Избавлю вас от описания поисков создания, от которого я когда-то бежала; это была череда абсурдных попыток отличить гнущиеся под ветром заросли тростника от тех, которые сотрясала некая другая, более конкретная сила, или продраться через грязь и трясину, не сломав при этом лодыжку и не застряв в болоте.

И вот наконец я вышла на поляну, островок плотной грязи, поросший анемичной травой и окруженный со всех сторон тростниками. В дальнем его конце что-то белесое, напоминающее огромную личинку, стонало и извивалось, конечности его скребли и колотились о землю, устланную тростником, – было видно, что скорость, когда-то удивившая меня, была ему теперь не под силу. Вскоре я поняла, что это создание спит.

Голова совсем маленькая для такого крупного тела и повернута в сторону от меня, так что мне удалось разглядеть лишь толстую морщинистую шею, врастающую в череп. У меня еще был шанс уйти. У меня были все причины бежать оттуда. Я дрожала всем телом, и решимость, заставившая меня свернуть сюда с главной тропинки, куда-то испарилась. Но все же что-то заставило меня остаться.

Я медленно приблизилась к зверю, целясь в него из пистолета. Вблизи стоны казались просто оглушительными – гулкие горловые всхлипы, словно удары колокола в живом кафедральном соборе. Подкрасться бесшумно было невозможно – земля и реденькая трава были сплошь устланы высохшим тростником, хрустящим под ногами, – но создание продолжало спать. Я посветила карманным фонариком. По форме и плотности тело напоминало смесь гигантского борова со слизняком, бледная кожа сплошь в клочьях спутанного светло-зеленого мха. Руки и ноги – в точности как конечности свиньи, только заканчиваются тремя толстыми пальцами. Примерно посередине туловища, там, где должен быть живот, – два каких-то придатка, похожих на мясистые ложноножки. Видимо, животное использовало их как дополнительную опору при движении, но они часто переплетались и жалким образом бились о землю, словно были ему не вполне подконтрольны.

Луч фонарика упал на голову создания – маленький розовый овал на слишком толстой для него шее. Как я уже знала благодаря найденной ранее сброшенной существом при линьке шкуре, у него было лицо психолога из экспедиции моего мужа. На спящем лице-маске застыло какое-то недоуменное и страдальческое выражение; рот приоткрыт в форме буквы «О» и испускает печальные стоны, конечности скребут землю, словно и во сне этот странный зверь продолжает свое больное движение по кругу. Белесая пелена, затянувшая глаза, дала мне понять, что создание слепо.

Я должна была хоть что-то почувствовать. Вид чудовища должен был вызвать во мне печаль или отвращение. Но после того как я спустилась в башню, после того как меня аннигилировал Слизень, я не чувствовала ровным счетом ничего. Никаких эмоций, даже простой человеческой жалости, несмотря на то что создание явно страдало, испытывало невыносимые муки.

Это создание могло быть дельфином с дурным глазом или диким кабаном, не привыкшим к новому телу. Возможно, оно было частью плана, смысл и модель которого оставались для меня не ясны. Но выглядело оно как ошибка, некая осечка Зоны Икс, прекрасно и незаметно ассимилирующей все, что попадалось на пути. Что, если, подумала я, и моя ясность предвещает подобную метаморфозу? Исчезнуть, слиться с береговой линией, с безымянными пляжами и ветром или с болотами – нет, я этого не боюсь, да и никогда не боялась. Но это бесконечное странствие вслепую меня испугало. Может быть, я просто обманывала себя, думая, что если позволю ясности целиком овладеть собой, то процесс этот будет безболезненным, даже красивым? В этом жалобно стонущем создании не было ничего красивого, ничего, что не выглядело бы как надругательство.

С учетом всего этого вмешиваться мне не стоило, пусть даже я и видела все эти муки и корчи несчастного. Я не могла прекратить его страдания – отчасти потому, что не обладала полнотой данных. Я пока что не понимала, что представляет собой это создание, через что ему довелось пройти. Под тем, что походило на боль, вполне мог крыться экстаз – остатки человеческих сновидений, приносящие утешение. Потом мне в голову пришло, что, возможно, причиной метаморфозы стало то, что этот член экспедиции принес в Зону Икс. А что принесла с собой в Зону Икс я? И как это может повлиять на мою трансформацию?

Вот все, что я могу вспомнить сейчас, когда память моя уже начинает путаться и переплетаться с разными другими соображениями. В конце концов я взяла образчик, один волосок, оказавшийся, впрочем, таким же бесполезным, как и прочие пробы – постоянство, которое не вызвало во мне ни малейшего восхищения, а зря, – и вернулась к своему крошечному костру посреди этого огромного, всепроникающего нигде.

Впрочем, встреча эта все же повлияла на меня. Я обрела решимость не сдаваться ясности, не расставаться с собственной личностью, по крайней мере до поры. Я не могла смириться с возможностью, что однажды я могу потерять бдительность и превратиться в стонущее создание в тростниках.

Может быть, это была слабость. Может быть, просто страх.