2 августа
Чистя утром зубы, поймал на себе взгляд Ким. Она стояла у меня за спиной в душевой кабине и ждала, когда я закончу и подам ей руку. Каждое утро я помогаю Ким ухаживать за собой. Кстати, делаю это с большим удовольствием, заботливо и тщательно. Такой уход мог бы дать сто очков вперед гигиеническим процедурам в самых эксклюзивных домах призрения во всем мире. Мне нравится начинать день с осмотра упругого тела моей возлюбленной. Возможно, такой инспекцией я подавляю в себе страх перед возможной амортизацией красоты Ким. Хотя и не приходится сомневаться, что если кто-то из нас двоих начнет стареть, то вовсе не она, я все же понимаю, что все в мире изнашивается. В том числе, и она. Замирая от нежности, я притрагиваюсь к ней, боясь ощутить под пальцами какой-нибудь разрыв или царапину или еще что похуже. Но сегодня в ее взгляде, в котором я обычно читаю тихую благодарность, светилось нечто новое. Увидел в нем едва уловимое, словно бы вырвавшееся из-под покрова боязливой скромности ожидание. Это было похоже на желание каких-то изменений, движения вперед.
Обсушил Ким, одел в длинное воздушное платье точно по фигуре, завязал на лодыжках тонкие ремешки босоножек на высоком каблуке. Стоял перед ней в одних трусах и шумно сглатывал, благоговея перед ее великолепием. И одновременно пытался осмыслить ситуацию.
Я что, слишком прост для тебя? Ты, выглядящая как мировая знаменитость Ким Кардашян, хотела бы видеть рядом с собой кого-нибудь, кто не только называл бы себя Луи Вутоном, но и был бы кем-то? Кем-то крупнее и значительнее, чем простой вертопрах, который чуть было не стал управляющим маркетингом в торговом центре. Кем-то, способным стереть с твоего кукольного личика это вежливое выражение и заставить пылать румянцем твои щеки?
Тебе хотелось бы рядом с собой видеть мэра города? Эдакого сытого, который сложит к твоим божественным ногам все пышные парки, вылизанный, пахнущий картофелем-фри старый город, устремленные ввысь и все отражающие небоскребы, улицы вместе с пешеходными переходами и дырами в асфальте, порты с завалившимися набок фешенебельными круизными лайнерами, все части города – каменные и деревянные, из бетона и гипрока. Получи все театры, кинозалы и клубы, забирай магазины и кафе, салоны красоты и солярии, бери трассы водоснабжения и систему канализации, все твое, моя любимая. Позволь только моему городку кормить тебя, поить и развлекать. Ты этого хочешь, да?
Но я-то могу больше. Будучи последним человеком на земле, я уже ни больше, ни меньше, чем президент Эстонии. Вдобавок к городу, который этот жалкий мэр (ему бы до земли кланяться передо мной) так любезно отвалил тебе, я подарю тебе и все остальные города, подарю покинутые деревни и поселки, проспавшие сигнал к бегству, гулкие железнодорожные станции и обомшелые автобусные остановки, подарю крупнейшую в Европе молочную ферму, обанкротившиеся рыбопитомники, заводы – собственность иностранных инвесторов, бери и биржу ценных бумаг, и министерство социальных дел, бери все стадионы, теннисные корты и изрытые площадки для гольфа, я отдам тебе в вечное владение реки и озера, украшенные сине-зелеными водорослями территориальные воды, все бездонные болотные окошки, в которых так хитро можно прятаться. И если ты очень хорошо попросишь, отдам тебе свой президентский дворец. Вместе со следами ног офицеров почетного караула на щебенке перед парадным входом и полным шкафом нарядов для первой леди. И еще я выделю тебе швейную машинку, чтобы подогнать эти платья по фигуре. Вот только портниху я дать не смогу, они у нас все, к сожалению, закончились.
Если и этого тебе еще мало, я стану председателем Европейской Комиссии. Заметь, я буду первым эстонцем на этом самом важном для континента посту. Я подарю тебе столько государств, сколько пожелаешь. Вместе с их сокращающимся внутренним валовым продуктом и дефицитом бюджетов. Хочешь Германию – пожалуйста. Хочешь Грецию – она твоя. Из Балканских стран составим пестрый букетик и поставим в вазу – отлично будет смотреться в лучах утреннего солнца. Ты получишь Альпы, Пиренеи и Карпаты со всеми равнинами между ними. Если захочешь окунуться, предлагаю Сену или Дунай, озеро Балатон тоже годится. Забирай все транспортные средства, только прошу, не забудь регулярно проходить техобслуживание. Еще? Ладно, сегодня я добрый. Евровидение и Эйфелева башня тоже твои.
