по милости и снисхождению; почему и говорит: да даруете и утешите. Сие видно и из последующих слов. Ибо не говорит: разрешаю простить виновного, потому что он достоин сего или что он принес искреннее покаяние,– но потому что он слаб. Посему и присовокупил: да не како многою скорбию пожерт будет таковый. Говоря сие, Апостол свидетельствует и о великом раскаянии виновного, и не допускает его дойти до отчаяния. Что же значит: пожерт будет? – Или то, что таковый может сделать то же, что сделал Иуда, или что он в образе жизни может сделать хуже. Ибо хотя, говорит, он и не таков, чтобы не мог более переносить мучений продолжительного наказания, но, потеряв терпение и надежду, легко может посягнуть на свою жизнь или предаться большему нечестию. Посему нам должно быть осмотрительными, чтобы рана не сделалась жесточае и опаснее и чтобы неумеренностию в наказании не погубить и того, что уже сделали доброго. Говоря сие, Апостол хотел, как я прежде заметил, и обуздать, и вразумить виновного, чтобы он, получив прощение, не сделался еще нерадивее. Ибо, говорит, я принял такового в прежнее мое расположение не потому, чтобы он совершенно очистился от скверны соделанного греха, но убоявшись, чтобы не сделал чего-нибудь хуже. Отселе мы научаемся, что меру покаяния надобно назначать не только по свойству грехов, но и вместе сообразуясь с свойством духа и состоянием самих грешников. Так тогда и поступил Апостол, ибо и его устрашала слабость грешника. Потому и сказал: да не пожерт будет, как бы зверем каким, или волнами, или бурею».
Стих 8. Темже молю вы, утвердите к нему любовь.
Утвердить,– κυρωσαι,– решительное дать определение, подписать утверждаемое. Может быть, Апостол разумеет и то, чтобы общим приговором возвратили ему любовь свою, или одно то хочет означить, чтоб любовь сия была крепкая, полная, безвозвратная. Он говорит как бы: «Присоедините член к телу, приобщите овцу к стаду, покажите горячее к нему расположение» (Феодорит). «Не повелевает уже, но просит коринфян, не как учитель, но как равный, и, предоставив им восседать на судейском седалище, сам стал на месте защитника. Ибо как он достиг уже чего хотел, то от радости не знал меры своему смирению. О чем же ты просишь, скажи мне? – Утвердите к нему любовь, то есть с искреннею и крепкою любовию, а не просто и как случилось, примите его. Говоря сие, Апостол опять усвояет коринфянам добродетель очень высокую. Те самые, которые прежде показали такую любовь к своему собрату и так защищали его, что гордились сим, после такое возымели к нему отвращение, что Павлу великого стоило труда заставить их принять виновного в прежнюю любовь. Вот похвальное качество в учениках, вот совершенство в учителе: когда ученики так послушны, а учитель таких послушных образует учеников! Ибо никого не должно ни безрассудно любить, ни отвращаться без причины. Если б и ныне так было, то согрешающие не были бы так равнодушны и нечувствительны к своим грехам» (святой Златоуст).
Стих 9. На сие бо и писах, да разумею искусство ваше, аще во всем послушливы есте.
