Когда мы с Элен, разделенные огромной толпой, встретились взглядом, она тотчас узнала меня, и на ее серебряном лице отразился шок. Я не размышлял ни секунды, даже не сомневался. Я просто передал Лайю в руки Афии и стал продвигаться навстречу Элен, рассекая толпу. Мне надо было отвлечь ее внимание от Афии и племени Нур. Если Элен поймет, какое племя взяло нас с Лайей к себе, она нас непременно выследит и поймает, и ее не остановит и тысяча восстаний.

Я отвлеку ее. Затем растворюсь в толпе. Я вспомнил ее лицо, когда мы виделись в последний раз в моей комнате в Блэклифе. Вспомнил, как она, встретив мой взгляд, изо всех сил старалась скрыть боль. «После этого я принадлежу ему. Помни, Элиас. После этого мы – враги».

Вокруг воцарился невообразимый хаос, однако во всей этой неразберихе я заметил скрытый порядок. Среди толкотни, криков и воплей я не увидел ни одного потерявшегося ребенка, ни одного затоптанного тела, ни одной брошенной в спешке вещи – ни единого признака настоящего хаоса.

Мама и Афия распланировали этот бунт по минутам.

Из гарнизона меченосцев доносился барабанный бой, призывающий подкрепление. Эл, должно быть, отправила сообщение на барабанную башню. Но если она привлечет солдат сюда, чтоб подавить бунт, то не сможет поддерживать оцепление вокруг города, на это и рассчитывали мама и Афия. После того как кордон вокруг повозок уберут, Афия сможет надежно спрятать нас и вывезти из города. Наш караван станет одним из сотен, покидающих Нур.

Элен, прежде стоявшую у помоста, теперь оттеснило толпой ближе ко мне. С серебряным лицом, облаченная в броню, она была одинокой, словно остров в бушующем море человеческой ярости. Декс куда-то исчез, и другой маска, который вошел в амфитеатр вместе с ней, – Харпер – ушел к одному из выходов.

То обстоятельство, что она одна, ничуть не удерживало Элен. Она направлялась ко мне с целеустремленной решимостью, которая была мне до боли знакома. Пробираясь между кочевников, она двигалась вперед с неумолимой силой, точно акула к окровавленной жертве. Но толпа сжалась вокруг нее плотным кольцом. Чьи-то руки цеплялись за ее плащ, хватали за шею. Кто-то стиснул ей плечи, она повернулась и сорвала с себя плащ одним взмахом. Я понимал ее логику: проще продолжать идти, чем бороться со всеми.

Теперь она шла с трудом, замедлила шаги, остановилась. Я услышал лязг ее мечей, выхваченных из ножен. Она преобразилась в истинного Кровавого Сорокопута, темного рыцаря Империи. Ее клинки рассекали путь, поднимая брызги крови.

Я взглянул через плечо и увидел, что Лайя с Афией как раз были у самого выхода, проталкивались через ворота. Когда я вновь посмотрел на Элен, она все еще взмахивала мечами, но уже не так быстро. На нее напали десятки кочевников, слишком много, чтобы отбиться от всех в одиночку. Толпа всколыхнулась и забурлила, больше не боясь ее клинков. Я видел тот миг, когда Элен осознала это, когда поняла, что какой бы быстрой она ни была, их слишком много.

Она встретилась со мной взглядом, полным ярости. Затем ее сбили с ног.

Я, не думая ни секунды, со всех сил ринулся к ней через толпу, по пути сорвав плащ с какой-то женщины – она даже не заметила его пропажи. Я мог думать лишь о том, как добраться до Элен, поднять, спасти, прежде чем ее изобьют или затопчут до смерти. Зачем, Элиас? Она сейчас твой враг.

Эта мысль причинила боль. Она была моим лучшим другом. Я не могу взять и вот так ее бросить.

Я пригнулся пониже и бросился к ней. Вокруг мелькали одежды, ноги, оружие. Обернув Элен плащом, одной рукой я обхватил ее за талию, а другой – срезал ремни с мечами и метательными ножами. Ее оружие упало наземь. Когда она закашлялась, на доспехи брызнула кровь. Я полунес-полувел ее, отмечая, что даже в таком состоянии она пыталась найти в себе силы идти сама. Мы пробились сквозь одно кольцо кочевников, следом – сквозь другое и затем быстро пошли прочь, оставляя позади вой и крики бунтарей, жаждущих ее крови.

Но если я оставлю Элен, то на нее могут напасть и другие кочевники, пока она не оправилась. С тем же успехом я мог бы и не выносить ее, оставив на растерзание толпе.

