По той же недоброй традиции беспамятства, о которой мне доводилось говорить во введении, тема русского Кавказа начинается для нас XIX веком. Пушкин – «Кавказ подо мною, один в вышине…», Лермонтов – он едва ли не весь там, и «Демон», и «Мцыри», и Печорин… он там и погиб. И волы, волокущие по кривым кавказским тропкам тело Грибоедова, и «Кавказский пленник» и «Хаджи-Мурат» Толстого. Все это было, все это наше, но… но Русский Кавказ начинался не с этого. Освоение этого края славянами, как народом и Русью, как державой, началось задолго не то что до золотого века русской литературы – задолго до крещения Руси.

644 год по христианскому летосчислению, двадцать второй год Хиджры. Двадцать два года назад погонщик верблюдов Мохаммад, провозвестник-расул нового, единого бога – «и нет бога, кроме него!» – со своими приверженцами бежит из культового центра арабских языческих племен, Мекки, в Медину. Всего двадцать два года – и единоверцы недавней кучки беглецов пустынным вихрем-самумом несутся над «подносом Вселенной», сметая казавшиеся вечными державы и племена, алтари и престолы. Зеленые знамена новой веры – ислама – поднимаются над руинами древнего Персидского царства, над Палестиной – святой землей христианства, уже ставшего религией всей Западной Европы, Малой Азии и Северной Африки в придачу. Воины на быстроногих конях и величавых верблюдах наводняют Египет, дряхлую страну пирамид, и их предводитель, глядя на остатки истребленной христианскими фанатиками александрийской библиотеки, пожимает плечами: «Если в этих книгах есть то, чего нет в Коране, – они вредны. Если нет – бесполезны». От Индии до Испании разольется море белых бурнусов и зеленых знамен, и зеленых дамасских клинков с узорами, похожими на письмена, и арабских книг с письменами, похожими на узоры. В двадцать втором году Хиджры этот потоп подкатывает к Дербенту. Под стенами этого города, который арабы назовут Баб-уль-Абваб – «ворота ворот» (строго говоря, это лишь перевод персидского имени города), начинается наш рассказ о славянах и Руси на Кавказе, под этими же стенами три с половиной века спустя он закончится.

Завоеватели очень сильны. От огромной державы Второго Рима в одночасье остался жалкий клочок земли в Малой Азии и на Балканах. Персии, частью которой был Дербент, больше нет. Шах Йездигерд III бежал, бросив захваченную завоевателями древнюю столицу, Ктесифон, на растерзание кочевникам песчаных пустынь, разбившим его войска в трех кровопролитных, ожесточенных битвах; бежал к бесславной гибели в Средней Азии, в далеком Мерве.

Закон победителей гласил: «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и последний день, не запрещает того, что запретили Аллах и его посланник, и не подчиняется религии истины, – из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными» (Коран, сура IX, аят 29). «Людям писания», к которым мусульмане причисляли иудеев, христиан и сабиев, было все же проще – у них был тройной выбор – принять ислам, погибнуть или согласиться выплачивать подать-джизию. Язычникам и того не было позволено – стань мусульманином или умри. Приверженцев зороастризма, древней религии Огня и Правды, Света и Чистоты, из которой когда-то иудаизм почерпнул множество представлений и понятий (о Едином Боге, рае и аде, Страшном суде, грядущем Спасителе и пр.), позволивших ему несколько приподняться над уровнем одной из ближневосточных племенных религий, мусульманские богословы, что называется, со скрежетом зубовным согласились причислить к «людям писания» – хотя сомневаться в этом не перестали до наших дней. Когда завоевание с его резней и грабежами закончилось, были заключены договоры наподобие следующего: арабскому полководцу «выплачено пятьсот тысяч дирхемов от населения Рея и Кумиса (город и область в окрестностях современного Тегерана. – О. В.), с условием, что он не будет никого из них убивать или обращать в рабство, не разрушит ни один из их храмов огня». Арабы надели на шею покоренным ярмо, изготовленное их же руками, – налоговую систему потомки караванщиков и грабителей караванов из жаркой Аравии переняли у цивилизованных персов, «украсив» ее на свой вкус такими вот обычаями: «зимми (презрительное название зороастрийцев. – О. В.) обязан стоять, уплачивая налог, а чиновник, принимающий его, сидит. Зимми нужно дать почувствовать, что он занимает, когда платит налог, более низкое положение. В определенный день он лично отправляется к эмиру, назначенному для сбора подушного налога. Эмир сидит на высоком престоле. Зимми предстает перед ним, протягивая подушный налог на ладони. Эмир берет налог так, что его рука наверху, а рука зимми – внизу. Потом эмир бьет его по шее, а тот, что стоит рядом с эмиром, прогоняет зимми прочь. Народ допускается на это зрелище». Удивительно, что не установили цены на билеты… Сборщики податей рангом пониже тоже не упускали своей доли веселья – любимой арабской народной забавой стало сорвать с зимми священный кушак-«кушти», символ верности Вере предков, посреди улицы и накрутить ему на шею. Простые арабы тоже не оставались в стороне от потехи – благо вся мощь государственной машины победителей была на их стороне – и не упускали случая плюнуть в священное для зороастрийца пламя – в его присутствии, конечно. Еще один способ поразвлечься состоял в долгом, мучительном избиении на глазах зороастрийцев собаки – зороастризм велел почитать и защищать этих верных, умных и добрых друзей и помощников человека. Между прочим, именно тогда у мусульман собака и становится презренным животным, вопреки Корану становясь причисленной к нечистым, а сравнение с собакой становится самым злым ругательством для мусульманина.

