Рукав халата Менделеева
В московском музее истории водки, в отдельном зале собраны самогонные аппараты всех времен и народов, начиная с самых древних, африканских, в которых змеевиком служили питоны и анаконды. Для приготовления отравленных водок змеевики делали из ядовитых змей. Аппараты отечественного производства представлены очень широко — от самых больших, рассчитанных на многодетные крестьянские семьи, до самых маленьких современных, для одного человека, живущего со своим автомобилем или кухонным комбайном. Поражает воображение микроаппарат, изготовленный уральским алкоголиком-самоучкой, — он так мал, что его можно положить под язык или в зубное дупло.
Вот стоят на трех разных полках три украинские водки — «Гетман Сагайдачный», «Гетман Мазепа» и «Гетман Хмельницкий». Пробовали их ставить на одну полку… Дерутся. Норовят друг у друга крышки открутить.
В девятнадцатом веке помещики заводили у себя водки на все буквы нашего алфавита, исключая яти — Анисовые, Березовые, Вишневые… Само собой, графья и князья имели наборы водок еще и на буквы французского алфавита, но таких гурманов было мало. Соберутся у помещиков гости, и такая потеха начнется… Загадают хозяева слово из разных букв. Бывает, что и длинное загадают вроде превосходительства или даже высокопревосходительства. И на каждую букву этого слова поставят перед гостем полную рюмку. Отгадывает гость, отгадывает… пока под стол не свалится. Простонародье тоже играло в эти игры. Правда, у мужиков слова были не в пример короче. Зато они их загадывали по многу раз.
На отдельной полочке стоит водка «Пушкин» — наше все, возведенное в степень.
А вот лежит модель чугунной медали с надписью «За пьянство». Ею принудительно награждал Петр Алексеевич своих подданных, когда они от долгого общения с ним все же спивались. Она весила семь килограммов, эта медаль, и ее тяжело было носить даже на трезвую голову. Затея с награждениями, однако, быстро провалилась, поскольку страна была не в состоянии выплавить потребное для медалей количество чугуна.
Картина «Иван Грозный спаивает своего сына» неизвестного художника-передвижника висит как раз над одним из самых ценных экспонатов музея — неупиваемым шкаликом девятнадцатого века. Для пущей неупиваемости шкалик запечатан сургучом. Специальный охранник, даже не имеющий права знать, к чему он приставлен, днем и ночью охраняет шкалик не только от посетителей, но и от сотрудников музея. Рядом со шкаликом лежит другая реликвия — рукав лабораторного халата Д. И. Менделеева, которым он занюхивал многочисленные эксперименты, проведенные им для выполнения своей докторской диссертации «О соединении спирта с водой».
На противоположной стене зала, приколотый к красному знамени висит, в окружении декретов о мире и о земле, первый большевистский декрет о водке, пробитый белогвардейской пулей. Его нашли на теле революционного балтийского матроса с эсминца «Бухой». Рядом со знаменем в почетном карауле стоит проспиртованное чучело красноармейца в буденовке с пустым граненым стаканом в руке. Нет такого посетителя… Достали уже. Табличку повесила администрация на грудь солдату этому «Не наливать!». Толку никакого. К концу рабочего дня еле на ногах стоит. И это чучело! А был бы живой человек — что тогда?
В музее собрана большая коллекция плакатов и агитационного фарфора на алкогольные темы. От фантастического «Пьянству — бой!» до реалистического «Пей, но дело разумей!» и далее к отражающему как в зеркале нашу действительность бессмертному изречению «Требуйте полного налива пива до черты 0,5 л!».
В фондах музея собрана коллекция магнитофонных записей блестящих мастеров разлива поллитровок на троих по булькам. Среди этих записей встречаются настоящие шедевры исполнительского искусства — к примеру, разлив «Столичной» в сопровождении хора и оркестра «Виртуозы Москвы», исполненный на одном из концертов «Русских сезонов» в Париже.
Ближе к выходу, в пустом углу между витринами прислонена к пыльной стене мраморная мемориальная доска с отбитой рамкой. На доске до зубной боли знакомый профиль вождя мирового пролетариата и надпись: «Владимир Ильич Ленин 6 марта 1897 года выехал с Курского вокзала в Сибирь». Какой-то остряк приписал: «Скатертью дорога», но надпись эту сотрудники музея соскребли.
