Александр Каневский
Проклятия по контракту

Полковник Лукоперец был мрачен. Конечно, получать благодарность и хвалебные слова от начальства приятно. И он был уверен, что после такой удачной операции, как «Кровавая Мэри», его, наконец-то, переведут на обещанное тихое место. Но генерал решил наоборот: не лишать отдел такого успешного руководителя — и оставил его ещё на неопределённое время. Поэтому, вызвав майора Пахомова, Лукоперец предусмотрительно спрятал в ящик стола фотографию любимых внучек-двойняшек, чтоб они его не размягчали перед предстоящим жёстким разговором.

— Доложите, что уже известно.

— Увы, пока немного. Пострадавший-предприниматель Виталий Бурляев. Возвратился домой, часов в восемь вечера. Дом за городом, у озера, в посёлке Сосняки, с гектар леса, огороженного забором. В доме никого не было, жена с сыном ночевали в городе у родителей Бурляева. Очевидно, преступники об этом знали, потому что спокойно проникли в дом и ждали его там. Встретили двумя выстрелами в голову и сразу укатили. По словам жены, которую доставили туда утром, ничего ценного не взяли.

— Машину определили?

— Ворованная «Лада». Они её бросили перед выездом на автостраду. Очевидно, пересели в свою машину, которая их там поджидала.

— Какие-нибудь следы оставили?

— Отпечатки пальцев не обнаружены. Но есть одна зацепка: стреляли из охотничьей двустволки.

— Ну? Что-то новое для современных киллеров.

— В том-то и дело. Значит, или не было другого оружия, или хотели просто напугать…

— Напугать? Двумя выстрелами в голову! По-моему, майор, вы, как всегда, начинаете с фантастики.

— А вы, товарищ полковник, как всегда, абсолютно правы!

— Вот только не надо этих ваших подковёрных цирлих-манирлих!.. Продолжайте докладывать.

— Слушаюсь и продолжаю. Как вы правильно заметили, для напугать — слишком сильно, для убить — слишком слабо: стреляли пыжами, скатанными из войлока, пропитанного парафином.…

— Самодельными пыжами?! Кто сегодня ими пользуется?

— Думаю, что уже немногие. В основном, пулями или дробью.

— Почему же не…

— И пулями, и дробью можно было убить, а, значит, это не входило в их задачу.

— Не убить, не напугать?.. Чего же они добивались?

— Вот я сейчас над этим и размышляю. Очень надеюсь, что пострадавший придёт в себя и что-то подскажет.

— Как он?

— Плох: сильное сотрясение мозга, обширное кровоизлияние… Но врачи надеются его вытащить. А пока наши эксперты колдуют над обрывками войлока, из которых были скручены пыжи. Первое предположение, что их нарезали из валенка.

— Пыжи из валенка, брошены на месте преступления, не подобраны… Какие-то допотопные преступники.

— А, может, наоборот: очень хитрые и всё это сделано специально…

— Специально оставлять такие следы? — Лукоперец хмыкнул. — Глупости!

— Мне больше нравилась ваша формулировка «цирлих-манирлих».

— Прекратите паясничать! Если у вас есть какие-то соображения, говорите.

— К сожалению, пока нет. Пытаюсь что-нибудь нащупать. Мне готовят список всех охотников в ближайшем округе, обладателей двустволок.

— А где старший лейтенант Валежко?

— Я поехал к вам на доклад, а её направил побеседовать с женой пострадавшего.

Полковник одобрительно кивнул.

— Что ж, действуйте. Желаю удачи. — И завершил беседу двумя своими «фирменными» афоризмами. — Там, где вы правы, вы не виноваты. И помните: тому везёт, кто везёт!

Пряча улыбку и верноподданно глядя на полковника Лукопереца, которого он за глаза называл Рыбомясо, Борис пообещал:

— Раз я не виноват, я повезу!

— Ну, почему, почему?!. За что?!. — выкрикивала сквозь всхлипывания Маруся, жена Бурляева. — Он же никому ничего плохого не сделал. Наоборот! Помогал, устраивал на работу, давал деньги в долг, которые ему никогда не возвращали…

Тина протянула ей стакан воды.

— Я вас очень понимаю. Но пожалуйста, постарайтесь успокоиться. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Хорошо. — Маруся сделала пару глотков и отодвинула стакан. Зажала голову в ладонях, посидела так несколько секунд. — Всё. Я готова. Спрашивайте.

— Вы давно замужем?

— Да нет, всего три года. Но встречаемся давно, уже лет десять. Он хотел раньше расписаться, но я тянула, не хотела на него хомут вешать: какая из меня жена — месяцев десять в году вне дома.

— Это почему?

— Моталась по всей нашей необъятной родине и по другим странам. — Увидев вопросительный взгляд Тины, разъяснила. — Всю жизнь на гастролях. Я в цирке служила, у меня был аттракцион, медведи на коньках. Может, смотрели или слышали? Назывался «В хоккей играют настоящие медведи».

— Конечно, смотрела! И не один раз. Племянницу водила — она в ваших медведях души не чаяла!.. Но… — Тина запнулась. — Дрессировщицу ведь звали Мари Муре.

— Верно. Я — Маруся, фамилия — Мурашкина, вот отсюда Мари Муре. Деда звали Шурик — он стал Шарлем Муре, мама — Лили Муре… Муре — это моя потомственная кликуха, для афиши. Я ведь родилась и росла в цирке, игралась за кулисами, пила молоко вместе с медвежатами, строила домики из опилок. Кроме манежа, клеток и медвежьих какашек ничего не знала: с медведями росла, а увидела корову и испугалась. Я жила чужой, навязанной мне жизнью: дед передал медведей маме, а мама — мне. Меня не спрашивали — это была нормальная цирковая преемственность. Вот я и тянула этот воз пока мама жила.

А когда мама умерла, передала аттракцион своему помощнику, он молодой, амбициозный, медведей любит… А для меня началось новое счастливое время! С Виталиком расписались и стали жить вместе. Вот тогда он и развернулся: открыл свою фирму… Этот участок купил, дом построил — мы городскую сутолоку не любим, сюда переехали… Оба уже не молодые, но сыночка родили, хотели здесь растить, на природе. У нас ещё столько планов было…

Она снова разрыдалась. Тина села с ней рядом, обняла за плечи.

— Конечно, это ужасно. Но врачи не теряют надежды. И вы должны быть сильной, ради него, и ради сына.

— Да, да, простите, я сейчас… — Снова зажала голову ладонями. Пояснила. — Я так всегда собиралась с духом перед выходом на арену… Всё. Я готова. Спрашивайте, что вас интересует.

Перед открытием любого бизнеса требуется начальный капитал — откуда он взял деньги? Ведь не из богатой семьи, работал обычным страховым агентом?…

— Нет уж, простите: Виталий никогда ни в чём не был обычным!.. У него такая мудрая голова!.. Он всегда перевыполнял план. Знаете как? Всем своим родственникам, друзьям, соседям на дни рождений, свадьбы, юбилеи дарил страховой полис на три месяца, который сам оплачивал. Это себя окупало: человек привыкал быть застрахованным и дальше уже непременно продлевал страховку. Количество клиентов росло, их у него было втрое больше, чем у остальных. А страховые агенты ведь работают на процентах, так что он очень неплохо зарабатывал. Накопил приличную сумму, сыграл на бирже, выиграл, снова сыграл, снова выиграл… Он умел рассчитать, предвидеть, мог стать прекрасным биржевым маклером, но он хотел создавать что-то своё — вот и вложил все деньги в дом отдыха «Приозёрный», здесь, недалеко, километрах в четырёх от нас…

И она рассказала, что сначала он купил участок земли вдоль небольшого озера. Предварительно привёз туда специалистов, которые выяснили, что озеро родниковое, чистое, а из родников бьёт какая-то целебная вода. Тогда он дал мощную рекламу об открытии нового курорта, привёл в порядок берег, завёз песок, благоустроил пляж, натянул тенты, поставил киоск, где продавались соки, кофе, бутерброды. Люди могли проводить там весь день, загорать, купаться. А для посетителей в возрасте — на метровой глубине, вдоль берега, был натянут канат, держась за который, они под руководством инструктора, шагали двести метров туда и обратно… И пошла слава: то ли, и вправду, в озере были какие-то суперполезные примеси, то ли просто вышагивание вдоль каната в прохладной воде оздоравливало, но людей всё прибывало и прибывало, особенно, в выходные дни и в праздники. Тогда Виталий поставил дачные домики, в которых желающие могли остаться на одни или несколько суток… Новый курорт стал приносить приличную прибыль, но Бурляев на этом не остановился.

В конце участка была впадина, в которой после любого дождя скапливалась непролазная грязь, и мудрый хозяин решил использовать её как грязелечебницу. Опять же, посовещавшись со специалистами, он стал добавлять туда какие-то соли, которые делали эту грязь лечебной. Если не было дождей, грязь разбавляли водой из озера. Появилась медсестра, которая наблюдала за «лечащимися», выросли душевые кабинки, где можно было смывать грязь. Расчистили место под автостоянку, выросло летнее кафе с горячей пищей.

Бурляев докупил ещё немного земли, на которой собирался построить гостиницу, уже был готов проект, получено разрешение, вырыли котлован под фундамент, но…

Два выстрела в голову прервали деятельность этого человека, бурлящая энергия которого оправдывала его фамилию.

— Спасибо вам, за то, что смогли собраться с силами и всё это мне рассказать. У нас ещё, конечно, возникнут вопросы, и мы вам позвоним.

— Вы найдёте этих негодяев?

— Мы сделаем всё возможное, обещаю.

— Тогда звоните даже среди ночи, если понадобится.

— Я могу вас довести до больницы.

— Спасибо, я сама. Кое-что для него соберу и поеду.

Она проводила гостью до выхода.

Уже в дверях, Тина, смущаясь, проговорила:

— Простите, это не по делу, но я не могу не задать вам один вопрос: как вы заставляли медведя взбираться на десятиметровый шест?

Впервые за всё время их беседы Маруся слегка улыбнулась:

— Прикрепляла наверху открытую банку сгущёнки — вот он туда и стремился.

— Сгущёнку? — удивилась Тина. — Но я с детства знаю, что медведи любят мёд?

— Любят мёд, когда нет сгущёнки. А за сгущёнку они родину продадут.

Когда Тина подходила к кабинету Пахомова, дверь распахнулась и оттуда выскочил возбуждённый верзила.

— Майоры — крохоборы, прокуратура — халтура! — прокричал он во внутрь кабинета.

В дверном проёме появился Борис и ласково спросил:

— Почему бы вам не напечатать эти стихи?.. Газета «Послезавтра» с благодарностью опубликует их в разделе «Происки сионистов».

— Ничего, справедливость восторжествует! — верзила рванул по коридору и толкнулся в следующую дверь.

— Что за странный тип? — спросила Тина, войдя в кабинет.

— За какую-то драку ему грозит полгода. Требует, чтоб его освободили от отсидки. Принёс справку, что страдает недержанием мочи, о чём свидетельствует сосед снизу.

— Почему он пришёл именно в наш отдел? Как его пропустили?

— Сказал, что дело государственной важности. И он прав: если ему не помочь, он описает всю тюрьму!.. Какое впечатление о жене Бурляева?

— Самое хорошее. Она показалась мне правдивой и искренней, да и соседи отзывались о них как об очень любящей друг друга паре. Она так хвалит его, так им гордится!

— Ответь мне на вопрос, который очень важен для нашего дальнейшего расследования: если меня когда-нибудь тоже стукнут по головочке, ты будешь мной гордиться?

Она рассмеялась. Покачала головой.

— Майор, ты — дурак?

— Дурак. Но влюблённый. А от любви дуреют даже полковники.

Он подошёл к ней, обнял её и поцеловал.

— Перестань! Кто-нибудь войдёт.

— Ну, и что? Мы проводим следственный эксперимент… — Снова поцеловал, затем сел напротив. — А теперь выкладывай всё, поподробней.

Выслушав её рассказ о беседе с Марусей, немного подумал и произнёс:

— Я согласен с твоими выводами, у меня такое же впечатление. Я тут навёл справки: она не была заинтересована в его смерти: всё их имущество, дом и весь курорт он переписал на неё, сразу после свадьбы… Вот это любовь!.. Надо и мне на тебя что-нибудь переписать, самое ценное: мои меховые тапочки, голубой унитаз и кота Гошу…

— Ты можешь быть серьёзным?

— Когда ты рядом — не могу, мне очень радостно.

— Так что, мне уйти?

— Посмей только! Я подам на тебя в суд за сексуальные домогательства, сейчас это модно!

— Что ты несёшь!

Он снова подскочил к ней и поцеловал.

— Вот! Ты меня притягиваешь к себе, значит, домогаешься!.. — В дверь постучали. Борис поспешно вернулся на своё место. — Заходите!

Вошёл эксперт Лапшин.

— Ну?.. — нетерпеливо спросил Борис. — Что выяснили?

Лапшин открыл принесенную папку, стал вынимать фотографии и выкладывать их на стол.

— Двустволка, гладкоствольная, калибр 32, диаметр ствола 12,5 миллиметров, примерно, вот такая… Бьет на тридцать-сорок метров. Заряжается шомполом.

Эти ружья уже давно сняты с производства.

— Это хорошо: сузится круг поисков… Как их заряжают?

— По-старинке: в ствол всыпают заряд пороха, потом заталкивают разделительный пыж, затем заряд дроби и снова пыж. На сей раз вместо дроби и двух «пыжиков» загнали по убойному пыжу, в оба дула. Кстати, предположение подтвердилось: пыжи из валенка, чёрного цвета, такие называют «самокатка». С ними охотятся на уток, на зайцев — такой пыж часто даже не пробивает шкуру, но оглушает, и жертва целехонькая попадает в ягдаш охотника.

— Значит, стрелявшие знали, что голову не пробьют, а врежут по черепу, как двумя дубинами?

— Если они пользовались таким ружьём и такими пыжами, конечно, знали.

