— Танька? — сначала с вопросительной интонацией. И потом уже уверенно: — Танька!! А я смотрю, смотрю — ты или не ты? Слушай, тебя прямо не узнать! Выглядишь суперски! Ты же всегда была такая… ну-у… — Вероника покрутила в воздухе руками, — ну-у… в общем, сейчас совсем другое дело! Отпад просто!

Сама Вероника мало изменилась: такой же бешеный павлин. Слегка помятый, подрастерявший перья, но не полинявший.

— Привет!

— Танька, мы с тобой сколько не виделись? Со школы ведь ни разу? С ума сойти! Ой, а ты на десятилетие ходила? Я бы обязательно пошла! Но я тогда, прикинь, во Владике жила! Ну во Владивостоке! Ой, ну с одним там… Да ну, не срослось, в общем. Вот, вернулась. Занимаюсь фигней всякой. А наши, наши-то как? Слушай, давай куда-нибудь зайдем, посидим! Танька! Мы ж сколько не виделись! Со школы! С ума сойти!

«Пошла по кругу, как лошадь в цирке», — подумала Таня. Но в принципе «где-то посидеть» она была не против — все дела, запланированные на день, уже были сделаны.

— Давай.

— О, а вот как раз кафешка. Тьфу ты, блин, облом! — Вероника с досадой ткнула малиновым ногтем в объявление. — Санитарный день!

Вдруг дверь приоткрылась и оттуда выглянула симпатичная женщина.

Она улыбнулась и сделала приглашающий жест рукой:

— Здравствуйте! Заходите.

— Так ведь это. Санитарный день.

— Не имеет значения. Вас мы будем рады обслужить.

Несмотря на санитарный день, посетителей в маленьком зальчике было довольно много. Из семи столиков были заняты пять. За одним вдохновенно питались четыре тетки — две крупногабаритные, как тыквы-чемпионы, две — тощие и желтые, как первая худосочная морковь. И все — блондинки. Прически у них тоже были примерно одинаковые — забетонированные лаком мощные кудри.

«Всем отделом к одному парикмахеру ходят», — Таня не сомневалась, что тетки вместе работают. И наверняка пришли отметить какое-нибудь событие. День рождения. День бухгалтера. День мелиоратора. На столе было неимоверное количество еды, выпивки тоже немало. Лица тыквенно-морковных блондинок цветом уже напоминали вареную свеклу. Тетки громко смеялись: тощие — басом, толстые — визгливо. Все четыре то и дело бросали томные взгляды на два соседних столика, сдвинутых вместе: там гуляла шумная мужская компания, не обращавшая на них никакого внимания.

У окна расположилось семейство: молодая пара и ребенок лет четырех. Родители явно выясняли отношения. Ребенку было совершенно нечем заняться, он то пытался стянуть со стола скатерть, за что тут же получал по рукам, то смотрел в окно, то начинал слоняться по залу. «И чего его сюда притащили? — подумала Таня. — Здесь же курят. Хотя им, похоже, не до него. Жалко, не слышно, о чем говорят». Таня вообще очень любила наблюдать за людьми. И внимательно слушать разговоры, да. Ей это в жизни всегда пригождалось. Еще со школы. А о работе и говорить нечего. Да и просто было любопытно. Но тут разобрать слова не получалось. На расстоянии голос женщины звучал как громкое шипение, а голос ее мужа — как сдержанное рычание.

За столиком в дальнем углу сидела непонятного возраста дама. И комплекции тоже непонятной — на даме был балахон, цвета неопределенного, поверх него — огромная восточная шаль, намотанная в несколько слоев. Эта конструкция полностью скрывала все телесные впадины и выпуклости, если они вообще имелись. На шали переливалась огромная брошь в виде черной кошки. На голове дамы было то, что принято тактично называть художественным беспорядком. Небольшую часть столика занимали чашечка кофе и блюдечко с пирожным. Все остальное пространство было завалено бумагами. Дама что-то быстро писала на листке, шевеля губами и слегка раскачиваясь. Иногда она вдруг взмахивала рукой. Блестели крупные перстни и крупные капли пота. «Поэтеска», — определила Таня.