Писах,– εγραφα,– написал, что можно относить и к прежнему посланию, и к предшествующим здесь словам. Прежде, пиша о наказании виновного, Апостол имел уже в виду помиловать его, если покается. Одно, говорит, сделали; делайте и другое. Этим покажете искусство – разумность в послушании, что не по своим расчетам и смышлениям оказываете послушание, а по самому послушанию, имея сию добродетель и действуя по ней независимо от всего. В этом прописал он им неотразимое побуждение к исполнению его желания, поставив их в состояние учеников, подвергшихся испытанию, которых вся забота ответить так, чтобы получить одобрение испытующего. Святой Златоуст говорит: «Да разумею, говорит, послушны ли вы, то есть не только в отсечении виновного от верующих, но и в присоединении к ним. Видишь, как и здесь Апостол поставляет коринфян в необходимость решиться на сей подвиг, ибо как тогда, когда виновный согрешил, Апостол представил им, сколь опасно для них будет, если они не отсекут его, сказав, что мал квас все смешение квасит (1 Кор. 5, 6) и многое другое; точно также и здесь представил им всю опасность непослушания, и сказал почти следующее: как прежде я должен был заботиться не о виновном только, но и о вас, так и теперь не более забочусь о нем, сколько и о вас, чтобы кто не почел вас за людей упорных, бесчеловечных и не во всем послушных. Ибо удаление виновного из вашего общества могло показаться некоторым и делом ненависти и жестокости, напротив, воспринятие его в любовь вашу особенно докажет искренность вашего послушания, а вместе и вашу готовность, и способность к делам человеколюбия. Ибо добрые и умные ученики повинуются своему учителю не только в первом его требовании, но и в другом, хотя бы приказывал и противное что первому требованию. Посему Апостол и сказал: во всем, дабы показать, что коринфяне, в случае непослушания, не столько его, сколько себя постыдят, заслужив славу непокорных. Делает же сие он для того, чтобы и сим побудить их к послушанию, как показывают и сии слова: на сие бо и писах вам. Хотя и не для сего писал Апостол, ибо главная цель его была спасение согрешившего, однако говорит: для сего, чтобы тем более расположить коринфян в пользу виновного. Впрочем, сам он и себе не вредит в достижении главной цели, и коринфянам благоприятствует. Сказав же: во всем, сим напоминает им о первом их послушании и выставляет его здесь на вид, с намерением похвалить их (и похвальною за прежнее послушание расположить к новому)».
Стих 10. Емуже аще что даруете, и аз: ибо аз аще что даровах, емуже даровах, вас ради, о лице Иисус Христове.
В самую тесную связь поставляет себя с коринфянами, так что где они, там и он. И их он пускает вперед, а себя представляет идущим вслед за ними, свое им послушание оказывает, чтоб и у них отсечь всякую вину к непослушанию. Он уже изрек помилование виновному прежде, когда те еще и думать о том не думали; но изрек, имея в виду их пользу, их благо, их общее спасение; даровах, говорит, вас ради. Не власть свою являя и упражняя, сделал это, но заимствовал побуждение к такому делу со стороны вас, от вас будто повеление получив. «Видишь ли,– говорит святой Златоуст,– как опять Апостол уничижает себя пред коринфянами, поставляя их на первом месте, а себя на втором; и все сие для того, чтобы смягчить ожесточенные души и преклонить непреклонные сердца. Но чтобы сим не подать коринфянам повода думать, что все дело предоставлено их власти, и чтобы они не стали упорствовать в прощении виновного, Апостол, ограничивая власть их, говорит, что и сам он даровал прощение виновному: ибо и аз, аще что даровах, даровах вас ради, то есть и сие самое сделал я для вас. И в первый раз, когда Апостол повелевает коринфянам отсечь виновного, он не дал им власти простить его, сказав: уже судих... предати таковаго сатане, а потом допустил и их к участию в сем приговоре, когда сказал: собравшимся вам... предати таковаго (1 Кор. 5, 3–5). Он поступил так, имея в виду две важные вещи: чтоб и приговор произнести, и (произнести) не без согласия коринфян, чтоб не огорчить их. Точно так поступает он и здесь, ибо говорит: аз даровах прощение виновному, я, который в первом послании осудил его. Потом, чтобы коринфяне не оскорбились, как бы презренные от Апостола, он говорит: вас ради. Что же это? Ужели он простил согрешившего для людей? – Нет; ибо для сего и присовокупил: о лице Иисус Христове, то есть или по воле Божией, или во славу Христа.– Феодорит об этом пишет так: «Чтобы не подумал кто, будто бы Апостол из угождения людям вознерадел о справедливости, он присовокупил: о лице Иисус Христове, то есть, делаю это тогда, как видит сие Христос и благоугождается сделанным». Можно и так: в порядке спасения, по началам спасения. Ибо Христос Иисус есть Спаситель; и действующий во спасение истинное действует о лице Его. Или потому так сказал, что и он, как и все Апостолы, как говорили, так и действовали всегда пред Богом во Христе, ни себя не имея в виду, ни угождением людям не руководясь. Ниже святой Златоуст говорит о сем: «О лице Иисус Христове,– или во славу Христа, или потому, что Сам Христос повелел простить согрешившего. Сии последние слова особенно убедительны были для коринфян. Ибо они убоялись уже отказать в прощении, которое служило к славе Христа и было Ему угодно».
