Глава девятая
– Заткнись, придурок! – крикнул я, нажав кнопку Си-Би-радиостанции.
Мои приятели покатились со смеху: мы снова прервали разговор двух влюбленных.
В те дни был настоящий бум Си-Би-связи: для нас, пятнадцатилетних мальчишек, она была «Твиттером» своего времени. Можно было разговаривать друг с другом на радиоволнах, и это поражало, но больше всего нам нравилось собираться у меня дома, пока Джерри и Дот работали, и подслушивать чужие разговоры. По радио договаривались о драках и очень четко описывали место и время встреч, одежду участников и даже их внешний вид. Мы с приятелями частенько вмешивались и раззадоривали говорящих, выкрикивая что-то вроде: «Не появляйся там, неудачник, он выбьет из тебя дух! Судя по голосу, ты и из мокрого бумажного пакета не выберешься! Тебе и дверь не открыть, если не напрячь мускулы!»
Смешнее всего было слушать разговоры влюбленных, которые шептали друг другу милые глупости. Особенно здорово было то, что парень не слышал оскорблений, которые мы выкрикивали в его адрес, пока общался со своей девушкой. Если сигнал твоего передатчика был более мощным, чем сигнал другого человека, находившегося на том же самом канале, можно было говорить поверх него. Когда девушка начинала спрашивать, в чем дело, и выяснять, почему кто-то называл ее парня придурком, мы слушали, как прекращался их разговор, и хихикали.
– Дерек, – начинала она, – кто-то еще говорит одновременно с тобой.
– О чем ты, крошка?
– Тебя называют придурком.
– Кто еще на этом канале? – кричал Дерек. – Ты, Тревор?
В этот момент вступали мы с оскорблениями.
– Эй, Дерек, твоя крошка страшна как черт! Что за уродина! Она что, сестра Циклопа?
Иногда мы были особенно азартны и преследовали их по всем сорока каналам, если они пытались скрыться от нас. В конце концов им приходилось прервать разговор. Это было гораздо интереснее, чем просто сидеть дома с Задирой.
Чем больше мы занимались этим, тем больше втягивались. Дошло до того, что мы забирались на крыши окрестных домов и срезали передатчики других пользователей Си-Би, если они казались нам лучше наших. Затем мы использовали их, чтобы улучшить сигнал своих радиостанций. Попасть на крышу было несложно – мы просто покупали ключи у местных слесарей, которые только радовались возможности заработать. Они ни о чем нас не спрашивали, а мы ничего не говорили – вот и все.
Чтобы избавиться от скуки, мы не только крали передатчики. Мы с приятелями курили травку и проводили долгие часы под кайфом у кого-нибудь дома, слушая музыку на огромных кассетных магнитофонах – особенно группы вроде Five Young Cannibals и Public Image Ltd. К кому идти, мы решали просто – к тому, у кого родителей не было дома. Джерри все еще работал по утрам мусорщиком, поэтому у меня мы почти никогда не собирались. Но сидеть дома с отцом я просто ненавидел и все время гулял с Задирой. Псу тогда было лет шесть, но он остался маленьким и по-прежнему был очень пугливым: не отходил далеко, когда я спускал его с поводка. Всякий раз, когда приятели замечали, как я выгуливал его, они беспощадно высмеивали меня.
«Ого, какой смешной пес, Джон! Настоящий задира», – всего этого я наслушался с лихвой.
Однажды вечером я был в гостях у друга, который жил в Президент-Хаусе. Когда нам надоели обычные развлечения с радиостанцией, он рассказал, что его отец держит под кроватью болторез. Его родителей не было дома, мы проскользнули в их спальню, вытащили болторез и тут же придумали, как его использовать. Неподалеку был небольшой парк, ворота которого на ночь закрывали на замок, и мы решили, что будет здорово срезать его. И все. Мы не собирались ничего красть – просто подумали, что срезать замок – это весело. Мы подошли к воротам парка и начали возиться с замком, но всего через несколько секунд мой приятель внезапно крикнул:
– Джон! Копы!