Но зачем останавливаться коли начал? Ты о такой штуке, как ООН, слышала? Организация Окачурившихся Народов. Кто будет следующим после Бутроса Бутроса-Гали, Кофи Аннана и Пан Ги Муна? Естественно Луи Вутон. Которым? Да последним! Уважаемая Кинки Ким, Генеральный секретарь ООН Вутон Последний склоняется перед Вашей неповторимой и изумительной красотой и покорно просит принять скромный дар – земной шар. Ваш шар вращается вокруг звезды по имени Солнце, и он третий, считая от Солнца. Просим принять и наши сожаления по поводу того, что не в нашей власти подарить Вам все остальные космические тела, которые так украсили бы Ваше королевское величество и которых Вы, без всякого сомнения, достойны. Смеем обратить Ваше внимание на то обстоятельство, что наш дар включает все материальные ценности, находящиеся как на поверхности, так и в недрах земного шара, а также другую сферу поменьше, вращающуюся в 400 000 километрах от Вашей, на которую мы готовы выть по первому Вашему знаку, хоть каждый час.
Если и этого окажется недостаточно, то я готов стать самим Папой Римским. Понятно, что существуют и другие конфессии, служащие высшей духовности, но давайте честно, какая между ними разница? Зачем усложнять жизнь. Кроме того, я здесь один, так что результаты голосования заведомо известны. Я, конечно, никакой не католик. Не улавливаю логики верований, совершенно равнодушен к церковной атрибутике. Но вот что мне нравится, так это великолепное одеяние Папы. Особенно головной убор. Я опускаюсь перед тобой, Ким, на колени, как делаю это еже– утренне, заворачиваю шитые золотом рукава и омываю твои ножки. Это делают все папы, я – Луи Первый, в том числе. Чтобы хорошенько обработать каждый твой пальчик, я наклоняюсь вперед, и моя метровая тиара касается твоего пупка и щекочется. Ты смеешься, словно испытывая оргазм, и посредством этого радостного таинства на тебя снисходит божественный дух безграничной вселенной, единое доверенное лицо всех религий. Теперь этот дух тоже твой, делай с ним, что хочешь.
Я стоял перед Ким. По-прежнему в трусах. Была она теперь удовлетворена и счастлива? Или еще чего-то не хватало? На пять минут отлучился в Baltman, вернулся в строгом темном костюме, приличной обуви, на шее символ власти – галстук. Оглядел Ким взглядом исполнительного директора, одновременно надевая на запястье золотой Rolex. Затем схватил ее подмышку и отнес в кабинет директора, там повалил на живот прямо на захламленный стол и задрал на голову подол платья. С треском расстегнув брючную молнию и поплевав на ладони, я внедрился в свои владения.
Тебе могут принадлежать небоскребы и детские сады, департамент конкуренции и центральная больница, ты можешь считать себя хозяйкой всех лесов и полей, ты даже можешь каждую заснеженную вершину гор снабдить табличкой «частная земля», ты можешь при желании пробуравить дырку в планете и вместе с сотнями других небесных тел нанизать ее на бечевку и носить как ожерелье, можешь заставить всех богов и их жирующих посредников на земле делать себе святой педикюр, но здесь, на этом древесно– стружечном столе трахаю тебя я, последний в мире менеджер, бездеятельный исполнительный директор, не нуждающийся в правлении председатель правления. Аминь, на фиг.
Я как раз заканчивал, подбирал концы, отсоединял питание, когда на столе внезапно зазвонил телефон.
Телефон звонит!
Телефон! Я застыл, со мной вместе замерла и Ким. Я отдувался, один, само собой, и смотрел на телефонный аппарат. Тот не замолкал. На другом конце кто-то был. Вспомнились только что данные обещания, не самые скромные, надо сказать. Я что, перешел черту? Все надрывается. Вышел из Ким, одернул на ней платье, но оставил лежать на столе, быстро привел себя в порядок и снял трубку.
