Стихи 65 - 72

Девятое восьмистишие идет под буквою «тет» — «брение».

Брение, грязь, есть, между прочим, и уничижительное слово; так мы говорим иногда: с грязью смешать. Но есть и целительные грязи; и Господь, сотворив брение от плюновения, помазал очи слепому и исцелил его. Брение в руках скудельиика дает в производстве разные изделия, годные на всякую потребу. Какую же мысль принять в руководство при размышлении о сем восьмистишии? — Можно взять и мысль о брении как о целительной грязи, и видеть в этом месте указание того, какие целительные средства употребляет Господь для уврачевания душ, недугующих грехами; можно взять мысль о брении как о материале, из которого скудельник выделывает разные сосуды, и видеть в этом месте то, каким образом Господь, взяв души как брение, делает из них сосуды в честь. Обе мысли прилагаются удобно; но, чтобы не путаться в наведениях, берем одну последнюю. В подобном значении слово «брение» употреблено и апостолом Павлом: «или не имать власти скудельник на прении, от тогожде смешения сотворити ов убо сосуд в честь, ов же не в честь?» (Рим.9,21). Как скудельник делает сосуды, подвергая брение разным операциям, так и Господь образует душу, подвергая ее разным воздействиям, внутренним и внешним. Эти образовательные в руках Господних средства суть духовные — благодать и слово Божие (стихи 65, 66) и внешние, по Божию устроению,— жизнь скорбная или счастливая (стихи 67, 68), и по Божию попущению, нападки людей небогобоязненных (стихи 69, 70). Указав это, пророк как бы сводит итог образовательных Божественных действий и обозначает, сколь успешно это действие (стихи 71, 72). Он говорит все о себе; но надо полагать, что в каждом отдельном случае он разумеет и особые лица. На себя же все сводит для того, чтобы читающий, поняв, что к нему относится, тем же оборотом речи слово пророка мог относить и к себе. Восьмистишие это, очевидно, состоит в прямой связи с предыдущим. Там он показал, как грешник, все более и более вырываясь из уз греха, наконец, предает себя всецело в руки Господа, а здесь показывает, как Господь относится к такой душе, взяв ее, как брение. Пророк коротко коснулся духовного воздействия на душу, а раскрывает больше то, как «Господь внешнею участию прибегающих к Нему способствует их внутреннему преуспеянию». Так можно и выразить смысл этого восьмистишия.

«Благость сотворил еси с рабом Твоим, Господи, по словеси Твоему».

Кому прилично такое слово? — Обращенному благодатию Божиею от греха к добродетели. В его лице и говорит пророк: «Изведал я опытом благость Твою». «Наставленному в Божественных заповедях, говорит святой Афанасий, преподается урок быть не бесчувственным к благодеяниям Божиим, так как он не освободился бы от греха и не был бы сопричислен к рабам Господним, если бы не была тому виною Божественная некая благодать. Таков был святой Павел, который никогда не забывал великой милости Божией, явленной ему в его обращении к вере во Христа, и который не пропускал ни одного случая прославлять благодать Божию, просветившую и хранящую его. Таковы и все надлежащимобразом пользующиеся таковою благодатию, ибо непамятование о сем означало бы, что они испали от нее».

