Я чуть не стерла в пыль каменный пол, вышагивая туда-сюда по главной комнате гарнизона – стараясь не слышать, как Фарис натачивал свои клинки, не слышать приглушенный голос Декса, который раздавал приказы легионерам, не слышать, как Харпер, глядя на меня, барабанил пальцами по доспехам.

Должен быть способ выследить Элиаса. Думай. Он – всего лишь один человек. А за мной мощь всей Империи. Возьми еще больше солдат. Призови еще больше масок. Подключи черных гвардейцев – ты их командир. Отправь их вслед за всеми племенами, которые посетила мама Рила.

Этого недостаточно. Тысячи повозок выехали из города, пока я подавляла бунт кочевников после того, как позволила Элиасу уйти. Он мог быть в любой из этих повозок.

Я закрыла глаза, отчаянно желая что-нибудь сломать. Ты такая дура, Элен Аквилла. Мама Рила разыграла все как по нотам, а я подняла ручки и станцевала под ее дудку словно марионетка. Она хотела, чтобы я пришла к помосту сказителей. Она хотела, чтобы я знала, что они виделись с Элиасом. Хотела, чтобы я увидела бунт, вызвала подкрепление и ослабила кордон. Я была так глупа, что поняла это слишком поздно.

Хорошо хоть Харпер не утратил разум. Он приказал двум отрядам солдат, брошенным на подавление бунта, окружить повозки племени Саиф. Пленники, которых он взял, включая маму Рилу, – единственная надежда найти Элиаса.

Он был у меня в руках, будь все проклято. И я позволила ему уйти. Потому что не хочу, чтобы он умер. Потому что Элиас мой друг и я люблю его.

Потому что я чертова дура.

Бессонными ночами я внушала себе, что, когда настанет время, я должна быть сильной. Я должна взять его. Но все это пошло прахом, стоило мне снова его увидеть. Услышать его голос, почувствовать его прикосновения.

Он выглядел совсем иначе: стал мускулистым, жилистым, точно один из его телумановских мечей, который вдруг ожил. Но больше всего изменились его глаза. Под ними залегли тени, а во взгляде проступила грусть, как будто он знал что-то, чего не мог сказать мне. Этот взгляд терзал меня. Больше, чем то, что я не смогла схватить Элиаса, упустив такой шанс. Это меня пугало.

«Мы оба знаем, что я не задержусь в этом мире». Что он имел в виду? Когда я излечила Элиаса после Второго Испытания, между нами возникла связь – потребность защищать его, о чем я старалась не думать. Уверена, это следствие магии исцеления. Когда Элиас коснулся меня, я тотчас поняла, что с моим другом беда.

«Не забывай о нас», – сказал он мне в Серре. Я закрыла глаза, позволив себе на миг представить другой мир. В том мире Элиас – мальчик-кочевник, а я – дочь юриста. Мы встретились на рынке. И наша любовь не омрачена Блэклифом или всеми теми поступками, за которые он себя ненавидел. На секунду я задержалась в том мире.

Затем отринула его. У нас с Элиасом все закончилось. Осталась только смерть.

– Харпер, – позвала я. Декс отпустил легионеров и внимательно посмотрел на меня, а Фарис вложил мечи в ножны. – Сколько кочевников племени Саиф мы задержали?

– Двадцать шесть мужчин, пятнадцать женщин и двенадцать детей, Кровавый Сорокопут.

– Казнить их, – предложил Декс. – Немедленно. Мы должны показать, что бывает, когда прячешь от Империи беглеца.

– Ты не можешь их убить. – Фарис бросил на Декса сердитый взгляд. – Они – единственная семья, какая у Элиаса когда-либо…

– Эти люди помогали врагу Империи, – огрызнулся Декс. – У нас есть приказ…

– Нам не следует их казнить, – вмешался Харпер. – Они могут пригодиться.

Я поняла намерение Харпера.

– Мы должны допросить их. У нас ведь мама Рила, так?

– Она без сознания, – ответил Харпер. – Когда их брали, один из наемников ударил ее эфесом меча и, видимо, перестарался. Она должна прийти в себя через день-другой.

