24 августа
Приближающийся издалека звук был странным. Похожим на мычание, становящееся с каждой секундой все натужнее, но одновременно мощное и целенаправленное. Двигатель внутреннего сгорания. С пульсирующим в горле сердцем, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки и заряжая на бегу охотничье ружье, я кинулся на крышу. По Тартускому шоссе неслась необычная машина, за ней тянулся желтый хвост густого дыма. В мареве раскаленного асфальта все кругом колыхалась. То казалось, что машина еще на безопасном расстоянии, то она оказывалась уже вплотную ко мне и как в широкоформатном кинематографе неслась прямо в лицо. Очень странное это было транспортное средство. Открытое, рама из каких-то труб вместо корпуса, внутри в развевающихся шелковых шарфах сидел водитель – женщина, ее лицо закрывали старомодные авиаторские очки. С приближением машины рев мотора становился непереносимым. В задней части машины угрожающе торчал вверх ряд раскаленных глушителей, из которых вырывались языки пламени – прямо как из пасти восточного дракона. Я прижал к щеке приклад. Сердце сбоило. Принудил себя глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы одолеть удушье. Я был голым. Только я и «Беретта». Еще крепче прижал ружье к щеке. Машина в колышущемся мареве все ближе и ближе. Вместе со страхом ощутил небывалое возбуждение. Скосил глаза вниз. Мое мужское достоинство тоже было нацелено на пришельца. Два ружья, это все же два ружья, попытался я себя успокоить, хоть одно должно попасть в цель.
Влетев на парковку, машина резко затормозила. Я ждал, пока рассеется облако и осядет пыль. Это потребовало изрядного времени и прорвы погибших нервных клеток. Наконец появились контуры странной машины. Не убирая рук с руля, женщина неподвижно сидела на своем месте, вперив взгляд на главный вход в торговый центр. Я понял – ждет меня. Сгорая от страха и растерянности, сбежал с лестницы и встал перед дверью из двойного стеклопакета. Она не распахнулась. Прицелился из двустволки в свою гостью. Затем чуть приподнял ружье и нажал на курки. С громким шумом осыпалось стекло, и я прямо по осколкам медленно вышел наружу.
Женщина даже не пошевелилась. В ее позе угадывалась звериная решимость, пугающая своим откровенным оскалом. Я почувствовал, как невольно подчиняюсь этой незримой силе, как слабеет рука и проваливается в пустоту «Беретта», а тем временем мой тугой член пульсирует и раскаляется, как вулкан, доведенный за тысячелетия до последней черты. Мое тело перестало подчиняться воле, хотя и не факт, что воля как таковая, во мне в тот момент вообще жила. Я перелез через женщину, сел на нее верхом, до упора сдвинул назад сидение и откинул спинку, задрал красную клетчатую мини-юбку, разорвал белые трусики, раздвинул ее стройные бедра и без лишних разговоров попытался внедриться в нее. Однако мое начиненное миллионом зарядов оружие уткнулось своей ядерной головкой в эластичную преграду. Потрогал. Палец нащупал нечто вроде пленки. Невинность? Никогда в жизни с такой ситуацией не сталкивался. Я заглянул туда. Тщательно выбритую мишень закрывала наклейка, на одном конце которой было написано: OPEN HERE. Последовал инструкции, осторожно, чтобы не причинить боли. Изучил эту защитную пленку, даже понюхал. Ваниль и лайм. Вчитался в надпись мелким шрифтом: QUALITY CONTROL PASSED. Ага, значит, не я первый. Значит, там, где производят человекоподобных существ, есть тот, кому всегда принадлежит право первой ночи, кто лично контролирует жизненно важные функции всех женщин в мире, словно имеет дело с феном или утюгом. Но я не позволил такому открытию сбить себя с толку. Мое эго лежало на земле рядом с «Береттой». Я освободился от него. Я вообще был абсолютно свободен. Перестал быть человеком, а превратился в сплошную запрограммированную ракету c боеголовкой, и она только что сорвала со своей мишени девственную плеву. Огонь!
Проделал все так, как это делалось на протяжении тысяч лет. Быстро, сильно, не преследуя цели дать генитальное блаженство, а стремясь лишь к безусловному и безжалостному слиянию половых клеток. Она пружинила и изгибалась под тяжестью моего тела, как большой шмат искусственного теста, из которого усердный пекарь лепит себе памятник. Когда я кончил, с ее носа свалились очки, и безжизненный, несфокусированный восточный взгляд застыл где-то в районе моего кадыка. Лишь теперь я ощутил прохладу ее тела, мертвенную бесстрастность кожи. Отвалившись на соседнее сидение и отдуваясь, я смотрел на ее профиль. Что-то словно булькало у нее в животе, там что-то происходило, какая-то деформация или не знаю что, но, во всяком случае, все это начало вспучиваться, видоизменяясь, словно в поисках нужной формы. Было похоже, что у меня на глазах в человеческой плоти идет какой-то тектонический процесс. В тот момент, когда я не на шутку испугался, что чудовищно раздувшийся живот лопнет прямо у меня на глазах, прорвалась нижняя часть женского тела и из влагалища строго по очереди прямо под ноги женщины выпали три липких свертка. Я подался ближе. На полу под рулем, между педалями валялись три безжизненных куклы, каждая обернута вместо плаценты в измазанный пластиковый пакет Rimi. Мальчики. Тут женщина будто очнулась от сна, поправила очки, своими ледяными ногами выпихнула меня из машины и под грохот мотора исчезла в облаке пыли. В точности как мгновение назад появилась, только задом наперед.
Я проснулся в мыслях о своих отцах.
