Майор Капустин ехал на службу неторопливо, ибо прощался со своей служебной «Нивой». По приезде в отдел он передаст ключи от машины другому участковому, а сам пойдет служить в уголовный розыск, где машина ему не полагалась. И расставание с любимицей было единственным неприятным моментом в этих поворотах служебных назначений. Свернув на другую улицу, он увидел доктора Огурцова. Тот, как всегда, неторопливо шел на работу, и, зная привычки приятеля, Капустин не остановился, а лишь приветственно посигналил и прибавил было ход, но заметив краем глаза, что Огурцов замахал руками, резко тормознул, прижавшись к обочине.

— Что такое? — с некоторым удивлением спросил он Огурцова, когда тот уселся рядом на пассажирское сиденье. — Ты ж всегда пешком ходишь? Притомился никак?

— Да просто работы море — благодаря вашим ментовским заботам. Я за четыре дня ее еле разгреб — вскрыл семнадцать трупов…

— Ну, так ведь не напрасно же? Наслышан, что выявил два криминала среди скоропостижников…

— Я, — с достоинством ответил Огурцов, — выявляю не «криминалы», а насильственную смерть, а уж вы решаете, криминал это или не криминал.

— Зато мы оба крим… обе насильственные смерти раскрыли. Бабушку задушил внучок-наркоман из-за дозы, а…

— Ага, а вот дедушке поломал ребра сосед?

— Да, сосед!

— …Который взял и умер! Как кстати умер: попинал дедушку и преставился.

— На что ты намекаешь? — набычился майор.

— Да ни на что… Зато у вас одно дело раскрыто железно! И доказывать ничего не надо.

— Все, приехали, — несколько раздраженно сказал Капустин и так тормознул, что Огурцов едва в лобовое стекло головой не въехал. — Станция Березай! Кому надо — вылезай! Кстати, на работе тебя еще один сюрприз ожидает, — ехидно сказал Капустин и, прежде чем захлопнулась дверка, добавил: — Чтоб навыки не исчезли! — И, ударив по газам, укатил.

От этих слов майора доктор расстроился. Он в глубине души лелеял мысль, что сегодня никого не будет и он все «хвосты» доделает, а тут, судя по ехидному тону Капусты тушеной, размышлял Огурцов, надо ожидать не просто умершего, а опять какую-то подлянку.

— Ну, что тут у нас? — спросил он, зайдя в отделение.

— Да всего один «клиент», — ответил санитар дядя Саша и, взяв милицейское направление, прочитал: — «…Поскользнувшись на мокрой крыше, упал с третьего этажа».

— Ну, один — это немного. Переодеваемся и айда на вскрытие.

— Что, прямо так, даже чаю не испив? — пробурчал санитар.

— Ну, я же не дракон какой и на святое не замахиваюсь, — ответил доктор. В общем, пока они вдвоем совершали ежедневное «ритуальное действо», собрался остальной народ, и мужчины пошли работать.

Примерно через час доктор вышел из секционной и взялся за телефон. Накрутив номер, он пригласил Капустина и сказал:

— Расскажи, откуда упал объект? — и надолго замолк, слушая рассказ Капустина. Тот говорил минут десять, и Огурцов слушая, кивал головой: — Все я понял, но имеется одни нюанс. Он не мог упасть так, как ты это описываешь. Если имело место падение, то оно было ступенчатым — или это было не падение… Что предлагаю? Надо ехать и осмотреть место происшествия. Иди, докладывай начальству о том, что судмедэксперт хочет покататься на милицейской машинке до деревни, где якобы с крыш падают люди… Сам на автозаке катайся, а я на чем-нибудь другом поеду, — ответил Огурцов и положил трубку.

Милицейская «Газель» подкатила почти через час. На переднем сиденье рядом с водителем восседала мадам Перцева.

— И не забывай, — сказала она, опуская боковое стекло, — у меня осталась прежняя фамилия. Я — Неделина, так что все твои инсинуации оставь при себе. Понял, Огурчик?