Кто идет путем погибельным, тот сам вступает на этот путь; никто не виноват тут, кроме его самого. По-нашему, и пусть бы шел; но благость Божия не может сносить того, что украшенный образом Божиим безобразит его чрез грех и чрез сообщество с врагами Божиими; потому Он разными способами открывает себе вход в душу его, чтобы внушить ей опасность такого пути и дать восчувствовать ее: то внутренно воздействует Он чрез ум и совесть, то внешно, чрез слово Свое, чрез дивные дела Своего промышления, чрез примеры людей богобоязненных и чрез многообразное сплетение вразумляющих обстоятельств жизни. Всем этим останавливается грешник на пути своем и погружается в раздумье. Но и тут, когда начнет раздумывать, благодать Божия блюдет возникающие добрые намерения и дает им перевес. Затем, когда выскажет человек решение: «часть моя ecu, Господи: рех сохранити закон Твой» (стих 57), она воодушевляет его и преисполняет силою привесть в исполнение такое решение. Когда начавший действовать в этом новом порядке жизни обратится вспять и припомнит, как все устроилось, то ничего не может сказать, кроме того, что «благость сотворил ecu, Господи, с рабом Твоим»; погибать бы мне, но вот благодать Твоя пробудила меня от беспечности, просветила слепоту мою, и извела меня «из рова страстей из брения тины» греховной (Пс.39,3). Слава долготерпению Твоему, Господи, не погубившему меня во время греховного моего безобразия! Слава милосердию Твоему, призвавшему меня на путь добродетели и научающему меня по силам моим угождать Тебе! Слава благоснисхождению Твоему, несмотря на малость усердия моего, не бросающему меня и не дающему врагам моим снова возобладать мною! «Благость сотворил ecu с рабом Твоим!». Я не был рабом, или был и тогда рабом по долгу, но бежал от лица Твоего по своеволию и ходил в волях своих, свергнув благое иго Твое и совсем забыв о подработности Тебе. Но от лица Твоего куда убежишь?! Только враг до того ослепляет нас, что нам думается, будто не видит Бог; око же Твое все видит. Видело оно и меня на распутиях моих и во всех непотребствах моих; но не погнушалось снова возвратить меня на путь правый и из непотребного раба сделать потребным, хоть сколько-нибудь начавшим угождать Тебе и хоть малое что делающим в дому Твоем по воле Твоей. «Благость сотворил Ты, Господи, со мною», сотворив меня снова рабом Твоим!

«Благость сотворил ecи, Господи, со мною по словеси Твоему». Какое же это слово? — «Живу Аз», глаголет Господь, «не хощу смерти грешника, но еже обратиться нечестивому от пути своего, и живу быти ему» (Иез.33,11). И то уже благость, что есть такое обетование, ибо грешник, пока грешит, дерзости его и самонадеянности предела нет, а когда бывает пойман законным Владыкою своим, и глаз к Нему не смеет показать. Не будь такого сильного обетования, враг всех успевал бы ввергать в отчаяние. Только на него опираясь, наперекор страшливости своей, приступает грешник к Господу. К успокоительной же благонадежности восходит уже после того, как удостоится милостивой встречи и приятия от Отца Своего Небесного. Воспоминая это, пророк и исповедует, что точно Господь сотворил благость с рабом Своим по словеси Своему, совершенно так, как обетовал, вполне согласно с тем.

«Благости и наказанию и разуму научи мя, яко заповедем Твоим веровах».

Ты позвал меня от греха на путь заповедей Твоих; я уверовал, что действительно нет другого пути, кроме пути заповедей Твоих, и вступил на него. Дополни же дело благости Своей, научи меня как идти сим путем, чтобы шествие мое было благоугодно Тебе: «благости и наказанию и разуму научи мя», — «благости, объясняет Зигабен, то есть любви к братиям моим, — наказанию, то есть искусству в деятельной добродетели (благоразумию),— разуму, то есть ведению Божественных вещей или совершенству созерцательному. Научи меня так, чтобы я обладал этими качествами».

В первом стихе сказано о принятии покаявшегося в школу Божию; здесь же представляется программа образования. Все показанные предметы указаны в слове Божием: изучай это слово и узнаешь их. Но пророк ищет от Господа научения, потому что обучение себя словом Откровения есть только внешняя наука; созидание же и образование внутреннего человека совершается под действием слова невидимою благодатию Божиею, потому он и молится; Сам, Господи, приди и привей к душе моей эти качества, чтобы, действуя по ним, я действовал не как по уставу написанному, а сам из себя, словно мне и свойственно было так действовать.

«Научи»: я готов все слушать и все делать, как внушишь,— только научи; так как я знаю, что ничему не научишься, если не станешь учиться; но знаю, опять, и то, что нельзя научиться, если не учат. «Может быть, толкует это место блаженный Августин, я окажусь и непонятливым в чем-либо, но Ты, как некогда ученикам Своим отверз ум разумети Писания, отверзи и мой ум. Может быть, и пойму иное, но не буду уметь делать, так Ты научи меня «творити волю Твою» (Пс.142,10). Может быть, будет и уменье делать, но не будет доставать усердия к деланию; так вдохни же Ты в меня благую любовь, источник усердия на всякое добро, чтобы земля сердца моего всегда износила благой плод в угодность Тебе. «Се душа моя, ят земля жаждущая» (Пс.142,6), жаждет поучения Твоего».