Я продолжал идти, держа ее на руках, пока она не встала на ноги. Ее трясло, из груди вырывался кашель. Я знал, что сейчас ею правил инстинкт самосохранения: успокойся, дыши, сделай все, чтобы выжить. Возможно, поэтому она и не сопротивлялась, позволяя нести себя, пока мы не выбрались из давки и не дошли до середины пыльной, пустынной улицы.

Там она отстранилась от меня и сдернула плащ, отшвырнув его на землю. Целая буря чувств отразилась при этом на ее лице. Еще один секрет, который кроме меня никто и никогда не узнает. Этот миг стер все дни и недели, все мили, что разделяли нас. Я взглянул на ее дрожащие руки и заметил на пальце кольцо.

– Кровавый Сорокопут.

– Нет, – она покачала головой, – не называй меня так. Все меня так называют. Только не ты. – Она оглядела меня с ног до головы. – Ты… ты выглядишь ужасно.

– Тяжелые выдались деньки.

Я разглядел шрамы на ее руках и ладонях, выцветшие синяки на лице. «Я передала ее солдатам Черной Гвардии для допроса», – сказала Комендант.

«И Элен его выдержала, – подумал я. – А теперь убирайся отсюда, пока она не убила тебя».

Я отступил на шаг, но она тут же вскинула руку, и холодные пальцы сжались на моем запястье железной хваткой. Я поймал ее взгляд и поразился, сколько самых разных эмоций в нем плескалось. Уходи, Элиас!

Я выдернул руку, и тотчас откровение в ее глазах исчезло. Взгляд стал совершенно пустым. Она потянулась за оружием, которое я предусмотрительно выкинул. Затем я увидел, как Элен подогнула колени, приготовившись к броску.

– Ты арестован! – Она прыгнула, но я отклонился в сторону. – Приказом…

– Ты не арестуешь меня. – Я обхватил ее за талию и попытался отбросить на несколько ярдов.

– Тысяча чертей, арестую.

Она ударила меня локтем под дых. Я согнулся, она вывернулась из моего захвата и нацелилась коленом в лоб. Но я поймал ее ногу и оттолкнул Элен, стукнув локтем в лицо.

– Я только что спас твою жизнь, Эл.

Она фыркнула:

– Я выбралась бы оттуда и без тебя…

Я бросился на нее, она угодила спиной в стену – удар вышиб из нее воздух. Я зажал ее ноги между бедер, чтобы не дать ей и дальше осыпать меня ударами, и приставил нож к горлу – иначе она вырубила бы меня головой.

– Гори в аду! – Она попыталась высвободиться, но я сильнее вдавил нож. Она опустила глаза и посмотрела на мои губы, ее дыхание стало частым и неглубоким. Вздрогнув, она отвела взгляд.

– Они напали на тебя, – сказал я. – Тебя бы затоптали.

– Это ничего не меняет. У меня приказ от Маркуса привезти тебя в Антиум для публичной казни.

Теперь настал мой черед фыркать.

– Почему, черт возьми, ты до сих пор не прикончила его? Ты бы оказала миру большую услугу.

– О, иди к черту, – бросила она мне. – Я и не ожидала, что ты поймешь.

С соседней улицы донесся топот приближающихся солдат-меченосцев. Прибыло подкрепление, чтобы подавить бунт.

Я отвлекся, и Элен, воспользовавшись моментом, попыталась вырваться из моего захвата. Я не мог долго ее удерживать. Иначе мне не убраться отсюда без половины легиона меченосцев на хвосте. Проклятье.

– Мне надо уходить, – прошептал я ей на ухо. – Но я не хочу причинять тебе боль. Меня тошнит, когда приходится делать людям больно.

Я чувствовал на щеке легкий трепет ее ресниц, чувствовал, как вздымалась и опускалась грудь.

– Элиас, – прошептала она мое имя. И столько желания слышалось в одном-единственном слове.

Я отстранился. В глазах Элен переливались тысяча оттенков синего. «Любовь к тебе – самое худшее, что случалось со мной». Она произнесла эти слова несколько недель назад. Сейчас я видел в ней опустошенность и знал, что снова причина во мне, и ненавидел себя за это.

– Я пойду, – сказал я. – Если ты попытаешься схватить меня, пусть так оно и будет. Но прежде я хочу сказать кое-что, ведь мы оба знаем, что я не задержусь в этом мире, и я возненавижу себя, если никогда тебе этого не скажу. – На ее лице отразилось замешательство, и я продолжил, пока она не начала задавать вопросы: – Я скучаю по тебе. – Я надеялся, она поймет, что на самом деле это значило: «Я люблю тебя. Прости. Я хотел бы все исправить». – Я всегда буду скучать по тебе. Даже когда стану призраком.

