Верховным и абсолютным владыкой каганата считался по-прежнему каган. По-прежнему его выбирали, и арабский путешественник видел будущего владыку Хазарии, еще до избрания, на базаре. Юноша торговал лепешками. Так что хазары могли гордиться – и наверняка гордились – одним из самых демократичных устройств в мире. Подумать только – простой торговец мог стать владыкой державы! И ведь возносил его не заговор придворных, не карьера интригана и честолюбца, нет – свободное волеизъявление всего хазарского народа.

К избранному кагану приходил каган-бек (в их роду выборных не было, как писал каган-бек Иосиф, «чужой не может сидеть на престоле моих предков, но только сын садится на место отца»), накидывал на шею удавку и требовал назвать число – не более сорока. Цифра, выдавленная задыхающимся избранником, и становилась сроком его правления. Удавку снимали, и каган… исчезал для всех. Его лицо не дозволялось видеть даже гвардейцам-мусульманам, даже наложницам из гарема, куда в обязательном порядке отбирали дочерей вассальных правителей. Лишь каган-бек и верховный судья каганата, кундур-каган, смели входить пред лицо кагана, разговаривать с ним, заглядывать ему в глаза. В остальное время каган закрывал лицо особым покрывалом. Когда он покидал дворец, все встречные под страхом смерти должны были падать ниц и не поднимать голов, пока каган, окруженный свитой и гвардией, не скрывался из глаз. Впрочем, каган не так уж часто покидал краснокирпичную, со щитами Соломона на башнях, цитадель на острове в дельте Волги, именовавшуюся Камлык – Дом Царя. Там он жил, там он и умирал, когда истекал срок его правления или в стране начинались бедствия – вражье нашествие, эпидемия, голод. Разъяренный народ требовал смерти кагана. В обоих случаях к нему снова являлся с удавкой и доводил до конца когда-то начатое каган-бек, иудей, который, по словам ибн Русте, «не давал отчета никому над собою».

Выборный владыка каганата оказывался просто символом, куклой в руках каган-бека, а вся хазарская демократия – бутафорией, фарсом, ширмой, за которой вершили дела подлинные хозяева страны. Просто контора «Рога и копыта» с «зитц-председателем» каганом, за все отвечающим и не решающим ничего, и всевластным и безответственным «Бендером» – каган-беком.

Кроме демократии, был в Хазарии плюрализм или политкорректность, называйте, как больше нравится. В верховном суде кундур-кагана сидело 9 судей, представлявших все религии каганата. Чем не светоч терпимости среди тьмы средневекового фанатизма?!

Только в суде этом делами монолитной иудейской общины – придворных и верхушки купечества – занимались трое судей. Еще трое вели дела мусульман – наемников из дворцовой гвардии и части горожан. Делами христиан, армян-григорианцев, готов-ариан, кипчаков-несториан, ромеев и осетин – православных, занималось двое судей. Наконец, делами абсолютного большинства населения каганата, язычников, со всеми их бесчисленными культами, обычаями, законами, занимался один-единственный судья. Тут уж вспоминается другое произведение двадцатого века, «Скотный двор» Оруэлла: «Все животные равны, но некоторые из них – равнее».

Сам хазарский народ разделился на две неравные части. Принявшая иудаизм знать – «белые хазары» – пожинала все блага управления сильным и богатым государством. Остальные хазары – «черные» – были в большинстве христианами, мусульманами или язычниками. «Черные» и «белые» – это не просто социальная символика, вроде нашей «черной» или «белой» кости. «Белые» действительно отличались внешне от земляков – отчасти из-за примеси еврейской крови, скрадывавшей грубые, рубленые черты степняков; отчасти из-за того, что в тени дворцов, садов и паланкинов лица и впрямь оставались светлее, чем обветренные, смуглые лица пастухов и охотников. Иногда лица «черных» хазар чернели от голода. На рынках Хазарии видели матерей, продающих своих детей. Так жили не рабы, не данники – свои, хазары!