Научи меня «благости». «Молится, продолжает блаженный Августин, чтобы Бог вдохнул любовь к добру, сладкую, охотную, или, говоря прямее, да даруется от Бога любовь к Богу, и ради Бога любовь к ближнему». Этим желается созидание внутри всего нравственно-религиозного строя, угодного Богу. Это верх обучения Божия. В ком водворится любовь, того уже нечему учить. Она сама далее все поделает.

Научи «наказанию». Люди не наказанные (не наставленные), значит неразумные люди. Стало быть, наказание есть разумность действования, или уменье надлежащим образом действовать, мудрость практическая. Она определяет место, время, средства, соответствие лицам и всем другим соприкосновенностям дел, чтобы всякое дело являлось прекрасным, как прекрасное изделие искусного художника. Любовь — дух жизни, наказание — внешнее ее благообразие.

Научи «разуму», то есть ведению таинств веры. Как взошедшее солнце освещает все на земле и всю атмосферу делает светлою, так и ведение Божественного освещает всю область ума и все сущее и бывающее делает ясно светлым. Светлость дает вкусить радость жизни, прогоняет сон и поднимает на дело и делание. Освещенные предметы сами манят к себе и сами же дают понять, с какой стороны подойти к ним. Оттого все видящий светло не может быть недеятельным. Умственная же темнота, напротив, подсекает энергию, и если она подвигается натуральным побуждением, то действует тогда, как нечто пришлое. Свет ведения в жизни так много значит, что без него жизнь не может быть успешною. Потому-то хоть это поучение стоит и позади других, но на деле оно всегда впереди.

Указанное здесь обучение происходит духовным образом. Оно почерпается из слова Божия, прививается Божиею благодатию к сердцу того, кто все познанное обращает и в дело. Основа же обучения — вера. Если ученик не верит учителю, то и азбуке не выучится. Тем более духовной жизни нельзя научиться, если приступишь к этому не с полною верою, что это заповеди Божий, что они ведут к Богу, делают благоугодным Ему и прямым путем приводят к наследию вечного блаженства. Только неколеблющаяся вера во все это поддерживает усердие к обучению и дает крепость и силу довести его до конца.

«Прежде даже не смирити ми ся, аз прегреших, сего ради слово Твое сохраних».

С этого стиха и далее изображается Божие обучение со внешней стороны. Тут говорится об обучении чрез скорби, беды и лишения; в следующем же стихе — чрез счастливое течение жизни. «Здесь, как объясняет Зигабен, говорит пророк: прежде, чем подвергся я злостраданиям, грешил; но, нагрешив, привлек наказание и смирен им. Будучи же вразумлен этим, я образумился, и начал хранить закон Твой, и храню, чтобы, согрешив, опять не подвергнуться смирительному наказанию».

Святой Афанасий пишет: «Будучи предан бедам за прежние мною содеянные грехи, доведен я до смирения, претерпев это по праведному суду Божию. Посему-то, подвергшись врачеванию, прошу научить меня и привести в познание, что смирение, до которого доведен я, служит к пользе и к вразумлению моему».

Вот слово и блаженного Феодорита: «Сам я, говорит пророк, навлек на себя наказание; в определении о моем наказании нет ни малейшей несправедливости; за грехом последовало наказание, за наказанием хранение законов. Был я болен, потерпел от врача сечение, и стал здоров».

«Виждь благость Божию в непощадении, взывает святой Амвросий. Наказывание есть признак любви, а не отвержения. Благ Господь во всем, и когда прощает кающегося, и когда наказывает грешного: «егоже 6о любит Господь, наказует» (Евр.12,6). Пророк говорит как бы так: наказание на время казалось мне горьким, но оно принесло благой плод — воззвало меня от греха: «наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя» (Пс.117,18). Отсюда всякому, кого смирят обстоятельства, вот какой урок: «не стыдись сознать вину свою и исправиться, и затем блюдись, чтобы не согрешить опять».