— Хватит вам, — прикрикнул Капустин, — ехать надо.

И Огурцов послушно залез в салон машины, так и не выдав очередной шутки относительно Перцево-Недельной семьи, хотя на языке у Огурчика кое-что вертелось.

«Ничего, еще успею», — подумал он, когда машина тронулась и они поехали в деревню — туда, где с крыш падают люди. По дороге он рассказал следователю и сомнения, и предположения.

— То есть если это не ступенчатое падение, то кто-то его побил?

— Именно! И скорее всего чем-то широким и массивным.

К моменту приезда их опергруппы участковый уже собрал весь требуемый контингент — тех, кто видел или мог видеть, как все произошло. Когда Огурцов неторопливо выбрался из машины, Капустин уже разговаривал с каким-то мужиком. Эксперт пошел было к следователю, но вдруг замер, услышав:

— Франя… Франя!!! Да Франческа же! Ну-ка вернись и оденься как следует.

И доктор Огурцов остановился и стоял с ошеломленным видом, глядя круглыми глазами на девочку лет десяти:

— Господи… Франческа… Какое совпадение…

— Что с тобой? — глядя на Огурцова, спросил Капустин.

— Слушай, ты случайно не знаешь, кто таким именем назвал девочку? — с трудом очнувшись от каких-то своих мыслей, спросил доктор. — Какое странное имя.

— Так это дед ее так назвал, — ответила стоящая неподалеку молодая женщина. — Говорит, так звали в их классе одну девочку, в которую он влюблен был. А родители не против были.

— А фамилия? Как фамилия этого деда?

— Да вон он и сам идет, — сказал кто-то. И Огурцов, оглянувшись, увидел небольшого сухонького мужчину. Тот подошел прямо к ним и протянул руку Огурцову:

— Ну, здравствуй, одноклассник!

— Ты… Пашка… Пашка Селезнев? Ты как здесь оказался?

— Да я уж почти тридцать лет здесь живу. Ведь отсюда родом мои родители. Вот я и вернулся на землю предков, так сказать.

— А почему Франческа?

— Ты что, не помнишь, что ли? — с удивлением переспросил Пашка.

— Почему не помню. Я все помню. Даже помню, как ты обзывал Франю… А сейчас внучку так назвал.

— Да дурак был. Ведь, как и все мальчишки в классе, я тоже в нее влюблен был, а она все время только с тобой и Вовкой Суминым пропадала, на меня ноль внимания. Вот тогда и вырвалось.

— Ага, а Володька тебе по морде смазал, — уже весело засмеялся Огурцов и, повернувшись к подошедшему Капустину, сказал: — Ты прикинь, одноклассника встретил. Сто лет не виделись.

— Ладно, об этом потом, пошли. — И тот повел Огурцова на последний этаж, а оттуда, через чердачный люк, на крышу дома.

— По показаниям свидетелей, погибший, нажравшись водочки, полез на крышу песни поорать — была у него такая милая привычка. Вот и получается, что ты, Огурчик, прав. Отсюда могло быть только прямое падение, и возможность ступенчатого исключается полностью.

Огурцов осмотрел все внимательно. Потом они спустились вниз и оглядели место приземления падавшего.

— Получается, что траектория полета с крыши как раз упирается в эту точку, — сказал эксперт. — Тогда откуда другие повреждения?

— М-да, — почесав затылок, сказал Капустин, — возможности ступенчатого падения не просматривалось: произошло скатывание по пологой крыше и падение на асфальт метрах в трех-четырех от стены дома.

— Так что ищите, кто бил и убил мужичка, — ответил Огурцов и ехидно добавил: — А больше никто здесь не умер?

— Нет, а что ты спрашиваешь? — настороженно сказал Капустин.

— Так сразу было бы понятно, кто убил этого… якобы упавшего, — хихикнул Огурцов и быстрым шагом подался в машину. От греха и разъяренного Капустина подальше! В салоне «Газели» Огурцов чуточку посидел, вспоминая школу и их Франческу, а потом, оглядевшись, вылез из машины и пошел искать одноклассника Пашку, однако никого не нашел. Вскоре из подъезда вышли опера с Неделиной. Она хмуро посмотрела на доктора и бросила:

— Ты едешь или остаешься?