– Она знает, кто вывез Витуриуса, – произнесла я. – И куда он направляется.

Я оглядела всех троих. Харперу приказано находиться при мне, поэтому он не мог остаться в Нуре и допросить маму Рилу и ее соплеменников. Декс может убить наших пленников. А сейчас, когда все еще бушует революция книжников, истребление кочевников нужно Империи меньше всего.

– Фарис, – сказала я. – Ты займешься допросами. Я хочу знать, как Элиас выбрался из города и куда поехал.

– А что с детьми? – спросил Фарис. – Мы, конечно же, можем отпустить их. Они все равно ничего не знают.

Мне известно, что сказала бы Комендант Фарису. Жалость – это слабость. Пожалей врага и можешь заколоть себя собственным мечом.

Дети будут прекрасным козырем во время допроса и помогут выудить из кочевников правду. Мне это известно. И все же от идеи использовать детей мне делалось дурно. Я вспомнила разрушенный дом в Серре, который показал мне Каин. Повстанцы-книжники спалили дом дотла и не пожалели живущих там детей меченосцев.

А дети кочевников разве так сильно отличаются? В конце концов, они всего лишь дети. Они не просили, чтобы их в это втягивали.

Я поймала взгляд Фариса.

– Среди кочевников и так начались волнения, а у нас не хватит людей подавить еще один бунт. Отпусти детей…

– Вы с ума сошли? – Декс гневно взглянул на Фариса, затем на меня. – Не отпускай их. Пригрози бросить детей в повозку-призрак и продать в рабство, если они не расколются.

– Лейтенант Атриус, – сухо обратилась я к Дексу. – Твое присутствие здесь больше не требуется. Пойди и раздели оставшихся людей на три группы. Одна поедет с тобой на поиски на восток, в случае если Витуриус отправился в Свободные Земли. Одна вместе со мной будет искать его на юге. И третья группа останется здесь охранять порядок в городе.

Декс стиснул зубы. Давняя привычка безоговорочно подчиняться приказам старших офицеров боролась в нем с обидой и злостью на то, что я его выставила. Фарис вздохнул. Харпер же наблюдал за нашей перепалкой с нескрываемым интересом. Наконец Декс вышел, хлопнув дверью.

– Кочевники больше всего берегут и любят своих детей, – напомнила я Фарису, – воспользуйся этим. Но не делай им больно. Оставь маму Рилу и Шэна в живых. Если нам не удастся поймать Элиаса, они станут для него приманкой. Как что-нибудь узнаешь, отправь мне сообщение через барабанную башню.

Я вышла из казармы, собираясь седлать лошадь, и тут на глаза мне попался Декс. Он стоял, привалившись к стене конюшни. Пока он не успел наброситься на меня с обвинениями, я начала первая.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь? – рявкнула я. – Тебе мало того, что у меня уже есть один шпион Коменданта, который выспрашивает про каждый мой шаг? Тоже хочешь меня мучить?

– Он докладывает обо всем, что ты делаешь, но ни о чем тебя не спрашивает, – возразил Декс. – Даже тогда, когда следовало бы. Ты невнимательна. Ты должна была понять, что зреет бунт.

– Ты и сам не видел, что назревает бунт. – Я и сама слышала, что говорю, как обидчивый ребенок.

– Я не Кровавый Сорокопут, в отличие от тебя. – Он повысил голос, затем перевел дыхание и смягчил тон. – Ты скучаешь по нему. Я тоже. По каждому из них. Тристасу. Деметриусу. Леандру. Но все они мертвы, а Элиас в бегах. Все, что у нас осталось, Сорокопут, это Империя. И наш долг перед Империей поймать этого предателя и казнить его.

– Я знаю…

– Неужели? Тогда почему среди бунта ты исчезла на четверть часа? Где ты была?

Я смотрела на него достаточно долго, чтобы унять дрожь в голосе. Достаточно долго, чтобы он понял, что пересек черту.

– Отправляйся в погоню, – произнесла я тихо. – Не пропусти ни единой повозки без осмотра. Найдешь Элиаса – приведи.

Нас прервали шаги за спиной: Харпер держал в руке два свитка со вскрытыми печатями.

