Глава тридцатая
Сыплет груды орехов
Орешник глаз безутешных,
Скегуль злата скорбь
Ласка скальда лишь умерит.
Сага о Гисли
Попутный ветер продержался все то время, пока они шли от устья Лиффи до устья реки Бойн, которое находилось в тридцати пяти милях к северу вдоль побережья. Три драккара плыли рядом, их квадратные паруса наполнял устойчивый ровный ветер, узкие хищные корпуса слегка кренились на правый борт, и море расступалось перед их острыми носами, расходясь длинными пенистыми волнами за кормой. Они походили на драконов и двигались стремительно, словно чайки, и тяжеловооруженные люди на их борту наслаждались ясным днем и хорошей погодой, столь редкой для этих мест, равно как и легким плаванием, которое обеспечивал им попутный ветер.
Торгрим тоже пытался получить удовольствие от морского похода. Пытался, но не получал. При самых благоприятных обстоятельствах он и мечтать не мог о большем. Но злоба и враждебность, которые кипели в членах команды, подобно океанским течениям с их приливами и отливами, отвлекали его и вызывали слишком большое беспокойство, чтобы он мог наслаждаться ветром и морем.
Освободившись от весла, Харальд немедленно отправился на корму и присоединился к Бригит. Его поступок вызвал явное неудовольствие Арнбьерна и вселил в Торгрима подозрения насчет того, что ярл может иметь и другие далеко идущие планы, помимо захвата Тары и возвращения в Норвегию богатым и успешным викингом. Планы, в которых может найтись место и ирландской красавице принцессе. Одним богам известно, сколь вычурные фантазии питал Арнбьерн в отношении себя самого и Бригит. Но одно было совершенно очевидно — он не желал, чтобы Харальд сидел рядом с девушкой. Однако Арнбьерн не говорил по-ирландски, в отличие от того же Харальда, который на удивление быстро осваивал чужой язык, что давало ему повод находиться рядом с принцессой.
Но столь же очевидно было и то, что сейчас Бригит никого не хотела видеть рядом с собой. Едва «Черный Ворон» вышел в открытое море, как она перегнулась через борт, и ее тошнило до тех пор, пока в ее желудке ничего не осталось, после чего она, обессиленная, привалилась к обшивке борта, закутавшись в меха, а лицо ее сначала побледнело, а потом приобрело зеленоватый оттенок. Харальд изо всех сил старался утешить ее и окружить заботой, пока у Торгрима не лопнуло терпение и он не окликнул его.
— Сынок, — негромко сказал он, — мне частенько приходилось видеть страдающих морской болезнью, и, можешь мне поверить, Бригит хочет сейчас одного: чтобы ее оставили в покое.
Харальд оглянулся на возлюбленную. Он еще никогда не выходил в море в женском обществе, его всегда окружали мужчины, которых не тошнило от качки, а если такое и случалось, то они быстро понимали, что кузнечное дело или изготовление гребней подходит им куда больше.
— Ты уверен? — спросил он. — Женщинам нравится, когда за ними ухаживают, верно?
— Да, обычно так оно и есть. Но только не тогда, когда они страдают морской болезнью.
— Быть может, предложить ей что-нибудь поесть? В бочонке на носу есть соленая рыба.
— Если ты попытаешься сделать это, она выцарапает тебе глаза. Во всяком случае, выцарапала бы, если бы ей хватило сил.
После этого Харальд кивнул и, похоже, смирился с тем, что Торгрим прав, а такое теперь случалось все реже и реже. Присев на корточки рядом с Бригит, он что-то сказал ей, но так тихо, что Ночной Волк не разобрал ни слова, хотя едва ли понял бы, даже если бы расслышал. Бригит кивнула головой, не открывая глаз, а Харальд встал и уселся на ближайший к корме морской сундучок, чтобы оставаться рядом, но не слишком близко.
Арнбьерн, стоявший на юте чуть поодаль от рулевого весла в позе властителя, безраздельно повелевающего судьбами подчиненных, недовольно фыркнул, но ничего не сказал.