— Конечно, еду. — И, снова устроившись на свое место, спросил: — Что, опять темно?

Однако Наталья сосредоточенно молчала, и ответа Огурцов так и не дождался. Лишь когда они выехали на асфальт и покатили домой, Неделина нехотя бросила:

— Опера трудятся, ищут, но… — потом, оживившись, спросила: — А что там такое про эту девочку… Франческу, да? Я краем уха слышала — какое странное и красивое имя.

Огурцов тоже оживился:

— Это еще из школы. Хотите, расскажу историю юношеской любви?

Услышав одобрительные возгласы, он предупредил, что история длинная и рассказывать он ее будет долго.

— Валяй! — воскликнула Неделина. — Это все равно лучше, чем разговоры мужиков о водке. Давай, Дима, начинай!

Эксперт поерзал по сиденью, откашлялся и начал рассказ:

— Предпоследний школьный год начался как обычно — ну почти как обычно! Только в нашем классе появилась новенькая! Подумаешь, новенькая, скажет каждый из вас, мол, сколько их перебывало! В общем-то вы правы, друзья, если бы… Ладно, начну я так: новенькой была маленькая, худенькая и очень живая девочка с какими-то необыкновенно большими, черными, очень выразительными глазами. Внешность у нее была какая-то необычная, непривычная. Чем? Вот даже и сказать трудно, но она, внешность, была под стать ее имени — Франческа. Это столь необычное для нашего слуха имя делало ее вдвойне загадочной, даже неземной. Франя — так она себя звала — очень быстро влилась в школьную жизнь. Девочкой она оказалась очень общительной, веселой и как-то незаметно уже к концу сентября стала своей в доску. Удивительно, но ее одинаково легко приняли и мальчики, и девочки, что — согласитесь — бывает нечасто. Надо ли говорить, что каждый второй мальчик нашего класса (не считая каждого первого) оказался к концу осени в нее влюблен. Меня сия участь миновала, — самодовольно сказал Огурцов и продолжил: — Наверное, потому, что в нее первым безумно влюбился мой лучший друг Вовка Сумин. Уже к Новому году Франческа стала явным лидером нашего класса. Она успевала все. Как-то так получилось, что врагов или хотя бы просто недоброжелателей у нее не было. Франя легко разруливала все напряженки в коллективе. Даже сейчас, с высоты прожитых лет, думаю, что человеком она была незаурядным. Кроме того, Франческа оказалась неплохой спортсменкой. На беговых коньках, на пятисотке, она показывала результат первого разряда и, что особенно удивительно, неплохо играла в хоккей с мячом. Мы даже брали ее на районные соревнования в свою мальчишескую команду. В общем, комсомолка, спортсменка, активистка, причем по-настоящему, без всякого там киношного подтекста. Весной и в начале следующего лета мы ее знакомили с окрестностями города. От «Столбов» Франя была в диком восторге! Потом, на каникулах, она с родителями уехала куда-то на юг…

Когда же начался новый, уже последний, учебный год, Франя в школу не пришла. Ну а через недельку шумануло: Франческа с родителями уезжает в Израиль. Что тут началось!.. Собственно, мы тогда впервые узнали, что есть евреи и что они якобы другие. Раньше это и в голову никому не приходило, и думать об этом не думали. Ну а числа 15-го в классе впервые после каникул появилась Франя. Молчаливая, тихая, даже робкая. Совсем другая. Мы тоже себя чувствовали как-то неловко. Ну а дня через три все пришло в норму, после того как пацан из параллельного класса — Пашка Селезень, ну, тот дедок из деревни! — на переменке назвал Франю предательницей. Оказавшийся рядом Вовка без промедления навинтил ему по роже и, повернувшись к Франческе, сказал:

— Ничего не бойся, Франя. Мы рядом… в обиду не дадим!