– От вашего отца и от сестры.

Он даже не извинился за то, что прочел мои письма.

«Кровавый Сорокопут, мы сейчас в Антиуме, у нас все хорошо, хотя осенний холод не по душе твоим сестрам и матери. Я пытаюсь сплотить союзников Императора, но многое мне мешает. Кланы Сиселиа и Руфиа выдвинули своих кандидатов на трон. Они стараются собрать другие кланы под свои знамена. Распри в столице уже унесли полсотни жизней, и это только начало. Ко всему прочему, дикари и варвары все чаще атакуют наши границы, и генералы отчаянно нуждаются в людях.

Комендант подавила революцию, и теперь, я слышал, воды Реи красные от крови книжников. Она продолжает расправляться с мятежниками дальше, к северу от Силаса. Ее победы укрепляют положение Императора, но еще больше укрепляют ее собственный клан. Я надеюсь вскоре услышать новости об успешной поимке предателя Витуриуса.

Верность до конца.

Отец Аквилла.

P.S. Твоя мать просит напомнить тебе, что ты должна питаться как следует».

Письмо Ливи было короче.

«Моя дорогая Эл!

В Антиуме одиноко, когда ты так далеко. Ханна тоже это ощущает, хотя и никогда не признается в этом. Его Высочество навещает ее почти каждый день. Он также справляется о моем здоровье, поскольку я все еще не выхожу из комнаты из-за лихорадки. Один раз он даже попытался пройти мимо охранников и навестить меня. Нам повезло, что сестра выходит замуж за человека, который так предан нашей семье.

Дяди и папа отчаянно пытаются сохранить мощь старых альянсов. Но патриции не боятся Его Величества так, как должны бы. Я бы хотела, чтобы папа обратился за помощью к плебеям. Я верю, что среди сородичей Его Величества найдутся самые верные его сторонники.

Папа меня торопит, а так бы я написала больше. Береги себя, сестренка.

С любовью, Ливия Аквилла».

Дрожащими руками я свернула письмо. Если бы я получила эти послания несколько дней назад, тогда, возможно, лучше понимала бы цену своей слабости и схватила бы Элиаса.

А сейчас началось то, чего боялся отец. Кланы ополчились друг против друга. Брак Ханны со Змеем вот-вот состоится. Кроме того, Маркус пытается добраться до Ливии – она никогда не упомянула бы об этом в письме, если бы сочла, что это неважно.

Я смяла письма. Послание отца было настойчивым и очевидным. Найди Элиаса. Дай Маркусу победу.

– Лейтенант Харпер, – обратилась я к нему. – Скажите людям, что мы отправляемся через пять минут. Декс…

Он повернулся. По жесткому выражению лица я увидела, что он все еще зол. Имеет на это право.

– Ты займешься допросами, – велела я, – а Фарис вместо тебя отправится обыскивать пустыню к востоку. Передай ему это. Добудь мне ответы, Декс. Оставь Шэна и маму Рилу в живых на случай, если нам понадобятся они в качестве приманки. Или же поступай так, как должен. Даже… даже с детьми.

Декс кивнул. Отдавая приказ, я подавила в себе острое чувство жалости. Я – Кровавый Сорокопут. Настало время показать свою силу.

– Ничего?

Командиры трех отрядов занервничали под моим испытывающим взглядом. Один беспокойно переминался с ноги на ногу, как лошадь в загоне. Другие солдаты нашего лагеря, разбитого в нескольких милях к северу от Нура, тайком наблюдали за ним.

– Мы обыскивали эту чертову пустыню шесть дней и – ничего?

Харпер, единственный из нас пятерых, кто не морщился от колкого ветра, прочистил горло.

– Пустыня огромна, Кровавый Сорокопут, – сказал он. – Надо больше людей.

Он прав. Мы должны обыскать тысячи повозок, а у меня на это всего триста человек. Я отправила послания и к разлому Ателла, и в гарнизоны Таиб и Садх, прося подкрепления, но нигде не оказалось свободных солдат.