— Ясно. — Борис вынул из ящика стола список на нескольких страницах. — Это из «Общества охотников». Обладатели ружей в радиусе сорока километров. Для первого захода. Потом расширим круг поисков. — Стал просматривать страницы и откладывать их в сторону.

— Нарезные ружья… винчестеры… трёхствольные… Вот! «Гладкоствольные, калибр тридцать два»… Таких сорок восемь… А вот «шомпольные», всего четыре штуки. Это облегчает задачу. — Повернулся к Тине. — Старший лейтенант Валежко! Тина вскочила со стула.

— Слушаю, товарищ майор!

Он протянул ей страницу с четырьмя фамилиями.

— Этих охотников просветить, как на рентгене: кто есть кто, где служит, на ком женат, чем занимается в свободное время… И, пожалуйста, побыстрей — нам ещё предстоит много следственных экспериментов.

Вам понятно?

— Конечно, товарищ майор!

Она быстро развернулась, чтобы Лапшин не увидел появившуюся на её лице улыбку. Выйдя из кабинета, согнала со своего лица весёлую предательницу и решительно направилась выполнять задание.

А счастливая улыбка, слетевшая с её губ, ещё долго порхало яркой бабочкой по угрюмому коридору Управления.

Пока Тина «просвечивала» четверых охотников, Пахомов решил познакомиться с сотрудниками Бурляева. Его фирма называлась «Здоровье» и размещалась в Кузьминках, в трёхкомнатной квартире Бурляева, которую он переоборудовал и передал под контору. Фирма не имела ни своей строительной техники, ни рабочих — всех нанимала, поэтому штат был очень немногочисленным: кроме главы фирмы — экспедитор, бухгалтер и секретарша.

После того, как Борис предъявил удостоверение, ему предоставили кабинет Бурляева, и он по очереди приглашал туда сотрудников.

Первой вошла бухгалтер.

— Полина Фёдоровна, — представилась она и заплакала.

— Что с вами? — испуганно спросил Борис.

— Виталия Сергеевича жалко.

— Пожалуйста, успокойтесь! Мне надо задать вам всего несколько вопросов.

— Простите, я сейчас… — Она достала платочек и промокнула им глаза. — Я готова.

Она была ещё совсем не старая, но рыхлая, отёкшая, с обвислыми щеками. Глядя на неё, Борис вспомнил шутку: «Мне в моей жене нравятся три вещи. — Какие? — Её подбородок». Подавив улыбку, спросил:

— Давно работаете с Бурляевым?

— Со дня основания фирмы.

— Ну, и что вы можете сказать о своём шефе?

Она встрепенулась.

— Замечательный человек!.. Таких, как он, поискать надо!.. И добрый, и умница!.. Позавчера докладываю: «Пескобетон, сухая смесь, за каждые пятьдесят кг сто пятнадцать рублей просят. Нам, по проекту, тридцать три тонны триста килограмм требуется. Будем брать?.. — Конечно, отвечает. Семьдесят шесть тысяч пятьсот рублей — нормальная цена!» Это он сразу в уме посчитал, представляете? Такая светлая голова, как арифмометр… — Она опять заплакала. — Так его жалко, так жалко… — Тем же платочком стала утирать слёзы.

Борис налил стакан минеральной воды из бутылки, стоящей на столе, пододвинул его к ней и спросил:

— Как вы думаете, почему в него стреляли?.. Нарушил какие-нибудь условия? Кого-то обманул, не вернул, недодал?..

— Да что вы! — она замахала руками. — Он всем всегда наперёд платил. Даже если у нас на счету ещё не было поступлений — из своих выплачивал. Я говорю: «Подождите, пусть сперва работу сделают». А он в ответ: «Чтобы хорошо сделали, надо людей стимулировать. Не только деньгами, но и доверием»… Верил он людям, верил, а они в него за это… — В глазах у неё опять заблестели слезинки.

«Не женщина, а пипетка» — подумал Борис. А вслух спросил:

— А вас, сотрудников, он не обижал?

— Никогда. Очень уважительно себя вёл. Не кричал, не оскорблял… Золотой человек… Золотой… Если кому отлучиться надо было, даже на весь день — всегда отпуска-а-ал… — Слезинки стали набухать. Она уже чуть завывала, как это делают плакальщицы над покойником. — Каждому сотруднику по три процента акций подари-и-ил… Представляете?.. Это помимо зарплаты-ы-ы…

Два ручейка слёз покатились по её щекам, платочек уже можно было отжимать.

«Нет, она не пипетка, она родник, — подумал Борис, — надо прекращать допрос, а то будет наводнение».

Он проводил её в соседнюю комнату до её рабочего места. За столом напротив сидела секретарша Алина. Перед ней лежала раздетая кукла Барби. Алина надевала на неё кружевные трусики, рубашечку… Увидев Бориса, спрятала куклу в стол, пояснила:

— Это для дочки, ей завтра три годика.

Она встала, потянулась, слега качнувшись на своих высоких каблуках. «Зачем к таким длинным ногам ещё и такие каблуки?.. — подумал Борис. — Она и так состоит их одних ног, и довольно красивых!»

Он пригласил её в кабинет Бурляева. Усадил в кресло. Она откинулась на спинку, забросила ногу на ногу и с усмешкой сообщила:

— Я готова к даче показаний.

«Эти ноги делались по спецзаказу!» — ещё раз отметил Борис. Женские ноги всегда были для него отвлекающими деталями. Он заставил себя отвести от них взгляд и спросил: — Хотите сигарету?

— Пока нет.

— Тогда первый вопрос: почему она всё время плачет? — Он кивнул в сторону двери, за которой осталась трёхподбородочная бухгалтерша.

— Потому что одинокая: у неё никого нет, кроме мужа.

— А у вас?

— У меня много мужей… Правда, чужих.

— А от кого у вас девочка? — вырвалось у него.

Она спокойно ответила:

— От мальчика.

Борис немного смешался.

— Простите… Это бестактный вопрос.

— Ничего, вы же по долгу службы… А вот теперь угостите сигаретой. — Он протянул ей пачку, поднёс зажигалку. Она затянулась. — Был один, звали Шурик. Я его даже любила. Думали пожениться, но он пил, дрался, кому-то печень отбил, его посадили. Через год вернулся — на меня уже не смотрел, его женщины перестали интересовать… Почти как у Окуджавы. — Пропела. — «А Шурик вернулся, а он голубой»… — Выпустила несколько колечек дыма. — Жизнь заставила поумнеть: я теперь только с джипастыми имею дело.

— Простите, не понял? С кем вы сказали?

— С джипастыми. Которые на джипах… Чего вы на меня так смотрите?… «Жизнь надо прожить так, чтобы было стыдно рассказать, но приятно вспомнить» — в интернете прочла… Всё равно скоро конец Света, надо успеть насладиться жизнью!.. Вы верите в конец Света?

— Это отдельная тема для беседы. А пока подумайте: не мог ли кто-нибудь из ваших джипастых поклонников приревновать вас к Бурляеву и так свести с ним счёты?

— К кому ревновать?!. Он же кроме своей работы и своей Марусеньки — ничего видеть не хотел!..

— И всё-таки, у вас были с ним какие-то отношения?

— Понимаю, о чём вы. Если честно, я была бы не против. Он, хоть не первой молодости и даже не второй — уже за пятьдесят, но мужик ещё в товарном виде: бегает, плавает, отжимается… Повторяю: я была не против, даже попытки делала, но, увы… Отношения остались «служебно-дружеские»…

— Вы же принимаете все звонки?.. Вспомните, может, были какие-то странные?.. Кто-нибудь ему угрожал?..

— К сожалению, из-за меня — никто.

— А из-за бизнеса?.. Какие-то возмущения, нестыковки, невыполнения условий договора?..

— С ним можно было не подписывать договора — если даже просто давал слово, всегда его выполнял. Я ему говорила: вы ненормальный бизнесмен!.. Вы должны научиться обманывать, иначе не преуспеете!.. А он в ответ: не могу — таким меня воспитала бабушка, а она в Бога верила… Знаете, у меня есть подозрение, что он тоже немножко верит в Бога.

— Немножко верить в Бога — это всё равно, что быть немножко беременным… Ладно, отставим философию… Ещё один деликатный вопрос. Вы имеете право на него не отвечать, но если ответите, поможете следствию.

— Вы меня заинтриговали. Какой это вопрос?

— С кем вы сейчас встречаетесь?

— Вам всех назвать?

— А у вас их так много?

— Нет. Всего трое. Каждый имеет свой день недели: вторник, четверг, суббота… Кто заслужит, получает и воскресенье…

— Значит, трое?.. И больше никого?

— Нет. Я им, троим, не хочу изменять.

Вкратце, не называя фамилий, их профессии?

— Очень разные: Алик — популярный музыкант, гастролирует по миру; Тимур — парикмахер, известнейший, два салона имеет, к нему запись на месяц вперёд…

— А третий?

— Володя, бизнесмен, довольно успешный…

— Стоп. Вот его координаты я бы хотел получить…

Дадите?

— Я бы сказала нет, но вы же всё равно узнаете.

— Конечно. Только времени больше займёт.

— Ладно, сэкономим ваше время. У меня есть его визитка. — Она вынула из сумочки визитку и протянула Пахомову. Он глянул и удивлённо спросил. — Володя Кононов?! Сколько ему лет?

— Примерно вашего возраста.

— Он!

— Вы его знаете?

— Когда-то в одном доме жили. Потом их семья куда-то переехала… Потом мы в секции карате встретились, три года вместе занимались… Он знаком с Бурляевым?

— Нет. Но за мной часто заезжал…

— Знает, чем занимается ваша фирма?

— Конечно. Шеф никогда не делал из этого секрета. Пожалуйста, когда с ним встретитесь, не говорите, что я передала вам его визитку — бизнесмены это не любят.

— Обещаю. А какой его адрес?

— Где живёт с семьёй, не знаю, а со мной он встречается на Ленинградском проспекте — у него там куплена однокомнатная квартирка, для интимных встреч… Дайте визитку. — Она взяла у Бориса визитку и вписала туда адрес Кононова. — Надеюсь, за это не судят?

— Что вы! Наоборот — лично я это всегда приветствовал.

— Почему в прошедшем времени?

— Влюбился и женился.

— Не очень уважительная причина.

— Как для кого. — Он встал. — Спасибо за сотрудничество… И последний вопрос, «на посошок»… Из всех рассказов о нём, я понял, что ваш шеф деловой, порядочный и, как раньше писали в характеристиках, морально-устойчив… Как же при таких… Как бы это мягко сказать… При таких полярных взглядах на жизнь, он вас терпел?

— А я работник классный! За плечами ИнЯз, два языка: английский и французский… В компьютере разбираюсь, как в косметичке… Обаятельна… Пью и не пьянею — это очень важно на официальных приёмах…

Он мной был доволен, хвалил, зарплату повышал…

— А вас что здесь держало?.. Ведь вы, при ваших вышеперечисленных достоинствах, могли более интересную работу найти… В модельном агентстве, например.

— Опоздала. Туда надо было лет в семнадцать пробиваться. А мне уже двадцать шесть, а женщина — товар скоропортящийся… Нет, мужиков я ещё привлекаю, но надо и на себя рассчитывать, хочу стабильности, мне дочь растить. Вот Бурляев и обещал мне место в своей гостинице, когда построят… Администратором, даже главным, а это уже путь в директоры. Интересно, престижно… А какой выбор среди постояльцев!..

— Хороша стерва! — подумал Борис, невольно снова бросая взгляд на её роскошные ноги. — Встретил бы я тебя чуть раньше!

— Даже и не мечтайте! — предупредила она, легко прочитав его мысли. — Вы же приехали не на джипе…

…Третьим в кабинет вошёл, вернее, вкатился экспедитор, толстенький, кругленький, похожий на маленького бегемотика. Представился:

— Радов, Павел Павлович, можно просто: Пал Палыч.

Борис пригласил его сесть. Пододвинул к нему пачку сигарет и зажигалку.

— Давно здесь работаете?

— Чуть больше года.

— А фирма сколько существует?

— Лет пять.

— Кто до вас был на этом месте?

— А никто. Объём работ не такой уж большой — Бурляев сам прекрасно справлялся. Он эту должность для меня придумал.

— Чего вдруг такая благотворительность?

— Одноклассники мы, за одной партой сидели. Потом жизнь разбросала. Отец — кадровый военный, он меня без мамы растил, его в Якутию перевели, ну, и я с ним.

— Чем же вы там занимались?

— Сперва в Сельхозакадемию поступил, но больше года не выдержал, бросил. Потом в строительном техникуме поучился, тоже бросил, понял, что не моё… Отец меня при казарме устроил, завхозом… Пару лет поработал, потом женился, потом развёлся… Недвижимостью занимался… Пушнину скупал для аукционов… Нормально жил. Отцу квартиру трёхкомнатную дали, он — полковник, обеспеченный человек, ну, и я при нём.

— Чего ж уехали?

— Во-первых, отец умер, а во-вторых, надоело струёй звенеть.

— Не понял. Что это значит?

— Когда мороз за пятьдесят и писаешь на улице — струя замерзает… Пытался отца спасти, лучших специалистов приводил, врачи от меня вторую зарплату имели, медсестёр конфетами закармливал… А!.. — Он горестно махнул рукой. — Не возражаете, если я закурю? — Достал из пачки сигарету, прикурил от зажигалки, затянулся. — После смерти отца квартиру продал, собрал манатки и в Москву. Снял комнатёнку, пытался устроиться, а тут кризис, всех увольняют… За год все денежки проел, за комнату платить нечем было… На счастье Витальку встретил, он пообещал помочь, но, видно, никуда не смог меня пристроить — вот и взял к себе.

— Вижу, он, и вправду, классный мужик. Как вы думаете, почему же в него стреляли?

— Наивный вопрос! Вокруг столько отморозков — решили порезвиться.

— Нет, это были неслучайные выстрелы… Пал Палыч, вы встречались со всеми поставщиками и производителями работ — кто-нибудь на него имел зуб?..

