Книга: Дамская визжаль (сборник)
Назад: Хватаюсь за что попало…
Дальше: Федор Кузьмич

На этом месте я заснул…

Известно, что книги притягивают тишину. Чем книг больше — тем тишина глубже. Только подумай какую-нибудь ерунду дома или на работе — немедля тебя призовут к ответу, а в библиотеке можно думать даже самые громкие и самые крамольные мысли. Даже если тебя там найдут — всегда можно будет сказать… Да никто не найдет. Кому теперь в здравом уме и твердой памяти придет в голову фантазия искать человека в библиотеке…
В московском музее книги, на четвертом этаже Российской государственной библиотеки, такая тишина и такое безлюдье, что слышно, как экспонаты на полках и в витринах возмущаются любовным романом Барбары Картрайт или Сидни Шелдона, который читает музейная старушка, сидящая за огромным дубовым столом с зеленой лампой. Экспонаты можно понять…
История книг представлена в музее с самого их рождения и даже с еще более раннего, можно сказать, внутриутробного периода развития. От тех древних времен дошло к нам медное, украшенное головой древнеегипетского сокола Гора зубило, которым Тутмос Третий подписывал то ли мир с хеттами, то ли счет из мемфисского ресторана «Жареный Апис».
А вот настоящая чернильница Лютера — та самая, которой он запустил в искушавшего его Сатану… Тут, конечно, читатель мне справедливо укажет на то, что настоящая лютеровская чернильница, да и сам Сатана, находятся в Германии, а у нас их нет и быть не может. Ну, да. Так оно и есть. Так ведь сначала-то думали, что эта чернильница и есть настоящая. По крайней мере, к нам, в Россию, ее привез и продал как настоящую в собрание редкостей графа Строганова какой-то обнищавший немецкий курфюрст или отставной штангенциркуль за огромные деньги. И лежала она себе в Строгановском собрании, а потом в музее как самая настоящая чуть ли не полторы сотни лет. Только в конце двадцатого века, с использованием новейшего радиоуглеродного метода ученые выяснили, что насекомое, присохшее ко дну чернильницы, вовсе не пруссак, а обычная крепостная муха князя Голицына, каковых в собраниях наших музеев наберется не один десяток. Об этом открытии была написана большая статья в четвертом номере академического журнала «Вопросы буквоедения» и даже защищена кандидатская диссертация.
Рядом с чернильницей лежит удивительная, существующая в единственном экземпляре книга — та самая, которая пролежала в кабинете Манилова два года и которую он никак не мог прочесть. И никто не может. Ведь у Николая Васильевича написана «какая-то книга» и все. Сколько исследователей объявляло о том, что они-то уж точно прочтут ее — ан нет. И ведь что удивительно — и буквы есть, и слова из них можно сложить, но что написано… сам черт не разберет. Приглашали в музей для консультаций самого крупного нашего специалиста по Гоголю, но и тот только руками развел. Даже ус один от досады так обкусал, что чуть им не подавился. Так и ушел, не взяв ни копейки за консультацию. Отказался даже от рюмки водки, предложенной ему милиционером-охранником не в том смысле, а чтоб хоть как-то утешить человека.