Стих 11. Да не обидими будем от сатаны: не не разумеваем бо умышлений его.
Да не обидими будем,– ινα μη πλεονεκτηθωμεν,– да не будем облихоимствованы, да не послужит образ действования нашего ему в пользу, да не извлечет он из него себе выгоды. Как? – Если, закрывши нам глаза ревностию будто по правде, сделает то, что мы допустим погибнуть брату. Сатана всюду вмешивается с своими советами. Он не всегда прямо худое внушает, но нередко и доброе, только цель у него всегда одна – наша погибель вечная. В настоящем случае он мог коринфянам внушать: как можно терпеть такого? Вы язык свят, люди обновления; место ли ему быть среди вас? Гоните его прочь. А ему другие речи мог говорить: пропал уже ты; нет тебе спасения! Брось их; видишь, какие они? Ступай опять к язычникам и живи себе как душе угодно.– Апостол и себя ставит в число обижаемых от сатаны. Конечно, и около их он покушается поживиться, ибо бесстыдству его нет меры, когда и к Спасителю подступал. Но Апостолы, Духом Божиим просвещаемые, видели козни его и тотчас рассекали все узлы и хитросплетения сих козней. Почему и говорит: не неразумеваем бо умышлений его. Мы, говорит, ясно видим и понимаем, к чему он что ведет и как чем может воспользоваться в свою пользу. Разумея же сие, не можем допускать, чтобы он имел в чем-либо успех. В этом – окончательное убеждение простить виновного. Ибо ясно дает видеть, что если они не делают, как он им предлагает, то вместо Христа Господа волю сатаны исполнят и вместо спасительного пагубный для себя сделают шаг. Святой Златоуст говорит: «Апостол поставляет на вид коринфян общий для всех вред в случае их непослушания, ибо говорит: да не обидими будем от сатаны. Здесь он очень кстати назвал сатану обидчиком и похитителем. Ибо он не свое уже берет, но наше похищает. Ты же не о том только помышляй, что один согрешивший мог бы сделаться добычею сего зверя, но представляй и то, что угрожает опасность всему стаду уменьшением числа его, и особенно теперь, когда сатана имеет возможность возвратить потерянное им. Не неразумеваем бо умышлений его, то есть сатана и путем благочестия может привести к погибели. Ибо он не только может довести до блудодеяния, но и с противной стороны безмерною печалию во время покаяния может ввергнуть в погибель. Таким образом, если сатана, вместе со своею собственностию захватывая и нашу, когда и того, кого доводит до греха, погубляет, и того, кому мы предписываем спасительное покаяние, у нас похищает, то как же назвать это, если не обидою и похищением? Ибо для него не довольно, что низлагает нас чрез грех; он и чрез покаяние делает то же, если мы не будем осторожны и осмотрительны. Посему Апостол весьма справедливо назвал хищением и обидою тот случай, когда сатана побеждает нас нашим же оружием. Ибо ему свойственно овладевать нами чрез грех, а не чрез покаяние, которое наше есть оружие, а не его. Итак, если сатана и чрез покаяние может овладеть нами, то рассуди сам, какое постыдное для нас отсюда унижение! Как он насмехается и издевается над нами, как над бессильными и немощными, побеждая нас нашим же оружием! И подлинно, для него весьма смешно и для нас крайне постыдно, что он нашими врачевствами причиняет нам раны. Посему-то Апостол и сказал: не неразумеем бо умышлений его, то есть сколь хитрый, коварный, злокозненный, злодейственный умысел скрывает сатана и на самое благочестие наше. Соображая все сие, и мы не должны презирать никогда и никого из согрешающих. Равно, и согрешая сами, не должны предаваться отчаянию, но, опять, не должны оставаться и в беспечности; напротив, сердечно да сокрушаемся о своих беззакониях, не на словах только раскаиваясь в них (но и делом показывая и болезнование о грехах, и исправление в них истинное)».

 

Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ (1, 12–7, 16)
Дальше: 2. О высоте христианского откровения, или Евангельской истины, с изложением и того, как она водворяется на земле (2, 12–7, 1)