Время, когда инженеры были по-настоящему смешными, уходит в прошлое. Помните анекдот о грабителях? «Давай деньги!» — «Нету, вот смотрите…» — «Снимай часы!» — «Нет у меня часов» — «Пиджак снимай!» — «Пожалуйста, только он у меня единственный…» — «Документы давай! А, инженер… Ванька, дай ему десятку — и пусть катится». И о документах было: как определить инженера по паспорту? Да очень просто, инженер на всех трех фотографиях в одном и том же костюме. В общем, пополнили словом «инженер» число ругательств, которых в великом, могучем, правдивом и свободном предостаточно и без него.

Были ли еще когда-то такие времена? Первый одесский градоправитель Эммануил де Ришелье (да, тот самый Дюк) был родовит до предела, числил в своих предках не только маршала Франции, но и, как по фамилии догадается каждый, самого знаменитого ее первого министра, мог и образование получить соответственное, как и большинство знатных французских дворян. Об одном из них рассказывали, что учитель геометрии никак не мог объяснить ему, что сумма углов треугольника равна двум прямым углам, пока в отчаянии не воскликнул: «Ваше высочество! Даю вам честное слово дворянина, что это так!» «Что же вы раньше мне так просто не объяснили? Теперь верю, конечно», — ответил титулованный оболтус. Так вот, Ришелье в отличие от вышеупомянутого получил прекрасное образование. За это его очень не любили прочие герцоги и маркизы (чего, мол, выпендривается?) и в качестве убойного оскорбления звали за глаза не иначе как «инженер».

Впрочем, ему поделом. Способный администратор, сделал блестящую карьеру, дошел до поста самого своего титулованного предка — стал первым премьер-министром Франции после Наполеона, да таким дельным, что установил во взбудораженной стране гражданский мир (кстати, когда он умер и его сменил тупица Полиньяк с его хамскими законами о печати, династия Бурбонов прекратила существование, глазом моргнуть не успев, — «инженер» знал, что нельзя слишком плотно захлопывать кипящий котел, а просто герцог и знать не хотел). Как такого не ругать? Инженер он — в смысле больно умный… Вот в чем были сходны французский маркиз и советский обыватель. За это их страны и поплатились.

А если серьезно, инженеры могут поспорить с журналистами и сами знаете кем за титул «древнейшей профессии». Пожалуй, наличие в обществе инженеров является каким-то рубежом, за которым начинается цивилизация. Древнейшие государства для нас то, от чего остались строения, храмы, пирамиды, зиккураты и всякое такое. А кто их проектировал? То-то… Самого слова еще не было — поскольку Парфенон строили в основном плотники, руководил строительством старший плотник. Плотник по-гречески — «тектор», старший плотник, естественно, — «архитектор». А инженеры, получается, уже были.

Более того — дело это было престижное и непростое. Греко-македонский царь Деметрий лично не брезговал конструировать осадные машины в десятиэтажный дом высотой, корабли-монстры с семью рядами весел и прочие там баллисты, причем вполне успешно — даже прозвище за военные успехи получил Полиоркет, то есть Градоосаждатель. Правда, антисейсмичные постройки у него возводить не получалось — самое известное его сооружение простояло более ста лет, но потом при землетрясении рухнуло, а обломки его с трудом погрузили на 900 верблюдов. Называлось оно Колосс Родосский и было причислено всего-навсего к семи чудесам света — для царя недурно! Кстати, об этих самых чудесах: кто их проектировал, если не инженеры?

Бывали и другие коронованные особы, одержимые страстью к инженерному ремеслу. Несчастный Людовик XVI конструировал и сам изготавливал великолепные замки, посвящая этому занятию большую часть своего досуга. Рассказывают, что когда его судили, он хранил презрительное молчание и не отвечал на реплики обвинителей. Только когда какой-то бестолковый депутат заявил: «Я голосую за казнь Людовика Капета, потому что в свободной Франции, где каждый будет зарабатывать себе пропитание своим трудом, он все равно умрет с голоду», Людовик не выдержал и ответил: «В стране, которую вы описали, месье, я с моими навыками слесаря и часовщика зарабатывал бы своим трудом гораздо больше, чем вы!» И опять замолчал.

Но вернемся к античности. Вершиной ее инженерного хитроумия заслуженно считаются труды Герона Александрийского. Что только не делают его самодвижущиеся устройства (кстати, «самодвижущийся» по-гречески — «автоматос»)! И двери храма непонятным для верующих образом распахивают, и святую воду за свободно конвертируемые драхмы продают (газированной тогда еще не было, а жаль: при тамошней жаре она полезна представителям всех конфессий, а святая — только одной), и, как звери, воют, и плачут, как дитя… Одно только из описанных Героном чудес современники считали совершенно бесполезным в отличие от крайне нужных в каждом приличном храме изобретений, перечисленных выше: «Эолипилл» — «Эолов мяч». Паровая машина один к одному. Хуже современников разбираются в происходящем только очевидцы.

А вот коллеги Герона — римские инженеры изобрели массу вполне современных удобств: и центральное отопление, и водопровод, и даже таксометр (пока наемный экипаж ехал, в специальную урну падали камешки). Правда, до некоторых элементарных улучшений быта они не додумались, и потому в римских термах было не два, а три крана — для горячей, холодной и теплой воды. Смеситель почему-то оказался для них техникой будущего. Возведенный ими купол Пантеона украшает Вечный город две тысячи лет. А покорившие римлян готы для гробницы своего вождя Теодориха везли в Равенну между двумя кораблями полукруглую крышу его гробницы — монолит толщиной один метр, окружностью тридцать три метра и весом около трехсот тонн. Необходимость такого инженерного подвига возникла потому, что готы не научились у покоренных римлян строить купола. Впрочем, чему удивляться? Это средневековые москвичи удивлялись Аристотелю Фиораванти, строившему Кремль «в кружало и в правило». А у нас каждый школьник чертит «в кружало и в правило». То есть циркулем и линейкой.

