Стоматологический детектив
Бойцам подпольного трудового фронта посвящается наш рассказ. Героям, которые, несмотря на суровую статью «О нетрудовых доходах» (а была такая в советском Уголовном кодексе), продолжали все же в тяжелых домашних условиях производить штаны, которые, в отличие от изготовленных на государственных предприятиях, все-таки можно было натянуть на себя, не отпугивая при этом людей и животных. Хотя производство таких штанов приравнивалось тогда чуть ли не к измене Родине. Да разве только штанов!..
В 1979 году у меня заболел зуб. Родители запаниковали. Ну действительно, не отправлять же сына в государственную поликлинику. Как-никак единственный ребенок в семье.
— Частник и только частник! — настаивала пожилая соседка Розалия Фаликовна. — И у меня такой есть. Это не врач, а бог! Конотопский Илья Семенович. Принимает у себя на квартире каждое воскресенье после девяти часов вечера. Нужно сказать, что вы от меня. При себе иметь двадцать рублей — это гонорар, а также букет цветов и коробку конфет «Мишка на Севере».
— А это зачем? — удивился я, имея в виду цветы и конфеты.
— Он так велел. О котором я говорила! — произнесла Розалия Фаликовна, молитвенно подняв глаза к небу.
Из чего следовало, что она или действительно считала этого зубного врача богом, или была абсолютно уверена, что сам Господь Бог носит гордую фамилию Конотопский.
В назначенный час я с конфетами и цветами явился по указанному адресу.
— Ваня! Сынок! — закричал, открывая мне дверь, бритоголовый крепкий мужчина, похожий на слегка уменьшенную копию знаменитого борца Ивана Поддубного. — Я знал! Я чувствовал, что ты меня найдешь! — продолжал он шпарить цитатами из известного фильма, при этом подозрительно оглядывая меня, подъезд за моей спиной, а также улицу, ведущую к этому подъезду. — Какой прекрасный подарок к папиным именинам! Мой сын от первой жены! — кричал он. — Наконец-то ты у меня!..
— Вы ошибаетесь… — обалдел я. — Я у вас не от первой жены… Я от Розалии Фаликовны…
— Тссс… — зашипел мужчина, втаскивая меня в переднюю. — Вас что, не предупреждали? В этом доме живет сто пятьдесят человек, и каждый из них хочет меня посадить. Но это еще полбеды! Хуже всего, что в соседней квартире живет финансовый инспектор Колокольников, который мечтает посадить весь этот дом! Поэтому — конспирация и еще раз конспирация! Вы пришли ко мне на именины. А это остальные гости. Близкие и друзья, — продолжал Конотопский, заводя меня в комнату, где за столом, уставленным шоколадными конфетами и тортами, сидели, с отвращением глядя на эти сладости, несколько человек с перекошенными от зубной боли физиономиями.
— Значит, вы, юноша, — повторил доктор, — мой сын от первого брака. Этот, — врач указал на человека в военной форме с флюсом во всю щеку, — допустим… э… муж моей жены от второго брака… Она, — ткнул он пальцем в жалобно стонущую старушку с челюстью, перевязанной шерстяным платком, — ну, скажем, мамаша. Зашла, так сказать, отпраздновать. Ну и, наконец, этот, — врач показал на громилу явно бандитского вида, физиономию которого украшали сразу два флюса, — допустим, друг семьи… Коллега из Академии наук. Все запомнили? А теперь, — неожиданно закричал Конотопский, почему-то глядя в потолок, — мы начинаем веселиться! — И тут же, обращаясь к нам, перешел на шепот: — Кстати, вас ознакомили с условиями веселья… в смысле, приема? Значит, никаких лекарственных препаратов и инструментов у меня в квартире, конечно, нет. Их могут найти при обыске. Поэтому никаких зубов я у себя на квартире никому не лечу. Только удаляю. При помощи обычных плоскогубцев. Раскаленных над газовой плитой. Для дезинфекции…
— С нами крестная сила! — перекрестилась старушка. — Но это хоть не опасно?