Маленькая флотилия миновала мыс к северу от залива Дуб-Линна и через два часа оставила за кормой остров Ламбей, где более пятидесяти лет назад состоялся первый набег норманнов на землю Ирландии. Когда «Черный Ворон» проходил мимо его берегов, Торгрим окинул беглым взглядом остров с его крутыми утесами и покатыми зелеными лугами. Он даже разглядел развалины монастыря, некогда возвышавшегося над берегом, но покинутого после того, как сами же ирландцы несколько раз подряд опустошили его сокровищницы.
«Пятьдесят лет», — задумчиво сказал он себе. Вот уже полвека норманны грабили эту страну. А теперь они пришли сюда, чтобы остаться. Они строили города и вставали на чью-либо сторону в местных войнах, вот как он сам сейчас. Сколько пройдет времени, прежде чем Ирландия станет наполовину норманнской? Если Бригит говорила правду, то именно таким будет и его собственный внук.
Ветер дул ровно и сильно, пока они шли на север, постепенно забирая к северо-западу, обрасопив рей на левый борт и вывесив бейти-ас, специальный рангоут для расширения основания паруса, чтобы корабль мог идти круто к ветру. День уже клонился к вечеру, когда наконец впереди показались низкие берега устья реки Бойн.
Несмотря на все высокопарные речи об опыте и лидерских качествах Торгрима, на самом деле Арнбьерн не нуждался в его советах. Впрочем, Ночной Волк понял это уже давно. Однако же Торгрим не мог не предложить ему совершить обманный ход, который позволил бы оставаться незамеченными еще десять часов. Небольшой отряд воинов можно было высадить на берег в лодке, которую «Черный Ворон» вел на буксире за кормой. Они встали бы лагерем на берегу, в то время как три корабля прошли бы мимо устья реки, словно вовсе и не собирались заходить в Бойн. А потом люди на берегу разожгли бы костер, чтобы указать им обратный путь.
Они находились слишком далеко от берега, чтобы с уверенностью судить, наблюдают за ними или нет, но Торгрим не сомневался в том, что их появление не осталось тайной. Так что любое смятение, которое они могли посеять в умах своих врагов, пошло бы им только на пользу.
Арнбьерн сделал вид, будто всерьез обдумывает его предложение. В конце концов он отверг его, как Торгрим и предполагал заранее. «Совершенно излишние усилия для набега, который не должен встретить особого сопротивления», — сделанным терпением пояснил он. Это может подорвать уверенность воинов в победе, если они подумают, что возникла надобность в подобных уловках. Кроме того, Бригит попросту не выдержит, если ее вынудят оставаться на борту корабля в открытом море хотя бы на минуту дольше необходимого.
Торгрим кивнул.
— Очень хорошо, — сказал он.
Он выполнил свой долг, дав совет, который должен был дать. Арнбьерн выказал ему уважение, объяснив причину, по которой отверг его. Резоны Арнбьерна были вполне понятны, за исключением того, что какой-то личный демон подталкивал его отвергать все идеи, даже самые здравые, которые предлагал Торгрим.
До захода солнца оставался еще час, когда они спустили реи, принайтовили к ним паруса, достали весла и начали утомительный путь против течения. Они прошли примерно полмили вверх по реке, прежде чем носы кораблей уткнулись в илистый южный берег. Викинги перебросили с кораблей на сушу канаты и привязали их к растущим здесь дубам, чтобы пришвартовать свои суда. Выставив посты, люди стали устраиваться на ночлег.
Теперь, когда корабль больше не раскачивался под ногами, Бригит почувствовала себя куда увереннее. Встав, она откинула в сторону меха и потянулась. Она даже приняла миску с кашей от Арнбьерна и предприняла смелую попытку немного поесть. Как только корабль был благополучно пришвартован, Харальд отправился на корму, чтобы узнать, не может ли чем-нибудь ей помочь. Но Арнбьерн уже сам делал все, что только можно было, и вполне обходился без помощи Харальда.