Я вышагивала перед строем. Пряди волос хлестали по лицу. Я хотела до наступления ночи еще раз отправить людей обыскивать повозки, какие только встретятся, но они были слишком вымотаны.

– К северу отсюда, в Джентриуме, есть еще гарнизон. До него полдня на лошади, – припомнила я. – Если мы как следует припустим, то доберемся туда засветло. Там мы можем попросить подкрепления.

На склоне дня мы подъехали к гарнизону, который располагался на вершине холма, как раз между лесами Империи и пустыней кочевников, и считался самым крупным в этом районе. До него оставалась примерно миля на север.

– Кровавый Сорокопут, – Авитас поднес руку к носу и притормозил лошадь, когда на горизонте показался гарнизон, – вы это чувствуете?

Западный ветер принес знакомый кисло-сладкий запах. Смерть. Рука потянулась к мечу. Нападение на гарнизон? Восстание книжников? Или это варвары решили воспользоваться волнениями и попытались незаметно проникнуть в Империю?

Я приказала людям выступать. Вся подобралась, чувствуя, как закипела кровь, взывая к бою. Возможно, следовало сначала послать разведчика, но если гарнизон в беде, на разведку нет времени.

Мы спустились с холма, и я остановила солдат. Дорога, ведущая в гарнизон, была сплошь усеяна телами мертвых и раненых. Телами книжников, а не меченосцев.

Далеко впереди, рядом с воротами гарнизона, я увидела шестерых книжников, стоящих в ряд на коленях. Перед ними расхаживала маленькая фигурка, которую даже на расстоянии ни с кем невозможно спутать.

Керис Витуриа.

Я пришпорила лошадь. Какого черта здесь делает Комендант? Неужели революция распространилась так далеко?

Я и мои солдаты осторожно пробирались мимо тел, сваленных в беспорядочные кучи. Некоторые убитые были одеты в черное, что выдавало в них борцов Ополчения. Но большинство – простые люди.

Так много смертей, и все из-за революции, которая была обречена с самого начала. От этого зрелища во мне вспыхнул гнев. Неужели книжники не понимали, какую беду навлекают на свой народ восстанием? Неужели не осознавали, что их захлестнет кровавая расправа Империи?

Я спрыгнула с лошади у ворот гарнизона в нескольких ярдах от Коменданта, возвышавшейся над коленопреклоненными пленниками. Ее доспехи были забрызганы кровью. Керис Витуриа не обращала на меня никакого внимания. Так же вели себя и ее люди, окружавшие пленных книжников.

Когда я выпрямилась, приготовившись отчитать их, Керис вонзила меч в пленную женщину, первую в ряду, и та рухнула наземь, даже не всхлипнув.

Я заставила себя не отводить взгляда.

– Кровавый Сорокопут. – Керис повернулась и поприветствовала меня. И тотчас люди Коменданта последовали ее примеру. Она говорила тихо, но, как обычно, умудрилась произнести мой титул с насмешкой, сохраняя при этом абсолютно равнодушное выражение лица. – Не должны ли вы идти на юг, прочесывая земли в поисках Витуриуса?

– Не должны ли вы преследовать повстанцев-книжников вдоль Реи?

– Революция вдоль Реи уже подавлена, – ответила Комендант. – Я и мои люди уже очистили сельскую местность от их угрозы.

Я посмотрела на дрожащих от страха пленников. Трое из них были в два раза старше моего отца. Двое – вообще дети.

– Эти граждане, как по мне, не очень-то похожи на повстанцев.

– Такой подход, Сорокопут, и поощряет бунты. Эти граждане прятали у себя повстанцев. Когда их привезли в гарнизон для допроса, они вместе с повстанцами попытались сбежать. Несомненно, на мятеж их вдохновили слухи о разгроме меченосцев в Нуре.

Я вспыхнула от ее язвительных слов, тщетно пытаясь найти достойный ответ. Твой промах ослабил Империю. Невысказанные слова. И они верны. Презрительно усмехнувшись, Комендант бросила взгляд через плечо и осмотрела моих людей.

– Жалкая кучка, – отметила она. – Усталые солдаты – залог провала, Кровавый Сорокопут. Разве вас не учили этому в Блэклифе?