Ругался, угрожал?..

— Наоборот! Его все уважали, даже любили. Всегда приветы передавали, сувениры… Я редко встречал такое единодушное восприятие человека. Обычно ведь как? Завидуют, злословят… А про него ни-ни! Знаете, что в нём больше всего подкупало, помимо доброты и порядочности?.. Чувство собственного достоинства!.. Сегодня это такое редкое и такое дорогое качество! Ведь чувство собственного достоинства каждого гражданина — это суммарное чувство достоинства всей страны. Как нам этого сегодня не хватает! Поэтому и катимся в тартарары!.. Убиваем, воруем, обманываем друг друга… Россия постепенно превращается в полигон Сатаны!..

— Пал Палыч, — прервал его Борис, — чувствую, что это у вас наболевшее, я буду рад продолжить эту тему, но не сейчас…

— Простите, занесло.

— Не страшно. Последний вопрос: как вы думаете, кому может быть выгодно прервать деятельность Бурляева?

— Да никому!.. Компаньонов у него нет. Всё переписано на жену Марусю, это всем известно. Других наследников тоже нет…. — Радов растерянно развёл руками. — Ума не приложу.

— Вам знакома такая личность: Владимир Кононов?

— Да. Он владеет цементным заводом и лесопилкой… Мы у него стройматериалы покупали… Вы полагаете, он рассчитывал, что если убрать Бурляева, Маруся продаст ему фирму?..

— Нет, нет! Я пока никого не подозреваю — просто выясняю круг общения Бурляева. — Пахомов поднялся и протянул Радову визитку с номером своего телефона. — Если вдруг что-то вспомните, узнаете — позвоните, ладно?

— Непременно… Единственное, что знаю точно: если придёт новый хозяин, меня отсюда выпрут. — Он тоже встал. — Рад буду помочь. А вы уж, пожалуйста, припугните врачей, чтоб они к Витальке внимательно отнеслись. А то ведь наши больницы — это проходные на кладбище!

Назавтра Пахомов вкратце рассказал Тине о своём визите в офис Бурляева, а она дала ему полный отчёт о четверых владельцах шомпольных ружей. Два первых полностью выпали из подозрений: один уже неделю находится в Самаре, в командировке, второй — после инсульта, из дома не выходит, передвигается с помощью ходунков. Третий — молодожён, за день до преступления у него была свадьба, вряд ли он на следующую ночь покинул бы молодую жену, но это ещё надо проверить. А вот четвёртый, некто Рыбин, очень подозрителен. И Тина подробно рассказала всё, что ей удалось разведать.

Матвей Рыбин родился на Кубани, в станице Кореновская, работал счетоводом, любил охотиться на зайцев, на белок, на лисиц, выделывал шкурки, продавал, подрабатывал. Там же познакомился с приезжей студенткой Варей из Московского института физкультуры, влюбился, рванул за ней в подмосковный городок Истру, где она жила, сделал предложение, там же сыграли свадьбу. Домой он уже не вернулся — остался в Подмосковье.

Жили они в старом доме, в коммуналке, в комнате, оставшейся Варе после трагической гибели её родителей в автокатастрофе. Вся комната была заставлена чучелами лисиц, белок, зайцев и даже двух волков — охотничьи трофеи Матвея.

Прожил Матвей Рыбин с женой много лет. Хотя детей не было (Варвара ещё в институте упала со снаряда и что-то себе повредила «по женской линии»), но жили дружно, в согласии. Отсутствие своих детей компенсировали общением с чужими — оба работали в школе, Матвей завхозом, а Варя преподавателем физкультуры.

Перед выходом на пенсию они поднакопили деньжат и внесли их в строительный кооператив, оплатив однокомнатную квартиру с лоджией. Ждали несколько лет, сменялись председатели кооператива, прорабы, строительство то останавливалось, то снова продолжалось, и, наконец, дом был сдан приёмной комиссии.

Их квартира была на последнем этаже. Только вселились, пошёл дождь, на потолке и на стенах появились мокрые пятна — протекала крыша. Капало на паркет, на шкаф, на сервант.

Варя от огорчения расплакалась, а Матвей побежал искать прораба. Поймал его на соседней улице. Но тот даже не стал оправдываться, а наоборот, издевательски посмеялся:

— Раньше надо было смотреть, пока все денежки не выложили. А теперь, когда приёмный акт подписан, можете только свистеть на своей лоджии или подавать в суд. Но решение получите не раньше, чем через год, а за это время всю квартиру зальёт, ремонт дорого обойдётся — лучше сами, потихоньку, приведите крышу в порядок… Но я бы оставил так: лето сейчас жаркое, воды много надо, а тут бесплатно течёт, свежо, приятно!..

Захохотал и пошел дальше. Матвей остался с открытым ртом, оглушённый его наглостью. Потом горячая казацкая кровь ударила в голову, он вернулся домой, схватил свою старую охотничью двустволку, зарядил её солью и выскочил на улицу. Прораб стоял уже у подъезда и пытался утихомирить какую-то возмущённую блондинку, тоже из новосёлов. Матвей прицелился и бабахнул ему в зад из обоих стволов. Прораб взвыл, схватился за ягодицы и запрыгал на месте.

— Можешь подавать в суд, — спокойно сказал Рыбин, — но решение получишь не раньше, чем через год. Лучше почини крышу. Иначе каждый день будешь получать такой же заряд в это же место — я тебе из задницы форшмак сделаю.

— А я свидетельницей не пойду, — предупредила блондинка подсоленного прораба, — так вам и надо: у нас в гостиной все паркетины дыбом стоят!

Отмочив зад в ванной, которую Матвей ему великодушно предоставил, прораб убежал с угрозами, но назавтра, чуть-свет, явился с двумя рабочими и перестелил крышу не только над их квартирой, но и над всеми соседними. Матвей был удовлетворён и, в знак амнистии, налил всем по фужеру самогона. Потом предложил закусить солёным огурчиком, но при слове «солёный» прораб рванулся к выходу и удрал.

Молва разнесла эту историю по всему дому, а потом и по городу. Над прорабом смеялись, а Рыбина хлопали по плечам, жали руки и угощали пивом. К нему стали обращаться за помощью уже и с других улиц, а потом и из соседних городов. И там, где царила несправедливость, звучали выстрелы старой двустволки, просаливались седалища, и справедливость восстанавливалась. Слава новоявленного народного мстителя росла и крепла. Первое время он работал в одиночку. Потом появились соратники-пенсионеры, и они открыли фирму с ограниченной ответственностью, которую назвали «Солёные полушария». А у Матвея появилась кличка: Рыбин Гуд…

— Умница! — похвалил Тину Борис. — Интересный тип. А милиция его не трогает?

— Он ведь наказывает только подонков, а они молчат, боятся огласки. А если пожалуются, на его защиту весь город встанет!.. У меня в Истре родственница, я ей позвонила, только назвала фамилию Рыбин — она мне сразу всё и выложила и даже его фото из газеты по интернету сбросила: он у них там — живая легенда.

— Значит, так: не откладывая, прыгаем в машину и мчимся знакомиться с Рыбин Гудом. А по дороге, на Ленинградском, заглянем к Кононову, это поставщик Бурляева, я с ним договорился о встрече. Он дал мне ориентир: рядом с его подъездом — кафе «Незабудка», съедим там по шницелю и едем дальше.

— Про «Незабудку», пожалуйста, забудь. Это пока ты был холостяком, ты мог себе позволить травиться в разных забегаловках. А теперь у тебя есть жена, которая не хочет остаться вдовой. — Она указала на сумку, стоящую на стуле. — Там горячие пирожки, с мясом и с капустой, готовила по маминому рецепту. И термос с кофе. Поэтому перекусим по дороге на Истру, где-нибудь на полянке. И вкусно, и романтично.

— А ты не боишься, что тогда мы до Истры не доедем.

— Это почему?

— Потому что я утащу тебя подальше в лес и буду благодарить, долго-долго и нежно-нежно…

— Господи! — прервала она его. — Когда ты, наконец, повзрослеешь?

— Пока ты рядом — никогда. Поэтому спасибо тебе, Тиночка, за счастливое детство!

…Припарковав машину у кафе «Незабудка», Пахомов обежал вокруг, предупредительно распахнул дверцу и помог Тине выйти из машины.

— Меня пугает твоя галантность. Это неспроста. — Она подозрительно заглянула ему в глаза. — Ты что-то задумал?

— А меня пугает твоя проницательность. Да, я хочу тебе предложить всё-таки зайти в «Незабудку», посидеть там десять минут и выпить стакан сока, только сока… А я пока потолкую с Кононовым. Думаю, один на один наша беседа будет продуктивней.

— Конечно, — согласилась она, — ты лучше поймёшь его, как бабник бабника.

— Как бывший бабник, — исправил он её, направляясь к подъезду.

— Но ещё сохранивший квалификацию! — бросила она ему вдогонку.

— Ах, так?.. Тогда я оправдаю твоё обвинение! — Он развернулся, подскочил к ней, обнял, расцеловал и побежал обратно к подъезду.

— Сумасшедший! — радостно выдохнула она.

Квартира Кононова была неубрана и неухожена.

Осмотревшись, Борис произнёс:

— Боюсь, твоим гостям здесь не очень уютно.

— Никаких гостей, — ответил хозяин. — Иногда забегают тараканы, да и то чужие. Квартира не для приёмов, а для интима.

— Как же ты заманиваешь сюда женщин?

— Здесь призывно пахнет спермой. Кстати, если нужно будет, дам попользоваться.

— Спасибо, опоздал ты с этим предложением: я недавно женился.

— Повторяешь мои ошибки!..

— Но я, действительно, впервые по-настоящему влюбился!

— И это у меня было: клятвы, букеты, поцелуи под луной… Потом беременность, ребёнок, ночи без сна, постоянные скандалы… Стройная лань раздулась в необъятную корову, но не мычащую, а орущую и курящую, мне казалось, что я сплю с храпящей пепельницей, секс превратился в скотоложество… — Чего ж ты не разведёшься?

— Там папа какой-то козырный туз в налоговой инспекции, пригрозил, что, замордует проверками, перекроет любые поставки из-за рубежа и, вообще, мне будут периодически ломать рёбра… Мол, шляйся, сколько хочешь, но семью не рушь!.. Вот я и шляюсь… Была идея рвануть из страны, но тогда дочку потеряю, а я её очень люблю… Надеюсь, твой тесть не из налоговой?

— У моей жены нет отца, он давно скончался.

— Бывают же везунчики!.. Ладно, хватит о грустном… Как ты меня нашёл?

— Забыл, кем я работаю… Это связано с нападением на Бурляева.

— Странная история. Так что, я на подозрении?

— Мы пока только проверяем круг общения.

— Да мы с ним даже не знакомы. Просто я был их поставщиком.

— Я знаю.

— Кто тебе доложил?

— Радов, их экспедитор.

— А, этот слепой мудак.

— Почему слепой?

— Он пытался заигрывать с моей женой.

— А почему мудак?

— По той же причине… Так это Радов натолкнул тебя на мысль о моём участии?

— Да нет же, нет!.. Просто я пытаюсь исключить тебя из числа подозреваемых.

— Можешь с чистой совестью вычеркнуть меня из этого списка. Во-первых, я в тот вечер, с семи до одиннадцати, провел время на этой тахте с очаровательной женщиной, которая, при острой необходимости, это подтвердит… А во-вторых… Я уже третий год не расширяю своё производство, не делаю инвестиций, не покупаю никаких акций…

— Это почему же?

— Раз суждено прожить жизнь с нелюбимой, я посвятил свою жизнь любви на стороне, а на это мне денег хватает. А умру — мои предприятия достанутся дочери, я всё завещал ей, она их продаст и будет обеспечена. Так что мне никакие новые бизнесы не нужны!.. Стимула нет!.. Понимаешь?

— Грустно. Но понимаю… Спасибо за откровенность… Но чем-то ты всё-таки занимаешься?

— Трачу деньги с одной недостойной женщиной.

— А с достойной не пробовал?

— С недостойной интересней.

— Ты говоришь про Алину?

— И это ты знаешь?.. Ну, Радов, погоди!

— Это не он.

— Он, он!.. Впрочем, какая разница. Но согласись, девка классная?

— Соглашаюсь.

Борис поднялся.

— Погоди! — Кононов подбежал к бару, вытащил бутылку «Хеннесси». — А на посошок?

— Я за рулём, и мне ещё далеко ехать.

— Какой-то ты скучный стал после женитьбы! Но ничего, это постепенно проходит… — Плеснул себе в фужер, выпил. — Когда будешь докладывать обо мне своему начальству, объясни им, что я — не убийца, я — блядун… Повторяю: если возникнет потребность, можешь всегда рассчитывать на эту хату.

— Надеюсь, в ближайшие годы не возникнет. — Не зарекайся!

У входа в кафе стоял огромный охранник-вышибала с «фирменно» выбритой головой. Очевидно, хозяева требовали, чтобы он встречал посетителей приветливо, но для него это было тяжкой обязанностью: при виде Пахомова он оскалил зубы в какой-то пугающей гримасе, которая должна была изображать улыбку. «После такой улыбки надо сразу отстреливаться», — подумал Борис. Он вспомнил последнего, виденного им, бородатого швейцара в ресторане «Прага», который за десять метров распахивал дверь перед каждым посетителем и с поклоном приглашал его войти. Куда они все подевались, не передав своего опыта молодому поколению?.. Уйду на пенсию, открою школу швейцаров, — решил Борис.

Зайдя во внутрь, он подсел к Тине, хлебнул из её фужера глоток сока и пересказал ей беседу с Кононовым.

— Думаю, он не врёт, но проверить не мешает. — Огляделся. Заметив, что все окна с решётками, прокомментировал. — В это кафе надо приходить с напильником.

