Глава тридцать шестая

В кабинет Бориса заглянул моложавый блондин, с сумкой на плече.

– Разрешите? Я – Пшёнов, из фирмы «Тбилисо». Вы меня вызвали, вот, повестка.

– Заходите, присаживайтесь. Вы – правая рука господина Живидзе? Так?

– Да. Его заместитель и частично компаньон.

– Вот и хорошо, значит, вы в курсе всех дел?

– Конечно.

– И всё про всех знаете?

– Ещё бы! По долгу службы. Простите, у вас можно курить?

– Можно.

Пшёнов достал из футляра трубку и раскурил её. Улыбнулся Пахомову.

– С утра в напряжении, некогда расслабиться… Я вас внимательно слушаю.

– Значит, первый вопрос такой: Как вы относились к Амирану?..

– Внешне – дружески, а по честному, я его терпеть не мог. И их всех тоже.

– Кого это их?

– Пришельцев: киргизов, таджиков, узбеков… Ладно, эти, из Средней Азии, они, в основном, дворы убирают и кусты стригут… А вот кавказцы: грузины, армяне, чеченцы, – те сразу к пирогу лезут, отталкивают нас, коренных москвичей: у них фирмы, магазины, рынки… Они хозяева жизни, а мы, в лучшем случае, заместители!..

– Значит, вы не очень любили Амирана?

– А за что мне его любить? Ведь папочка ждал, чтобы, как только он закончит институт, взять его на моё место. Легче свои делишки можно будет проворачивать.

– Какие делишки?

– Не хочу быть сплетником.

– И всё-таки? Учитывая место, где вы находитесь, отвечайте конкретней.

– Хорошо. Но лучше меня ответят анонимки, которые поступают в прокуратуру. Не случайно, там уже завели дело на моего шефа, в отделе борьбы с экономическими преступлениями.

– Вы хорошо осведомлены.

– А меня вызывали для дачи показаний.

Борис, не скрывая иронии, спросил:

– И вы, конечно, немедленно предупредили своего шефа?

Пшёнов пожал плечами.

– Зачем? Сам натворил, сам пусть и отвечает. И потом, с меня взяли подписку о неразглашении.

Борис тоже закурил.

– Знаете, перед тем, как пригласить вас, я ознакомился с этим делом. Да, идёт проверка. Но знаете, на что я обратил внимание?

– Интересно. На что?

– В этих анонимках описаны такие подробности, такие тонкости!.. У меня возникло подозрение, что писал их кто-то из сотрудников. Не вы ли их автор?

Пшёнов рассмеялся.

– Может, и я. А может, кто-то другой. Любой честный человек должен реагировать на незаконные деяния.

– Анонимками?

– А почему нет? В советские времена они были сокрушительным оружием, да и сейчас тоже. Анонимка – она, как слабительное: коль приняли, результаты будут!.. В этой кавказской кодле давно пора покопаться, они же друг дружку тянут, бабка за дедку, дедка за репку-тут уже четыре родственничка работают, квартирки купили…

– А вы, конечно, бездомный? Вам приходится спать в собственном джипе?

– Не надо иронии! Да, у меня есть джип, и есть квартира, даже две. Но я – москвич. Коренной москвич!..

– А вот мне известно, что ваши родители переехали в Москву из Улан-Удэ и ваш отец – бурят.

Пшёнов смешался.

– Нет. То есть, да. Но мать у меня русская.

– Значит, вы – наполовину пришелец?

Пшёнов отбросил свою сдержанность и заговорил горячо и яростно, видно, что его это задело.

– Я имею право называться москвичом – отец здесь десять лет вкалывал! В девяностые годы заработал много денег. Стал крупным бизнесменом. Но связался с криминалом. За ним охотились. Он завтракал с пистолетом в руке. Но его всё равно подстрелили и всё забрали, кстати, те же кавказцы! С тех пор я дал слово: без криминала! Пусть медленнее, но безопасней: потихоньку скупаю акции нашей фирмы, думаю, вы и это знаете!.. Да, у меня уже восемнадцать процентов, и я…

– … и вы стреляете только анонимками. Да, вы – стратег: если сына убрать, а папу под суд, то вы сможете прибрать фирму к рукам. Так?

– Я бы тут навёл порядок. – Он уже успокоился. – Но пока это только мечты.

– Почему только мечты? Половина их уже свершилась – Амирана нет. Кстати, как вы к этому отнеслись?

– Честно? Я не очень переживаю. Больше того: я доволен, я мечтал, чтоб он исчез, попал под машину, или чтоб его в какой-нибудь драке пырнули ножом. Признаюсь, мне часто самому хотелось это сделать, но… Вам уже известен мой девиз: без криминала! И потом, знал, что подозрения сразу падут на меня. И вот подтверждение: вы же меня первого допрашиваете.

– Как вы отнеслись к предстоящей женитьбе Амирана?

– Молил Бога, чтобы свадьба сорвалась: не хотел, чтобы пришельцу досталась русская красавица. Да ещё богатенькая. Папин капитал плюс её наследство – они бы знаете как развернулись!.. Я счастлив, что Бог услышал мои молитвы.

– Почему вы со мной так откровенны?

– Я мог бы притворяться, но вы умны: если б я признавался в любви к нему, вы бы мне всё равно не поверили.

– Вы тоже умны. Точнее, хитры. Вы так яростно рассказываете о своей ненависти, чтобы я невольно подумал: убийца не станет признаваться, что хотел убить свою жертву. И сниму с вас любые подозрения… Молодец, хитро! Оценил! Но, всё-таки, я вас подозреваю! И прошу ответить: где вы были в субботу, в районе пяти часов?

– Дома.

– Что делали?

– Смотрел телевизор.

– Кто-нибудь к вам заходил, можете подтвердить?

– Нет. Дома я стараюсь побыть один – устаю от людей.

– Помните, что смотрели?

– Какой-то очередной детектив.

– Какой именно?

– Не помню, они сейчас все похожи друг на друга: убийца кого-то убивает, умный следователь расследует и находит преступника. Глупый – идёт по ложному следу, вот, как вы сейчас.

– Может, это и ложный след, но… Пока у вас, единственного, чётко выраженный мотив для убийства, вы сами признались, что ненавидели Амирана, и у вас нет алиби. Я вас задержу, как подозреваемого.

– Я и не сомневался. Помните у Ильфа и Петрова есть персонаж Кислярский, который в ожидании ареста держал при себе корзинку, с самым необходимым для тюрьмы. Вот и у меня с воскресенья приготовлены в сумке: пара белья, зубная щётка, паста, электробритва…

– У вас есть право на телефонный звонок: можете позвонить адвокату.

– Зачем? Вы и без адвоката меня завтра отпустите. А телефоном воспользуюсь. – Взял протянутую Борисом трубку, набрал номер. – Это я. Меня арестовали. Да. Да. Завтра. Как договаривались.

– Можно узнать, кому вы звонили?

– Любимой женщине… Я готов. – Протянул обе руки. – Где мои наручники?