Я выпустил ее и сделал шаг назад. Еще один. Затем повернулся к ней спиной. Она издала приглушенный звук, и у меня сжалось сердце.

Когда я уходил, то слышал лишь свои шаги.

На стоянке началось настоящее столпотворение. Кочевники закидывали детей в повозки, грузили товар. Лошади вставали на дыбы. Женщины кричали. Сотни караванов одновременно выехали в пустыню, подняв в воздух густое облако пыли.

– Слава небесам! – Лайя заметила меня, когда я подошел к высокой повозке Афии.

– Ты идиот. – Афия, схватив меня за шиворот, втянула в повозку с поразительной силой, учитывая, что она ниже меня на фут с лишним, и усадила рядом с Лайей. – О чем вообще ты думаешь?

– Аквилла могла увидеть меня в окружении племени Нур. Нельзя было этим рисковать. Она – маска, Афия. Она бы в два счета вычислила, кто ты. И твоему племени грозила бы опасность.

– Все равно ты идиот. – Афия взглянула на меня. – Пригни голову. И сиди тут.

Она прыгнула на козлы и взялась за поводья. Спустя несколько секунд четыре лошади, запряженные в повозку, дернулись вперед, и я повернулся к Лайе:

– Где Иззи и Кинан?

– С Джибраном. – Она кивнула на ярко-зеленую повозку в нескольких десятках ярдов от нас. Я узнал острый профиль младшего брата Афии, правившего упряжкой.

– С тобой все в порядке? – спросил я Лайю. Ее щеки вспыхнули, она стиснула рукоять кинжала так, что костяшки побелели.

– Просто рада, что ты вернулся, – выдавила она. – Ты… говорил с ней? С Аквиллой?

Я собирался ответить ей, когда кое-что вспомнил.

– Племя Саиф. – Я осмотрел пыльную стоянку. – Ты не знаешь, они ушли? Мама Рила сбежала от солдат?

– Я не видела. – Она повернулась к Афии: – Ты не…

Кочевница нервно дернулась, и я поймал ее взгляд. В другом конце стоянки я увидел повозки с зеленой и серебристой драпировкой. До боли знакомые цвета племени Саиф. Повозки племени Саиф.

Их окружили меченосцы.

Они вытягивали людей из повозок и ставили их на колени. Я узнал свою семью. Дядю Акби. Тетю Хиру. Проклятье, Шэн, молочный брат.

– Афия, – сказал я. – Я должен что-то сделать. Это мое племя. – Я достал оружие и придвинулся к открытой двери между повозкой и козлами. Спрыгну. Побегу. Нападу на них сзади. Первым убью самого сильного…

– Стой, Элиас, – Афия схватила меня за руку словно тисками. – Ты не сможешь их спасти, не сдавшись меченосцам.

– О, небеса, Элиас, – на лице Лайи отразилось потрясение, – факелы!

Повозка, в которой я вырос, – красивая, украшенная росписями – полыхнула огнем. Мама создавала эти рисунки много месяцев. Иногда я держал для нее банки с красками и мыл кисти. Все исчезло. Так быстро. Одна за другой повозки вспыхивали огнем, пока весь караван не превратился в черное пятно на фоне неба.

– Большинство из них успели уйти, – тихо сказала Афия. – В караване племени Саиф сто пятьдесят повозок. А схватили только десять. Даже если ты доберешься до них, Элиас, там как минимум сотня солдат.

– Наемники, – произнес я, стиснув зубы. – Их легко одолеть. Если я смогу передать меч моему дяде и Шэну…

– Племя Саиф рассчитывало, что так и будет, Элиас. – Афия отказывалась уступить. В это мгновение я ненавидел ее. – Если солдаты увидят, что ты выпрыгнул из нашей повозки, они истребят мое племя. И тогда все, что мы с мамой Рилой готовили последние два дня, все монеты одолжения, которые она истратила, чтобы вывезти тебя отсюда, – все это будет впустую. Так все и было задумано, Элиас. Такова цена.

Я оглянулся. Мои родные стояли вплотную друг к другу, склонив головы. Поверженные.

Все, кроме нее. Она сопротивлялась и отталкивала наемников, которые хватали ее за руки. Бесстрашная, непокоренная мама Рила.

Я же мог лишь беспомощно наблюдать за ее борьбой. Легионер ударил ее эфесом меча по голове. Она взмахнула руками и упала на песок. Это последнее, что я видел, прежде чем мама исчезла из виду.