Еще любопытнее такая черта: кроме «белых» хазар, их слуг и наемной охраны, никто не мог войти в каменные цитадели городов – по сведениям Баварского географа, их в Хазарии была целая сотня! – обновленного каганата. Могучие стены защищали дворцы и просторные сады. А снаружи лезли друг на дружку глинобитные сакли, теснились юрты и мазанки, опоясанные лишь земляным валом над неглубоким рвом – единственным заслоном в случае нападения врага. В крепость не впускали даже стражу! Хазария была, пожалуй, единственной страной, где патрули городской стражи обходили цитадель снаружи. И здесь опять придется обратиться к словарю ХХ века. Потому что именно тогда получили имя такие порядки, и имя это – апартеид.

Податные племена – двадцать пять народов, плативших дань кагану, – за людей не почитались в принципе. Ибн Фадлан пишет, что хазары все соседние народы считают своими рабами. Каган-бек Иосиф в письме Хасдаю ибн Шафруту еще откровеннее: народы-данники «как песок». Песком, пылью под ногами виделись хазарам окрестные племена.

Вот лишь один пример тому. Вождь вассального племени венгров, Арпад, по приказу кагана ушел в поход со всеми мужчинами племени. Заклятые враги венгров, печенеги, нагрянули в беззащитные кочевья и вырезали всех, кто там оставался, – стариков, женщин, детей. Вернувшийся из похода на пепелища Арпад со своими овдовевшими, осиротевшими воинами ушел из каганата и поселился аж на Дунае.

Так рассказывает эту историю наш старый знакомый, Константин Багрянородный. Но он оставил в ней множество темных мест. Почему кочевники-венгры не двинулись в поход вместе с семьями, как то было в обычае у кочевников? Почему Арпад оставил свой народ беззащитным, если вражда печенегов к венграм была столь свирепа? Знакомство с русскими летописями порождает новые вопросы. Дважды печенеги осаждали русские города – Киев и обязательно Белгород, – и оба раза осажденные вполне серьезно собирались отпереть ворота кочевникам. Значит, печенеги далеко не со всяким врагом обходились так беспощадно. Наконец, почему Арпад ушел из каганата?

В ХХ веке археологи обнаружили, что кочевья орды Арпада соседствовали с цепью хазарских крепостей… Вы еще не догадались, читатель? Арпад считал себя союзником хазар и полагал, что оставляет жен, детей, стариков под надежной защитой. Что полагали хазары, сказано выше. В крепостях избранного богом народа не было и не могло быть места для грязных язычниц и их отродья.

«Я ничего не могу доказать, но я вижу – это гораздо важнее», – говорил патер Браун в «Сломанной шпаге». Вижу и я, хотя предпочел бы не видеть. Не видеть лиц мадьярок в тот миг, когда они поняли: ворота не откроют. Не видеть волчьей усмешки, проступающей на медноскулых чернобородых лицах печенежских вожаков, понявших это. И глаз какой-нибудь венгерской девочки: ведь это не может быть правдой, эти равнодушные стены и накатывающаяся сзади воющая стая; сейчас что-нибудь случится, распахнутся ворота, или блеснет кольчугами и шлемами на горизонте дружина отца, что-нибудь обязательно должно произойти!..

И не видеть пытливых, умных, больших карих глаз, пристально взирающих со стен. Ахающих и взвизгивающих женщин. Мужчин – горячие южные люди! – бьющих об руку, делающих ставки: сколько еще будет уворачиваться от кривых печенежских сабель вон та женщина; кто из печенежских лучников первым подстрелит прячущегося в овраг мальчонку; оторвется ли голова у старика, которого волокут за конем на аркане… Седобородых книжников, важно поучающих кудрявых смуглых учеников: помните, в Книге сказано: «язычники – лишь животные, принявшие человеческий облик»? Вот, смотрите: животные. Звери!

Что ж, может быть. Можно, наверно, назвать животным мадьярку, недавно униженно вывшую: «Детей, господин, хотя бы детей! Вот дочка, она будет хорошей рабыней!» – а потом с безрассудной яростью самки отстаивающей какие-то жалкие секунды жизни своим детенышам…

И можно, наверно, назвать зверем печенега, в угаре кровной вражды творившего над слугами кагана то, что наемники кагана делали во взятых городах и становьях.

