Глава шестая

В воскресенье, в Санкт-Петербурге, в своей просторной гостиной, посреди старинной мебели и портретов предков, за красиво сервированным столом, Нельсон и Аделаида заканчивали обед. Ей уже было под семьдесят, но она по-прежнему следила за собой: в элегантном платье, подтянута, подкрашена, красиво причёсана. В центре стола в хрустальной ладье плавал цветок белой лилии. Рядом, в серебряном подсвечнике, горела свеча… Как раскалённая лава, сквозь открытое окно в комнату вползала июльская жара. Нельсон снял пиджак и повесил его на спинку стула. В это время Аделаида, оторванная от еды телефонным звонком, кому-то втолковывала в трубку:

– … А-де-ла-и-да – французский вариант древнегерманского имени Адельгейда, где корень адель означает: благородный и знатный… Нет, нет, не надо извиняться – вы делаете очень нужное дело. – Положив трубку, пояснила. – Составляют очередной каталог сохранившихся дворянских семейств. Увы, с каждым годом у них всё меньше работы… Кстати, почему ты на обеде без пиджака?

– Жарко.

– Это не повод, чтобы превращаться в простолюдина. Пожалуйста, надень.

– Дай хоть десять минут посидеть так – потом надену.

– Хорошо. Но помни: я этого не люблю… Пожалуйста, не съедай всю икру, оставь чуточку для Кэт.

Кэт – это кошечка, пушистая, голубоглазая и распутная. Она любыми способами выскальзывала из дома и немедленно вступала в преступную связь с первым же встречным котом. Была перманентно беременна, быстренько рожала, оставляла котят на попечение хозяйке и мчалась навстречу новым приключениям. Если её не выпускали, она выпрыгивала из окон. Однажды сломала лапу, а в другой раз повисла на дереве и, в попытках освободиться, оторвала хвост. Но это её не останавливало, наоборот: неприкрытая хвостом попа вызывала повышенный интерес мяукающих донжуанов и ускоряла развитие романов. Её кастрировали, но это не помогло: она всё равно убегала из дома и, уже по инерции, флиртовала с ухажёрами.

Аделаида обожала эту четвероногую Месаллину, терпела её загульный образ жизни, выхаживала её котят и раздавала их соседям. Кошка дожила до глубокой кошачьей старости, уже не могла ходить, лежала в своём домике, куда Аделаида носила ей еду и воду.

– Говорят, её надо усыпить. Но я откладываю. Усыплять кошку или не усыплять? Вот так, наверное, и Господь решает, дать мне ещё немного жизни или нет.

– Мама, пожалуйста, прекрати себя оплакивать!

– Я не оплакиваю, я изрекаю истину: в этой ситуации, я – Бог для кошки! Я решаю: быть ей или не быть? Усыпить или подождать? И я решила: буду добрым Богом, дам ей ещё немножко пожить.

Нельсон решил воспользоваться моментом.

– Мама, я знаю, что ты добрая, поэтому я опять решил тебя попросить: избавь меня от клятвы – я хочу позвонить Ленке, помириться, узнать про их жизнь.

Аделаида стукнула ладонью по столу.

– Ни в коем случае!

– Мама, ну прости их: прошло уже столько времени!

– Да, много. А они так и не извинились!

– Но…

– Никаких но!.. Ты поклялся моим здоровьем!

– Своей шлюхе-кошке ты всё прощала.

– Она меня никогда не оскорбляла… Впрочем, решай сам, что тебе важнее!.. – И как бы между прочим, сообщила: – Кстати, мне назначили облучение.

– Когда? Кто?.. – испуганно спросил Нельсон. – Почему ты молчала?!

– Этим не хвастаются.

Наступила пауза. Потом Аделаида вдруг попросила:

– Пожалуйста, не осуждай Кет: она повторяла мою жизнь, она, как и я, стремилась к любви, она, как и я, искала своего единственного. Поэтому я и родила тебя только в сорок шесть лет. В сорок шесть – первого ребёнка! Врачи боялись, что не смогу родить – сделали Кесарево сечение.

– А почему так поздно?

– Меняла мужей – искала для тебя достойного отца, искала потомка Рюриковичей.

– И нашла француза.

– Да, он служил военным атташе во французском посольстве, но, я тебе не раз уже повторяла: он из русских эмигрантов, которые бежали от революции. Его дед был прославленным офицером!.. Любимец царя, кавалер ордена Святого Георгия!.. Они сохранили традиции и язык – он по-русски говорил лучше, чем твоя учительница литературы.

– И по-русски послал свою жену вместе с сыном и смылся во Францию.

Аделаида возмутилась.

– Это не он, это я его послала!

– Почему?

– Он пропитался Парижскими нравами: не пропускал ни одной юбки. Я боялась, что он станет для тебя плохим примером, поэтому прогнала его, вырастила тебя сама и неплохо воспитала… Кстати, пора надеть пиджак.

– Хорошо, мама.

Он снял пиджак со спинки стула и покорно натянул на себя.