— Почему? — удивился врач. — Держать у себя в квартире плоскогубцы имеет право каждый советский человек. Тем более газовую плиту. Так что тут я особой опасности для себя не вижу… Ну, удаляю я, как вы понимаете, без наркоза. И это, конечно, больно. Но кричать во время удаления категорически запрещается. Сто пятьдесят соседей… Финансовый инспектор Колокольников… Так что первый же крик моего пациента может оказаться для меня последним. Поэтому я вас сразу хочу спросить: вы петь умеете?
— Петь? — изумились мы. — А это еще зачем?
— Ну, это на случай, если кто-нибудь из пациентов все же не выдержит и закричит, — остальная очередь должна тут же запеть. Чтобы заглушить крик. В конце концов, у нас именины, и громкое пение, я думаю, не вызовет у Колокольникова серьезных подозрений. Есть какая-нибудь песня, которую вы все знаете? Что будем петь, товарищи?
— «Вставай, страна огромная!..» — предложил военный.
— Не подойдет, — забраковал Конотопский. — У нас все-таки именины, а не военный парад на Красной площади.
В конце концов сошлись на «Хороши весной в саду цветочки». И врач приступил к священнодействию.
— Нюся! — шепотом закричал он кому-то. По-видимому, жене. — Неси инструмент!
Жена вынесла из кухни и установила в центре стола огромную сковородку с лежащими на ней раскаленными плоскогубцами.
— Нуте-с, с кого начнем? — поинтересовался доктор, надевая толстенную рукавицу. — Я думаю, с бабушки. Из уважения к ее преклонному возрасту. — И он потянулся за плоскогубцами.
— А-а-а-а-а!.. — сразу же заголосила старушка.
— Хороши весной в саду цветочки! — взвыли мы исступленными голосами.
И тут в прихожей раздался звонок.
— Странно, — удивился доктор, стаскивая рукавицу. — И кто бы это мог быть? На сегодня, по-моему, больше никто не записан…
— Я не хотела тебе рассказывать, — нервно заговорила жена Конотопского, — но этой ночью мне снился ужасный сон: огромная дикая свинья ворвалась в нашу квартиру, переломала всю мебель, разодрала ковер, а потом нагадила на туалетный столик…
— И при чем здесь?.. — пожал плечами врач.
— А при том, — сказала жена, — что я знаю, кто это пришел. Это Колокольников.
— А ну посмотри, — приказал доктор.
Жена выскочила в коридор — и тут же вернулась обратно.
— Это она! — проговорила мадам Конотопская, дрожа всем телом. — То есть он!
После чего на пороге возник лично сам этот великий и страшный Колокольников. Маленький, плюгавенький человек с серым лицом, по которому текли крупные детские слезы.
— Степан Митрофанович, дорогой! — бросился к нему Конотопский. — Боже, какая радость! Но что это с вами?!
— Зуб, — проговорил вошедший, тыча себе пальцем куда-то в рот. — Адская, нестерпимая боль!..
— Да быть такого не может, — изумился врач, недоверчиво разглядывая Колокольникова. — Вот я же и говорю: боже, какая радость… То есть я хотел сказать — значит, и с фининспекторами такое случается?
— А что ж, мы уже не люди, по-вашему? — обиделся фининспектор. — У всех, значит, могут зубы болеть, а у нас не должны?
— Нет-нет! — испугался доктор. — Вы меня неправильно поняли! Должны, конечно, должны! То есть я хотел сказать — вы больше, чем люди! В том смысле, что зубы у вас должны болеть даже тогда, когда у всех остальных людей уже перестанут… Вернее… М-да… Ну, в общем, неважно… Я-то чем вам могу помочь?
— А то вы не понимаете!.. — замотал головой страдалец из проверяющих органов. — Вырвите мне этот чертов зуб — и дело с концом!
— То есть как это «вырвите»? — В голосе Конотопского прозвучало неподдельное возмущение. — На дому?! Но, по-моему, уже весь наш город знает, что я этой незаконной деятельностью не занимаюсь! Вот, например, у меня именины. Собрались самые близкие родственники, друзья. У всех, как видите, проблемы с зубами. У многих адская боль. Но никому из них даже в голову не придет попросить меня что-нибудь там у них вырвать! Сидим. Кушаем шоколадные конфеты. Закусываем тортами. Присоединяйтесь! Жена накрыла нам стол.