Было только шесть часов, очевидно, постоянные посетители ещё не прибыли. В углу за тремя сдвинутыми столиками шумела компания подростков, отмечая день рождения своего сотоварища, худенького, взъерошенного очкарика. Один из них, самый активный, приставал к официанту, чтобы тот поставил принесенный ими диск. Тому надоело, и он согласился. Зазвучал реп, под который компания ринулась танцевать. Сквозь грохот музыки доносились слова:

Когда ты со мной,
Не надо слов!..
Ты хотела,
И я готов!..

— Потрясающая поэзия! — отметила Тина.

— Очевидно, эта песня посвящена первой эрекции именинника, — объяснил Борис.

Тина расхохоталась. Потом поднялась.

— Пойдём отсюда — здесь так неуютно.

— Согласен. В этом кафе нужен не вышибала, а вшибала.

В квартире Рыбина на звонок никто не отозвался.

— Подождём, — предложил Борис. — У дома скверик, посидим на скамейке, попьём кофе — в термосе ещё осталось.

Только они присели на скамейку, к дому подкатил старенький, дребезжащий автомобиль, из которого вышел Рыбин — они узнали его по фотографии в газете, полученной от Тининой родственницы. Ему было уже лет за шестьдесят, но он ещё был строен, подтянут, с пружинистой походкой, нос с горбинкой, седые пряди, спадающие на лоб — он, и в правду, напоминал Робин Гуда, только уже на пенсии. К нему бросилась поджидавшая его маленькая старушка и пыталась всучить ему что-то в целлофановом пакете. Он досадливо отмахивался.

Борис и Тина направились им навстречу.

— Вы — Матвей Рыбин?

— Так точно. Чем могу служить?

— Один вопрос: где вы были позавчера, в понедельник, в восемь вечера?

— А в чём дело?

Тина предъявила ему удостоверение.

— Расследуем преступление.

— А, вот вы о чём… — Рыбин хмыкнул. — Если вы называете это преступлением, то я готов его повторить.

— Так это и было позавчера, вечером, — вмешалась старушка.

— Что было? — одновременно спросили Тина и Борис.

— Анна, прекрати! — одёрнул её Рыбин.

— Нет, нет, пожалуйста, продолжайте. — И Тина пояснила Рыбину. — Это важно и для нас, и для вас.

— Я это до смертушки буду помнить!

И старушка, довольная, что ей предоставили трибуну, начала подробно рассказывать.

Живёт она в соседнем доме, растит Алёнку, внучкусироту. Позавчера, под вечер, прибежала к Рыбину: «Помоги! Девке всего шестнадцать, а он пристаёт, грозит с работы уволить, если не согласится». Кругом кризис, в городе безработица, время трудное, потерять работу — беда! Он — это Рустам, хозяин магазина, внучку продавщицей взял на время каникул, хоть с продуктами полегчало.

Услышав эту жалобу, Рыбин набил ружьё солью и направился в магазин. Хозяин стоял на табуретке и снимал что-то с верхней полки. Матвей почти в упор всадил оба заряда в уже пристрелянные места. Рустам подскочил вместе с табуреткой…

Завершив свой рассказ, старушка рассмеялась:

— Он до ночи в тазике с водой просидел, пока соль растворялась… А Матвеюшке за его деятельность орден бы вручить надо!

— Да прекрати ты, Анна!..

— А чего прекращать-то? Ты людям помогаешь больше, чем и милиция, и полиция, и все нашенские балабольщики… — Она снова попыталась всучить ему пакет. Пояснила. — Я на балконе курочек держу, яйца свеженькие, таких в магазине не купишь… Рыбин снова отвёл её руку.

— Анна, я же просил!

— В какое время это произошло? Если можно, поточнее, — попросил Борис.

— Аккурат часов в семь с половиною — он всегда в это время магазин закрывает.

Борис и Тина переглянулись: более «железного» алиби не придумаешь.

В этот момент к ним подскочил толстый, черноусый мужчина, похожий на ещё не поседевшего телеведущего Леонида Якубовича.

— Это он самый и есть, Рустам, — шепнула старушка.

— Мэне сообщили, что ви из московской мылиции? — спросил он с сильным акцентом.

— Можно и так сказать.

— Ви очэн воврэмя!.. Я сам собирался к вам прыехать — здэшний мылиция своих покрывает. А этот бандит, этот террорист, как это било сказано в одын популярный кынофылм, «вооружён и очэн опасэн»!.. Я трэбую его беспредэльно наказать!

Тина чувствовала, что Борис явно симпатизирует Рыбину. Поэтому для неё явилось неожиданным то, как вдруг он активно поддержал Рустама.

— Вы абсолютно правы — такое хулиганство не может остаться безнаказанным! Мы сделаем показательный процесс, пригласим газеты, радио, телевидение… Соберём весь город: мэрию, пенсионеров, школьников!..

— Погады, дорогой, нэ горячись! — не ожидавший такого поворота, Рустам поспешно отвёл Бориса в сторону и попытался погасить его энергию. — Нэ надо показатэльный процэсс…

Но Борис не унимался:

— Надо, дорогой, надо! Вы женаты?

— Нэт… То ест, да.

— Дети есть?

— Да… То ест, нэт.

— Так есть или нет?

— Толко дэвочки.

— Вот! — довольно заключил Борис. — И жену пригласим, и девочек! Пусть знают, что государство не даст их папу в обиду!

Совершенно перепуганный, Рустам оттащил Бориса ещё дальше.

— Слушай, нэ надо процэсс… Я снымаю своё обвынение.

— Поздно. Теперь это уже не ваше личное дело, а государственное.

— Прошу, нэ надо! Как мужчина мужчину прошу!.. Я же сэмью потэряю, уважение дочек…

— А когда к несовершеннолетней приставал, не думал об уважении?

— Погорячился… Тэмперамэнт у мэня южный, а она в мини-юбке ходит туда-сюда!.. Если надо, я дэсят раз перед ней ызвынюсь.

— Ладно, помогу, как мужчина мужчине. Но, боюсь, одних извинений мало. Надо что-то ещё придумать.

— Я ей зарплату прыбавлю, ещё рублэй двэсти.

— В таком деле не экономят, — строго изрёк Борис.

— Пятсот, — поспешно набавил Рустам. — И ещё одноднэвную экскурсию в Москву оплачу — пуст прыдёт в сэбя после псыхологический травма.

— Молодец, — похвалил его Борис. — Теперь мне будет легче замять это дело.

Они вернулись к остальным. Отклонив предложение Рустама распить бутылочку «Кизлярского», Борис отправил его извиняться перед Алёнкой. Вместе с ним, для подстраховки, побежала старушка.

— Если будешь приставать к малолеткам, — вдогонку ему пригрозил Матвей, — я тебе задницу на всю жизнь просолю, а потом в тюрягу засажу. И будешь ты там весь срок на нарах только лежать, потому что сидеть не сможешь. А коль девчонку выгонишь, то вместо соли я ружьё дробью заряжу…

Но Рустам уже успокоился: он с улыбкой обернулся и объяснил Борису и Тине.

— Это он так шутыт. — Потом обнял старушку за талию и повёл к своему магазину. — Пайдём, подруга, выпьем по рюмочке, за мыр во всём мыре!..

Когда прощались, Борис признался Матвею:

— Официально я вас, конечно, осуждаю, а неофициально восхищаюсь: вы смелый человек!

— Спасибо за поддержку: здорово вы Рустама обработали. Я ваш должник. Если понадоблюсь, только свистните — соли хватит.

— Может, когда-нибудь к вам и обратимся…

— Вы уж поосторожней, — попросила Тина, — не каждый раз к вам будет приезжать такой Дон-Кихот, как майор Пахомов. — Когда проходили мимо машины Матвея, заметила. — Автомобиль у вас какой-то странный, таких не встречала.

— И не встретите — единственный. Мне его наши автомеханики сварганили. Собрали на свалке полуистлевшие останки кузовов, двигателей, высвободили от многолетней ржавчины, приварили, доклепали, допаяли и мне подарили, чтоб сподручней было за подлецами гоняться. Много лет прошло, а всё ещё бегает. Правда, под горку не очень, а с горки — ого-го!

— А кузов из каких машин? — поинтересовался Борис.

— «Победа» и «Запорожец». Хотел ему какое-то название придумать, но не получилось.

— Хотите, подскажу?

— Давай.

— «Попорожец»!

Матвей рассмеялся.

— А что?.. По-моему, в десятку: есть и попа, и рожа… Спасибо, товарищ майор!.. Пойду расскажу — ребятам понравится!..

Несмотря на уже поздний вечер, было светло. Свежевыпеченная луна напоминала румяный колобок, от которого откусили первый день месяца.

— Пока доедем домой, настанет ночь, опять не высплюсь, — пожаловалась Тина, садясь в машину. — Давай приедем, сразу ляжем и заснём.

— Не обещаю, — ответил Борис, садясь за руль. Потом обнял её, притянул к себе. — Точно не обещаю!

— Боренька, угомонись: медовый месяц давно кончился.

— Наступил медовый квартал. Потом будет медовый год и начнётся медовая жизнь… — Он включил двигатель, проехал пару метров, остановился. — Ты права, скоро ночь, пока доедем до дома, звонить уже будет неприлично — позвоню отсюда.

Он вытащил из кармана мобильник.

— Кому ты звонишь?

— Алине, любовнице Кононова. Хочу убедиться, что она была с ним в тот вечер — доверяй, но проверяй, верно?

Она помрачнела.

— Верно. Я воспользуюсь этим девизом.

— Не понял.

— Откуда у тебя телефон этой Алины?

— Я взял все телефоны, и её, и экспедитора, и бухгалтера…

— Но её телефон лежит у тебя в боковом карманчике, прямо у сердца!.. Ты не думай, я не ревную. Просто мне интересно, почему у всех молодых свидетельниц ты берёшь номера телефонов!

Она ревновала его с первого же дня их совместной жизни, к соседкам, к сотрудницам, к жёнам его друзей.

— Почему ты каждой так призывно улыбаешься?

— У меня с детства такая улыбка, — оправдывался он. — Ну, хочешь, я буду им корчить рожи и высовывать язык?

— Ни в коем случае! Они сочтут это за сексуальный призыв!

Он называл её Отелло Мавровна, она обижалась, он просил прощение, целовал, обнимал, уносил в спальню и, веками проверенным способом, доказывал ей свою любовь. После этого она успокаивалась, но не надолго. Она не забыла, каким он был до женитьбы: гуляка и бабник, весёлый, шумный, непредсказуемый, как мальчишник. Она помнила его фирменную флягу, всегда наполненную коньяком, его романы и похождения, о которых по Управлению ходили легенды… И в то же время она не могла не видеть, что после смерти матери и начала их совместной жизни он очень изменился: бросил пить, на её глазах сжёг записную книжку с телефонными номера всех прежних любовниц, и даже выбросил свою любимую флягу… Она радовалась этому, ценила, старалась не ревновать, очень старалась, но ничего не могла с собой поделать: памятуя его прежний образ жизни, в каждой женщине, с которой они общались, она видела его потенциальную любовницу.

Чтобы погасить эту новую вспышку, он предложил.

— Хочешь — позвони сама.

— И позвоню.

Борис включил громкую связь, набрал номер и протянул ей мобильник. Раздался томный голос Алины:

— Алло!.. Я вся внимание.

— Говорит помощник майора Пахомова, старший лейтенант Валежко, — холодно и официально представилась Тина. — Майор поручил мне выяснить, подтверждаете ли вы, что первого июля сего года, после семи вечера находились в квартире гражданина Кононова?

— Подтверждаю. Я и сейчас здесь нахожусь. Простите, что разговариваю с вами лёжа.

Не отреагировав на эту дерзость, Тина продолжила тем же «официальным» голосом:

— Мы вас завтра пригласим, и вы подпишете эти показания.

— Ваш майор такая душка, что я откликнусь на любые его приглашения.

Тина в сердцах отключила мобильник.

— Какая наглая баба!.. Ты её, конечно, охмурял, как мог, поэтому она и позволяет себе так разговаривать!

Всю дорогу до дома она сидела, насупившись, не реагируя на его попытки восстановить мир. Пришлось ему и в эту ночь опять доказывать, что она не права. Когда они, наконец, уснули, раздался звонок: Борису сообщили, что бизнесмен Владимир Кононов попал под машину, подозревается покушение.

Когда они в восемь утра примчались в больницу, к Кононову их не пустили: он лежал в реанимации, без сознания — обе ноги были буквально раздавлены колёсами. В холле на стуле сидела заплаканная женщина.

— Его жена, — сообщил врач, — тоже пыталась к нему прорваться.

Борис и Тина направились к ней.

Женщина была ещё достаточно молодой, высокой и очень толстой. Огромные груди, как два тяжёлых арбуза, тянули плечи к земле и делали её сутулой. Жирные бока распирали блузку и свешивались через пояс, как тесто, вылезшее из кастрюли. Они попытались с ней заговорить, но она не отвечала — глядя в пол, раскачивалась, как раввин на молитве, и что-то всё время приговаривала. Они прислушались к её бормотанию и разобрали: «Это я, я виновата… Но я так не хотела… Я не думала…». И снова: «Это я виновата, я…»

— Любопытное заявление, — отметил Борис, — но сейчас с ней пытаться говорить бессмысленно.

— Приходите позже, — посоветовал врач, — мы постараемся привести её в нормальное состояние. Да может, и он в сознание придёт.

Когда вышли из больницы, Борис сообщил:

— Лукоперец вызывает на десять утра. Ещё есть время — давай заедем к соседу Кононова: мне сообщили, что он последний, кто видел его машину.

У входа в подъезд высотного элитного дома стояла толпа парней в модных рванных джинсах, патлатых и шумных. Они читали друг другу стихи и громко их обсуждали. Пахомов сквозь дверное стекло показал охраннику своё удостоверение, и тот впустил их вовнутрь.

— Нам нужен Аскольд Крымский.

— Четвёртый этаж, двенадцатая квартира, — сообщил охранник и с надеждой спросил. — Неужели вы, наконец, его арестуете?

— Почему его надо арестовывать? — удивлённо спросила Тина.