Но какое слово мы найдем для этих – умных, веселых, спокойных хозяев каменных стен?!

Неизвестно, искал ли Арпад суда и справедливости у владык каганата. Или все понял уже там – над грудами обглоданных лисами-корсаками костей, небрежно сваленных в ров, чтоб не валялись на торговой дороге. Известно одно – пути каганата и его бывших вассалов больше не пересекались. Никогда. А потомок Арпада стал союзником нашего героя.

Может показаться невероятным, что при таком отношении вассальные племена все же служили каганату, платили ему дань, воевали за него. Но его новые хозяева были непревзойденными мастерами интриги. Они холили и лелеяли, по временам разжигая до прямой резни, кровную вражду горных и степных племен, оставаясь при том в роли беспристрастных судей, справедливых защитников слабых. В IX веке взбунтовались гузы. Их подавили с помощью «черных булгар». Потом восстали «черные булгары», но власти каганата натравили на бунтовщиков алан. Через двадцать лет подняться против кагана решили уже аланы, но теперь каган превратил в карателей гузов – недавних бунтовщиков. Каганат берег недешево обходившихся ему наемников.

Впрочем, и наемникам в каганате жилось непросто. Да, много сытнее, чем рабам, данникам или даже «черным» хазарам. Но платили хозяева каганата только за победы. Проигравших казнили, и вряд ли их утешало, что их участь разделял хазарский полководец. Тому, прежде чем палач кагана рассекал его на части, предстояло наблюдать, как будут разыгрывать по жребию его имущество, жен и детей вчерашние друзья.

Когда на бой выходила вся армия каган-бека, выглядело это так: войско атаковало врага отряд за отрядом. Каждый имел свою задачу, каждый носил по-восточному поэтичное название. Первая волна называлась «Утро псового лая». Здесь шла двуногая дань податных племен, преступники, соблазненные обещанием прощения и добычи, наемники последнего разбора. В визжащей и воющей ораве редко блестел шлем или кольчуга. Над месивом стеганых халатов и косматых бурок, башлыков, хвостатых малахаев и бараньих папах вперемешь с редкими саблями вертелись кизиловые дубинки, кистени, самодельные чеканы. Делом этой волны было поглотить, утопить в себе натиск врага, принять на себя его стрелы, дротики, копья, смешать его ряды. И поскорее, иначе со спины в «Утро псового лая» вламывался «Полдень помощи». Тут мчались наемники классом повыше и дружины вассальных вождей. Эти были обязаны своей мощью сломать оборону противника, прорвать его построения. Быстрее, быстрее – уже стонала земля, уже катилась стена всадников, от конских копыт до ощеренных личин шлемов забранных в железную чешую. Это наступал «Вечер победы». Длинные копья пронзали врага – или пытающегося бежать соратника. Тяжелые копыта втаптывали в землю и бегущих, и тех, кто пытался сопротивляться. Воинская элита каганата – воины знатных родов, наемники высочайшего класса, гибрид коммандос с бронетанковыми войсками, заградотряд и решающий боевой резерв в одном лице.

В племенах лесовиков, степняков, горцев вожди и их дружины шли в бой первыми. И это тоже играло на каганат.

Конечно, портрет каганата будет неполным без его экономической стороны. Из чего слагались те богатства, на которые нанимали огромные армии, воздвигали каменные твердыни?

Мы говорили уже, что каган жил в цитадели на острове в дельте Волги. Окружала цитадель новая столица каганата – Итиль. Прежняя столица, Семендер, была базой набегов на богатые земли Приазовья и Закавказья и крепостью, позволявшей контролировать Дербент – «Железные ворота» Кавказа, в которых нередко показывались армии шахов Ирана или арабских халифов. Итиль лежал в глубине Хазарии, вдали от границ и фронтов, зато на пересечении двух важнейших торговых путей Евразии – Шелкового и так называемого Мехового, шедшего из Балтики на Восток по Волге и Каспию. Перемена столицы без слов объясняла, кто хозяин в Хазарии. Не крепость, а торжище и таможня, не Отвага и Честь степных удальцов, а Выгода и Безопасность правили теперь каганатом. Проезжающие купцы оставляли в казне каганов огромные пошлины и часто предпочитали продать товары в Хазарии. Хазары же – точнее, «хазары» -рахдониты – перепродавали их дальше, естественно, вздувая цены.