Торгрим, облокотившись о борт корабля неподалеку от рулевого весла, с изумлением наблюдал за их противоборством, которое разыгрывалось у него на глазах. Арнбьерн, очевидно, не мог попросту приказать Харальду убираться прочь, поскольку Бригит хотела, чтобы тот находился поблизости — единственный человек, говоривший по-ирландски. Харальд, в свою очередь, пускал в ход это свое умение при первой же возможности, беседуя с Бригит и совершенствуя свои речевые навыки.
Этот танец павлинов продолжался еще некоторое время, прежде чем Торгрим решил положить ему конец.
— Арнбьерн, — сказал он, — тебе не кажется, что принцесса даже в ее положении имеет право на некоторое уединение? У нас есть запасная парусина, и мы с легкостью можем соорудить для нее нечто вроде шатра. Прямо здесь, на корме.
Арнбьерн сделал вид, будто обдумывает его предложение, но Торгрим понимал, что ему будет трудно найти причину для отказа. А потом Харальд прострекотал что-то Бригит на этом чудном ирландском наречии, и она просветлела и радостно кивнула.
— Бригит очень хочется отдохнуть в шатре, — заявил Харальд, и вопрос был решен, к явному раздражению Арнбьерна.
Викинги с готовностью взялись задело. Они закрепили весла на палубе так, что те образовали треугольную рамную конструкцию, после чего накрыли ее парусиной, которую привязали к веслам. Через полчаса на юте уже стоял вполне приличный шатер, пол в котором был устлан мехами и одеялами, — уютное гнездышко для принцессы на борту военного корабля. Кивнув в знак благодарности и улыбнувшись, Бригит с видимым облегчением пожелала всем спокойной ночи и нырнула в свое новое убежище.
Харальд еще несколько мгновений топтался у входа в шатер, и Торгрим видел, что он мучительно размышляет над тем, а не присоединиться ли ему к ней внутри. В конце концов в доме Йокула он делил с ней постель. Во всяком случае, Торгрим был уверен, что Харальд думает именно об этом.
«Статью он похож на настоящего мужчину, но соображения у него не больше, чем у ребенка», — сказал себе Торгрим. Поймав взгляд Харальда, он едва заметно покачал головой и повел подбородком в сторону носа корабля. Они с Харальдом уже многое пережили и научились понимать друг друга без слов. И Харальд, хотя и выглядел несчастным, кивнул и отправился восвояси.
В ту ночь Торгриму снились волки. Он был частью стаи, и их обложили со всех сторон. Они находились в густом лесу. Врагов не было видно, но обоняние подсказывало им, что они повсюду. Они бежали, сами не зная куда. Они ждали нападения, но не знали, с какой стороны оно последует. Они были волками, но лишенными силы и мощи, присущей этим зверям.
Торгрим проснулся весь в поту. На востоке уже проступил первый намек на рассвет, и на горизонте появилась тоненькая багряная полоска. Он встал, потянулся и отправился в обход палубы, проверяя, все ли в порядке, и пытаясь стряхнуть с себя остатки ночного кошмара. Разбудив двух викингов, он сообщил им, что сегодня их очередь готовить завтрак. Они попытались протестовать, но одного взгляда на лицо Ночного Волка в тусклых предрассветных сумерках хватило, чтобы они тут же угомонились и взялись за дело.
Двумя часами позже люди поели, корабли были вновь готовы отправиться в путь, а из своего шатра вышла Бригит, выглядевшая куда лучше, чем накануне. Сытная еда, устойчивая палуба под ногами, близость Тары и возможность того, что викинги под командованием Арнбьерна вернут ей трон, совершили настоящее чудо. Арнбьерн суетился вокруг нее, и Харальд со своего места на веслах бросал на него мрачные взгляды. Но едва они тронулись в путь, как Бригит предпочла облокотиться на борт корабля в нескольких футах от Торгрима, стоявшего у руля. Она улыбнулась ему и кивнула, и Торгрим кивнул в ответ. Он был единственным, кто не проявлял к ней ни малейшего интереса, и теперь решил, что именно поэтому в его обществе она чувствует себя в безопасности.
