Ты чего сидишь на лавке в одиночку,
Что-то пишешь в свой растрепанный блокнот?
Ты бросай, писатель, ставь скорее точку,
Дам сюжет — Шекспир от зависти помрет.
Значит, слушай. Я тут дворником ишачу,
А когда-то был царевичем, ей-ей.
Только сжег я, дурень, шкуру лягушачью…
Сказку помнишь? Так забудь. Наврали в ней.
За женою я подался в путь неблизкий,
Потерял в дороге доброго коня.
Кто же знал, что вертихвостке Василиске
Замечательно живется без меня?
Я-то нужен был, чтоб твари земноводной
Из болота просочиться в мир людей.
И того не понимал, что кто угодно
Подвернуться мог тогда под лапку ей.
От меня она к Кощею улетела,
Ей была забавна старческая страсть,
И смогла его обчистить до предела —
Старикашкино бессмертие украсть.
После этого Кощей ей стал не нужен,
Я рванулся к ней: любимая, нашлась!
Только глядь — она уже за новым мужем.
Звать Гвидон. Имеет остров. Вроде князь.
И с тех пор мужья мелькали мелкой рябью
На поверхности болотистой души.
Ты давай — натуру жабью, то есть бабью, —
Постарайся, как умеешь, опиши.
Соловей-разбойник дал ей все, что свистнул,
Царь Горох дворца лишился своего,
Аладдин навек запомнил Василиску —
Убежала прямо к джинну от него.
Я по странам и векам кружу за нею,
Отлепился бы — да все не хватит сил…
Лишь одно понять никак я не сумею:
Для меня-то кто бессмертья попросил?