– Мне пришлось разделить силы, чтобы охватить как можно большую площадь. – Я пыталась говорить невозмутимо, как она, но сама себе напомнила понурого кадета, оправдывающегося перед центурионом за провальную стратегию боя.

– Так много людей на поимку одного-единственного предателя, – хмыкнула она. – И до сих пор безуспешно. Кое-кто может подумать, что вы на самом деле не хотите найти Витуриуса.

– Кое-кто ошибается, – процедила я, стиснув челюсти.

– Кое-кто надеется на это, – обронила она с тихой насмешкой, отчего во мне вскипела ярость и к щекам прилила кровь. Она повернулась к своим пленным. Следующим был один из детей, темноволосый мальчик с веснушками на носу. Резкий запах мочи наполнил воздух, Комендант посмотрела на мальчика и склонила голову.

– Боишься, малыш? – Ее голос звучал почти нежно. Меня едва не вывернуло от его обманчивости. Мальчик, дрожа, смотрел перед собой, на пропитанную кровью грязь.

– Стой, – я шагнула вперед. Проклятье, что ты делаешь, Элен? Комендант посмотрела на меня с легким любопытством. – Как Кровавый Сорокопут, – продолжила я, – приказываю…

Первый меч Коменданта, со свистом рассекая воздух, отрубил ребенку голову. В ту же секунду она выхватила второй меч и пронзила сердце другого ребенка. В следующий миг она метнула ножи, всадив один за другим в горло последним трем пленникам.

За считаные секунды она казнила всех.

– Да, Кровавый Сорокопут? – Она повернулась ко мне. Ее лицо выражало терпеливое внимание. Ни намека на безумие, какое, я знаю, клокотало у нее внутри. Я оглядела людей Коменданта – их было гораздо больше сотни. За нашей ссорой они наблюдали с холодным интересом. Если я брошу ей вызов прямо сейчас, то и гадать не надо, что она сделает. Порицания она не примет и, вероятно, нападет на меня. Или попытается убить моих людей.

– Похороните тела, – подавив эмоции, сказала я безучастным голосом. – Не хочу, чтобы водоснабжение гарнизона было заражено трупами.

Комендант кивнула, ее лицо хранило спокойствие. Непревзойденный солдат-маска.

– Конечно, Сорокопут.

Я отправила своих людей в пустые казармы Черной Гвардии и сама повалилась без сил на одну из дюжины твердых коек, стоящих вдоль стены. После двух недель дороги я была вся в грязи. Мне надо было помыться, поесть, отдохнуть, но вместо этого битых два часа я пялилась в потолок. И продолжала думать о Коменданте. Ее оскорбление в мой адрес было очевидно, я же оказалась неспособна ответить ей, выказав свою слабость. И хотя это огорчило меня, еще больше я была расстроена ее расправой над пленниками. Особенно убийством детей.

Вот чем становится Империя? «Или такой она была всегда?» – спросил меня тихий внутренний голос.

– Я принес вам поесть.

Я резко вскочила, ударившись головой о верхнюю койку, и выругалась. Харпер бросил свою сумку на пол и поставил на стол у двери тарелку с дымящимся золотистым рисом и пряным рубленым мясом. Это выглядело вкусно, но я знала – что бы я сейчас ни съела, оно будет иметь вкус пепла.

– Комендант уехала час назад, – сообщил Харпер. – Она отправилась на север.

Харпер снял свои доспехи и аккуратно положил их рядом с дверью, затем стал искать в шкафу свежую униформу. Повернувшись ко мне спиной, он переоделся. Снимая рубашку, он шагнул в тень, чтобы я не могла его видеть. Его скромность вызвала у меня улыбку.

– Еда не запрыгнет к вам в рот сама по себе, Сорокопут.

Я с подозрением посмотрела на тарелку. Харпер вздохнул, босиком подошел к столу и попробовал еду, затем протянул мне тарелку.

– Ешьте, – сказал он. – Ваша мать просила вас питаться как следует. Как это будет выглядеть, если Кровавый Сорокопут Империи упадет в голодный обморок посреди сражения?

Нехотя я взяла тарелку и заставила себя проглотить несколько кусочков.