«Ох уж эти женщины», — подумал он.
Они прошли уже пятнадцать миль вверх по реке, медленно поднимаясь против течения. Поскольку людей на корабле было больше, чем весел, они могли регулярно сменять друг друга, чему Торгрим был очень рад. Он не хотел, чтобы река измотала викингов раньше времени, поскольку впереди их ждала битва. Во всяком случае, он на это надеялся. Следовало атаковать в тот же день, не дав врагу еще одну ночь на то, чтобы получить подкрепление и усилить свои позиции. Он надеялся, что Арнбьерн придет к такому же выводу, и потому не торопился предлагать его.
Река была ему знакома. Полгода назад Торгрим, Орнольф, Харальд и прочие, кто приплыл сюда с ними из Вика, уже поднимались по ней. Тогда перед ними стояли далеко не такие амбициозные цели. Они надеялись всего лишь спасти Харальда и других своих спутников, которых взяли в заложники. Та попытка стоила жизни большинству из них.
У Торгрима была хорошая память на водные пути, и потому сейчас он узнавал все повороты реки, легко вспоминал, где расположены песчаные отмели, где торчали топляки и возникали попутные течения, так что «Черный Ворон» уверенно продвигался вперед во главе небольшой флотилии. На берегу он то и дело замечал всадников, которые пытались скрываться в зарослях деревьев. Мыслями он вернулся обратно к Клойну и конникам на хребте. В Таре уже наверняка знали об их приближении, но поделать с этим ничего было нельзя. Имея перед собой пять лиг пути по реке и долгий переход по суше, застать противника врасплох решительно невозможно.
Был уже полдень, когда они добрались до места, где, как хорошо помнил Торгрим, они уже причаливали ранее. Бригит, сообразив, где они находятся, оживилась, показывая рукой на реку и что-то лопоча на своем непонятном ирландском наречии. Торгрим позвал на корму Харальда, потому что знал: Арнбьерн по доброй воле никогда его сюда не пришлет.
— Что говорит Бригит?
Харальд сказал ей несколько слов, и она ответила, стараясь на этот раз произносить фразы медленнее.
— Она говорит, что в полумиле выше по реке есть хорошее место для стоянки, причем дорога оттуда ведет к самой Таре.
Они двинулись дальше, и, как и обещала Бригит, за поворотом река стала шире, течение вымыло глубокую заводь у западного берега. В воду были забиты сваи, а на берегу торчали столбы, и Торгрим понял, что ирландцы вовсю используют реку. Правда, сегодня они не видели никаких судов, но в этом не было ничего удивительного. При появлении норманнов ирландские лодки бросались врассыпную, словно овцы перед волками.
Они привязали свои драккары к сваям и столбам, после чего перекинули на берег сходни. Арнбьерн сошел первым, за ним последовали Хроллейф Отважный и Ингольф, командовавший «Победителем Драконов», и уже после них на берег хлынули их люди, вооруженные копьями, мечами, боевыми топорами и щитами, снятыми с бортов кораблей. Выстроившись на суше, воины принялись надевать подбитые войлоком туники, кольчуги и железные шлемы, а также подпоясываться перевязями с мечами.
Вожаки же прошли еще несколько шагов по дороге, которая была относительно широкой и, к счастью, сухой, и устроили военный совет. К ним присоединилась Бригит, а также Харальд в качестве толмача. Там же присутствовал и Торгрим, хотя он не собирался высказывать свое мнение и намеревался ограничиться лишь кивком в поддержку того соглашения, которое выработают остальные. Арнбьерн позвал на совет и Болли, и тот согласился, правда, с ворчанием и явной неохотой, как и всегда.
