1 сентября

Тот позавчерашний поезд подействовал как будильник. Ну, или школьный звонок, если верить календарю. Во всяком случае, бегство нефти из поля зрения последнего человека навело меня на тревожные раздумья – вид деятельности, которую я, благодаря высокоморальному физическому труду, научился весьма изощренно избегать. Итак. Никакого чмоканья в щечку, не говоря уже о теплых объятиях или долгом красноречивом взгляде, полном благодарности за совместно прожитый напряженный век. Умчался с грохотом и все. Какое-то неприличное и некультурное расставание. Я чувствовал себя отверженным кандидатом в президенты, к которому только что размахивающие его плакатами сторонники вдруг повернулись спиной.

Сидел на бордюре парковки в новехонькой белой футболке и чувствовал, как над головой сгущаются тучи. Поднял глаза и вздрогнул от вида мрачных плотных мазков кистью на небосводе – они словно несли мне весть: «… лету конец, Луи…».

Не просто было всерьез воспринять это небесное послание. Но именно это я и сделал. Возможно, когда все исчезает, остается лишь последнее стихотворение. Грустно милые, загадочные и непостижимые для практического ума одна-две строчки. В надежде встретить еще чей-нибудь одобрительный взгляд, они какое-то время еще держатся сплоченно, но, в конце концов, подчинившись абсолюту одиночества в невесомости вселенной, слова строчек вновь распадаются на составные частицы и каждая потерявшая опору звезда, лишившаяся какого бы то ни было смысла без своих спутников, обрекается на вечный дрейф в космосе, неся в себе гаснущую память о далекой и прекрасной мысли, в озвучивании которой она когда-то участвовала. Рассыпавшаяся от прощального пинка таблица Менделеева.

Я встал. Если возьму себя в руки, то смогу продолжить. И пускай кажется, что я напрягаюсь впустую, а в отдаленной перспективе это и вовсе может выглядеть бессмыслицей, но я спасу хоть одну поэтическую строку или даже подарю ей несколько дополнительных лет жизни. За неимением лучшего, это вполне тянет на смысл жизни. Хотя бы на какое-то время.

Нужно подумать о новой машине. Опираясь на свой скудный, зато весьма разнообразный опыт, нарисовал в воображении, какой должна быть моя машина. Скромная, но со всеми элементарными удобствами для меня и Ким (учитывая возможное будущее, на всякий пожарный, четырехместная), вместительный кузов, куда можно сложить все необходимое (например, канистры или чемоданы), внедорожник с четырьмя ведущими (на случай, если доживу до зимы), дизель (они мощнее и экономнее, если верить автомобильным журналам). Сунул топор в рюкзак и прыгнул в седло – помнится, в Ярве было несколько автомагазинов.

Встречный ветерок впервые за долгое время холодил кожу. Ничто не вечно, особенно лето, особенно в Эстонии.

До цели добрался весь в мурашках. Салон Тойоты обследовал через стекла витрин. Среди узкоглазых как раз и стоял объемный универсал повышенной проходимости. Автоматические двери, разумеется, не открылись, но к этому я был готов. Человекоподобные обезьяны и представить себе не могли, что придуманными ими топорами через тысячи лет будут открывать двери с фотоэлементами. Достал топор и расколотил надежное и прочное стекло, ловко уворачиваясь от осколков. В этом акте в своеобразно брутальной форме содержался некий исторический образ, глубокий антропологический символ человеческой сущности. Наше первое орудие труда было предназначено, прежде всего, для убийства и разрушения.

Но Тойота не завелась. Решил было поискать аккумулятор, но тут отметил, что кузов у машины маловат и внутри салона тесновато. Тогда я решил пойти по пути наименьшего сопротивления – отправиться в соседний магазин, где меня вроде бы ожидают новенькие Форды.

Не знаю, есть ли какая связь с народным имиджем торговой марки Форда, но в этот салон ломиться мне не пришлось. Всего лишь нажал на старомодную ручку и толкнул незапертую дверь, затем, чуть потоптавшись на мате для ног с надписью «Добро пожаловать!», вошел внутрь. И не успел окинуть взглядом весь салон, как издалека узнал свою будущую избранницу. Широко зашагал к ней, как уверенный в себе жених, руки которого чешутся от желания достать из брючного кармана золотое обручальное кольцо. Обошел вокруг голубого сверкающего корпуса. Все сияет, новое и нетронутое. На дружелюбной физиономии смесь ребячества и мужественной силы. Сел внутрь. Сидение буквально обняло меня, предложило опору и чувство безопасности, не греша при этом излишней мягкостью. Скользнул по рулю. Рычаг скоростей сам прижался к ладони. Отпустил сцепление и осторожно подвигал рычагом. Любые передачи включались с едва слышным щелчком, мягко и благодарно, будто давно ждали именно моей руководящей руки. Прикрыв глаза, я глубоко вдохнул восхитительный запах индустриальной невинности. Ключи висели в замке. Никакого сомнения – меня ждали. Взявшись за ключ, я на секунду замер. Прокрутил перед глазами всю эту мужественную красоту и не смог при этом удержаться от капли сомнения. Неужели все это правда. А что, если она не заведется? В панике от этой мысли представил себе показавшуюся из-под капота, коврика или высунувшуюся из бардачка вкрадчивую и ехидную улыбочку – насмешку над обведенным вокруг пальца незадачливым женихом.

Отбросил глупые мысли и после недолгого изучения арматурной доски тихонько прошептал:

– Берешь ли ты, Форд Рейнджер, в партнеры меня, Луи Вутона? Если на то есть твоя добрая воля, подтверди это…

С бьющимся сердцем повернул ключ.

– Да!