В многочисленных городах, возникших в Хазарии при новой власти, работали огромные мануфактуры-эргастерии. Благо все больше дешевой рабочей силы появлялось в стране – бесчисленные рабы, обнищавшие «черные хазары», данники, дотла разоренные мытарями каган-бека. Эргастерии выплескивали на рынки огромные партии товара, сделанного по очень простому принципу: дешевле, больше, быстрее. В потоках ширпотреба первым захлебнулось ремесло самих хазар, и так не оправившееся от борьбы с язычеством и свирепого запрета новой веры на изображение живых существ. Вскоре пошли на дно, закрывая разорившиеся мастерские, ремесленники древних городов Черноморского побережья, хранившие еще с эллинских времен заветные дедовские тайны красок, тканей, сплавов. На что были новым хозяевам эти древние секреты? Да, эргастерии плодили убожество, а прежние мастера творили красоту. Но эргастерии были выгодны – и это решало все.

На второй век новых порядков археологи лишь по мельчайшим деталям обрядов могут угадать, кто населял тот или иной город Хазарии: готы, аланы, печенеги, буртасы, греки, славяне, хазары? Одинаковые дома. Одинаковые украшения. Одинаковая посуда. Одинаковое оружие и орудия мирного труда. И опять просятся на язык слова ХХ века: массовое производство, рынок, унификация, стандарт.

Одним из основных источников выгоды была торговля людьми. Мы помним, что братья новых владык каганата по крови, вере и корпорации держали в своих руках работорговлю в Европе. Благодаря столь удачному положению Хазарии рахдониты контролировали всю торговлю Востока с Западом и Запада с Востоком. Как мы помним, основным товаром Европы при этих посредниках стали рабы.

Напоследок внесем еще одну выразительную черту в наш портрет Хазарии. В столице каганата, в государственных мастерских в массовом порядке чеканили фальшивые дирхемы мусульманских стран. Шли эти монеты на торговлю с северными и северо-западными соседями – как нетрудно догадаться, взглянув на карту, славянами. Чеканщики оставляли на монетах значки, напоминавшие «понимающим» о происхождении монеты. Купец-чужеземец не только вынужден был продавать товар в Хазарии по неполной цене – даже эту неполную цену он получал фальшивой монетой. К слову, во многих государствах и городах тогдашней Европы за попытку расплатиться поддельными деньгами полагалась мучительная казнь.

Есть, право, в этом нечто неповторимо особенное. Править огромной империей; собирать дань с народов, многочисленных, «как песок»; повелевать мощной, хорошо оснащенной профессиональной армией; держать в руках всю торговлю Евразии… и выгадывать копеечку, обманывая неискушенных, не «понимающих».

Оглянитесь на завершенный портрет. Посмотрите, сколько знакомого людям нашего времени. Тут и замаскированная под демократию власть финансовых корпораций; и оруэлловское «равенство» народов и вер («но некоторые равнее…»); тут и наемная армия, тотальная война, геноцид; тут и апартеид, и идеи национально-расового превосходства; террор и интрига как основные средства политики; массовое, ориентированное на рынок производство, порождающее стандартизацию жизни.

Когда-то советские журналисты любили оборот «логово реакции». Хазарский каганат достоин имени логова прогресса. Хотя, справедливости ради, надо отметить: для хозяев каганата «прогрессивность» была не главным. Они о ней вовсе не думали. Их способ жизни был для них не просто выгодным или правильным, но в полном смысле слова богоугодным, святым – «кошер». Запомним это слово – оно нам еще встретится.

Все же, что жило и дышало вне строгих границ «кошер», было нечистотой, гнусностью, скверной и скотством – «треф». И конечно, самым «трефным» были соседние языческие племена. В том числе славяне.