— Да уж я вижу, как она накрыла вам стол, — махнул рукой Колокольников. — А это тогда что? — указал он на дымящиеся плоскогубцы.
— А это… горячее, — сориентировалась жена Конотопского.
— Но что же мне делать?! Что делать?! — Колокольников заметался по комнате, подпрыгивая на каждом шагу от зубной боли. — Поликлиника откроется только завтра. В «Скорой помощи» мне положили мышьяк, но он меня не берет!
— Ничего удивительного, — прошептала за моей спиной жена Конотопского. — Если б уже мышьяк брал фининспекторов… Так мы бы в Одессе горя не знали…
— Господи! — взмолился измученный Колокольников. — У меня уже просто сил нет терпеть эту боль! Хоть бы мне кто-нибудь этот проклятый зуб… я уж и не знаю… хотя бы выбил!..
— А вот это любопытная мысль! — заинтересовался врач. — Я вам больше скажу, уважаемый: если бы речь шла о том, чтобы выбить вам глаз или, допустим, оторвать ухо, то здесь вы могли бы рассчитывать даже на меня. В конце концов, вы это заслужили! Но выбить вам зуб на дому — при моей специальности это может быть квалифицировано как незаконная трудовая деятельность. То есть десять лет с конфискацией имущества. Вот, может, товарищ военнослужащий согласится. Ну как, — обратился он к офицеру, — выбьете зуб этому товарищу? Вы же у нас, кажется, артиллерист, так что вы в домашних условиях не имеете права только стрелять по нему из пушки.
— Вообще-то да, — согласился военный. — Хотя выбивание зуба… Драка… Тоже может быть расценено как ведение боевых действий в нерабочее время…
— Хватит, Илья! — выступила вперед жена Конотопского. — Перестань издеваться над больным человеком. Ты же видишь, ему таки хорошо плохо! Придется вырывать.
— Ты понимаешь, что говоришь? — занервничал Конотопский. — Как только ему станет лучше, он на нас сразу же донесет!
— Не донесу! — угасающим голосом заговорил фининспектор. — Вы думаете, я не вижу, что происходит? Профессор Бердников — наш сосед слева — по вечерам ремонтирует зажигалки. Балерина Шляпникова держит на балконе козу и продает этому профессору молоко чуть ли не целыми стаканами. Но я закрываю глаза на эти вопиющие беззакония! Надо же людям на что-то жить! Для меня соседи по нашему первому этажу — как близкие родственники. Разве я на них донесу? Я вообще благороднейший человек! И потом, что, в нашем доме второго этажа, что ли, нет? Или, допустим, третьего… Ой, мне совсем нехорошо… — И он закатил глаза.
— Вырывай! — скомандовала жена Конотопского. — Ну и пускай донесет. Мне уже надоела такая жизнь. Как говорится, лучше ужасный конец, чем этот бесконечный ужас.
И Конотопский вырвал Колокольникову зуб.
…Конечно, такую историю хотелось бы закончить каким-нибудь эффектным финалом. Типа: Конотопского арестовали уже на следующее утро. И в тот же день в газете появилась заметка о героическом подвиге инспектора Колокольникова, который пожертвовал единственным здоровым зубом, чтобы вывести на чистую воду подпольного рвача-миллионера…
Но жизнь оказалась мудрее наших умственных построений. На самом деле Колокольников не донес на Конотопского. Просто через четыре дня их арестовали обоих. Одного за нетрудовые доходы, а второго — за недоносительство. Была и такая статья в нашем Уголовном кодексе.
И сделал это не кто иной, как та самая старушка с челюстью, перевязанной шерстяным платком, которую мы так вежливо пропустили без очереди. Потому что оказалась она не кем иным, как работником районной прокуратуры, выполнявшим в тот день специальное задание по установлению в нашем городе законности и полного правопорядка…
В общем, как говорил один мой знакомый, бывший владелец подпольной собачьей парикмахерской: вот так-то, дорогие дети! В суровые времена жили ваши родители, каждый день героически зарабатывая незаконные деньги, чтобы иметь возможность потом каждую ночь их героически перепрятывать. Так что откуда вы у нас появились, дорогие дети, — я, честно говоря, просто ума не приложу…