В общем-то, не было ничего проще, чем избавиться от этих измывательств. Достаточно было только отречься от Светлых сил, которым поклонялись предки, возведшие державу от Тибетских гор до пирамид Египта, в те века, когда арабы были не знавшими одежды дикарями (от людоедства, кстати, почитатели «Милостивого, Милосердного» Аллаха не отказались и во времена завоевания – жители одного арабского города, захватив в плен полководца врагов, разрезали беднягу на куски и съели по кусочку каждый, надеясь «причаститься» его удачей). Произнести формулу покорности ревнивому, не признающему иных божеств богу песчаных пустынь и его земному вестнику – и все. Вот только пути назад для сделавшего это уже не было – в противном случае его считали отступником, и участь ему была одна – смерть, безжалостная, неотвратимая, мучительная. Так что или чужая вера, с молитвами на незнакомом языке, с дикими для потомков Заратустры обычаями обрезания и запрета на свинину, с унизительным падением на колени и касанием лбом земли (зороастрийцы молились стоя), или – уплата поборов и бесконечные унижения.

Повторюсь – подобные унижения были еще проявлением относительной терпимости победивших мусульман и распространялись отнюдь не на всех. Очень бы хотелось, чтобы те, кто, начитавшись Михайлова или Никитина, грезит об исламском будущем для России, получше вчитались в эти строки. Действительно ли они хотят такой или подобной участи для тех из своих близких, кто не бросится повторять вслед за новыми хозяевами страны «Нет Бога, кроме Бога»?

Дербент – полунезависимое княжество в узком проходе между берегом Каспийского – тогда звавшегося Абескунским или Гирканским – моря и спускающимся к нему отрогом Кавказского хребта, в теперешнем Дагестане. Потому и «Ворота» – тот, кто сидит в крепости, решает, пройти или нет дальше подошедшему к ее стенам войску. Когда-то крепости здесь не было – и северные вихри, бушевавшие по ту сторону Кавказских гор, доносились до самой Та-Кемет, Черной земли фараонов и пирамид – киммерийцы Лагдамме, скифы Партатуа… а потом здесь встал Дербент. И ни сарматы, ни гунны не прорвались на сытый и богатый юг мимо его твердынь – есть чем гордиться! После того как на каменный замок крепостных стен были заперты «Врата Врат», северные кочевники не беспокоили державу персидских царей-огнепоклонников. Крепостью правит царек с подозрительно знакомым именем Шахрияр – уж не тот ли, которому тысячу и одну ночь морочила голову хитроумная Шахразада? Если и тот – ему сейчас не до сказок. Калам скользит по бумаге, оставляя черный блестящий след из туши.

«Я нахожусь между двумя врагами: один – хазары, а другой – русы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам, а воевать с ними, кроме здешних людей, никто не умеет. Вместо того чтобы платить дань, будем воевать с русами сами и собственным оружием, и будем удерживать их, чтобы они не вышли из своей страны».

Так писал Шахрияр правителю арабов, и повелитель правоверных принял предложение царька маленькой крепости. Вместо дани Дербент обязали военной службой – следить, чтоб с севера не вторглись хазары и русы…

Так описывает события седьмого века перс Мухаммед Бал-ами, современник князя Святослава. Не все верят его сообщению, в особенности те – и их немало – историки, что, по заветам Байера – Миллера – Шлецера, верят в происхождение русов из Скандинавии. То, что за два с лишним столетия, прошедших со времен «отцов-основателей» норманнизма, не найдено никаких, даже самых хиленьких, указаний на то, что народ с названием русь жил когда бы то ни было в Скандинавии, их не смущает. Многочисленные свидетельства о руси за пределами Скандинавии до IX в. они отметают с порога (а известий о «скандинавской руси» так и не отыскали за три века поисков – ни одного). А мы им уподобляться не станем и разберем этот случай чуть поподробнее. Чем обосновывают норманнисты свое неприятие рассказа Бал-ами? Да тем, что он рассказывает о событиях, отстоящих на три века от него. Но такого строгого контроля не выдержит большинство наших источников, хотя бы те же любимые норманнистами (совершенно неизвестно за что – там рассказывается, как шведов, выдававших себя за послов кагана русов, заподозрили и после следствия разоблачили – судите сами, можно ли из этого вывести, будто шведы и русы – один народ). Бертинские анналы говорят о событиях IX века, а рукопись принадлежит XV. Тут вообще вдвое больше, чем от сообщения Бал-ами до времен Шахрияра. Далее – русы и впрямь были в Х веке грозой всему миру, и арабам доставалось от них немало. В 844 году, ровно через двести лет после того, как Шахрияр выторговывал себе и своему княжеству свободу от дани, «язычники, которые зовутся ар-рус, ворвались туда, захватывали пленных, грабили, жгли и убивали». «Туда» – это в Севилью, один из самых богатых городов арабской Испании. Монеты арабского эмира, правившего Испанией в тот год, нашли в кладе на острове Рюген («остров русов» арабских историков и географов, Буян русских сказок и заклинаний). Как русы донимали мусульман Закавказья в Х веке, мы еще увидим. А в VII веке о русах почти не слышно. Кроме Бал-ами, о русах в это время упоминает только его младший современник ас-Салиби, также перс. Он, кстати, подтверждает сообщение земляка, говоря, что Дербентская двойная стена, одним концом упирающаяся в море, а другим – уходящая в горы, была возведена шахом еще немусульманского Ирана Хосровом I Справедливым Ануширваном, умершим в 579 году, специально против хазар и русов. Подтверждает это известие и русская «Степенная книга», написанная в XVI веке по заказу Ивана Васильевича Грозного. В ней говорится так: «При Ираклии цари ходиша русь и на царя Хоздроя Перьского». Ираклий – это император Византийской, Восточно-Римской империи, правивший ею в первой половине седьмого столетия, а «Хоздрой Перьский», как нетрудно догадаться, персидский царь Хосров. Как-то очень сложно мне предположить, будто московские книжники при дворе грозного царя читали арабских историков, живших больше чем за полтысячи лет до них. Тем более что о союзе русов и хазар в Х веке речь вряд ли могла идти. И русы хазар рассматривали даже не как врагов, а как чудовищ, чудо-юдо, с коим разговор один – головы с плеч, и даже жилье его не грабить, а рубить надо – и яблоньку с золотыми яблочками, и постель золоченую с убранством шелковым, и колодец золотой с серебряной чарочкой. И для хазар русы были страшным народом Рос из ветхозаветных пророчеств о конце света, вырвавшимся из краев Севера, где мудрая наука каббала располагала «врата зла», и каган-бек Хазарии, Иосиф, в письме единоверцу и соплеменнику Хасдаю ибн Шаффруту, визирю кордовского эмира, ставит себе в особую заслугу, что не пропускает русов в земли мусульман (совсем как Шахрияр когда-то!). Так что диспозиция «хазары и русы против мусульман» в Х веке могла быть только памятью о более древних временах.

А о каких русах, кстати, речь? Сведения о русах в Европе – до образования в IX–X вв. Русской державы – сводятся в основном к двум регионам: южному побережью Балтики (где их чаще называли ругами) – остров Рюген, судя по всему, их прародина – и Среднему Подунавью, куда русы-руги попали как федераты, союзники-защитники (то есть веринги, варяги) Римской империи III века. От Дунайских ругов владения Шахрияра отделены половиной Дуная, Черным морем (оно же Понт) и Кавказским хребтом. Путь мало что не легкий, но еще и основательно «засвеченный» всевозможными источниками, ни один из которых в это время не упоминает русов восточней Черного моря и западнее Дербента. Не говоря уж о том, что дунайская Русь (оставившая, кстати, яркий след в наших былинах) в то время была совершенно лишена какой бы то ни было независимости и находилась под аварским игом.

Один из примеров этого – участие дунайских русов в осаде Константинополя аварами и подчиненными им славянскими племенами в 618 году. Эту осаду хроники Тифлисского собора приписывают именно русам, которыми правил «каган». Проще всего, конечно, отмахнуться от этого сообщения как от «позднего», что и делают историки-норманнисты. Но, во-первых, это сообщение подтверждается византийским стихотворцем XII века, Константином Манассией, а во-вторых, во времена создания дошедшего до нас списка Тифлисских летописей (тринадцатый век) русами уже давным-давно не правили никакие каганы, и плавали эти русы не на «моноксилах»-однодревках – грузинский летописец, не зная греческого слова, приписал его русам, – а на кораблях. Византийский флот, заманив славянские суда ложным маяком в ловушку, уничтожил их. Именно в честь этой победы, кстати, сложен был благодарственный акафист Богородице «Взбранной воеводе» – не то Романом Сладкопевцем, не то патриархом Сергием. Потом этот псалом перейдет в русскую церковь – и девять веков с лишним русские князья, цари и императоры будут вдохновляться на бой и благодарить за победу строками, сложенными в честь разгрома и истребления их пращуров. Более того, «царицу небесную» и будущую «заступницу земли Русской» благодарили и за гибель славянских женщин – византийские мародеры, собиравшие оружие и доспехи с выкинутых на берег моря тел славян, часто обнаруживали под воинским облачением прекрасное женское тело. В те же времена сирийский писатель Псевдозахария Ритор упоминает о народе рус, что соседствует с амазонками – вспомним о славянских женщинах-воительницах – к северу и западу от авар.

Целый ряд авторов – лангобард Павел Диакон, испанский еврей-работорговец Ибраким ибн Якуб, араб Идриси, немец Адам Бременский, чех Козьма Пражский, наконец, – располагают воинственных женщин-амазонок в Центральной Европе. Козьма, кстати, относит амазонок к прошлому собственного народа – а Павел Диакон считает «людей-псов» предками своего народа, тогда как Захария располагает их рядом с «амазонками» и народом рус, что сильно помогает в поисках месторасположения перечисленных племен на географической карте. Да и в наших былинах девы-поляницы, которых многие исследователи пытаются превратить в степных наездниц, не то сарматского (Д.М. Балашов, Б.А. Рыбаков), не то даже хазарского (В.В. Кожинов) происхождения, на самом-то деле сплошь и рядом происходят из земли Ляховицкой или Политовской. Оттуда и Настасья Микулична, жена Добрыни, и несчастная Днепра-королевична, недолгая жена богатыря Дуная, чья печальная судьба воспета в картинах великого Константина Васильева, и жена боярина Ставра Годиновича Василиса Микулична, наверняка известная читателю хотя бы по одноименному мультфильму. Правда, несколько ошарашивает описание русов Псевдозахарией – у него это народ великанов… не пользующихся оружием! На самом же деле тут нет ничего странного: в начале VII столетия Феофилакт Симокатта, хронист Восточного Рима, сообщил о прибывших в Константинополь послах-гуслярах народа славян. С собою у этих послов – Феофилакт особенно упоминает поразившие императора богатырский рост и сложение славян, – происходивших не то из покоренных аварами, не то соседних с ними земель на берегах Балтики, были только гусли, и послы рассказывали, что в их роду не касаются железа и не воюют. Это сообщение породило множество самых различных толков среди ученых: славянофилы умилялись кротости пращуров, славянофобы толковали о дикости племени, вышедшего в Средневековье прямиком из каменного века, третьи подозревали в речах послов хитрость разведчиков, старавшихся усыпить бдительность византийцев, а четвертые с важным видом рассуждали о «стереотипе образа варваров в античной литературе». Мне же представляется, что всему виной ошибка перевода. Послами могли оказаться жрецы – как друиды у галлов или попы в Киевской Руси, – а им действительно часто из ритуальных соображений запрещалось касаться оружия и железа вообще. В былине «Волх Всеславич», к примеру, заглавный герой, не только богатырь, но и волхв, практически не прикасается к оружию, и на войне, и на охоте прибегая вместо него к колдовству. Даже двери в покои врага он выставляет ногой, а с ним самим расправляется голыми руками. Сходные обычаи были у соседей и сородичей славян – германских племен. У англосаксов жрецу воспрещалось даже прикасаться к мечу, у готов во время сражений жрецы не сражались, а исполняли боевые песнопения, – но и у послов-жрецов Феофилакта Симокатты тоже есть гусли! Ну а византийцы приняли нравы сословия, касты за нравы народа – только и всего. А Псевдозахария Ритор просто взял эти данные о славянских подданных авар для описания жившего в тех краях народа рус, на том самом месте, где готские и лангобардские авторы VI века упоминают «Ругиланд» – землю ругов-русов, а немецкие источники IX – Русарамарку, край русов. В VII веке русам с Дуная, не то данникам, не то союзникам аваров, было не до далекого Кавказа.