Женщина, встретившая Таню и Веронику, — видимо, администратор, — усадила их, закрыла дверь изнутри и сама села за оставшийся свободный столик. Но как только девушки начали изучать меню, от пьяной компании отделились два мужика и направились к ним. Один был уже невменяем. Он еле добрел до столика, остановился и, с трудом сфокусировав на них взгляд, радостно сказал:

— О! Девчушки!

Второй сумел сформулировать мысль чуть более внятно:

— Девчонки, айда за наш столик. И вообще. Поехали. С нами. Ту… туда. — Он махнул рукой в сторону двери, а потом попытался слегка приобнять Веронику. В таких случаях у Тани всегда была наготове отповедь, произносимая презрительно-ледяным и в то же время безукоризненно вежливым тоном. Обычно это действовало безотказно. Но она не успела ничего сказать.

— Отвали! — Вероника отбросила руку незваного ухажера. — Кому сказала, козел!

Магическое слово «козел» моментально включило безвариантный сценарий.

— Кто козел? Я козел? Ты че, дура, ваще себе па-аз… па-а-азваляешь? — И он толкнул Веронику в то же плечо, за которое только что пытался обнять, но при этом потерял равновесие и стал заваливаться на своего компаньона. Вместе они упали на пол, как сложившийся карточный домик. Их товарищи, решив, видимо, что это Вероника их толкнула, тут же вскочили и, ругаясь, кинулись к девушкам. Кто-то сжимал в руке пустую бутылку.

В этот момент Таня услышала звонок и боковым зрением уловила движение: женщина-администратор нажала кнопку на стене. Тут же распахнулась незаметная дверь в глубине зала, и из нее появились четверо огромных мужчин в белом. Они без всяких усилий скрутили восьмерых буянов и увели их. Каждый легко тащил двоих.

Дверь закрылась. Стало тихо-тихо. Вероника ошалело оглядывалась.

— О-па… — наконец сказала она. — Это чего — санитары, что ли?

— Похоже на то.

— И чего их, в психушку, что ли? Типа, буйные? Ну кру-уто. Круто у вас придумано, — повернулась она к администратору. Та в ответ мило улыбнулась.

Немного отдышавшись после происшествия, девушки сделали заказ, и им очень быстро принесли салаты и вино.

— За встречу! — Вероника выпила весь бокал и тут же налила себе еще. Таня отпила чуть-чуть и прислушалась к голосам за столиком овощных теток. Ей интересно было наблюдать за всеми, а не только слушать трескотню одноклассницы. Тем более что Вероника опять завела шарманку про то, как давно она всех не видела и как жаждет встретиться.

После того как их мужественных соседей увели, блондинки явно приуныли и заскучали.

— Ну что, девочки, по домам? — вздохнула толстая тетка номер один. — Завтра ж на работу, выспаться надо.

— Да уж, да уж, — неожиданно ехидно сказала тощая тетка номер один. — А то опять проспишь и опоздаешь. Как всегда.

— Что значит «как всегда»?!

— А то и значит! Ты когда последний раз в девять приходила? Сегодня в двадцать минут десятого, вчера в половине, а позавчера вообще в десять!

— Да ты что — каждый день следишь, когда я прихожу?! Может, еще и записываешь??

— А что, — с вызовом сказала тощая тетка номер один, — может, и записываю.

— А-а-а! Так вот кто на меня Косолапову настучал! То-то он все в какую-то бумаженцию поглядывал и говорил, что у него сведения из проверенных источников! Ах ты стервоза!

— Да ты сама стервоза! — встряла вдруг толстая тетка номер два. — Сколько тебя просила: «Не включай кондиционер! Не включай! Дует!», а тебе хоть бы хны. Вот мне шею и продуло! — Она с размаху шлепнула себя по жирной багровой шее.

— Правильно делает, что включает, — тощая тетка номер один, вместо того чтобы обрадоваться поддержке, почему-то приняла сторону первой тетки. — Вечно духотища в комнате. Дышать нечем.