Франческа прежней уже не стала, но с нами, мной и Вовкой, она становилась той Франческой, которую мы любили и привыкли видеть. Вовка по-прежнему сох по ней, а мне она казалась сестренкой. Мы часто бывали у нее дома, она — у нас. Вместе учили уроки, ходили на каток, в кино…

Уехала Франческа в марте. С тех пор мы о ней никогда и ничего не слышали. Ничего! Хотя вру! Когда собрались на 25-летие окончания школы — всего-то шесть человек из класса осталось в городе, — кто-то сказал, что Франческа с родителями давно в Штатах. Кто и откуда это узнал, я не знаю.

Ну так вот, для чего я это все рассказал? А вот для чего! Когда мы сдавали выпускные экзамены, Израиль, как нам тогда говорили, напал на Египет. Началась война, которую потом назвали Шестидневной. Везде гремели митинги, проводились собрания, осуждающие агрессию сионистов против мирных, «белых и пушистых» арабов. Собрали такое комсомольское собрание и у нас. Было это в актовом зале, присутствовали ученики 9-10-х классов. Активисты выступали, что-то говорили — клеймили, конечно! Мы с Володькой сидели рядышком. Молчали. Я вспоминал Франческу, Вовка, как оказалось, тоже! Внезапно директриса сказала:

— Ну а что скажет Сумин? — и ткнула пальцем в нашу сторону.

Вовка нехотя поднялся, мялся и молчал.

— Что же ты, Сумин? Где-то ты бойкий, а сейчас что, и сказать нечего? Скажи уж, пожалуйста, коллективу, что ты думаешь об Израиле?

Вот тут Вольдемар и выдал.

— Что я думаю об Израиле? — переспросил он негромко и как-то задумчиво. Затем, помолчав, громко ляпнул: — Я думаю, что страна, в которой живет такой человек, как наша Франческа, плохой быть не может!

Сказано это было с большим чувством и со всем юношеским максимализмом! Описывать, что началось в зале, я думаю, не стоит. Все, в соответствии со своим воображением, легко поймут последующие события. Были, конечно, оргвыводы, таскания по инстанциям и т. д. Впрочем, на дальнейшей Вовкиной жизни это никак не сказалось. Выпускные экзамены сдал неплохо и довольно легко поступил в Высшее военно-морское училище. Военную карьеру закончил 4 года назад командиром ракетного крейсера. (О времена, о их скоротечность!) Сейчас капитан первого ранга в отставке.

Впрочем, опять запамятовал! Одно последствие для Вовки все же было. В конце 70-х судьба занесла его в Средиземное море. Он в то время был командиром БЧ на каком-то эсминце — советском, естественно. И вот, когда их судно оказалось в пределах видимости израильского берега, он долго разглядывал его в бинокль, а потом обмолвился:

— В этой стране живет моя школьная любовь. — И добавил, что хотел бы там побывать. Так вот, какая-то сука накапала, в результате он два лишних года проходил в каплеях.

Такая вот школьная история случилась в те времена, которые потом назвали застоем, — задумчиво сказал доктор Огурцов.

Некоторое время все молчали, раздумывая и переваривая услышанное.

Через пару минут вдруг оживилась Наталья Неделина:

— И что, вы больше ее и не видели, и не встречали? Не знаете, что с ней случилось?

— Во, чувствуется следователь — сразу куча вопросов посыпалась, — сказал молоденький опер. — Давай, Дмитрий Иваныч, колись!

— Да, было еще и продолжение у этой истории, — нехотя сказал Огурцов. — Я Франю больше никогда не видел, а вот Володька… Он с ней встречался.

— Так рассказывай, не томи, — почти хором воскликнули сидящие в машине, и в этот момент у следователя зазвонил телефон.

— Да, слушаю… ага… Это точно?.. Молоток, товарищ Капустин. Ошибки не будет?.. — И, положив трубку в карман, скомандовала водителю: — Поворот на 180 градусов и назад… в деревню. Капустин взял убийцу.

