О великих шпионах есть много легенд,
В том числе о провалах немало.
Вот легенда о том, как искусный агент
Оказался на грани провала.
Билли Смарт изучил трудный русский язык,
Перерыл информации ворох,
Прочитал триста шесть познавательных книг
О бескрайних российских просторах.
Прибыл он в город Плюйск в сапогах на меху,
С документами Васи Смирнова,
Поступил на работу в секретном цеху.
Или цехе? Коварное слово…
И таких вот коварных и каверзных слов
Оказалось как пыли в Канзасе.
Чтобы груз отвезти, звали все шоферов,
Звал шофёров один только Вася.
«Торты», «шарфы», «директоры» и «договор»
Говорил он, учебникам веря.
А народ-то, народ он не слышал в упор —
Не агент, а глухая тетеря!
Вместо «ехай» — «езжай», вместо «длиньше» — «длинней»
И дурацкое «класть» вместо «ложить»…
Вскоре взгляды недобрые добрых людей
Стали Билла все больше тревожить.
В Управленье послал он экспертам сигнал,
Явно чувствуя близость провала.
Как ни бились они, так никто не узнал,
Что же в нем чужака выдавало.
И на плюйские тайны им плюнуть пришлось,
Отослали в Америку Билла.
Раз народ этот видит шпионов насквозь,
Значит, есть в нем особая сила.
Ну а в Плюйске вздыхали: «Смешной был мужик…
Эх, чего он сорвался куда-то?
Ладно, закусь давай… Кто тут вякнул «ложи»?
Во, клади! И за Васю, ребята!»
Однажды хомяк повстречал хомяка,
Хомяк хомяку удивился слегка:
«Какой безобразно щекастый толстяк!
Такого небось прокормить не пустяк!»
Однажды рыбак повстречал рыбака,
Рыбак рыбаку удивился слегка:
«Никак он не может прожить без вранья!
Да кто ему верит? Уж точно не я!»
Однажды дурак повстречал дурака,
Дурак дураку удивился слегка:
«С таким потрясающе глупым лицом
В дурдом загребут — да и дело с концом».
Однажды с поэтом столкнулся поэт
И он не слегка удивился, о нет.
Он фыркнул: «Бездарность! Болван! Графоман!»
И тут же полез за блокнотом в карман.
И вывела твердо в блокноте рука:
«Однажды поэт повстречал дурака».
Парнишку в свитере неброском,
В штанах спортивного покроя
Четыре дня пытали Босхом,
Как настоящего героя.
В него вливали для затравки
Коктейль из Вагнера и Шнитке
И смесью Борхеса и Кафки
Упорно продолжали пытки.
Он выполз мятый, бледный, тощий
Из тренировочной кабины.
Теперь без содроганья к теще
Он ехать мог на именины.
Бежит кругами гражданин румяный,
И надпись проступает на лице,
Что кашей он питается овсяной
И любит витамины АВС.
Он завтракает под холодным душем
И в проруби съедает свой обед,
А к пиву абсолютно равнодушен,
Как к Дездемоне сумрачный Макбет.
А вот другой — с брюшком, но желтый, хилый — В двадцатый раз идет на перекур,
И видно в нем любителя текилы
И жирных бедер иностранных кур.
А я, как буриданова ослица,
Смотрю в окно и думаю: кто прав?
И в чьи ряды мне подобает влиться,
Навеки образ жизненный избрав?
Но все же мне понять обоих сложно,
Умеренность — мой самый ценный клад…
Пойду-ка, съем десятка три пирожных,
Чтоб натощак не лопать шоколад!