Бригит заговорила первой. Харальд переводил:
— Принцесса говорит, что Тара находится примерно в пяти милях дальше по этой дороге.
Все присутствующие дружно обернулись и посмотрели в ту сторону, словно надеялись увидеть столицу отсюда.
— Что она думает о тех, кто будет противостоять нам? — спросил Хроллейф.
Харальд перевел вопрос, выслушал ответ Бригит, что-то уточнил, кивнул и вновь стал переводить:
— Она говорит… я не совсем понимаю… но она говорит, что не верит, будто кто-либо из… полагаю, что она имеет в виду младших ярлов, которые живут поблизости. Так вот, она думает, что никто из них не придет на помощь Таре. Она сомневается, что в самой столице наберется больше сотни воинов. Стены крепости высоки, а ворота прочны, но они недолго продержатся против нас.
После этих слов собравшиеся закивали головами.
— Предлагаю выступить прямо сейчас, и чем быстрее, тем лучше, — сказал Ингольф. — Время — наш враг, а не их.
Вожаки вновь кивнули в знак согласия, и Торгрим последовал их примеру. Ему все больше нравился Ингольф. Остальные согласились с этим планом, развернулись и направились обратно к тому месту, где ждали их люди, уже выстроившиеся в походный порядок. Арнбьерн объяснил суть разработанного ими плана, если его можно было назвать таковым. План заключался в том, чтобы ускоренным маршем подойти к Таре и взять ее любым способом, который они сочтут наиболее подходящим. Это как нельзя лучше устраивало норманнов, предпочитавших честную битву всевозможным военным хитростям.
Все это было вдвойне верно по отношению к Старри Бессмертному и его отряду берсерков, Нордваллу Коротышке и прочим. Если большинство воинов, готовясь к сражению, надели на себя защитную амуницию, то берсерки, наоборот, разделись до пояса, сняв с себя туники и перевязи и оставшись в одних обтягивающих штанах. На головах у них красовались меховые шапки или стальные шлемы. Все они были хорошо вооружены, причем излюбленным их оружием оставался боевой топор на длинной рукояти. Сбившись в кучку, они стали издавать странные неопределенные звуки, словно молились какому-то давно забытому божеству.
— Старри! — окликнул берсерка Торгрим. — Старри!
Наконец тот поднял голову, и Торгрим поманил его к себе.
Старри рысцой подбежал к нему, сжимая в руках короткий меч и боевой топор. Он был обнажен до пояса, и на кожаном шнурке у него на шее болтался наконечник стрелы, расщепившийся о меч Торгрима у Клойна.
— Да, Ночной Волк? — сказал он.
Глаза его горели каким-то жутковатым пламенем, в них стоял отсвет чего-то такого, чего Торгрим никогда раньше не видел, а взгляд берсерка, казалось, пронизывал его насквозь. Старри был здесь, рядом с ним, на берегу Бойн, и одновременно находился где-то еще, далеко отсюда, в месте, известном только берсеркам.
— Мы выступаем. Хроллейф отправил вперед нескольких лазутчиков. Первыми пойдут люди Арнбьерна, а вы, берсерки, последуете за ними. Словом, держитесь позади.
— Позади? Позади… Разве мы не должны возглавить колонну?
— Нет. Мы выдвигаемся маршем к Таре и, когда увидим, с чем нам придется иметь дело, подумаем, как лучше перестроить боевые порядки. А теперь, прошу тебя, держи своих людей в руках, и пусть они не нарушают строй.
Старри кивнул. Торгрим надеялся, что он и в самом деле понял, чего от него требуют, а не просто машинально ответил ему движением головы. Понять Старри всегда было нелегко, а уж в нынешних обстоятельствах — и подавно. Правда же заключалась в том, что Арнбьерн намеревался держать берсерков в подчинении так долго, как только сможет, чтобы использовать их с умом, а не в маниакальной безумной атаке, и в кои-то веки Торгрим был с ним согласен.