Все вопросы, что полетели в сторону следователя, она игнорировала. Только коротко сказала:

— Всем роток на замок. Мне подумать надо. Приедем — все всё увидите.

Ехали недолго, ибо водитель гнал очень быстро. Всех пассажиров так мотало, что Огурцов сказал:

— Ладно мы! Ты амортизаторы-то хоть пожалей…

Ответа не последовало, ибо они въехали в деревню и водила скорость сбросил. Подкатив к зданию администрации, Огурцов увидел Капустина, рядом с ним стояли трое оперов и оживленно о чем-то беседовали, а чуть в сторонке стоял Пашка Селезнев. Руки его были в наручниках. Когда его сажали в машину, взгляды одноклассников встретились и, как показалось Огурцову, в глазах Пашки мелькнула некая гордость за содеянное. А может, доктору это показалось. Обратная дорога прошла в полном молчании, и за все время, что тряслись в машине, не было сказано ни слова. Огурцов вылез невдалеке от своего дома и, сказав всем «пока!», не оглядываясь ушел. На душе почему-то было пакостно, как никогда!

Ночь Огурцов почти не спал. Мысли прыгали в разные стороны: Селезнь, Франческа… Не оговорили ли Пашку… Где Володька… А надо бы вздремнуть… Неделиха — ранняя птичка — явно придет к восьми утра. Он задремал, когда уже светало, а проснулся от звонка.

— Я буду у тебя без четверти восемь. Не опоздай, ладно? — И следователь положила трубку.

— Раскомандовалась, — со злобой подумал Огурцов и резво побежал к первому действию нового рабочего дня.

Злой и невыспавшийся, он пришел, как и договаривались, без четверти восемь, однако Неделина была уже у дверей морга. К удивлению эксперта, с ней был и Капустин.

— А где Перчик? — тупо спросил эксперт.

— Ага, только его нам и не хватало, — хмуро сказала Наталья.

В отделении — традиция! — чай с утра. И когда они его испили, Наталья сказала:

— А теперь к делу. Скажи, Огурчик, от чего конкретно умер… этот, упавший? От какой травмы.

— От сочетанной!

— А точнее нельзя сказать?

— Можно. Переломы костей левой гемисферы черепа, ушиб мозга, а также переломы ребер справа с повреждением того же легкого, переломы правого плеча и обоих костей голени. И к чему это вам?

Капустин откашлялся и сказал:

— Мы тебе сейчас расскажем, что там случилось, а ты думай.

И, пройдя по кабинету от двери до стола, Капустин сказал:

— Когда пьяный парень, идя по лестнице, увидел девочек, игравших на одной из площадок, он постоял с минутку и заговорил с ними.

— Девочки, а пойдемте на чердак, — сказал он. — Там вам дядя что-то покажет! Интересное-е-е-е! Такого вы, девчонки, еще не видели.

Три девочки отказались идти, а Франческа полезла с дядей, и там он стал… Ну, осуществлять развратные действия — трогал ее между ножками, гладил ее и показывал, скотина, свой агрегат. Вот в этот момент на чердак прибежал твой одноклассник и ее дедушка — Павел Селезнев. Увидев ТАКОЕ , он схватил лежащую там же толстую доску, метра полтора длиной, и ударил эту сволочь сбоку по башке. Как сказал твой Паша, он отчетливо услышал треск костей. Девочка всего этого не видела, потому что стояла спиной. Когда развратник упал, дедушка спустил внучку вниз и отвел ее домой. Потом вернулся, поднял труп и вытолкнул его в чердачное окно. Тело покатилось по скользкому шиферу и ухнуло вниз. Вот такова основная канва событий…

— М-да, — после некоторого раздумья сказал Огурцов. — Это, наверное, первый случай, когда симпатии на стороне убийцы!

— Да! — коротко сказал Неделина. — Именно так: на стороне убийцы!

Выслушав слова следователя, Огурцов вдруг встрепенулся:

— А что, если он наврал и ничего этого не было?

— Было, было! В тот момент на другом конце чердака играли в карты трое мальчишек. Они сидели так, что их не было видно, но они видели все. И каждый в отдельности и все вместе повторили этот рассказ без особых противоречий.

— И что теперь Селезню будет? Ведь, по сути, он невиновен, он внучку защищал. Хотел бы я увидеть того, кто в подобной ситуации поступил бы наоборот? — произнес задумчиво эксперт. — А заключение будет готово в течение недели, максимум — десять дней.

— Ну ладно, мы поехали работать с Селезневым и со свидетелями.

— И не забудьте предоставить материалы уголовного дела, — бросил им вслед Огурцов. — Нужное я внесу в свое заключение.

Услышав эти слова, Наталья повернулась и сказала:

— А ведь ты, доктор, не досказал свою историю про Франческу, так шта изволь закончить!

Доктор Огурцов в задумчивости постоял, глядя куда-то в сторону невидящими глазами, и сказал:

— Да там особо и рассказывать-то не о чем.

— Давай, давай, тунеядец, не сачкуй! Сказав «А», скажи и «Б». Повествуй…

— Ладно, слушайте! Встретились мы, трое закадычных друзей, года три или четыре назад. Ну, встретились, поговорили, слегка «посидели» и как-то спонтанно договорились сходить на следующий день на «Столбы». Рано утром мы собрались и первым автобусом — как и в молодости — приехали на конечную остановку и неторопливо отправились в тайгу. По дороге трепались о разных пустяках, вспоминали прошлое. На обед пришли на свое всегдашнее место, у маленького ручейка. Чай вскипятили, бутерброды…

— …Ну и, конечно, пузырек раздавили? — усмехнулся Капустин.

— А вот и не угадал, мы никогда с собой на «Столбы» спиртное не брали: ни пацанами, ни потом, когда уже учились в институтах. Так что, Капуста, глупый ты, только о водке и думаешь.

— Хорош препираться, — сказала Неделина. — Давай, Дим, продолжай, а на этого алкаша…

— Ну вот, попили мы чай, и хотя погода была замечательная, мы не торопились уходить от костра — подустали с непривычки-то. И вот сидели мы, сидели, трепались ни о чем, и вдруг Кэп — Вовка Сумин — и говорит:

— Пацаны, а Франческу помните?

Ну мы, конечно, ответили, что помним, еще бы. И тогда он нас и огорошил:

— А вы знаете, я Франю все-таки нашел, повидался с ней.

Мы сначала не поверили, посмеялись, а Валерка даже сказал, что он не капитан первого ранга, а капитан Врунгель. Впрочем, Кэп никак на наши подколки не среагировал, молча сидел и подбрасывал ветки в огонь и, не слушая наши подначки, рассказал, что в середине девяностых годов — он тогда уже на Тихоокеанском флоте служил — они часто встречались с американскими моряками — совместные походы, участие в учениях, дружеские визиты, ну и прочая лабудень! И вот там Кэп познакомился, можно сказать, подружился с командиром американского фрегата — примерно нашим ровесником, а потом получилось так, что этот америкашка приехал в гости к Кэпу, во Владик, так как к этому времени он ушел в отставку. Как Кэп рассказывал, был этот американец у него с неделю. Они, естественно, попили водочки, сходили в рестораны, а потом укатили в горы Сихотэ-Алиня. Там, у костра, распивая потихоньку шикарный виски, Кэп взял да и рассказал этому американцу о своей юношеской любви, о Франческе. Америкашка заинтресовался, выспросил про нее все и сказал, что непременно ее найдет. Кэп, естественно, уже на следующий день забыл об этом разговоре, а уж об обещании Джеймса — так звали америкоса — и не вспомнил! Мало ли что по пьяни обещается? Сами знаете…

— Знаем, знаем! Ты мне еще с прошлого года… — начал было Капустин, но Наталья рявкнула:

— Хватит! А ты, Димочка, рассказывай и этого… не слушай, не отвлекайся. А то с других спрашивать мастак, а то, что сам обещал…

— Что я обещал? Косу? — начал было Капустин.

— Брысь! Слушаем доктора!

— Короче, проводил Кэп американца и зажил своей жизнью. А вскоре Кэп и сам ушел в отставку и решил тоже побывать у Джеймса в гостях, тем более тот его усердно зазывал. Ну, Кэп и поехал. Жил тот америкашка в Тахоме, небольшом городишке на берегу Калифорнийского залива. Вот тогда при встрече он и огорошил Кэпа, сказав, что нашел Франческу. А самое удивительное было то, что жила она в Ванкувере, до которого надо было плыть около 6 часов на катере, типа нашего «Метеора».

Кэп долго колебался — ехать или нет? Но, понукаемый своим американским собутыльником, Володька все ж собрался с мыслями и силами и, сопровождаемый Джеймсом, поплыл в Ванкувер.

Здесь Огурцов ненадолго замолк, а потом сказал:

— Никогда не встречайтесь с теми, кого любили в детстве!

— Ну а что дальше-то? — нетерпеливо спросила Неделина.

— А что дальше, что дальше? Да ничего! Встретились они в кафе, и там Вовка-Кэп увидел полную, даже толстую женщину с красным лицом гипертоника и большим отвислым носом. Если бы ему не сказали, что это Франческа, он бы мимо прошел и даже не заподозрил, что это она. Ей-богу! Ему даже показалось, что Франя и нас-то плохо помнит и не сразу «въехала», кто он такой, этот сидящий перед ней мужчина. Слегка оживилась, когда Кэп про «Столбы» напомнил, про город. В общем, вежливо раскланялись и разошлись. Вот и все. Зря ездил, сказал тогда наш Кэп, только воспоминания похоронил. Она даже по-русски говорила с заметным акцентом, хоть и свободно. Это почему-то произвело на Кэпа самое сильное впечатление, может, даже более сильное, чем внешние перемены. Вот так!

— Да-а-а, — протянул Капустин, когда Огурцов кончил рассказ, — что тут скажешь? Треть века минуло с тех пор! Не ожидал же он, что Франческа с радостным визгом кинется ему на шею и трепещущим голоском начнет выспрашивать о… прошлом: ах наш город, ах «Столбы», ах милые друзья?

— Нет, конечно, он не ожидал такого. Но разочарование испытал огромное. Мы тогда пришли со «Столбов» и… ну, сами понимаете, что.

Как раз с концом этого разговора машина подъехала к дому Огурцова, и он пошел домой. Он радовался, что с девочкой ничего не случилось, огорчался за своего школьного приятеля и, как ни странно, в глубине души гордился его поступком, порой прикидывая: а сам бы смог так сделать? Нет, не защитить ребенка, в этом-то он не сомневался, — смог бы. Да и, наверное, не стал бы бить по голове так, как ударил Пашка. Знания анатомии помогли бы, а впрочем, будет ли человек, мужчина думать о том, как бы помягче ударить, когда твоего ребенка… Глядишь, вообще бы башку насильника в кашу превратил.

А в случае с Пашкой следствие шло неторопливо и своим чередом. В положенный срок эксперт сдал следователю свое экспертное заключение, указав, что не исключено, что повреждения в виде перелома ребер были причинены… Кроме того, оказалось, что на крыше все было не совсем так, как это прозвучало вначале. А что? И мальчишки-картежники, и сам дед Селезнев в волнении перепутали кое-что. Оказалось, что дедушка ударил развратника доской не по голове, а по боку и сломал ребра. И это мальчишки подтвердили. А когда дедушка Селезнев повел девочку вниз, развратник вскочил и, держась за бок, полез в окошечко, чтобы избежать новой встречи с дедом. И — поскользнулся. Крыша-то мокрой была! И упал. Так что Павла Селезнева осудили за причинение вреда средней степени и наказали на два года условно. С тех пор Паша Селезнев всюду с внучкой ходит сам, а то мало ли что может случиться?

И правильно делает!