— А вы его песни слышали?.. Нет?.. То-то!.. Он называет себя композитором-песенником, а я считаю, что он композитор-убийца!..

— За что вы его так?

— Он же калечит вкус молодёжи… Вот, видите… — Охранник кивнул в сторону толпы у входа. — Они все к нему.

— А кто это? — спросил Борис.

— Молодые стихоплёты — сегодня у него «рыбный день».

Борис удивлённо поднял брови.

— Простите, не понял?

— Он им раздаёт «рыбу»… Болванки для будущих текстов, — пояснил охранник и напел: — Та-та-та-та, тата-та-та, та-та, та-та, та-та… Это и называется «рыба».

— Откуда вы так хорошо в этом разбираетесь? — уважительно спросила Тина.

— Я сорок лет проработал музыкальным критиком, а теперь вот Крымского охраняю. Подрабатываю к пенсии… Попался бы он мне тогда, этот Крымский-Корсаков!..

Дверь им открыл сам хозяин, маленький, худенький, приветливый, бородка и усы подстрижены под Чайковского.

Он пригласил их в свой просторный кабинет. Все его стены были увешаны фотографиями, на которых был запечатлён Крымский в компании с популярными певцами, артистами и политиками.

— Чаёк?.. Кофеёк?.. Коньячок?.. Водочку?.. — гостеприимно предложил он.

— Спасибо, мы спешим. Пожалуйста, расскажите про машину Кононова, как, откуда и когда она появилась?..

— Рассказываю. Я обычно работаю по ночам. Тёмное небо, луна, звёзды — всё это даёт эмоциональный всплеск, тонизирует меня, наступает прилив вдохновения и я…

— Простите, — осторожно, чтобы не обидеть, прервал его Борис, — мы обязательно поговорим о процессе вашего творчества, но сейчас нас очень интересует всё, что связано с Кононовым. Когда вы увидели его машину?

— Было около часа ночи. Я стоял на балконе, проверял на слух только-только сочинённый припев… Я всегда так делаю, чтобы проверить мелодию, ритм, тональность… — Увидев нетерпеливый жест Бориса, продолжил. — Так вот, стою я на балконе и вижу, как Кононов заезжает на стоянку… — Вы уверены, что это был Кононов?

— Конечно. У него светло-серая «Вольво», её все у нас в доме знают.

— Кто в ней сидел, вы не заметили?

— Сверху это невозможно. Сквозь стекло просвечивался водитель, крупный, широкоплечий, конечно, это был Кононов.

— Рядом кто-то ещё сидел?

— Нет.

— За ним никто не следил? Может, вы заметили кого-нибудь у дома?

— Нет. Никого.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Собственно, это всё. Я ещё немножко попел, потом вернулся к роялю и завершил песню. Я всегда, если начал работать, не уйду спать, пока не запишу последнюю ноту. — Он присел к роялю. — Если надо, я могу вам пропеть то, что я тогда сочинил.

— Спасибо, в следующий раз, — испуганно остановил его Борис.

— Постарайтесь вспомнить, — попросила Тина, — когда вы на балконе ещё немножко попели, ничто не привлекло вашего внимания.

— Поздно уже было. Когда со стоянки выехала машина, я ещё подумал: куда это на ночь?

Какая машина? — встрепенулся Борис. — Вы не запомнили её марку?

— «Лада», белая… Конечно, запомнил и удивился: ведь у нас в доме только импортные машины.

— Когда она выехала?

— Минуты через три-четыре после того, как Кононов въехал.

— Спасибо. — Борис поднялся, вслед за ним Тина. — Простите, мы у вас отняли время, а вас там народ ждёт.

— Подождут. Я ведь не всегда к поэтам обращаюсь — иногда и сам стишками балуюсь. Вот, как сейчас, например… — Ударил по клавишам. — Надеюсь, будет шлягером. — И протяжно запел. — «Люблю-ю-ю свою страну-у-у, люблю-ю-ю свою-ю-ю жену-у-у…». И припевчик не плох, правда?.. Поётся уже в темпе: «Страну, как жену! Жену, как страну! Люблю! Люблю!

Люблю!..». Ну, как?

— По-моему, здорово. Я у вас потом перепишу слова и спою своей любимой.

— Пожалуйста! У меня много песен о жене.

— Вы её так любите? — спросила Тина.

— И люблю, и… как бы вам точнее сказать… — Он рассмеялся. — Тема рядом лежит.

В кабинете Лукопереца уже сидели капитан Рябой и два эксперта — доктор Сидоренко и инженер-механик Лапшин. Он и сообщил все подробности:

— Кононова нашли за городом, под утро, на просёлочной дороге, без сознания, с перебитыми, точнее, с раздавленными ногами. По показаниям очевидца, его машина около часу ночи въехала на подземную стоянку.

— Да, нам его сосед назвал это же время, — подтвердила Тина.

— Значит, там его и поджидали, — предположил Сидоренко. — На затылке след от удара чем-то тяжёлым, вероятно, от этого он потерял сознание, после чего его отвезли за город и там подложили под колёса — на брюках чётко отпечатались следы шин.

— Ясно, что машина, в которой его увезли, перед этим тоже въехала на стоянку, — заключила Тина. — Очевидно, это «Лада», которую видел тот же сосед. Значит, кто-то из живущих в доме предоставил преступникам свой пульт, чтобы поднять шлагбаум… Надо проверить жильцов, имеющих машины.

— Хорошенькая работка! — хмыкнул Лукоперец. — Мне уже доложили: в доме двадцать два этажа, шестьдесят шесть квартир. Дом элитный, живут богатенькие, в каждой семье минимум по две машины, значит по два пульта. Кроме того, пульты есть и у охранников, и у механиков, и у уборщиков…

Полковника поддержал Лапшин.

— А я вас, товарищ старший лейтенант, совсем огорчу: сегодня есть умельцы, настолько владеющие электроникой, что им ничего не стоит открыть любую машину, а тем более, поднять шлагбаум.

Наступила пауза. Лукоперец повернулся к Пахомову.

— Что-то вы сегодня непривычно молчаливы, майор. Поведайте, о чём задумались?

Борис ещё несколько секунд помолчал. Потом спросил:

— Вам это не напоминает покушение на Бурляева?.. Не убить, а покалечить… Запугать, вывести из игры… Даже машина такая же — «Лада», конечно, тоже ворованная…

В этом что-то есть!.. Правильно мыслите, майор!.. — похвалил его полковник и закрепил свою похвалу только что рождённым афоризмом. — Видите: когда включаются мозги, выключаются глупости! — Он вытащил из ящика и поставил на стол фотографию любимых внучек-близняшек, очевидно, чтобы они могли полюбоваться на его умного подчинённого. — У вас уже есть какие-то идеи?

— Идей пока нет — есть предположения: у Кононова были плохие отношения с женой и тестем, даже, враждебные… Думаю, они были бы не прочь от него избавиться, тем более, что он уже всё переписал на единственную трёхлетнюю дочку — это значит, что опекуншей и владелицей всего имущества остаётся его жена… — Он снова задумался. — Но почему они его не убили, а только покалечили, как в случае с Бурляевым?.. Между этими двумя преступлениями может быть какое-то связующее звено… Не исключено, что исполнители те же самые, тогда это значит, что заказчики Бурляева их порекомендовали семейству Кононова… А если так, значит, они были близко знакомы…

— Так начинайте действовать! — нетерпеливо прервал его Лукоперец.

— Слушаюсь! — Борис встал, вслед за ним вскочила Тина.

— С чего будете начинать?

— С жены Кононова, — отрапортовал Борис, — думаю, она уже пришла в себя. А если повезёт, может, и Кононов сумеет ответить на пару вопросов.

— Правильное направление, — похвалил его полковник — А старший лейтенант Валежко пусть займётся опросом соседей, может, ещё кто-то что-то заметил.

— Обход соседей мы проделаем оба — это будет быстрей. И к жене Кононова тоже поедем оба… — Борис метнул взгляд на Тину, и добавил. — Мы теперь к жёнам, любовницам и любым свидетельницам едем вместе — это способствует продуктивности допроса…

— В дом, где живёт Кононов, поезжайте чуть позднее, — посоветовал полковник, — там половина бездельников, они спят до полдня. — И завершил своим афоризмом. — Кто не работает, тот не ходит на работу.

Жена Кононова сидела на том же месте, всё так же с поникшей головой, но показалась уже более спокойной.

— Не очень напрягайте её, — попросил врач. — Мы еле-еле привели её в норму.

— Начинай ты, — предложил Борис Тине, — женщине с женщиной легче найти общий язык.

Тина присела рядом, представилась и, стараясь не растревожить её, осторожно спросила:

— Как вас зовут?

— Антонина, — не поднимая головы, ответила толстуха.

Тина глянула на Бориса, он подбадривающе кивнул, она поглубже вдохнула воздух и заговорила «максимально деликатным» голосом:

— Скажите, Тоня, почему вы считаете себя виноватой в том, что произошло?

— Потому что я его прокляла, — по-прежнему глядя в пол, ответила она.

— Прокляли?

— Да.

— Как прокляли?

— Обыкновенно. «Чтоб ты свои ноги поломал… Чтоб они тебя не носили…». — Она, наконец, подняла голову и взглянула на Тину. — Теперь вам ясно?.. — И снова стала раскачиваться и причитать. — Это я виновата!.. Я виновата!.. Я виновата!.. Я!.. Я!.. Я!..

Она повторяла всё громче, громче, пока не дошла до крика. Прибежал рассерженный врач.

— Немедленно уходите! Вы же видите, что у неё истерика!

— Ясно, что эта дамочка замешана в преступлении, — заключил Борис — Надо ждать, пока она оклемается.

Весь день они потратили на безрезультатный обход соседей Кононова — никто ничего не видел. Столкнувшийся с ними композитор Крымский пытался затащить их к себе, чтобы спеть свою новую песню о полиции, навеянную знакомством с ними, но Борис вежливо, но твёрдо, отклонил это приглашение Кононов всё ещё был в реанимации. Бурляев то приходил в сознание, то опять впадал в беспамятство. На всякий случай, Пахомов приказал у их палат поставить круглосуточную охрану Оставалось ждать.

Вернувшись домой, усталые и не выспавшиеся ещё с прошлой ночи, они свалились и заснули. А под утро Борису приснилась мама.

Она вышла из темноты, точнее, выплыла, приблизилась, присела на кровать, улыбнулась.

— Здравствуй, сыночка!

Он схватил её руку, поднёс к губам, начал целовать. — Почему ты так долго не приходила?

— Не хотела будоражить. Тебя любят, о тебе заботятся — мы с бабушкой за тебя спокойны.

— Ты виделась с бабушкой?

— Конечно. Она меня встречала. Меня там многие встречали, и родственники, и друзья, и мои бывшие любовники, которые все явились раздетыми, очевидно, как напоминание о прошлом… Даже отец твой меня навещает, правда, ненадолго: всё время куда-то торопится — подозреваю, что он и там создаёт партийную ячейку.

— Я скучаю по тебе. Ты мне нужна!..

— Поэтому и пришла… Дружочек мой, сыночка, что с тобой?..

— Я начинаю уставать. Их так много!

— Кого?

— Моих клиентов: убийц, бандитов, мошенников!.. Жестоких и ненасытных!.. Скажи мне, мама, куда исчезли такие понятия как честь, совесть, дружба, привязанность?… Где прославленные российские офицеры, для которых честь была важнее, чем жизнь, которые, при невозможности сдержать своё слово, стрелялись?.. У них ведь были дети, внуки, правнуки — почему они это не унаследовали?!

— Сын, вспомни: на чём держалась Россия?.. На Вере, Царе и Отечестве. Царя — скинули, Веру — разрушили, осталось одно Отечество, а на одной точке опоры выстоять трудно. Наши вожди это понимали, поэтому пытались заменить религию коммунизмом, а царя — Сталиным… Но сам знаешь, что из этого вышло.

— Но сегодня уже нет Сталина, остановлен маршбросок к коммунизму, открыты границы, есть свобода самовыражения… Наконец, пришло это долгожданное время очищения и самоусовершенствования… А получилось наоборот: расцвет царствия подонков!.. Я их ловлю, обезвреживаю, сажаю, а их всё больше и больше. Как с Гидрой: рубишь одну голову — вырастают десять… Я уверен: такого урожая поганок не было нигде, ни в какие века, ни в России, ни в других странах!..

Она поднялась, стала в «сценическую» позу и продекламировала:

— Я смерть зову, глядеть не в силах боле,
Как гибнет в нищете достойный муж,
А негодяй живёт в красе и холе,
Как топчется доверье чистых душ,
Как целомудрию грозят позором,
Как почести мерзавцам воздают,
Как сила никнет перед наглым взором,
Как всюду в жизни торжествует плут…

— Что это? — удивлённо спросил Борис.

— Шекспир, шестьдесят шестой сонет. Шестнадцатый век, Англия.

— Ты хочешь сказать, что…

— Да. Это было, есть и будет: вечная борьба Добра и Зла. И Добро обязательно должно побеждать, для этого и рождаются такие умные, добрые и мужественные, как ты… И для этого надо быть сильным и здоровым, поэтому бабушка просила передать, чтобы ты регулярно кушал куриный бульон. Ты же его любишь?

— Последний раз, когда ты его сварила, я слопал три тарелки.

— Это сварила бабушка. Я никогда не умела готовить. Однажды пригласила гостей на холодец — так после этого наша ближайшая больница неделю работала без выходных.

Она стала медленно удаляться. Он протянул к ней руки.

— Мама, подожди, не уходи!

— Мне пора.

— Ты ещё придёшь?

— Конечно. Но, пожалуйста, учись обходиться без меня — ты уже большой мальчик и у тебя есть замечательная подруга… Делай своё дело, ты это умеешь!.. И помни завет Леонардо да Винчи: «Кто не наказывает порок, тот его пособник»!.. Кстати, он изрёк это ещё в пятнадцатом веке!..