Через полчаса после высадки на берег они выступили походным маршем по покрытой бурой пылью проселочной дороге, двигаясь так быстро, как только возможно, но стараясь понапрасну не расходовать силы. В воздухе повис слитный топот босых ног и мягких сапожек из оленьей кожи. Иногда кто-то негромко переговаривался между собой, но большинство воинов предпочитало хранить молчание. Берсерки тоже не разговаривали друг с другом, и лишь изредка один из них издавал странные, леденящие душу звуки, похожие на протяжный стон, волчий вой или лай собак.
Бригит они с собой не взяли. Она попыталась было протестовать, и в какой-то момент голос ее поднялся на целую октаву. Харальд перевел ее сердитые слова, но никто из мужчин не счел ее присутствие на поле боя здравой идеей, и в конце концов они победили. Ее оставили на борту «Черного Ворона» под охраной двадцати воинов, а корабль спустили обратно на воду, не отвязывая, правда, швартового каната. Сделано это было якобы для ее же собственной безопасности, хотя имели место и иные соображения, а именно: не дать ей возможности сбежать. Торгрим наблюдал за внутренней борьбой, развернувшейся в душе у Харальда: должен ли он остаться с ней или же присоединиться к своим товарищам в предстоящей битве? В конце концов притягательная сила сражения оказалась мощнее женских чар Бригит.
Они шли уже примерно час. Торгрим держался в голове колонны рядом с Арнбьерном, хотя им нечего было сказать друг другу. Время от времени он останавливался, пропуская строй мимо себя и высматривая наметанным глазом слабые места: воинов, которые выглядели бы испуганными, и оружие, содержащееся в ненадлежащем состоянии, но не находил ничего, что могло бы вызвать беспокойство. Местность по преимуществу была открытой, вокруг раскинулись обширные зеленые поля, усеянные кое-где купами деревьев. Увидев вдалеке поднимающиеся в небо столбы дыма, они решили, что там и находится Тара. Наверняка это дымили костры, на которых готовили еду, и кузнечные горны, на которых ковали наконечники копий и стрел.
И вдруг откуда-то спереди до них донесся топот бегущих ног. Арнбьерн поднял руку, колонна остановилась, и Торгрим обнажил меч. Из-за поворота дороги появился Оттар Длинноногий, которого отправили вперед с лазутчиками, и, завидев их, перешел на шаг, шумно отдуваясь.
— Тара лежит в миле отсюда, — сообщил он, хватая воздух широко открытым ртом. — Вы сами увидите ее вон за той рощицей, на высоком холме, на открытом пространстве.
Арнбьерн и Торгрим ждали, пока он отдышится, а к ним тем временем присоединились Хроллейф Отважный и Ингольф.
— Что ты можешь сказать о ее оборонительных укреплениях? — спросил Арнбьерн. — Есть ли на стенах люди?
Оттар покачал головой.
— Я никого не видел. Все-таки от опушки леса до крепости довольно далеко. Но, похоже, люди есть на отрытом месте. Там стоят шатры и палатки.
Торгрим и Арнбьерн обменялись взглядами, и Торгрим спросил себя, уж не ошиблась ли Бригит в своих предположениях и не вводила ли она их в заблуждение с самого начала.
— Шатры и палатки? — переспросил Хроллейф. — Тяжеловооруженная пехота и всадники?
— Нет, не похоже.
— Что же тогда? — пожелал узнать Арнбьерн. — Кто они такие?
Оттар перевел взгляд с Арнбьерна на других предводителей. Он явно пребывал в замешательстве, не зная, что ответить.
— Понятия не имею, — проговорил он наконец. — Мне показалось, что там есть палатки, люди, знамена… но подготовки к сражению я не заметил. Это… это просто не похоже на военный лагерь. А если даже и так, то я не понимаю, для чего они разбили его там, когда вполне могли бы расположиться за стенами Тары, в двухстах ярдах поодаль.
При этих его словах собравшиеся дружно закивали, и на лицах их отразились смятение и растерянность, но затем Ин- гольф сделал разумное предложение:
— Почему бы нам не подойти туда и не посмотреть самим?
Они вновь двинулись вперед и, как Оттар и говорил, миновав небольшую рощицу, оказались перед протяженным участком открытой местности — безбрежным океаном изумрудно-зеленой ирландской травы, на которой кое-где торчали лишь невысокие изгороди. Вдали, примерно на расстоянии мили, местность вздымалась большим холмом, на котором высились земляные стены Тары, резко выделяясь бурым цветом на фоне окружающей зелени. А между ними и стенами крепости, опять-таки, как и говорил Оттар, виднелись шатры, палатки и знамена с флажками, между которыми сновали люди. Представшая перед ними сцена больше походила на празднество, чем на подготовку к сражению.
Арнбьерн вышел вперед, повернулся лицом к воинам и обратился к ним с речью:
— Я не знаю, что задумали эти ирландцы, но мы пришли сюда сражаться, и мы будем драться. Мы пересечем поле, а когда я подам команду, выстроим стену щитов и перейдем в наступление. Мы с Торгримом возьмем на себя центр, Хрол- лейф со своими людьми встанет на западе, а Ингольф — на востоке. Берсерки останутся с моими людьми в центре. В шеренгу становись!
Началось быстрое перемещение, но не хаотичное, а похожее на па сложного танца, и вот уже воины выстроились в боевой порядок со своими вожаками во главе. Построение заняло у них меньше двух минут, и они готовы были выступить. Арнбьерн обнажил меч, воздел его над головой и зашагал вперед. Норманны, предвкушавшие запах и вкус крови, горя нетерпением вступить в бой, волной покатились следом.
Железный Зуб оказался в руке Торгрима, но он не помнил, когда обнажил его. Он покосился вбок. Харальд шагал рядом в кольчуге и шлеме, на лице его застыла решимость. На нем не было и следа страха, и Торгрим ощутил прилив гордости. Харальд, похоже, почувствовал, что Торгрим смотрит на него, и поднял глаза на отца. Ночной Волк улыбнулся, и, к большому его удовольствию, Харальд улыбнулся в ответ. В этом и заключалась вся прелесть и простота действия. Все произошедшее ранее казалось не имеющим особого значения по сравнению с товарищеским взаимопониманием, которое возникает, когда люди вместе смотрят в глаза смертельной опасности.
Они шли строем по мягкой траве, приближаясь к Таре и тому, что поджидало их перед ее стенами. Торгрим прищурился, пытаясь разглядеть получше, что бы это могло быть, но не верил своим глазам, ибо то, что он видел, не имело решительно никакого смысла.
До шатров и палаток оставалось двести ярдов, но там по-прежнему не было заметно никаких приготовлений к битве или обороне. Торгрим прикинул, что в ирландском лагере находится человек сорок-пятьдесят, но никто из них, похоже, не обращал внимания на приближающихся норманнов. Торгрим услышал негромкие восклицания в строю и приказал соблюдать молчание.
Они продолжали движение вперед. Торгрим ожидал, что Арнбьерн вот-вот отдаст команду выстроить стену щитов, но тот медлил. На расстоянии ста ярдов Торгрим разглядел впереди столы.
Только теперь навстречу им выступила горстка людей. Не вооруженный отряд, их было всего пятеро или шестеро, да и шли они совсем не так, как идут в бой. Торгрим вгляделся пристальнее. Глаза у него были уже не те, что раньше, но он был уверен, что возглавляет группу женщина.
До них оставалось пятьдесят ярдов, когда Арнбьерн поднял руку. Шеренга остановилась в ожидании, пока к ним приблизится небольшая группа людей. Теперь Торгрим уже не сомневался, что впереди идет женщина. Он перевел взгляд с нее на лагерь. Но это был не лагерь. Не был он и стеной тяжеловооруженной пехоты, или каким-либо оборонительным редутом крепости, или поминальной тризной. Это было торжественное пиршество.