— Тебе дышать нечем, потому что ты курить каждые полчаса бегаешь! — Толстая тетка номер один не пошла на мировую. — Не, главное, опаздываю я. Ну задержусь на двадцать минут — и чего? Так я целый день на месте, а тебя кто ни спросит, ты вечно на лестнице дымишь, скоро клиентов к тебе прямо туда отправлять начнем. Сколько ты там рабочего времени проводишь?

— А ты зато чай все время пьешь! — встряла в разговор тощая тетка номер два, до той поры молчавшая. — С булками! С кексами! Вон какую корму наела. А подбородки свои давно считала? Сколько у тебя их уже? Думаешь, два? А их четыре! — И она вдруг ловко ухватила толстую тетку за лежащий на груди подбородок.

— Вот дрянь! — задохнулась та, и уже через минуту невозможно было понять, кто в кого вцепился. Образовалась шевелящаяся масса из свекольных лиц, белокурых локонов и разноцветных кофт с люрексом. Раздался звонок, и санитары, бесшумно появившись из стены, увели разбушевавшихся теток.

Вероника, которая сидела спиной и к их столику, и к потайной двери, ничего не заметила. За это время она успела допить первую бутылку, заказать и начать вторую и выкурить несколько сигарет.

— Танька! — страстно говорила она. — Ты клево выглядишь! Признавайся, ты бизнесвумен, да? Косметолог у тебя, да? Солярий всякий? Не, ну надо же! А была такая… медуза! Не, амеба. Не, эта! Имфузория… инфузория туфелька! Ой, блин, у меня всегда хреново было с ботаникой.

— С зоологией.

— Ага, и с зоологией тоже!

К этому списку можно было смело добавить геометрию, химию, русский язык и прочие школьные предметы. А хорошо у Вероники было с дискотеками, на которых она всегда была звездой. И с мальчиками. Каждому хотелось урвать хоть одно павлинье перышко, и многим это удавалось.

Семейная пара и дама в балахоне тоже не заметили исчезновения теток. Муж и жена, кажется, решили выяснить все друг про друга начиная с периода внутриутробного развития. Шипение и рычание раздавались все громче. Одинокая поэтесса качалась на волнах вдохновения, покрывая каракулями листок за листком. Младенец маялся. Он ползал на четвереньках по полу, замечаний ему никто не делал. Наконец он заполз под стол литературной дамы. Что произошло в этот момент в его четырехлетней голове, неизвестно, но он вдруг изо всей силы укусил поэтессу за ногу — в небольшой открытый промежуток между краем балахона и тупоносым рыжим ботинком на толстой подошве. Дама дико заорала. Вскочила. Заглянула под стол. Резко развернулась к молодым родителям и завопила:

— Уберите вашего крысеныша! Он мне ногу прокусил! Рожают не пойми кого, а воспитывать за вас кто будет?! Из таких детей убийцы и вырастают!

Вот не надо было ей это говорить. Мамаша и так уже была совершенно на взводе. Обнаружив новый объект, она еще больше возбудилась, и поэтесса услышала немало интересного о себе: что у таких, как она, детей не может быть в принципе, потому что ни один мужчина, даже под угрозой смертной казни, близко к такому чучелу не подойдет. Что если бы другие женщины хоть слегка смахивали на нее, человечество давно бы вымерло, перестав размножаться. Что ребенку теперь надо дать противоядие, потому что он наверняка отравился, надкусив ее отвратительную ногу. Папаша, почувствовав шанс отвести от себя гнев жены, тоже добавил пару неласковых слов в адрес укушенной дамы. Но та, кажется, уже решила перейти от слов к действиям. С криком «Да я вас сейчас сама покусаю!» она бросилась на парочку, но встретила достойный отпор. Счастливый ребенок, который наконец-то перестал скучать, ползал вокруг и норовил укусить за ноги уже всех троих.

Стоял такой гвалт, что Таня не расслышала звонок. Санитары сработали тихо и быстро. В зале остались Таня с Вероникой и администратор.