И она растворилась в темноте. А он, не раскрывая глаз, уткнулся лицом в её оренбургский платок и шепотом повторял: мама, мама, мама… Этот платок, после похорон, он каждую ночь клал рядом с подушкой: от платка пахло мамой.

Заснуть уже не смог. Тихонько, чтобы не разбудить Тину, поднялся и вышел на кухню.

Ему было стыдно: разнюнился, как последний хлюпик, огорчил маму!..

В налоговой полиции указали на нужный им кабинет. Рядом с дверью была привинчена табличка «Полковник Цапик Семён Иванович». Борис негромко постучал — никто не ответил. Тогда он открыл дверь, и они вошли вовнутрь. В глубине просторного кабинета стоял огромный письменный стол, величиной с авианосец. На его «палубе» выстроились в ряд четыре телефона, как истребители, готовые к взлёту.

— Здравствуйте! — поздоровалась Тина с сидящим за столом хозяином кабинета. Но он, перебирая какие-то документы, не отреагировал.

Подавив зарождающееся раздражение, Борис попытался наладить контакт.

— Мы расследуем покушение на вашего зятя, гражданина Кононова…

— Я занят, — прервал его полковник Цапик. — Закройте дверь — вы не на вокзале!

Борис уже не смог сдержаться.

— Вы правы: на вокзале уже ни один путевой обходчик так не разговаривает! — Повернулся к Тине. — Пойдём отсюда, вызовем его повесткой. — Вместе с ней вышел из кабинета и хлопнул дверью.

Они не успели пройти несколько шагов, как вслед за ними в коридор выскочил Цапик, большой, грузный, громкоголосый.

— Погодите! — Борис и Тина остановились. — А ты — зубастый! — заявил он Борису. — Молодец! Ценю таких!.. Проходите!

Обнял их за плечи, завёл в кабинет, усадил в кресла, стоящие у стола. Вблизи его чёрный письменный стол напоминал уже не авианосец, а концертный рояль. Когда посетители представились, полковник сел на своё место и стал похож на пианиста, который сейчас ударит по клавишам. Но вместо этого, он заговорил, громко, чётко, рубленными, командными фразами.

— Я всё знаю. Я этого ждал. При его образе жизни.

— Вы его не очень жаловали?

— А как бы вы относились к зятю, из-за которого ваша единственная дочь каждую ночь плачет?.. — Достал пачку сигарет. — Если хотите — курите, у меня можно. — Пару раз затянулся и продолжил. — Вы не думайте: как мужик, я его даже понимаю: опустилась, расплылась, окоровилась!.. Будь я на его месте, может, и сам бы не смог с такой бабой жить… Но, как отец, я должен оградить её от развала семьи… Мой папочка меня в семь лет бросил. Мама ещё два раза выходила замуж, но оба оказались подонками… Я знаю, что значит жить без отца.

— Может, вашей дочери больше бы повезло, если бы она ещё раз вышла замуж? — осторожно предположила Тина.

— Кто её, эту квашню, сейчас возьмёт? Кто?.. Разве что из-за квартиры женится — так это ж не надолго!.. Но она ни о ком другом и слышать не хочет — любит этого Казанову, любит!.. Всё готова стерпеть, только бы он домой возвращался.

— Вы угрожали поломать ему рёбра, — напомнил Борис.

— Успел нажаловаться? Когда?

— Было дело.

— Ладно, отрицать не стану: угрожал. Но это — если семью бросит. Честно говоря, я б его с удовольствием не только побил — я б его придушил. Но моей внучке нужен папа!.. Отец!.. Защитник!.. Я был пацаном, если обижали, бил морду… А девочке как? Только тихонько плакать? Не допущу!.. К счастью, он Ксюшу любит. А она его просто обожает. Поэтому я вынужден любимого папочку беречь и сохранять, хотя бы до её совершеннолетия… Но вот, проморгал!.. Найдёте преступников, сообщите — я их так упеку!.. Хотите, могу привлечь к расследованию больших людей?

— Спасибо, но мы уж сами как-то разберёмся.

— Профессиональная гордость? Понимаю, уважаю, ценю!.. Жду результатов. А на прощание — совет: ищите преступников через его любовниц. Он же шлялся, как мартовский кот — из ревности могли и покалечить! — Резко поднялся. — Надеюсь, всё объяснил. А теперь, простите — действительно, занят!.. Как путевой обходчик! — подковырнул он Бориса и, довольный собой, громко захохотал. Затем вышел из-за стола и проводил Тину и Бориса до дверей кабинета.

Садясь в машину, Борис тяжело вздохнул и произнёс:

— Н-да!.. С таким тестем трудно не загулять!

— Некоторым, это удавалось и без тестя, — подколола его Тина.

Он рассмеялся:

— Ты не просто колючка — ты целый кактус!.. Представляю, как ты отреагируешь на то, чтобы внять совету Цапека и снова побеседовать с Алиной…

— Очень спокойно — я этого ждала, ведь ты рад любому поводу, чтобы заглянуть к ней.

— Хочешь, иди сама.

— Нет уж: ты её обаял, ты её и раскалывай.

— Тогда пойдём вместе.

— Конечно. Думаешь, я тебя одного к ней пущу?

— Очень хорошо.

Они сели в машину, он нажал на газ и они поехали.

— Она сейчас дома ждёт нас.

— Вот как?.. Значит, ты ей уже звонил?

— Конечно. Я никогда не прихожу без звонка.

— А почему она тебя ждёт дома?

— Во-первых, не меня, а нас, а во-вторых, напоминаю: сегодня воскресенье, а в нашей стране по воскресеньям люди отдыхают, все отдыхают, кроме двух детективов, ненормальных, неприкаянных и ко всему ещё патологически ревнивых!

Почувствовав, что обстановка накаляется, Тина приподнялась и чмокнула Бориса в щеку.

— Прости, я, действительно, становлюсь занудой. Но надо мной, как Дамоклов меч, висит твоё прошлое, поэтому и психую. Из-за всего. Даже из-за твоих дурацких стихов! — Подражая интонациям Бориса, она процитировала. — «Я вас любил, любовь ещё быть может!..»

Борис рассмеялся.

— Это же не я, это Пушкин!

— Он тоже был хорошим ходоком!

Войдя в подъезд, Борис направился к лифту.

— Пятый этаж — у меня будет время оправдаться. Люблю оправдываться в лифте.

— Нет, нет, пойдём пешком. С тобой в лифте я теряю бдительность.

Она помчалась вверх, перепрыгивая через ступеньки. Он вынужден был не отставать, бежал и ворчал:

— Так издеваться над пожилым человеком…

— Не надо было жениться на спортсменке, красавице и отличнице!..

Они добрались до пятого этажа.

— Кажется, здесь.

Борис сверился с адресом и позвонил. Открыла Алина. Она была в нарядном домашнем минихалатике, который обеспечивал полный обзор её роскошных ног.

— Здравствуйте! Заходите.

— Спасибо, что нашли для нас время.

— Что вы, майор, я вас с нетерпением ждала… А вы сегодня выглядите лучше, чем в тот раз, я даже готова пересмотреть о вас своё мнение.

— Спасибо, польщён.

Они вошли в переднюю, всю обклеенную цветными фотографиями героев популярных сказок и мультфильмов: Волк и Заяц из «Ну, погоди!», Чебурашка, Крокодил Гена, Старуха Шапокляк, Буратино, Три поросёнка, Доктор Айболит…

Увидев, что гости их рассматривают, пояснила:

— Дочь их всех обожает. Честно говоря, и я тоже.

— А где дочь? — спросил Борис.

— Я её и маму отправила погулять, чтоб нам не мешали.

Тина метнула подозрительный взгляд в Бориса.

Чтобы перевести разговор с опасной темы, Борис поспешно представил Тину.

— Моя помощница, старший лейтенант Валежко.

Это она вам звонила.

— Помню, помню. — Алина стала откровенно разглядывать Тину. — А вы, майор, умеете выбирать себе помощниц: и красивая, и не разговорчивая. Это про таких говорят: не перебивайте женщину, пока она молчит, и…

— Вы не могли бы дать мне стакан воды? — поспешно прервал её Борис.

— А, может, кофе или что-нибудь спиртное?

— Нет, нет, только воды. Если можно, из холодильника.

Алина встала и направилась в кухню. Воспользовавшись этим, Борис негромко бросил Тине:

— Перестань злиться — ты же видишь, что она тебя дразнит.

— Потом поговорим, — так же вполголоса, многообещающе ответила Тина.

Вернулась Алина с подносом, на котором стояли два фужера с водой, в которой плавали кубики льда.

— Я и вам принесла, — сообщила она Тине.

— Вы очень любезны.

— А для вас, товарищ майор, я могу приготовить бутерброд: вы похудели после нашего первого свидания. — Снова обратилась к Тине. — Плохо заботитесь о своём начальстве.

Чтобы не дать Тине ответить, Борис поспешно включился:

— Спасибо за предложение, но давайте перейдём сразу к делу: пожалуйста, опишите нам весь позавчерашний вечер, который вы провели с Владимиром Кононовым.

— С чего начать?

— Желательно, с того момента, как он заехал за вами. Когда это было?

— Как всегда, к концу работы, в шесть часов.

— И куда вы отправились?

— Сперва поработали развозкой: подвезли Полину Фёдоровну до метро, а Радова — до Таганки.

— У Радова нет машины?

— Есть, но он её бережёт, даже в ливень ходит пешком. Мол, если простужусь — медицина бесплатная, если машину поцарапаю — надо платить. Очень скупой, думаю, что он даже у нищего требует сдачу.

— Ясно. А теперь, после того, как вы сели в машину, пожалуйста, всё поподробней.

— Хорошо, я буду подробной… Значит, сперва высадили Полину, потом Радова, потом прикатили в ресторан «Пушкин», поели ягод, попили шампанского, затем поехали к Володе на Ленинградский… По дороге я попросила остановиться.

— Зачем?

— Шампанского перебрала. В туалете немного задержалась. Знаете, что такое наш общественный туалет? Если бы я была иностранкой — сразу бы упала в обморок.

— Пока вас не было, к Кононову никто не подходил?

— Думаю, что нет, он бы мне сказал… Потом мы приехали к нему, снова выпили по бокалу шампанского. После чего перешли в спальню… Вам нужны все подробности?

— Оставьте их при себе. Меня интересует, пока вы были у него, кто-нибудь приходил или звонил?

— Когда мы вместе, Володя всегда запирает дверь на все замки и отключает все телефоны.

— Он никуда больше не собирался?

— После свидания со мной?.. — Она засмеялась. — После свидания со мной мужчины обычно отдыхают.

Особенно, пожилые мужчины, вашего возраста.

Сжав зубы, Борис пропустил эту оплеуху.

— Почему вы не остались у него?

— Он настаивал, но я не могла: мама себя плохо чувствовала, просила вернуться пораньше. Мы оделись, и он отвёз меня домой.

— По дороге никто ему не звонил? Никаких происшествий?

— Нет. Подвёз меня к дому, проводил до квартиры и… — И?..

— И поцеловал — он всегда меня целует у дверей. — Ещё раз внимательно оглядела Тину. Потом перевела взгляд на Бориса… — А вы целуете своих любовниц, когда прощаетесь?

— О моих привычках — в следующий раз. Сейчас меня интересуют любые подробности о Кононове. Что было дальше?

— Дальше он сообщил: «Поеду домой». Честно говоря, в этой фразе не прозвучало особой радости…. Потом я подошла к окну, и увидела, что его машина отъехала.

— Когда это было?

Где-то после двенадцати. — Удивлённо спросила. — А почему вы его самого не распрашиваете?. — Борис не ответил. Она перевела взгляд на Тину — и та промолчала. Алина встревожилась. — С ним что-то произошло?.. Ну, ответьте, пожалуйста!

— Он в реанимации, — сообщила ей Тина. — На него был совершён наезд автомобилем. Обе ноги раздроблены.

— Господи!.. Этого не может быть!

— К сожалению, это произошло. — Но почему? Как?.. За что?…

— Это мы и пытаемся выяснить.

Алина выглядела ошеломлённой и расстроенной. Борис протянул ей стакан воды, к которому Тина так и не притронулась. Тогда он повторил свой вопрос, который уже задавал при первом свидании:

— Из ваших любовников кто-то мог приревновать вас к нему? И так с ним разделаться?

— Кто?! Я же вам их уже называла: кроме Володи — ещё музыкант и парикмахер? Нашли бандитов!.. Если при них резать курицу — с каждым случится микроинфаркт!.. А больше у меня за последние полгода никого, честное слово!.. Я же вам уже говорила, что им всем троим ни разу не изменила!

Выйдя из подъезда, Тина сообщила своё впечатление об Алине:

— Наглая и бесстыжая. Но, по-моему, не врёт, не замешана. — Когда подошли к машине, добавила. — И надо отдать ей должное: она наблюдательна — ты, действительно, похудел. Это моя вина — питаемся всухомятку. С сегодняшнего вечера перевожу тебя на домашние ужины и обеды. И никаких отговорок, ты понял?

— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!..

— Что ты больше всего любишь?

— Моя бабушка кормила меня вкуснейшим куриным бульоном. Ты умеешь его готовить?

— Конечно. Но для этого мне, как минимум, нужна курица. Давай заедем в ближайший супермаркет.

— Нет, нет! Бабушка утверждала, что здоровые куры, не отравленные химикатами, — только на базаре.

Припарковав машину у входа в Ленинградский рынок, они вошли во внутрь и добрались до мясных рядов. Внимание их привлекла табличка, прибитая над одним из прилавков: «Смешу своих кур моими ценами». На прилавке, накрытом белой клеёнкой, лежали с десяток обнажённых куриц с бесстыдно раскинутыми ногами. Над ними возвышалась громкоголосая, дородная продавщица.

— Можно и нам посмеяться? — спросил Борис, указывая на объявление.

— Конечно. Все мои куры — юмористки.

— Какую вы порекомендуете?

— Сейчас гляну, сколько стоит выступление каждой.

Она стала перелистывать тетрадку, лежащую рядом, на столе.

— Да у вас целый каталог! — удивился Борис.

— А як же! Двадцать перший век!.. Реклама, пиар, маркетинг!.. Мне племянник з интернету переписал.

— Нельзя ли побыстрей? — попросила Тина.

— Вы думаете, шо я — спутник?

Борис рассмеялся.

— Вы одесситка?

— Или!.. — Она, наконец, нашла то, что искала. — Вот. У меня несколько пород, на трезвую голову не запомнишь, чтоб они сказились. — Заглядывая в тетрадку, как конферансье артисток, стала представлять разложенных на столе кур. — Вот… Плимутрок… Хорошая курка, до трёх килограмм тянет… Вот Леггорн, английская порода, английцы плохого кушать не станут… А это Ломан Браун Классик, немцы вывели… Очень рекомендую. Всего триста рублей.

— Почему так дорого? — возмутилась Тина.

— Гляньте, какие у неё длинные ноги!

— Простите, — вмешался Борис, — мы вас не предупредили: нам нужна курица, а не манекенщица.

Продавщица оценила его реплику:

— Ой, шоб я так жила, вы, наверное, тоже из Одессы?

— Не совсем. Но я там часто бывал.

— Тогда я вам ещё потрошки добавлю: вот пупочек… печёночка… А это сердце, смотрите, какое крепенькое, здоровенькое, работало, как насос, и…

— Нам нужно сердце для бульона, а не для пересадки! — прервал её Борис.

— Ой, вы, таки да, бывали в Одессе!.. За это я вам для бульона головку чесночка добавлю, совсем бесплатно.

— Спасибо. А чеснок злой?

— Такой злой, шо я собаку продала!

Они докупили ещё лук, морковь, сельдерей, но довезти продукты до дома им не удалось: позвонил врач и сообщил, что Кононов ещё без сознания, но его жена уже в нормальном состоянии и с ней можно поговорить. Борис развернул машину, и они помчались в больницу.

— Это я виновата, я! — продолжала настаивать Антонина, но уже спокойно, даже чуть замедленно: результат успокоительных уколов. — Я его прокляла, вот он и попал под машину.

— Когда вы его прокляли?

— Позавчера.

— За что?

— Чтоб не шлялся.

— Вы его и раньше проклинали?

— Да.

— Как часто?

— Почти каждую ночь, когда дома не ночевал.

— Как вы думаете, почему предыдущие проклятия были безрезультатны, а последнее подействовало?

— Так тогда я сама проклинала, а это — вместе с колдуном.

Борис и Тина переглянулись: не бредит ли? Но взгляд Антонины был вполне осмысленным. Борис пару секунд помолчал, потом осторожно спросил:

— Простите, вы сказали: с колдуном?

— Да. Мерлин его зовут. Мерлин. Хороший колдун, мощный. Мне соседка посоветовала. У неё муж сильно пил, круглосуточно… Бил и её, и детей… Так она к Мерлину пришла, при нём своего мужика прокляла и тот через сутки в больницу попал, сразу после пьянки, чуть не умер — язва у него хроническая открылась, но пить завязал.

Из дальнейшей беседы выяснилось, что Колдун живёт за городом, а его офис на Фрунзенской набережной, рядом с кинотеатром «Фитиль», на первом этаже. Попасть к нему было трудно, принимает он всего по шесть человек в день, а желающих много, она месяц ждала своей очереди.

— И как же всё происходило? Если можно, поподробней.

— Хорошо. — Антонина прикрыла глаза, вспоминая. — В комнате было темно, только морды страшные светились и фотография Володи.

— Какие морды?

— На стенах у колдуна.

— А откуда появилась фотография?

— Я принесла. Колдун без фото не принимает.

— Простите, я вас прервал. И что было дальше?

— Я стояла перед его фотографией и проклинала его, проклинала…

— А что в это время делал ваш Мерлин?

— Он мои проклятия отбивал, двумя ладонями, как волейбольный мяч через сетку.

— Как долго это продолжалось?

— Точно не помню — было жутко: какие-то красные вспышки и музыка страшная, как из-под земли… — И что же вы желали вашему мужу?

— «Чтоб ты до её дома не мог дойти!.. Чтоб твои ноги к ней тебя не носили!..». Я старалась его от этой шлюхи-секретарши отвадить!.. Уж очень он к ней прилип, больше, чем ко всем предыдущим… Я испугалась, что уйдёт… Но я не думала, что так будет… Я не хотела его калечить, не хотела!..

На этот раз она не заголосила, не впала в истерику, а только снова стала раскачиваться и заунывно повторять:

— Не хотела… Не хотела… Не хотела…

Борис позвонил в Управление капитану Рябому и попросил срочно проверить все данные о неком Мерлине и его деятельности. Через пятнадцать минут ему доложили: Мерлин Владлен Лаврентьевич, шестьдесят пятого года рождения, по образованию психолог, разведённый, не судим, не привлекался. Имеет дом под Москвой и офис в городе. Занимается частной практикой.

— Что за странная фамилия — Мерлин?

— Лет десять назад принимал больных как экстрасенс, — пояснил капитан, — когда давал объявления придумал себе псевдоним — Мерлин… Очевидно, больным это внушало доверие, поэтому он сделал псевдоним своей фамилией… Записывайте координаты его офиса, товарищ майор…

Оставив Тину в больнице, чтобы не пропустить момент, когда Кононов придёт в себя и сможет что-то рассказать, Борис позвонил Мерлину, представился и попросил свидания. Тот сперва отказался наотрез, мол, сегодня суббота, приёма нет, вы меня вообще случайно застали — позвоните в понедельник. Но Борис настаивал и Мерлин нехотя согласился, «но только не откладывая, чтобы не убить мне субботу»…Консьерж приветливо распахнул дверь подъезда, «меня предупредили», и указал на офис Мерлина. Дверь открыл сам хозяин, высокий, гладко выбритый, элегантный. Длинные чёрные волосы на затылке перевязаны шнурком.

— Прошу! — он ввёл Бориса в кабинет, усадил в кресло и извинился. — Простите, кофе не предлагаю: у секретарши выходной, а сам не умею его готовить.

— Спасибо, я не большой любитель кофе. Если можно, стакан холодной воды.

— Это я могу.

Пока Мерлин доставал из холодильника бутылку воды, Борис огляделся. Офис состоял из большого кабинета и просторной прихожей. Там стоял столик с компьютером и вращающимся креслом, очевидно, это было место секретарши. Из прихожей куда-то в глубину квартиры вёл узкий коридорчик.

Стены кабинета были увешаны страшными масками, вырезанными из дерева: чёрные и темно-коричневые, с пустыми глазницами и оскаленными ртами — они внушали ужас. Увидев выражения лица Бориса, хозяин пояснил:

— Это африканские маски, их надевали во время ритуальных танцев, для украшения.

— Представляю лица, для которых эти маски служили украшением!

— Да, в избытке обаяния их не упрекнёшь.

— А вам они для чего?.. Для устрашения своих клиентов?

— Для создания нужного настроения. Я люблю их и собираю. Я верю, что все мы вышли из Африки, только у одних тела чёрные, у других — души.

— А какого цвета, по-вашему, душа у Антонины Кононовой?

— Простите, а кто это?

— Ваша клиентка, позавчера была у вас на приёме.

— Дайте подумать, — он закрыл глаза, несколько секунд сидел напряжённо, затем встрепенулся. — Вспомнил: большая, толстая, безвкусно одетая… Она?

— Да.

— А почему она вас интересует? Натворила что-то?

— Её муж, Владимир Кононов, вчера попал под машину, вернее, его туда подложили. Может остаться без ног.

— Какой ужас!.. Значит, её проклятие дошло до адресата. Видно, она его здорово ненавидела!.. И так быстро!

— Вы верите в силу проклятия?

— Так же, как и в силу внушения. Египетские жрецы как приговаривали к смерти? Вызывали к себе и внушали: ты умрёшь завтра в полдень. И человек умирал!.. Отрицательная энергия, злоба, проклятия — всё это великая сила!.. Она убивает даже на расстоянии. Японцы, мудрый народ, нам у них учиться и учиться: не накапливать злобу, чтоб она не взорвалась, а разряжать её, разряжать. Поэтому и появились у них надувные куклы начальников и прочих вельмож, которые можно лупить сколько душе угодно. Избил, и стало легче, и успокоился… Нам бы таких кукол: и начальников, и конкурентов, и любовников — сразу бы количество жертв сократилось. Но у нас, увы, их нет, поэтому зло накапливается, накапливается и убивает.

— И вы этому способствуете?

— Наоборот: я пытаюсь помочь каждому разрядиться. Приходят, приносят фотографии или диски… Вместо японских кукол.

— А диски зачем?

Для продвинутых — им я предоставляю интернет. На диске — проклинаемый, они его уродуют: растягивают в длину, в ширину, делают лилипутом, ставят синяки, разрывают рот до ушей… Не владеющие интернетом — приносят фотографию: колют её, мнут, отрезают уши, нос, волосы… — Иллюстрируют свои проклятья?

— Вы очень точно сформулировали.

— А вы не пробовали примирить ненавидящих?

— Собственно, этим и занимаюсь, но, увы… Не всегда удаётся: ко мне приходят непримиримые.

— И их проклятия сбываются?

— К сожалению. Но я их амортизирую: я не разрешаю требовать гибели человека — проклинай, но не до смерти, это главное правило моей деятельности. Со смертельными проклятиями я не принимаю — требую, если так можно выразиться, их смягчить. Поверьте, я спас от смерти десятки, а может, и сотни потенциальных жертв.

— Сделав их инвалидами?

— Вы что, и вправду, верите, что я колдун?

— А вы сами верите в это?

— Конечно, нет. Просто у меня с детства проявились телепатические способности, внушение на расстоянии… Как-то в школе я не выучил математику и стал просить Бога, чтобы учительница не пришла — и она подвернула ногу и не явилась… В пятнадцать я впервые влюбился, но у меня был сильный соперник. Я стал желать, чтобы они перестали встречаться — и его отца, лейтенанта, срочно перевели в другой город… Я ещё неоднократно проверял свои способности — получалось.

— И вы стали профессиональным экстрасенсом?

— Ненадолго!.. Их слишком много — я не люблю расталкивать толпу, поэтому сузил свою специализацию.

— Стали специалистом по проклятиям?

— Что-то вроде, хотя, на этот раз, сформулировано примитивно.

— Тогда объясните, почему проклятия, произнесённые в вашем присутствии, сбываются?

— Они бы сбылись и без меня. Повторяю: я верю в силу отрицательной энергии. Но без меня эти проклятия могли сеять смерть. А я отфильтровываю трупы, понимаете?..

— А почему к вам такая очередь?

— Потому что люди верят, что в моём присутствии их проклятия свершатся. Слухи вырастили мне репутацию мага и чародея. И я её поддерживаю, создаю специальную обстановку: темнота, музыка, подсвеченные маски, плюс мои ритуальные телодвижения… — Значит, вы — соучастник преступлений?

— И вы это сможете мне инкриминировать? — Он расплылся в улыбке. — Официально обвините меня в том, что я помогаю проклятиям сбываться?.. Вас ваши коллеги засмеют, ведь верно?.. Тогда что? Обман и мошенничество? Неправда. Моя деятельность — психологическая помощь. Я — дипломированный психолог. Открыл фирму, она зарегистрирована, называется: «Амортпрок» — амортизация проклятий… Есть бухгалтер, плачу налоги.

— Может, у вас и устав имеется?

— Конечно! — Он вынул из ящика письменного стола папку и протянул Борису. — Прошу!

Борис раскрыл её и прочитал вслух первые строчки:

— «Главная задача фирмы помогать людям снимать нервное напряжение, разряжать злобу и ненависть»… Благороднейшая задача! — возвратил папку хозяину кабинета. Тот спрятал её обратно в ящик письменного стола. — И, конечно, ваша деятельность бескорыстна?

— Ваш сарказм некорректен: слава Богу, мы живём уже в эпоху капитализма, и любой труд должен быть достойно оплачен.

— Значит, на кусок хлеба вам хватает?

Как бы не заметив иронию, Мерлин подыграл Борису:

— Даже с маслом. — И добавил. — На ненависти не экономят.

Он обаятельно улыбнулся, сделал жест, мол, такова жизнь. Затем, взглянул на часы и спросил:

— Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы?

— Остался ещё один: если вы — официальная фирма, вы, ведь, обязаны регистрировать своих клиентов?

— Конечно. В этом же ящике стола лежит специальный журнал, куда я записываю имя, фамилию, возраст, адрес, данные паспорта, содержание проклятия, кому оно адресовано… — В ответ на удивлённый взгляд Бориса, пояснил. — Чтобы потом не возникало неожиданных осложнений и обвинений… Конечно, я гарантирую своим клиентам неразглашение этой информации.

— Вы можете ознакомить меня с этим журналом?

— При всём моём уважении, говорю: нет. Не обижайтесь: любой психолог или психиатр тоже вам бы отказал… Конечно, если будет специальное решение соответствующих органов или постановление суда, это вынудит меня подчиниться, а пока — не могу, уж не обессудьте… — Опять посмотрел на часы. — Извините, я должен успеть к семи: ко мне каждую субботу приезжают друзья, привозят дам и остаются до воскресенья. — Снова обаятельно улыбнулся и пояснил. — Пока я в разводе, пользуюсь свободой… Мой дом в десяти километрах за кольцевой, а при наших пробках… Он встал, не договорив. Поднялся и Борис.

— Спасибо, что уделили мне время. Если возникнут вопросы, я вам позвоню.

— Всегда рад помочь.

Они вышли в прихожую.

— Разрешите воспользоваться вашим туалетом.

— Пожалуйста! — Мерлин провёл Бориса по коридорчику до оббитой красным дерматином двери и гостеприимно распахнул её — включился свет, вентилятор и музыка. — Прошу!.. Полная звуконепроницаемость.

