О хазарской дани летопись сообщает следующее:

Об эту «белу веверицу» сломало головы не одно поколение ученых.

Выдумывали самые невероятные толкования, сочиняли словам «бела» и «веверица» отсутствующие в иных источниках (да и в других местах летописи) значения – «горностай», «серебряная монета» и пр.

Отчего так?

Оттого, что известное по источникам значение слов «бела» и «веверица» – шкурка белки, являвшаяся одновременно платежной единицей. Наименьшей из платежных единиц Руси. Позволю себе сделать несколько пояснений к этому тезису.

В Уставной грамоте великого князя Василия Дмитриевича Двинской земле от 1397 года (да, от хазарских времен прошло полтысячи лет, лесов и белок вряд ли за эти века стало больше, и ценность белки, скорее всего, несколько подросла – но сделаем и встречную скидку на то, что речь об относительно диких северных землях) устанавливаются, например, такие штрафы:

То есть за рану платили тридцать «бел», а за синяк (!!!) пятнадцать.

Ранее, веке в XII, в берестяных грамотах Новгорода постоянно встречается выражение «ни векши» (векша – это та же белка, или веверица) – в том смысле, в каком мы говорим «ни копейки», а наши прадеды говорили «ни полушки» или «ни гроша»:

Вот что пишут о денежной системе Руси:

гривна (68,22 г) = 22 ногатам (3,41 г) = 25 кунам (2,73 г) = 50 резанам (1,36 г).

Что касается самой мелкой единицы этой системы – веверицы (векши), то она предположительно равна 1/3 резаны, то есть в гривне содержится 150 вевериц.

Итак, получается, что с «дыма» – не с личности, а с родовой общины – хазары брали одну пятнадцатую платы за синяк, треть процента от стоимости коня (конь стоил две гривны), единицу, вошедшую в поговорку своей незначительностью и малоценностью? Такое трудно вообразить в принципе, а в отношении державы, в которой господствовали иудейские торговцы-рахдониты, – просто невозможно.

Между тем хазарская дань легкой не считалась.

Легче, чем «бела» на родовую общину, дани и не выдумаешь. Просто не было платежных единиц меньше, чем бела/веверица/векша.

Другое доказательство того, что дань «по беле» не считалась легкой – употребление этого оборота в «Слове о полку Игореве».

Можно ли сомневаться, что в данном случае певец употребил образ крайнего разорения, бедствия родной земли? Между тем его выражение практически дословно воспроизводит летописное описание хазарской дани.

Библиография изучения фразы из «Слова» дает многое для понимания летописного текста. Отчасти экспрессия древнерусского поэта особенно выпукло обнажает нелепость толкования «белы» как платежной единицы (наиболее дешевой, как было выше показано). С другой стороны, здесь, вдали от скользкого «хазарского вопроса», исследователям оказалось проще заметить очевидное:

Ю.Н. Сбитнев полагает, что под словом Б. следует подразумевать «рабыню»: каждый должен был отдать дочь, или жену, или сестру. Сходную точку зрения находим у Л.Е. Махновца, отметившего, что «половцы никогда не брали дани с Русской земли, ибо Русь им не подчинялась». Он высказывает догадку, что «автор под словом «бѣль» подразумевает «бѣлицю» – так на Руси называли женщину, девушку и замужнюю. Старопольское слово białka означало не только белку, но и женщину… В думе поется: «Коли турки воювали – бѣлу челядь забирали». Белая челядь – женщины. Они были особенно ценной добычей. Если такую «данину» брали половцы, нападая, «отъ двора», то это было подлинное горе».

И самое примечательное, что это объяснение – единственное, делающее литературно оправданным упоминание дани «по беле» в контексте «Слова», – находит подтверждение в тексте Радзивиловской летописи:

О ведущей роли рахдонитов, хозяев Хазарии, в торговле славянскими рабами писали швейцарец Адам Мец, чех Любор Нидерле и наш соотечественник Д.Е. Мишин. Поэтому подобная дань для них была бы вполне уместна (не исключаю полностью, хотя и считаю весьма малой вероятность того, что «дань» хазарам могла быть такой же метафорой, как «дань» половцам – метафорой увозимых в регулярных набегах пленниц – или же, наконец, переосмыслением повинности подчиненных вождей отдавать дочерей в гарем кагана – об этом говорят арабские и армянские источники и русское предание о Черном князе и его дочери).

Но главного – что «бела», которую забирали в качестве дани хазары, могла быть только девушкой, а не «шкуркой» или «монетой» – этого, не впадая в категорическое противоречие с духом и буквой источников, отрицать невозможно.