Обернувшись, я заметил на соседней улице полицейскую машину, в которой сидели двое полицейских и смотрели на нас. Мы, идиоты, даже не огляделись по сторонам! Я бросил болторез, и мы разбежались.
Не знаю, куда рванул приятель, но я оказался в соседнем районе около здания «Мидуэй», которое напоминало лабиринт. К счастью, я знал его как свои пять пальцев, а два копа, преследовавших меня, то и дело натыкались друг на друга. К тому времени я уже избавился от мучившей меня в детстве одышки, и я мог бегать очень быстро.
Я перепрыгнул целый лестничный пролет, пересек Госуэлл-роуд и ринулся в безопасный Президент-Хаус. Через минуту я уже неистово барабанил в свою дверь.
– Какого черта ты громыхаешь почтовым ящиком? – прорычал Джерри.
– Мне в туалет нужно, пап! Пусти, пожалуйста! Скорее!
Ничего лучше я придумать не смог. Я ринулся в ванную, чтобы Джерри не подумал, что я соврал, и постарался отдышаться, а затем отправился к себе в комнату. Успокоившись, я залез под одеяло и стал хихикать, вспоминая, как улизнул от полиции. Я даже показал копам кукиш.
К полуночи Дот и Джерри тоже легли, в доме стало очень тихо, но вдруг тишину нарушил громкий стук в дверь. На этот раз стучали не почтовым ящиком – кто-то дубасил в дверь кулаками. Так поздно к нам никто никогда не приходил. И никто не стучал кулаками. Я сразу же понял, что это полицейские. Видимо, приятеля схватили и он сдал меня копам.
Джерри негромко ругался, пока шел к двери, затем выругался громче, открывая замки, и еще громче – увидев перед собой двух бравых блюстителей порядка.
– Здесь живет Джон Долан? – спросил один из них.
– Что он опять натворил? – услышал я ответ Джерри.
– Мы точно не знаем. Возможно, нанесение ущерба собственности. Возможно, взлом с проникновением.
– Что, ограбление?!
– Возможно. Поэтому нам и нужно с ним поговорить. Он дома?
– Да, подождите минутку.
Джерри не успел сделать и шага в сторону моей комнаты, когда я вскочил, натянул одежду и вышел в коридор, встретившись с отцом на полпути. Сонно взглянув ему в глаза, я произнес:
– Прости, пап.
– Я тебе покажу прости, когда вернешься домой, негодяй! – ответил он.
Полицейские защелкнули наручники у меня на запястьях и отвели меня в свой фургон. До полицейского участка Кингс-Кросс было минут десять езды, и всю дорогу я думал о том, как встречусь со своим приятелем и хорошенько стукну его и как тяжко мне придется потом дома.
Меня обвинили в хулиганстве, что, конечно, не могло сравниться с Великим ограблением поезда, но все же не остановило судью Клеркенвеллского суда от того, чтобы назначить мне штраф в тридцать фунтов, который пришлось заплатить Джерри.
– Ты негодяй, – сказал он мне, выдав несколько банкнот из тяжким трудом заработанных денег.
Несколько следующих недель, если не месяцев, Джерри все никак не мог успокоиться. Каждый раз, когда я попадался ему на глаза, он еле слышно шептал «негодяй». Я всеми силами старался не появляться дома, отправляясь на долгие прогулки с Задирой или проводя по несколько дней у приятелей. Когда Джерри злился, а когда он был пьян, случалось это нередко, он опять грозил мне дверью на улицу или заявлял, что с радостью отошлет меня к Джимми Долану. Это по-прежнему до смерти пугало меня. Хотя к тому времени я уже познакомился с Джимми, я все равно его толком не знал и не хотел с ним жить.
Я несколько раз разговаривал с ним. Он рассказал о предприятии по продаже подержанной мебели, которым владел вместе с отцом. Долан был тот еще тип; все его звали Безумный Джимми. Не нужно было быть гением, чтобы понять, как он получил свое прозвище. Джимми сказал, что бизнес идет хорошо, и спросил, не хочу ли я помогать ему иногда, и мне показалось, что это неплохой способ заработать немного карманных денег. Во всем этом не было ничего особенного. Не произошло драматического воссоединения отца с сыном: для меня он, как и раньше, оставался Джимми Доланом, и мы хорошо ладили, когда по выходным я помогал ему таскать мебель.