Пророк указывает только на то, как скорби и лишения обращают на путь добродетели. Опыты того, что так действительно бывает, повсюдны. Но они же в руках спасающего нас Промысла Божия служат иногда верным, а нередко и исключительным средством и к тому, чтобы держать на этом пути и возводить исправляющегося к возможному совершенству. Пророк и не говорит, чтобы смирившие его обстоятельства изменились, когда он начал хранить слово Божие, а только указывает, какую произвели они в нем перемену. Для иного путь тесный и прискорбный есть самый надежный страж добродетели, да, может быть, и для большей части из нас. Недаром же ревнители нравственного совершенства, по зрелом обсуждении дела, находят, что гораздо лучше, оставя все, вести жизнь среди прискорбных лишений. Если человеческое благоразумие так находит, то не тем ли более Божественная премудрость? Или не потому ли человеческая мудрость так поступает, что следует внушениям Божиим, или примерам Божеских распоряжений в устроении участи усердно работающих Ему? Послушаем на этот предмет наставление святого Павла: «Сын мой, не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказует бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами; ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны. Притом, если мы, будучи наказываемы плотскими родителями нашими, боимся их, то не гораздо ли более должны покориться Отцу духов, чтобы жить? Те наказывали нас по своему произволу для немногих дней, а Сей для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостию, а печалию; но после наученным чрез него доставляет мирный плод праведности. Итак, укрепите опустившиеся руки и ослабевшие колена, и ходите прямо ногами вашими, дабы храмлющее не сокрушилось, а лучше исправилось» (Евр.12, 5-13).

«Благ ecи Ты, Господи, и благостию Твоею научи мя оправданием Твоим».

Для одного скорби вразумительны, а другого они могут ожесточить. Такого скорее образумит неожиданное счастие, чем какие-либо потери. Вот такого-то человека и берет здесь пророк и, как бы опасаясь, чтобы скоро не последовал удар свыше, молится: не наказывай, но, яко Благий, благостию Твоею научи меня!

И в медицине не все лекарства горьки и не все пластыри рвут или жгут: есть лекарства сладкие, есть пластыри, приятно действующие. Хороший врач, когда видит, что без ущерба лечению может пользовать без боли, всегда избирает последнее и сам по себе, а тем более когда о том его просят. Не тем ли более поступит так сердобольный Отец наш Небесный, Который лучше всех видит, что кому благопотребно? «Посмотри на врача, говорит святой Амвросий, то горькие употребляет он лекарства, резания и прижигания, то приятные и не производящие ничего болезненного. Но когда больной по своему темпераменту не может сносить болезненного лечения, то долг врача избегать горьких медикаментов или так составлять их, чтобы горькое было скрываемо в приятном. Так действует и Господь на нас, врачуя наши нравственные немощи».

Нас часто смущает вопрос: отчего неравна участь людей? — Никто еще не умудрился объяснить этого до осязательной очевидности в частностях. Но общий закон промышления Божия в этом отношении ясно открыт в слове Божием, и притом самый утешительный. Богатство и бедность, слава и безвестность, преобладающее господство и смиренное послушание, и все прочее, чем испещрен быт человеческий на земле, суть в руках Божиих нравообразовательные средства. Что кому лучше идет в этом отношении, то ему и подается. Лучше светлый быт — подается светлый; лучше низкий — подается низкий; лучше средний — средний и дается. И никак нельзя вступить в спор: вон тому как хорошо, а он между тем вовсе не так-то исправен. А почему ты знаешь, — может быть, если умалить его благосостояние, он станет еще хуже? Равно нельзя говорить: вот если б тому-то посчастливилось, сколько бы было от него добра! А знаешь ли, что если улучшится его состояние, он сам станет лучше? Всякому дана такая участь, в которой одной он и может делать наибольшую сумму добра. При другой участи он не может столько делать, а изменить ее на худшее или на лучшее — значит ввергнуть его в зло существенное. Цель бытия нашего на земле — нравственное совершенство, для должного приготовления себя к вечности. Все сюда и направлено Господом.

Полная разгадка разнообразия участей наших будет там. Там все увидят, как все хорошо было устроено, а здесь мы живем пока во тьме. Разумнее всех тот, кто, всецело предав участь свою и всех людей в руки Господу, держит себя спокойным в отношении ее неравностей.

Есть сказание, как один жил трудами рук своих и все, что вырабатывал, раздавал бедным, удерживая на свою долю лишь столько, сколько нужно на прожитие; на утро ничего не сберегалось. Кто-то из богоугодных людей, видя, как он благотворит, подумал: что если б ему достаток, сколько бы наделал он добра! — и стал молиться, чтобы Бог послал ему довольство. Послал Бог; но тот, сделавшись богатым, не только не стал помогать бедным, но и гнал их от себя с ожесточением. Увидев это, он опять помолился, чтобы Господь лучше возвратил его в прежнее труженическое житье. Господь и возвратил, и тот опять начал жить по-прежнему, делясь тем, что добывал, с бедными. В этом же роде были бы и все другие поправки участей людских, какие мы придумываем иногда с нашим благоразумием и правосудием.

То же и относительно изменений в участях: иному лучше постоянно ровное состояние, иному то повышение его, то понижение, а иному однократное изменение из лучшего в худшее или из худшего в лучшее. Иов то в высшей степени счастлив, то крайне несчастлив, то опять счастлив; Авраам всю жизнь живет в полном довольстве; Иосиф из раба делается правителем целого царства; Саул бедственно кончает жизнь и для всего рода своего полагает конец царскому величию.

Так действует Господь не потому, что имеет власть и силу изменять участи людей, а потому, что так действовать лучше всего для них самих, для их последних целей. А так как и счастием ведет Господь к добру, то очень уместна и молитва: «благостию Твоею, Господи, научи мя оправданием Твоим».

«Умножися на мя неправда гордых, аз же всем сердцем моим испытаю заповеди Твоя».

Стих этот и следующий показывают, как способствуют совершенству нравственному людские напраслины. В руках Божиих и они обращаются в орудия для образования человека и обучения его добру.

Спаситель сказал святым апостолам, а в лице их и всем верным, что Он изъемлет их из мира и что за это будет ненавидеть их мир. Если бы, говорит Он, вы от мира были, то мир любил бы вас, как свои исчадия; ныне же, поелику Я изъял вас из мира, то мир вас не перестанет ненавидеть. Так это всегда и бывает: входит ли в соприкосновение с людьми века сего ревнитель о богоугождении, или нет,— одна известность о том, что он таков, отвращает от него живущих в самоугодии. И это понятно: он обличает их собою. Они не могут отрицать, что и сами должны бы быть такими же, как и он; но терпеть не могут, когда напоминают им о том. Да и он хоть ничего не говорит им, но мысль о нем, а тем более присутствие его растревоживает их совесть, которая начинает их точить; значит, он и виноват. Без встреч неприязнь к нему глухо ходит по сердцу; но при первой встрече обнаруживается недоброхотством и желанием мешать во всем и вредить ему; желания обращаются в дела, и чем дальше, тем больше. Без вины виноватый богобоязненный человек со всех сторон осыпается укорами, напраслинами, обидами, оскорблениями. Не может этого он не видеть, и хоть благодушно терпит, но перед Богом праведно свидетельствует, что умножилась на него, и все более и более умножается неправда людская.

«Умножися». Пророк не жалуется, а только свидетельствует о том с тем, чтобы сказать: они свое, а я свое. «Чем усерднее кто работает Господу, говорит святой Амвросий, тем более возбуждает к себе врагов, как тот мужественный борец, который вызывает против себя множайших соперников, чтоб, одолев их, стяжать светлейший венец правды».

«Неправда». То-то и воодушевительно, что неправда. Что вы терпите скорби, говорит святой Петр, об этом не тужите много. Об одном только заботьтесь, чтоб это не было по вашей какой-либо вине. Если же страдаете только за то, что ревностно служите истинному Богу, то радуйтесь. «Аще укоряеми бываете о имени Христове, ближени есте: яко славы и Божий Дух на вас почивает. Понеже приобщаетеся Христовым страстем, радуйтеся, яко да и в явление славы Его возрадуетеся веселящееся» (1Пет.4,13-14).

«Гордых». Пророк называет гордыми вообще живущих в богозабвении, не хотящих знать заповедей Божиих, но вместе с тем сильных земли, держащих в руках своих какую-либо власть, или знатных и богатых. И в обыкновенных грешниках, при плохой внешней их обстановке, гордость есть главная причина греха, а тем более у таких, которые почему-либо выше других. Зазнается человек, и забывает Бога, и начинает презирать закон Его. Затем уже нелюбы ему и все люди богобоязненные и строгие исполнители заповедей Божиих. Но как бы они ни злились, а я «всем сердцем испытаю заповеди Твоя». «Как бы ни множилась неправда, изъясняет блаженный Августин, любовь моя к заповедям Твоим не иссякнет. Так говорит тот, кто в сладость поучается в оправданиях Божиих. Сладки ему заповеди Божии, и он исследует их с любовию, чтобы познанное делать и делая познавать; потому что познанное совершеннее познается, когда исполняется делом».

«Испытаю» — буду исследовать и углубляться в значение Твоих заповедей, чтобы понять их во всей широте воли Твоей, выраженной в них, не обсекая их и не сокращая потому только, что встречаю препятствия и что это противно сынам века. Как познаю, так и исполнять буду, то есть буду показывать опыты исполнения заповедей Твоих в совершенстве, пред лицом врагов Твоих и всякой правды, ненавидящих и меня. На то себя определяю, чтоб быть всегда верным заповедям Твоим, не принимая в расчет противодействия тому гордых; даже учиться у них буду, ибо то должно быть и есть настоящая воля Твоя, против чего они более восстают. И буду еще учиться из того, что стану придумывать, как бы, несмотря на их противление, всегда приводить в исполнение дела, угодные Тебе.

«Усырися, яко млеко, сердце их, аз же закону Твоему поучихся».

Что вышло из умножения неправды гордыми и из верности заповедям человека богобоязненного? — У тех сердце ожестело или отолстело, а этот вполне обучился закону Божию.

«Усырися сердце», ожестело как сыр. Молоко, сгустившись и ожестевши, становится сыром, так и сердце гордых, по природе мягкое, жестеет от неправды. «До того простерли гордость, говорит святой Афанасий, что сердце в них стало, как сыр». «Это сходствует, пишет Феодорит, с пророческим изречением: «одебеле бо сердце людей сих, и ушима своими тяжко слъшаша, и очи смежиша» (Ис.6,10); сходствует и с тем, что в книге Исхода сказано о Фараоне: «ожесточися сердце Фараоново» (Исх.8,19). Посему пророк и говорит: они имеют сердце упорное, и сами претворили мягкость его в грубость, подобно тому, как сгущают и усыряют молоко, а я таял, поучаясь закону Твоему». Значение этого одно и то же — упорное противление Богу и Божиим порядкам: «уты, утолсте, разшире, и забы Бога создавшаго его» (Втор.32,15). «Сердце святых, говорит святой Афанасий, утончено, а сердце гордых утолщено». Так бывает с бедным сердцем человеческим потому, что не в ту сферу вводит его неправда, в какой ему следует быть по естеству; вот оно и сжимается. «Молоко, пишет святой Амвросий, по природе своей чисто, приятно на вид и подвижно, а когда портится, то закисает. Так и сердце человеческое по природе чисто, мягко, тепло, но, когда примешается в него порок, оно хладеет, жестеет и мрачится. Молоко, окисши, сседается и уже не имеет свойственной ему приятности; так и человек, пока не поврежден неправдою, бывает приятен в словах и в обращении, но когда уклоняется в неправду — изменяется, ибо иным становится сердце его. Неправда сжимает его, и, вместо приятного доброхотства, оно исполняется горечью недоброжелательства. Так усыряется сердце гордостию и неприязнию, когда естественную его кротость, источающую доброту, повреждают закваскою злобы и лукавства».

Жестеет сердце с первых опытов неправды и потом все более и более ожестевает; конец этого — состояние ожестения. В противоположность сему у богобоязненного под действием неправд созревает обученность закону, подвижность на всякое добро и твердость в доведении начинаемых добрых дел до конца. А так как он не по чувству только долга стоял в добре, но всем сердцем, по любви к нему, и наипаче к Тому, Кто дал закон, то, чем больше он устаивает в нем, несмотря на ожесточенное сопротивление тому, тем теплее согревается сердце любовию, тем оно мягче, и человек сердечнее. Сам он всегда тепл и вокруг себя распространяет теплоту.

Пророк говорит: «поучихся», научился, узнал, все обсудил, или делом изучил, и знаю твердо, содержа то в сердце. Что ни встретилось бы мне, нет нужды ломать голову, чтобы усмотреть, как лучше поступить: само сердце мне то скажет. Как из порочного сердца, по слову Господа, при разных встречах исходят помышления злые, так и из сердца доброго исходят помышления добрые, указывающие, какое добро и как следует сделать в тех или других обстоятельствах. «Поучихся» — напоминает слово апостола о чувствах, обученных в рассуждении добра и зла. Таким образом, оправдывается самым делом то, что неправда гордых, устремляемая, по попущению Божию, на боящихся Бога и хранящих закон Его, есть, по Его промыслительному устроению, школа для обучения сих последних в добре. И пророк, говоря, что научился, свидетельствует, что цель обучения достигнута, что школа эта действительно доводит поступающих в нее до того, что требует изучения и для чего они вводятся в нее.

Так-то в жизни все зависит от того, с каким духом встречают бывающие случайности. Ни одна из них, по природе своей, не ведет к злу: зло от произволения. Что вредного для Иосифа сделала жена Пентефриева? — Ничего. Она только в большем блеске явила его целомудрие, а другие сами напрашиваются на грех. Будь тверд; и внешние случаи, могущие ввести в грех, не только не повредят тебе, а, напротив, послужат к большему утверждению тебя в добре. Одна устойчивость проложит дорогу к другой, и так далее. В конце добудется стойкость в добре — не легкая, а любовная, сердечная, привлекающая.

«Благо мне, яко смирил мя ec, яко да научуся оправданием Твоим».

Как успешно окончивший курс в каком-либо заведении изъявляет сердечную благодарность обучавшим его, так и пророк, прошедши Божию школу нравственного обучения горестями жизни и напраслинами людскими, благодарит Бога, введшего его в этот скорбный путь обучения и проведшего чрез него с успехом. Когда говорит: «яко да научуся», то указывает не цель Божию в смирении его, а свидетельствует о достижении ее. Мысль у него такая: ввел меня Господь в эту школу, чтобы научить; я прошел этот курс, и теперь, слава Богу, научен; иначе не научиться бы мне.

Святой Афанасий пишет: «Пророк как бы так говорит: благодушествую в немощах, в оскорблениях, в нуждах, в гонениях, в теснотах, только бы явиться достойным оправданий Твоих, ища того, чему иначе и научиться невозможно».

«Пророк, говорит Феодорит, восписует врачу благодарность за жестокие врачевства, дознав, что ими возвращено здоровье». Господь мог бы обучить и не вводя в лишения и скорби, но того требуют правда и благость. Грешник, кающийся и исправляющийся, то есть обучающийся заповедям, идет из области греха противоположно тому, как погружался в нее. Возлюбив грех, набрал он себе греховных навыков и привязался ко множеству вещей, удовлетворяющих этим навыкам. Такие вещи ценны в очах его. Господь снимает с них эту призрачную ценность отнятием их, показывая делом, сколь они ничтожны и сколько грешат, действуя в угождение людям. За это и отплачивается он, покаявшись, перенося благодушно напраслины от людей,— иногда даже от тех, которым прежде угождал. Лишения и напраслины — это очистительный путь.

Припомним и тактику врага, который всюду встревает и с своим злоумышлением. Пока у кающегося и исправляющегося еще не испарились сочувствия к предметам страстей, до тех пор он надеется возвратить опять к себе бежавшего из его области, возбуждая злые помыслы и пожелания. Но когда сочувствие это иссякнет, и в сердце водворится трезвенность и чистота тогда этот способ соблазнения уже не подает ему никакой надежды на успех. Он обращается к другому: не успел увлечь в похоть, ну так устрою дела так, чтобы увлечь его в ненависть. Для этого он поднимает против своего нелюба людей, подручных себе; и вот начинают они осыпать его оскорблениями, насмешками, обидами, притеснениями, гонениями, всякими неправдами, даже сами не понимая иногда, для чего так делают. Но труженик, понимающий, откуда все это исходит и с какою целию, все терпит благодушно, и, как бы ни были чувствительны напраслины, всячески старается не впасть в неприязнь к кому-либо и не дать, таким образом, врагу восторжествовать над собою и не лишить его плода и всех прежних трудов, подъятых в борьбе с похотию. Сам Господь, попускающий такие искушения, помогает ему устоять. Тогда враг перестает бороть его и с этой стороны, видя, что нападения его готовят труженику только венцы, а его злоумышлениям не пособствуют. Когда враг отстает, тогда и людские напраслины прекращаются: иные примиряются с ним, иные оставляют его в покое, отстраняясь от него.