— Дурдом, — сказала Вероника. — Блин, одни психи кругом. Че за фигня, а? Даже не поговорить толком. Ну их в баню всех. Танька, ты лучше расскажи, ты-то как? Замужем, нет?

— Замужем.

— Клево. А кто у нас муж? — Вклинив цитату из фильма, Вероника показалась сама себе удивительно остроумной и радостно заржала.

— Димка.

— Не, ну че — Димка, Димка. Я ж не спрашиваю, как его зовут, какая мне разница! Сколько лет, че по жизни делает? Постой… погоди… какой Димка?!

— Неверов.

Пауза. Вероника переваривала услышанное. Переварила — и взорвалась:

— А… а… вот, значит, как? Вот ты как? Вот как? Да я же с ним… да он же меня… мне… Да я… Выждала, значит, тихоня? Урвала свое? Вот как, значит? Да я! Тебя! Тебе!

Она кричала все громче и бессвязнее. «Сейчас сделает что-нибудь эффектное. Как в плохих фильмах. Выплеснет мне в лицо вино. Или вцепится в волосы», — почти со скукой подумала Таня.

Вероника швырнула пепельницу. Она угодила Тане в щеку. Пепел и окурки посыпались на белый пушистый свитер. Таня даже не успела ни о чем подумать. Через секунду она уже лупила по этой раскрашенной физиономии, по этим ненавистным толстым ярким губам, которые, она знала, так нравились Димке. Лупила по всем дискотекам, во время которых стояла, полируя спиной стену. Лупила по всем походам, в которые ее не брали, потому что просто не замечали. Перед глазами прыгали радужные пятна.

Пальцы у санитаров оказались жесткими и удивительно сильными. О том, чтобы вырваться, и речи быть не могло. Вероника вопила, Таня молчала. Как только за ними закрылась потайная дверь, на них тут же надели смирительные рубашки и туго затянули рукава за спиной. Во дворе их ждал фургончик, забитый людьми до самой двери. Места для Тани и Вероники там не было совсем, но их впихнули, как впихивают ложки в абсолютно полную банку с вареньем. Они повисли в человеческой массе, расфасованной в смирительные рубахи и невыносимо пахнущей перегаром, потом, страхом. Здесь были все: бравые приставальщики, любимица муз и прочие соседи по кафе. Фургончик тронулся.

«Неужели в психушку везут? Дурь какая. Ну ничего, выберусь. Позвоню кому надо. А, черт! Мобильник остался в сумке, а сумка на стуле. И паспорт там. Ладно, на месте соображу», — Таня пыталась трезво просчитать эту нелепую ситуацию.

Остановились. Санитары, которые во время пути находились в другом отделении фургончика, выгрузили усмиренных пассажиров перед воротами в заборе. Место показалось Тане смутно знакомым, какие-то детские воспоминания заплескались в голове. Она пыталась разглядеть на воротах вывеску, но первое, что она увидела, была надпись на большом белом листе: «Санитарный день». Вывеска тоже была, но как только глаз за нее зацепился, Таню уже втолкнули в ворота. Правда, она быстро сама поняла, где находится: это был зоопарк. Их вели вдоль клеток по совершенно пустым, по случаю санитарного дня, дорожкам. Очень скоро они оказались перед огромной клеткой — или вольером? — забранной такой частой сеткой, что совершенно не видно было, кто находится внутри. Где-то на заднем плане шевелилось множество неясных теней. Один из санитаров отпер решетчатую дверцу и втолкнул в нее толстую блондинку. Остальные молча потянулись за ней. Но никто из санитаров за ними не последовал. Замок замкнулся — на то он и замок.

Санитары пошли к выходу, и только один задержался.

— Эй, Толян, ты чего там возишься?

— Сейчас подойду.

Он задумчиво посмотрел на табличку: «Волки — санитары леса», достал из кармана маркер, исправил слово «леса» на слово «города», полюбовался своей работой и спрятал маркер в карман. Из глубины клетки раздался крик.

— Нормально, — улыбнулся Толян, повернулся и пошел к выходу. На ходу он мурлыкал: