– Татьяна Юрьевна, вас в приёмное! – сказала телефонная трубка голосом акушерки Светы.

– Кто?

– Мужчина.

Не подозревая ничего плохого – долгие годы медитаций научили всегда ждать самого худшего, – докторша вышла в приёмное отделение.

– Вы – Татьяна Юрьевна? – не поздоровавшись, строго уточнил крупный мужик средних лет.

– Да. Здравствуйте.

– Пять лет назад вы принимали роды у моей жены, – провещал он обличающим тоном.

– И? – осторожно поинтересовалась Татьяна Юрьевна, нервно оглядываясь. Хилый охранник Дмитрий Васильевич, заведенный главврачом скорее как модный аксессуар, а не как функциональная боевая единица, по обыкновению, надолго вышел – хронический простатит.

– Так вот, вчера мой сын сказал первое матерное слово.

– Поздравляю! – заюлила дама в белом халате, подобострастно глядя бугаю в глаза.

«Дмитрий Васильевич тут явно не поможет», – тревожно пронеслось в голове. «Серёжа, выйди покурить! Серёжа, выйди покурить! Серёжа, выйди покурить!» – трижды послала она ментальную волну дюжему анестезиологу. Серёжа в ответ прислал грозную молнию: «Я в операционной тчк отстань воскл». Приёмное было неожиданно пустынно.

– А знаете, почему он его сказал? – зловеще поинтересовался папаша.

– Видимо, потому, что его интеллектуальное развитие соответствует возрасту, – радостно заголосила Татьяна Юрьевна, пытаясь шумом привлечь внимание акушерки Светы, оставшейся там, за уютным столом и за крепкой дверью.

– Вы меня за идиота держите?! – возмутился посетитель. – И не надо повышать на меня голос. Теперь я, наконец, догадался, почему наш малыш вздрагивает каждый раз, когда я ору! – Он вытащил пачку сигарет и закурил.

– Может быть, потому, что он боится, когда вы кричите? – мягко поинтересовалась Татьяна Юрьевна.

– Вы, блядь, что? Самая умная? – невесело спросил мужик.

У врача хватило ума понять, что вопрос риторический. Она лишь неопределённо мотнула головой и пожала плечами. Достала пачку сигарет и закурила.

– Российский народ вымирает! И виноваты в этом вы! – патетически провещал дядька.

– Я? – Татьяна Юрьевна чуть не поперхнулась дымом.

– Да-да! Вы! Вы – лично! Кто встречает чистую душу, приходящую в наш русский народ?

– Бог? Ангел-хранитель? Президент? Мама с папой? Акушерка Рыбальченко? – мягко перечислила варианты докторша, вспомнив из курса психиатрии, что спорить с обострённым не рекомендуется, если рядом нет дюжих санитаров или хотя бы ружья, заряженного снотворным для слона.

– Нет! Именно вы! Физический и моральный урод! И прочие такие же уроды! – Мужицкий перст уткнулся прямо ей в грудь. – Вы, матерящиеся, курящие и пьющие аспиды, встречаете чистую душу и сразу паскудите её матом, дымом и спиртом! И диким ором!

– Мы только хлоргексидином паскудим, – извинилась «аспид» в белом халате. – И в родзале не курим, честное благородное слово. И не пьём. И не совсем уж дико орём. Мы же не Пирогов! У нас всё тихо, как под наркозом.

– Не надо мне зубы заговаривать пирогами! – заорал радетель так, что Татьяна Юрьевна вздрогнула. – Я подал на вас в суд за то, что мой малыш, моя нежная крошка, чистая душа, матерится, вздрагивает и как-то раз уже спиздил у меня пачку сигарет.

– И за то, что российский народ вымирает? – ахнула докторша.

– Не, за это не подал. А вы думаете, можно? – поинтересовался собеседник.

– Думаю – да! – уверенно ответила Татьяна Юрьевна.

– Вы хотите мирного решения вопроса?

– Я пацифист, – вздохнула акушер-гинеколог.

– Хоть сейчас вы можете обойтись, блядь, без мата?! – справедливо возмутился простой русский отец. – Короче! Мирное решение вопроса будет стоить вам миллиард долларов США.

– Где же я столько возьму?! – у Татьяны Юрьевны отвисла челюсть.

– А русский народ это не ебёт! – твёрдо, как любой уверенный в своей правоте человек с чистой совестью, сказал крепкий мужчина средних лет и достал из широких штанин шкалик и булыжник. И тут же выпил. И закусил.

Врач высшей квалификационной категории, кандидат медицинских наук Татьяна Юрьевна, заслышав хруст камня, упала в обморок, громко ударившись головой о бетонные ступеньки приёмного покоя.

В себя её привёл звонок мобильного.

– Да?.. – слабым голосом, ещё не оправившись от потрясения, спросила Татьяна Юрьевна трубку.

– Та-а-ань, приве-е-ет… – ласково промурлыкал в неё издатель.

И Татьяне Юрьевне как-то сразу стало хорошо, что она уже давно не врач. И лежит на уютном диване. И лишь только компьютер призывно мерцает, маня недописанной рукописью… И никакого народа в рукописи нет, а только лирические герои-пацифисты что хотят, то и делают. Автору за это ещё и деньги платят. И если Татьяна Юрьевна и вздрагивает нынче по ночам – то лишь оттого, что кот на мягких лапах на подушку запрыгнул, а не потому что в телефонную трубку несётся: «У твоей Ивановой, похоже, регулярная родовая деятельность! (У Петровой – гематома послеоперационного шва… У мужа Сидоровой – послеродовый психоз… Да-да, у мужа. Крушит приём…) Приезжай!»