Однако давайте поближе к нашим временам. Бывало, что профессия инженера оказывалась довольно почетной, — например, в России XIX века. В эпоху реформ Александра II инженеры были не только богаты и уважаемы, но и строго блюли собственный кодекс чести. Для путейских инженеров, построивших мост, во время прохождения по нему первого поезда было принято наблюдать этот торжественный момент именно под вновь возведенным мостом. Рухнет мост — и создателя своего придавит. Халтурщики и непрофессионалы при таком подходе выметались из профессии сами собой. Нам уже трудно их понять, как и горных инженеров, которые стрелялись, когда не сходились туннели, прокладываемые с двух сторон горы. «Зачем? — удивляемся мы. — Так ведь еще лучше, будет сразу два туннеля».

А в те времена честные инженеры меняли географические карты. Как вы думаете, почему улица в центре Новосибирска, идущая от вокзала, носит имя писателя Гарина-Михайловского (скажем прямо, несколько отстающего по литературным достоинствам от Толстого и Чехова)? На самом деле это дань благодарности человеку, без которого никакого Новосибирска просто не было бы. Легенда гласит, что честный путейский инженер-шестидесятник (кстати, автор романа «Инженеры») Гарин-Михайловский думал, что живет в новой России, которая должна усилиями всех ее граждан быстро измениться к лучшему (и смешно, и грустно), и поэтому, в частности, совершенно не брал взяток. Ни при каких обстоятельствах. А ведь на сумму, которую предлагали ему тобольские купцы за то, чтобы прокладываемая им трасса Транссибирки прошла через Тобольск, тоже можно было бы небольшой городок построить! Но честный инженер повел дорогу, как присягу давал, — тщательно и с максимальной выгодой для казны, — после чего Тобольск захирел и впал в ничтожество, а на новой трассе возникла железнодорожная станция Новониколаевск. Ныне Новосибирск. Сейчас, честно говоря, роль Гарина-Михайловского в этом решении оспаривается, но, как говорят итальянцы, «если это и неправда, то хорошо придумано».

Правда, не стоит думать, что все инженеры давних времен были таковы. Инженерная работа Абрама Федоровича Иоффе началась с ремонта ветхого моста. Свежеиспеченный инженер-технолог сразу предложил такой план ремонта, чтобы мост не только чинили, но и приводили в состояние, при котором он простоял бы десятилетия, вообще не требуя никакого ремонта. «Да что вы, сопляк, мелете! — возмутился его начальник. — Ведь в этом случае все возможности ремонта будут исчерпаны и нам придется жить на одно жалованье!» В итоге бедному Иоффе, чтобы прокормиться на одно жалованье, пришлось сменить работу, и через некоторое время он стал получать жалованье за другую работу — создание атомной бомбы. Вот о таком печальном следствии взяточничества, как создание атомной бомбы, я как-то раньше не задумывался…

Правда, несмотря на высокую зарплату, эта работа была чревата — и не только радиацией. После успешного испытания советской атомной бомбы у куратора проекта Берии встал вопрос: кого как награждать за успешную разработку. Решать нужно было срочно, а критерии Берия ни с кем не обсуждал. К счастью, оказалось, что в его столе давно лежит бумага, где расписано, что делать с работниками проекта при его провале — кого расстрелять, кому влепить 25 лет, кому 15… Она и помогла: кандидатам на расстрел дали Героев, имеющим шансы на «четвертак» вручили орден Ленина, ну и так далее… В общем, тоже типичное инженерное решение.

Видите, что бывает с инженерами? В итоге все эти неприятные случайности, неизбежные в их работе, так им надоели, что они сами четко сформулировали, в чем дело. В 1948 году один американский военный инженер испытывал некое несложное устройство. После блистательного провала испытаний он вспомнил, что в схеме есть пара проводов, которые можно подключить всего двумя способами — правильным и неправильным. Он не только догадался, что в данном случае избрали именно неправильный способ, но и предположил, что так будет делаться всегда, при малейшей возможности. Его фамилию вы все знаете. И это, кстати, не единственный закон Мэрфи. Дело не только в том, что дела завтра будут обязательно хуже, чем сегодня. Еще пессимистичней второе следствие из этого закона: «Если вам кажется, что дела не ухудшились, значит, вы чего-то не заметили».

Законы Мэрфи и родственные им правила неумолимы. Не обойти правила Шоу, согласно которому, если вы создадите такую простую систему, которой может пользоваться любой дурак, только дурак и станет ею пользоваться. Все мы часто наблюдаем следствия закона Мескимэна, по которому никогда не хватает времени, чтоб сделать работу как следует, но всегда есть время исправить допущенные в спешке ошибки. Есть даже закон Хеопса: «Ничего не строится вовремя и в пределах сметы», есть и правило Линча: «Когда дело принимает дурной оборот, все смываются».

Зато инженер всегда может объяснить, как работает то или иное устройство. Правда, починить его он никогда не может. Но это же совсем другое дело! Как гласит обобщение Шэттерли: «Если неприятность никак не может случиться, она все равно случается». Вот и я сдаю эту статью с опозданием, хотя вовсе не собирался этого делать. А в моем дипломе так и написано — «инженер-теплоэнергетик по автоматизации»…