Такой ход дела повторяется всюду. Оттого мы видим в писаниях отеческих указания, что когда кто подвергается напраслинам от людей, то значит, что он возводится на высшую степень совершенства. Прошедший эти испытания является очищенным, как золото в горниле, и сияет светлостию боголюбезного нрава, смирением, сокрушением, кротостию, правотою, милостивостию, чистотою, миролюбием и миротворением. Он есть один из числа тех, о коих свидетельствует святой апостол: «иже Христовы суть, плоть распята со страстми и похотми... на таковых несть закона» (Гал.5,23-24); потому что он не совне им предписывается, а является в них самих, водворенным в сердце их.

«Благ мне закон уст Твоих, паче тысящ злата и сребра».

Это и есть то совершенство, с которым труженик исходит из горнила искушений, как указано перед сим. Благ ему закон, потому что он весь им проникнут; ни мысль — движения, ни желание — стремления, ни сердце — сладости вне закона не имеют, а все в нем вращаются. Ум находит в нем удовлетворительное решение всех своих вопросов, сердце — удовлетворение всех вкусов, воля — достижение всех желаний. Вот потому-то он и благ, что дает высшее благо, какого только может желать человек, именно — покой духу. Апостол, в Послании к филиппийцам, объясняет, почему это так: «прочее», говорит он, «братие моя, елика истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика прелюбезна, елика доброхвална, аще коя добродетель и аще коя похвала, сия помышляйте... сия творите; и Бог мира будет с вами» (Флп.4,8-9).

Закон есть выражение воли Божией. Если законом полно все внутри, значит, волею Божиею полно; элемент Божеский принят внутрь и срастворен со всем существом человека. Он и служит проводником для вселения внутрь Бога, и приготовляет Ему достойное жилище. И вселяется любообщительный Бог; а где Бог, там все желанное и превожделенное.

И строгого обучения, о котором поминалось впереди, у Господа цель та, чтобы, очистив душу, приготовить себе жилище в ней. Еще в создании по образу и подобию Своему Он назначал ее для этой цели, но падение расстроило дело. Оно привнесло в нас нечистоту страстей, отдаливших Господа. Сделалось невозможным войти Ему в общение с душою, пока в ней страсти; надо прежде их изгнать, а изгоняются они принятием и сращением с душою противоположных им заповедей. Затем, как сделанная из железа вещь бывает мягка, ненадежна к делу, пока не закалится, так и душу, приявшую все заповеди, закаливает Господь в горниле всесторонних искушений, из которого выходит она уже не только хорошо обделанною во всех частях, но и твердою, прочною,— является то есть благонадежным сосудом для вмещения Господа. Он и вселяется. «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф.5,8) — узрят не вне, пред собою, а в себе, у себя дома. Это благо дает закон; оттого и благ он.

«Паче тысящ злата и сребра». Под словами золото и серебро здесь представляются все блага мира сего, а «тысящи» — их количество бессчетное. Собери, говорит, бессчетное множество благ мира; они все ничто для меня сравнительно с законом уст Божиих. И не думайте, чтобы в этом выражении была какая-нибудь натяжка. У вкусивших посредством верности закону, колико благ Господь, все другие блага возбуждают не сочувствие, а отвращение. Есть вещи, которыми мерзит человек; и что испытывает он, встречаясь с такими вещами, то испытывает и вкусивший Господа при встрече с благами мира,— не как дела рук Божиих, а как предметов, предлагаемых в противовес закону Божию. Иной, может быть, подумает: ну, это уж слишком. Нет, не слишком; но и это сравнение еще мало для пояснения того, как относится сердце, вкусившее благо закона, к тысячам злата и сребра. Отчего иной с такою же жадностию раздает все, с какою никто другой не собирает? — Оттого, что он со всем рассчитался; все для него чуждо, все это сор, который надо разметать. А в заключение всего и жизнь, самое дорогое достояние свое, отдает он за закон уст Господних; и все оттого, что и сердцем, и мыслию, и сознанием он уже не на земле, а в другом мире, куда и стремится, сбросив эту бренную одежду, мешающую ему быть лицом к лицу с Господом. Это, впрочем, естественное течение развития духовной жизни; имеющие ее и в начатках легко понимают это, так как требование духа с самого начала ударяет на такое расположение. Но в совершенстве оно является на последних степенях развития духа, под действием Духа Божия.