– У прежнего Сорокопута были дегустаторы. – Харпер сел на койку напротив и расправил плечи. – Обычно им становился какой-нибудь солдат-наемник из безвестной плебейской семьи.

– Сорокопута пытались убить?

Харпер посмотрел на меня как на тупого студента-первогодку.

– Конечно. Он был вхож к Императору, а его двоюродный брат – Надзиратель Кауфа. Наверное, по пальцам можно перечесть секреты Империи, которые он не знал.

Я сжала губы, стараясь подавить дрожь. Я помнила Надзирателя еще с тех пор, когда была пятикурсницей. Помнила, как он выуживал эти секреты, используя изощренные опыты и игры разума.

Харпер посмотрел на меня. Его глаза блестели, как нефрит Южных Земель.

– А вы мне расскажете что-нибудь?

Я проглотила кусочек, едва его прожевав. Я уже выучила, что означает благодушие в его тоне. Он готовился нанести удар.

– Почему вы дали ему уйти?

Проклятье.

– Дала уйти кому?

– Я знаю, когда вы пытаетесь ввести меня в заблуждение, Сорокопут, – сказал Харпер. – Пять дней в комнате допросов, помните? – Не вставая с койки, он подался вперед, слегка склонив голову, как любопытная птица. Меня не обманешь. Его глаза сверлили меня. – В Нуре Витуриус был у вас в руках. Вы дали ему уйти. Потому что любите его? Разве он не такой же маска, как все остальные?

– Да как ты смеешь! – Я с грохотом поставила тарелку и встала. Харпер схватил меня за руку и не выпускал, хоть я пыталась вырваться.

– Пожалуйста, – произнес он. – Я не причиню вреда. Клянусь. Я тоже любил, Сорокопут. – Застарелая боль проступила в его глазах. Я видела, что в них нет лжи. Только интерес.

Я убрала руку Харпера и, окинув его оценивающим взглядом, села. Посмотрела в открытое окно казармы, за которым простирались невысокие холмы. Луна едва освещала комнату, и в темноте я находила успокоение.

– Витуриус – маска, как и все мы, да, – произнесла я. – Дерзкий, смелый, сильный, быстрый. Но все это в нем не главное.

Я нащупала на пальце тяжелое кольцо Кровавого Сорокопута и провернула его. Я ни с кем не говорила об Элиасе. Да и с кем бы я могла говорить? Мои товарищи по Блэклифу обсмеяли бы меня. Мои сестры не поняли бы. А мне хотелось о нем поговорить, вдруг осознала я. Очень хотелось.

– Элиас видел людей такими, какие они должны быть. А не такими, какие они есть. Он сам над собой смеялся. И отдавал всего себя, что бы он ни делал. Как на Первом Испытании. – Меня передернуло. – Пророки играли с нашим разумом. Но Элиас не дрогнул. Он всегда смотрел смерти прямо в лицо и ни на миг не подумал бросить меня. Он не отказался от меня. Он хороший. Я никогда не смогу быть такой. Он ни за что бы не позволил Коменданту убить тех пленников. Особенно детей.

– Комендант служит Империи.

Я покачала головой.

– То, что она делает, это не ради Империи, – возразила я. – Во всяком случае, не ради той Империи, во имя которой сражаюсь я.

Харпер пристально посмотрел на меня. Я на миг подумала, не слишком ли много ему сказала. Но тут же поняла, что меня не заботят его выводы. Он мне не друг, и если он передаст Коменданту или Маркусу мои слова, это ничего не изменит.

– Кровавый Сорокопут! – Мы с Харпером подскочили на месте. В следующий миг дверь распахнулась, и в казарму ворвался курьер-наемник. Он был весь в грязи и тяжело дышал. – Император приказывает вам вернуться в Антиум. Прямо сейчас.

Проклятье. Если я вернусь в Антиум, то никогда не поймаю Элиаса.

– Я выполняю задание, солдат, – ответила я. – И мне не нравится бросать его на полпути. Что, черт возьми, такого важного случилось?

– Война, Кровавый Сорокопут. Кланы патрициев объявили друг другу войну.