Надо сказать, что такой уникум не единственный в экспозиции музея. Есть и более удивительные. Вот, к примеру, неприметный, потрепанный томик ин-кварто, из библиотеки одного испанского идальго, жившего, кажется, в шестнадцатом веке. Звали его Алонсо Кехада или Кихано. Впрочем, бог с ним, с этим идальго. Не его фамилия важна. Нам интереснее книга, а точнее, рыцарский роман об Амадисе Галльском и его любовных приключениях, написанный в раннем Средневековье неизвестным монахом-артезианцем (по другим источникам раблезианцем) по прозвищу Писучий Диего. Еще в восемнадцатом веке один из исследователей романа отмечал, что девятнадцать прекрасных дам прижили от Амадиса десять сыновей, восемь дочерей и одну неведому зверушку, которая, в конечном счете, и продолжила род Галльских. Никто бы и не стал обращать внимания на эту зверушку, если бы ровно через восемьдесят лет, три месяца и пять дней другой исследователь, открыв этот же самый потрепанный томик, не прочел, что Амадис Галльский всю жизнь прожил холостяком, в одном замке со своей мамой, от которой он прижил рак мозга. Что же вы думаете — уже в новое время эта книга, прочитанная для чистоты эксперимента при свидетелях еще раз, поведала читателям о том, что Амадис (его полное имя было Ефим) проработал главным бухгалтером герцога Астурийского двадцать пять лет и за это время прижил от герцога дом с виноградником, пару откормленных мулов, жену, которая откормила его самого, а уж от жены прижил трех незамужних, как ни старались, дочерей и рак мозга… И сколько раз ни читали Амадиса Галльского — столько раз поражались его удивительным приключениям. В настоящее время ученым известен только один, похожий на книгу об Амадисе, документ. Это список бояр-мздоимцев времен Алексея Михайловича, составленный в Тайном приказе. Его открывали раза три или четыре, и каждый раз фамилий в нем только прибавлялось. После четвертого раза список опечатали и убрали в специальный архив от греха подальше.
На фоне таких, поражающих воображение экспонатов вряд ли посетитель заметит маленькую китайскую книжную закладку, сделанную из позолоченной медной пластинки, на которой иероглифами гравировано: «На этом месте я заснул». А зря. Эта закладка принадлежала одному из членов ЦК КПСС. Уж как она к нему попала — не знаю. Известно, однако, что эту закладку какой-то недоброжелатель из того же ЦК вложил то ли в книгу «Малая земля», то ли «Возрождение» и отнес самому Леониду Ильичу. Сейчас же специалисты из органов расшифровали китайскую надпись на закладке и по отпечаткам пальцев нашли владельца. На карьере его был поставлен жирный крест. Ни фамилии пострадавшего, ни его врага в музее, сколько ни спрашивай, тебе не скажут. Дело это до сих пор открыто лишь частично — до половины третьей страницы.
Еще один экспонат, на который следует обратить внимание, — десяток моржовых ребер, на которых чукотскими умельцами вырезано собрание сочинений Л. Д. Троцкого. Это подарок чукотского пролетариата легендарному главе Реввоенсовета Республики. К сожалению, во многих местах текст испорчен, поскольку во времена борьбы с троцкизмом уникальные кости показательно бросали грызть собакам, и только благодаря усилиям одного самоотверженного историка часть из них была спасена. Книги классиков мирового революционного движения, записанные на костях, клыках, шкурах животных, и вообще редки. Из сохранившихся на сегодняшний день артефактов можно указать лишь на шкуру гиппопотама, хранящуюся в Музее современной истории России. На ней, несмотря на ее величину, записан очень мелкими буквами весь «Капитал» Маркса на устном языке одного из племен ангольских партизан. На устном потому, что письменного языка у них еще нет и «Капитал» вождь племени пересказал нашему военному советнику своими словами, а уж тот, как мог, записал его. Шкура, вместе с завернутым в нее телом советника, была передана в дар правительству Советского Союза генеральным секретарем партийной ячейки этого партизанского племени.
В разделе «книжная графика» притягивает к себе взгляд раскрашенная в яркие цвета подробнейшая карта всех трех полушарий Тобольска в книге немецкого путешественника Сигизмунда Цахеса «Путешествие по Лене, Акулине и другим сибирским рекам». Первые исследователи этого корпуса текстов полагали, что карту рисовал сам Цахес. Лишь недавно удалось установить, что автор карты неграмотный тобольский самоучка, ямщик Прохор Заиндевеев. Цахес купил у Заиндевеева карту за двугривенный, а еще три рубля обещал выслать в Тобольск, как только вернется в Германию.
Завершая экскурсию по музею, присмотримся к еще одному шедевру русской книжной графики. Это офорт «Иван Грозный заживо переплетает сына», выполненный неизвестным художником-акмеистом. Как сверкает в руке Грозного царя занесенное над сыном огромное переплетное шило! К сожалению, сама книга не сохранилась. Из косвенных источников установлено, что называлась она «Отцы и дети». Но кто ее автор и о чем она…
Назад: Хватаюсь за что попало…
Дальше: Федор Кузьмич