Мыло, дезодоранты и духи — на подоконнике. Унитаз из Японии, с подогревом…

— Имея такой туалет, вы можете принимать даже королеву.

— Королеву не приходилось, а вот одна графиня его посетила.

— Графиня? Что она делала у вас?

— То же, что и остальные: проклинала графа… На столике — дивиди, если не любите современную музыку, можете переключить на классику: Бах, Бетховен, Вивальди… Вот здесь.

Он нажал на кнопку и в туалете зазвучали голоса Никитиных:

Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди,
Под музыку Вивальди, под старый клавесин…

С Тиной они встретились в кафе. Она сообщила, что Кононова взяли на операцию, это надолго: врачи постараются сохранить ему ноги, хотя у них большие сомнения. Его жена по-прежнему там, в полусонном состоянии: ей периодически дают успокоительное. Что касается Бурляева, то по настоянию Маруси, его перевезли в Институт Склифосовского, но он всё ещё в коме.

— Благодарю за хорошую службу! — торжественно произнёс Борис.

— Служу России и моему любимому мужу! — так же торжественно ответила Тина.

— Получите заслуженную награду! — Борис перегнулся через столик и поцеловал её. — А теперь слушай. — Он подробно описал ей свою встречу с Мерлиным и подвёл итог: — Тип хитрый и скользкий, но в нём чувствуется какая-то сила… Я их не очень знаю, этих магов, экстрасенсов, целителей, но надо бы… — Он прервал фразу. — Стоп! Есть идея! Мы сейчас поедем к одному замечательному человеку, который нам сможет многое объяснить!..

— Кто это?

— Друг нашей семьи, Август Генрихович Шляпке, из обрусевших немцев, профессор психологии, членкор многих академий мира. Преподавал в разных Университетах… Сейчас уже очень старенький, в основном, сидит дома, пишет статьи, иногда читает лекции, консультирует. Как я о нём сразу не подумал!.. Он спас от гонений многих экстрасенсов, шаманов, гипнотизёров — ведь советская власть их не признавала, — продолжал рассказывать Борис. — Взял под свою опеку, якобы, чтоб изучать их возможности, но, в основном, он просто давал им крышу, прикрывал своим именем и авторитетом… Потом, когда сменилось время, их признали, позволили работать, многие из них стали знаменитыми. Но они не забывают его и до сих пор с ним в контакте.

Через пять минут они уже сидели в машине. Борис позвонил Шляпке, попросил о встрече и нажал на газ — старый «Форд» рванулся вперёд и так лихо помчался по шоссе, как будто впереди его ждала молодая «Тойота».

Профессор жил на Чистых прудах, в старом доме, в большой трёхкомнатной квартире с длинными коридорами и высоченными потолками. Он сам открыл им входную дверь и провёл в свой просторный кабинет, который напоминал музей стариной мебели: письменный стол из красного дерева, книжные шкафы, с резными узорами, кожаные кресла со львами-подлокотниками, бюро, инкрустированное перламутром, бронзовая люстра величиной с вертолёт, напольные часы с боем, секретеры с узорами из бисера… А на стенах, в резных старинных рамках, как иконы, были развешены фотографии одной и той же женщины, в различных ракурсах и одеяниях… Борис с широко раскрытыми от удивления глазами переводил взгляд с одной фотографии на другую: это была его покойная мама, Людмила Михайловна Пахомова, артистка Театра Оперетты, в разных ролях из разных спектаклей… Он перевёл вопрошающий взгляд на хозяина кабинета и тот спокойно ответил на его немой вопрос:

— Да, я любил вашу маму. Ходил на все её спектакли, собирал её фотографии во всех ролях, и прятал их, чтоб она не догадалась. Развесил всё только после её смерти.

Для Бориса это признание явилось неожиданностью:

— Вы любили маму?!

— Да. Много лет.

— И не признавались?

— Упаси Господь! Она красавица, талантлива, популярна! У неё было столько шикарных поклонников, а я… — Но она к вам очень хорошо относилась!

— Я знаю. — Он тепло улыбнулся своим воспоминаниям. — Она всегда встречала меня песенкой: «Скоро осень, за окнами Август»… Когда я её чем-то радовал, она называла меня Апрель, а когда была недовольна — Январь.

Борис всё ещё не мог прийти в себя.

— Почему же вы ей не признались?.. При всех поклонниках, она была очень одинока. Вы могли согреть жизнь друг другу!

Если б вы знали, сколько разя собирался это сделать, но так и не решился.

— Почему?..

— Потому что до конца своих дней она оставалась полноценной, привлекательной женщиной. А я?.. Я старше её почти на четверть века, что я мог ей предложить? Возможность каждое утро наблюдать, как я укладываю свой единственный волос и чищу свой единственный зуб?.

Тина, стараясь это делать незаметно, с интересом рассматривала хозяина кабинета. Он был маленький, худенький, высушенный, как сухарик. В своём огромном кабинете, среди высокой мебели, он казался гномиком в гигантском лесу. Видно было, что ему много лет, но держался он бодро, фразы произносил уверенно и чётко, только большие очки с толстыми стёклами выдавали, что со зрением у него не всё в порядке, и передвигался он, опираясь на старинную трость, на которую, быть может, когда-то опирался сам Александр Сергеевич Пушкин.

Заметив её любопытный взгляд, профессор продолжил, адресуя свою речь уже не только Борису, но и Тине.

— Я ещё держусь, потому что превратился в сухофрукт, а сухофрукты хранятся намного дольше, чем свежие фрукты… Когда-то, на встрече со студентами, мне задали этакий непосредственный вопрос: почему вы живёте так долго? Я ответил: потому что я не задаю Богу вопросы, которые ему задают другие: «Господи, за что мне такое?..» Или: «Почему именно я?.. Почему именно меня?», и так далее… Вот он и берёт их на небо, чтобы ответить. А я его не тревожу по пустякам, так, иногда, что-нибудь попрошу.

Борис невольно улыбнулся.

— И ваши просьбы доходят до него?

— Представьте себе. Потому что я не клянчу — я ему доверяю. Называю только проблему и говорю: реши её сам, Господи, ты лучше знаешь, как это сделать.

— Ну, и как?

— Решает. Он ко мне неплохо относится. И знаете почему? Я его смешу. Есть такая мудрость: хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. У меня было столько безумных планов — на год, на пять, на десять лет вперёд… Я очень смешил Бога, очень!..

Тина осмелилась и спросила:

— А какая у вас была главная цель в жизни?

Он спокойно ответил:

— Сама жизнь.

— Как здорово!

Тина готова была зааплодировать. Её поддержал Борис.

— Вы — умница! Недаром, мама всегда с вами советовалась.

Профессор-гномик грустно улыбнулся.

— Когда ум становится единственным достоинством мужчины, женщины приходят к нему только за советом.

Гости невольно засмеялись. Борис спросил:

— Но, надеюсь, вы по-прежнему остались заядлым театралом?

— Конечно. Вчера был в каком-то новом, очень модном театре. Мой сосед-режиссёр пригласил на премьеру своей комедии.

— Что за спектакль?

— Называется «Весёлый Апокалипсис».

— Многообещающее название!.. Понравилось?

— Мне было скучно, но публика знала, что это комедия, поэтому хохотала.

Тина не скрывала своё восхищение этим человеком.

— Август Генрихович, честное слово, я бы могла в вас влюбиться!

Он воздел ладони к небу.

— Где вы были пятьдесят лет назад!? Но в следующей жизни я вас обязательно найду и припомню ваше обещание!

— В следующей жизни, — задумчиво повторил Борис, — в следующей жизни… А она будет?

— Очень на это надеюсь.

— А как вы относитесь к концу Света, которого сегодня все так боятся?

Профессор встрепенулся.

— Если б только боялись — мы же его сами проектируем!.. Был такой фильм «Гибель Японии», давно, вряд ли вы его смотрели. Так вот, в нём, ещё много лет назад, японцы показали и извержения, и землетрясения, и цунами, — всё то, что у них недавно произошло, они смоделировали свою беду… А американские фильмы о падении небоскрёбов?.. О взрывах атомных реакторов?.. О гибели миллионных мегаполисов?.. Это же всё входит в наше сознание и притягивается… Не надо бояться Конца Света — надо перестать его ждать и подготавливать!.. — Он завершил свой темпераментный монолог. Потом вдруг спохватился. — Хорош хозяин: угощает гостей сентенциями!.. Значит, так: коньяк не предлагаю: вы на машине, кофе готовить долго — угощу вас потрясающим французским ликёром, коллеги из Парижа привезли… — Он вынул из бара три хрустальных фужера и пузатую бутылку с выгнутым горлышком. Плеснул золотистую жидкость в прозрачные фужеры. — За ваше счастье!

Борис пригубил, похвалил:

— Очень вкусно. — Поставил фужер на стол, помолчал и произнёс: — Август Генрихович, мы пришли к вам за помощью.

И он, со всеми подробности, рассказал о Мерлине, о его фирме, о проклятии, которое осуществилось.

Профессор внимательно слушал, запивая эту информацию маленькими глотками ликёра.

— Я знал Мерлина, — сообщил он, когда Борис завершил свой рассказ. — Он был среди тех, кого я прикрывал от чиновничьей расправы — тогда ещё начинающий экстрасенс, не выдающийся, но очень амбициозный. Когда разрешили, занялся частной практикой целителя, но не преуспел — вокруг были более сильные личности, они быстрей завоевали известность… Тогда он исчез. Говорили, что пошёл в науку, открыл свою фирму, стал преуспевать… Н-да!.. Так вот в чём его успех: не получилось исцелять, стал проклинать…

— Август Генрихович! Мы пришли, чтоб услышать от вас, именно, от вас: верите ли вы, что проклятия могут осуществляться?..

— А верите ли вы, что молния может убить?

— Конечно, верю.

— А что такое молния? Концентрированное электричество. А что такое проклятие? Концентрированная злоба и ненависть — это тоже убойная сила.

— Вы верите, что случай, о котором я рассказал, это результат проклятия?

— Я верю в силу отрицательной энергии. К примеру, вам, наверное, не раз приходилось возвращаться домой усталым и обессиленным, хотя вы не очень и напрягались. А секрет прост: на работе, в метро, в автобусе, вы общались или просто соседствовали с носителями отрицательного биополя, и оно вас обесточило. Что же касается проклятий, то… У меня было много поводов поверить в их силу… К примеру, вы не задумывались, почему уже столько лет в коме лежит бывший Израильский премьер Ариэль Шарон?.. Важная деталь: он получил инсульт сразу после того, как выгнал поселенцев из их домов и отдал Газу арабам, помните?.. Так вот, ходят слухи, что его за это прокляли раввины, собрались вместе и прокляли. И я возможность этого не исключаю!..

— Но почему проклятие, посланное из офиса Мерлина, сбывается так быстро и целенаправленно?..

— Попробуем проанализировать. К Мерлину приходят посетители, несущие в себе молнии, наполненные злобой. Мерлин, если можно так выразиться, уточняет прицел, придаёт дополнительное ускорение и помогает проклятиям долететь до адресата.

— Как это страшно звучит! — поёжилась Тина.

Когда они сели в машину, она решительно заявила:

— Надо немедленно арестовать этого колдуна!

— За что?.. За то, что чьи-то проклятия сбываются?..

За это у нас не судят, тем более, не он проклинает, а его клиенты…

— Но он же преступник — зарабатывает деньги на чужой ненависти!..

— А законы не нарушает, всё официально: фирма, устав, налоги… Уверен, что он каждому клиенту, и вправду, сначала предлагает отказаться от проклятия, не очень назойливо, но предлагает и, конечно, записывает это на диск… Да и клиенты подтвердят, что отговаривал… Его не за что арестовывать!

— Тогда давай попросим у полковника ордер на обыск.

— Опять же: по какой причине? Рыбомясо решит, что мы дошли до маразма: колдуны, шаманы, проклятия… Если будем настаивать, что Мерлин материализует проклятия, полковник нас отправит к психиатру!

— Так что же делать?

— Для начала надо любым способом заглянуть в журнал записей его клиентов: узнаем, кто ещё проклят, может, сумеем предотвратить несчастье.

— А как?.. Как это сделать?

— У меня есть одна идея. Офис на первом этаже, в кабинете оба окна зарешечены, но… Я специально попросился в туалет, чтобы проверить. И не ошибся: он совмещён с ванной, там есть оконце, оно не большое, пятьдесят сантиметров на восемьдесят, рама металлическая, стекло матовое, армированное проволокой, поэтому окно без решётки… Рама вдвигается в стенку, запирается защёлкой… Я нажал на защёлку, чуть-чуть выдвинул раму, а потом вернул её, но уже на сантиметр не до конца, поэтому защёлка не зафиксировалась, и теперь окно можно открыть снаружи… Тина в ужасе замахала руками.

Ты сошёл с ума! Ты хочешь влезть в чужую квартиру? Как обыкновенный грабитель!..

— Я не собираюсь ничего похищать, я только сфотографирую последние страницы журнала, и мы узнаем, кто на очереди. Окно выходит на набережную, там многолюдно…

— Так это же плохо: все обратят внимание!

— Наоборот: когда много народу, им будет не до нас.

— А если Мерлин заметил, что окно не задвинуто до конца?

— Он после меня туда не заходил. Мы вышли вместе, он при мне сел в машину и поехал к себе за город развлекаться с девицами, вернётся только послезавтра, в понедельник.

— Как ты протиснешь свои восемьдесят килограмм в такое узкий проём?

— Во-первых, не восемьдесят, а семьдесят шесть, во-вторых, я стройный и гибкий, как джигит, а в-третьих, я допрашивал столько воров-домушников, что не перенять их опыт было бы просто стыдно!

Тина понимала, что он уже всё решил, и его не отговорить, но попыток не оставляла.

— Ты говорил, что этот журнал в ящике письменного стола, и он, конечно, заперт. Как ты его откроешь?

На главную: Предисловие

Александр Каневский Проклятия по контракту

Александр Каневский
Проклятия по контракту