* * *
В выпускном классе меня отправили в специальное учебное заведение для проблемных детей со всего Лондона. Я никогда не проявлял особого внимания на занятиях и постепенно начал всем мешать, даже несмотря на то что мистер Гловер по-прежнему старался помочь мне. Всем было бы лучше, если бы я ушел из школы. Новое место больше напоминало колледж, чем школу, и в нас там видели скорее молодых взрослых, чем детей. Можно было играть на гитаре или брать уроки кулинарии, а также там была курилка, где все мы после занятий дымили сигаретами «Бенсон и Хеджес». Я ходил на занятия каждый день, но на самом деле просто отбывал свой срок, считая дни до официального выпуска.
Когда в последний учебный год в мае начались экзамены, я помню, как вошел в большой зал с толпой других выпускников, и учитель объявил:
– Если кто-нибудь среди вас не хочет сегодня сдавать экзамен, пусть выйдет и не мешает другим работать.
Я встал первым, и это вызвало эффект домино: следом поднялись еще несколько ребят, и в коридор вышло около дюжины учеников. Когда несколько недель спустя наступил последний день учебы, я покинул школу, не получив никакой квалификации. Я довольно хорошо умел рисовать – и только. Но это не волновало меня – я был убежден, что жизнь только начинается. Теперь я мог делать что хотел и с нетерпением ждал, что будет дальше.
Многие ребята, с которыми я вырос, очень рано обзавелись семьями и детьми, но себя я в роли отца пока не видел. У меня никогда не было девушки. К сожалению, к окончанию школы я весил столько же, сколько и до обращения в больницу святого Варфоломея, и рассчитывать, что в обозримом будущем у меня появится девушка, не приходилось. Думаю, я потерял вес всего на год, а потом я пристрастился к травке и начал есть все подряд, забыв о диете. С такой внешностью я просто не мог найти в себе силы пригласить девушку на свидание.
Многие выпускники начали торговать на барахолках в районе Кларкенуэлла, несколько моих приятелей получили работу на крупной обувной фабрике на Марджери-стрит и стали приклеивать подошвы к ботинкам. В этой роли я себя тоже не видел и ужасался перспективе изо дня в день заниматься одним и тем же, но других планов у меня не было. Я думал, что все как-нибудь само образуется и сложится удачно для меня. Я был очень наивен.
Мне хотелось проводить время с приятелями, слушать музыку, курить травку и заниматься всякой ерундой. Но это не вписывалось в картину мира Дот и Джерри. Им не нравилось, что я сижу дома без дела, и они начали наседать на меня, требуя найти работу. Я не получил никакой квалификации, поэтому задача оказалась не из легких. Когда Джимми Долан предложил мне больше работать в его фирме по продаже офисной мебели, родители неохотно согласились, хотя Дот прямо сказала, что мне следует как можно скорее подыскать себе «нормальное место».
Чем больше времени я проводил с Джимми, тем лучше понимал, что он был неплохим парнем и ему, похоже, действительно было не наплевать на меня. Я стал считать его кем-то вроде старого друга семьи. Когда он предложил еще поработать на него, я тут же согласился, ухватившись за шанс успокоить Джерри и Дот.
На этот раз Джимми доверил мне «карточки». Я должен был ходить по городу и раздавать прохожим рекламные листовки: «Скупка новой и подержанной офисной мебели – отличные цены». Работа мне нравилась, я начал зарабатывать сам, но проблема заключалась в том, что этот доход был нерегулярным. Например, я работал две недели подряд, а потом неделю отдыхал. А когда я отдыхал, я курил все больше травки, ведь теперь я мог позволить себе покупать ее гораздо чаще. Целыми днями я просто сидел дома, спал и курил. Время от времени я отжимался и упражнялся с гантелями – в основном из чувства вины, – и это помогло немного сбросить вес, хотя этих тренировок было явно недостаточно. Меня всегда больше тянуло спать, чем заниматься спортом. Я еще не понимал, что неумолимо приближается ужасное пробуждение.