— Постой, постой, — ты что, хочешь сказать, что наш Михаил и есть этот ББ?

— Да, хочу. Не может быть таких совпадений — там в Афгане и здесь в России. И еще — вспомни, как Мишку звали в школе…

— Точно… Арата Горбатый, — прошептал я, — вечный борец за справедливость…

— А помнишь, как он постоянно ходил с книгой Стругацких «Трудно быть Богом» и как цитировал из нее отрывки? А как он в школьном спектакле играл эту роль? И как играл! Вот слушай: «Это был профессиональный бунтовщик, мститель божьей милостью, в Средние века фигура довольно редкая. Таких щук рождает иногда историческая эволюция и запускает в социальные омуты, чтобы не дремали жирные караси, пожирающие придонный планктон… Арата был здесь единственным человеком, к которому Румата не испытывал ни ненависти, ни жалости, и в своих горячечных снах землянина, прожившего пять лет в крови и вони, он часто видел себя именно таким вот Аратой, прошедшим все ады вселенной и получившим за это высокое право убивать убийц, пытать палачей и предавать предателей…» — наизусть прочитал Эдик и даже удивился: — Во! Даже не подозревал, что запомнил!

— …и он не играл, он был Аратой, — понял я. — Эдик, надо предупредить… Арату, ставить охрану, потом прятать… — Эдик поморщился и вскинул руку:

— Ты забываешь одну вещь — я работаю в прокуратуре, я представитель закона — это во-первых. А во-вторых — и это самое паскудное! — его сейчас и так трогать не будут. Они будут ждать его выздоровления, так что с месяц ему ничего не угрожает. Сейчас его будет беречь как зеницу ока. А вот потом…

— Посадят?

— Да, нет, не угадал, простая ты душа. С ним сначала поговорят. Ему предложат работать под их контролем, ему распишут, как будет здорово, короче такую картину маслом, что… И если он согласится — будут давать заказы…

— Тогда скажи, а кто такой этот твой сокурсник? Он что, мафия?

— Да нет, он трудится в аналитическом отделе при администрации губернатора области — помощник заместителя губернатора. А ранее служил в КГБ, в каком-то темном подразделении — что-то связанное с силовыми операциями. Точно не знаю.

— Ну, так и пусть! Мишка это и без заказов делал — в смысле шлепал бандитов.

— Ты не понимаешь. Мишка казнил тех, о ком он знал точно. Он не мог наказать по ошибке. Мишка любит свой городок. Он всегда говорил, что очистит его от бандитов. А те, кто пришел… Если Мишка не согласится — то просто убьют его и никакого суда не будет. Суд для власти страшнее продолжающихся убийств — там он может сказать такое, что власти долго будет икаться. — Эдик помолчал и добавил: — У Мишки нет выбора, его убьют! А с ним убьют и Шурави! Они же после того случая очень близко сошлись — лейтенант афганской войны и сержант чеченской. Кстати, они были знакомы еще до убийства Папы… по клубу «Патриот». Вот после этого случайного убийства они и пришли к идее двух букв.

Эдик немного прошелся, глубоко вздохнул и уже более спокойно продолжил:

— Знаешь, когда я раскапывал историю самолета и оружия, наткнулся на такой рассказ. Помнишь, как тот 90-летний охотник говорил что отец Шурави со своим другом нашли самолет и оружие?

— Ну, да, помню!

— Так вот, после того как они перепрятали это оружие, то прихватили с собой по паре «стечкиных». По пути они зашли в охотничий домик, где проживал отшельник — по слухам, бывший белый офицер, бывший монах, убежавший в тайгу еще в 30-е годы. Про него шла молва, что он прорицатель, целитель, этакий Сибирский Авель. Он пользовался большим уважением среди жителей близлежащих деревушек и к его словам прислушивались, к нему приходили со всей округи и он вроде исцелял больных… Так вот, эти «оруженосцы» пришли к Авелю, переночевали и уже утром, не удержавшись, похвастались стволами и предложили ему один себе оставить. Авель, не притрагиваясь, оглядел оружие и сказал:

— Пойдите и в водопад, в водопад киньте, ибо смерть несете вы в мир! Бог не зря совлек с неба ту повозку с оружием и оземь бросил! Проклятое оно, проклятое…

Отец Шурави тогда послушался и «стечкина» маханул в водопад, а вот его попутчик — латыш… как же его… а, вспомнил — Эйхе! Карл Эйхе! Так вот, тот стал насмехаться и подтрунивать над стариком. А тот выслушал и спокойно сказал:

— Не хочешь — не надо! Бог дал человеку волю и право выбора, вот каждый и выбирает, по уму своему и велениям души своей. Призываю, одумайся! Бог покарает и если не тебя, то детей твоих и внуков твоих! Потом отшельник лег и отвернулся к стенке. Больше старик не произнес ни слова. Короче, латыш пистолеты так и не выбросил. Правда, позже и Шурави-старший все-таки соблазнился — помогая Эйхе перетаскивать оружие, не удержался и прихватил несколько винтовок и пистолетов…

— Вот Шурави и поплатится за это…

— М-да, посмотрим. Ты вот что… ты пока ничего не предпринимай, Мише не говори. Я сам ему скажу, что и как, ладно? И вообще, веди себя осторожно, лишнего не болтай — особенно в палате у Мишки, — там могут слушать. Понял?

— А ты? Что будешь докладывать начальству — ведь поход твой санкционирован?

— Это мое дело. Решу что сказать! Эх, Мишка, Мишка…

На том мы и разошлись — меня забросили домой, а Эдуард поехал к начальнику милиции.

— Ха, — воскликнул Юра Долгих, — мир воистину тесен! У нас тоже ходила легенда, что в горах, на границе наших областей жил в прошлом веке великий таежный шаман по имени… Авель! Что он и целитель, и прорицатель! Вот только сейчас и вспомнил об этом и оказывается правда, оказывается, на самом деле был такой! Интересно как!

— Погоди… Про Авеля потом, давайте про майора. Сашок — валяй дальше!

— А знаете, — ответил он, — дальше-то и нечего валять, потому что все последующие события происходили без моего участия и как-то… Я их и до сих пор понять не могу. Недели через три после Мишкиного ранения были расстреляны с десяток рыночных рэкетиров. Их постреляли не насмерть — кому руку, кому ногу прострелили, то есть покалечили особо наглых. И на следующий день застрелили двоих человек из администрации городка. Про них все знали, что они записные взяточники, но никто их ухватить не мог, а скорее всего, не хотел. Белые визитки при этом не фигурировали, но информация с описанием конкретных фактов была разослана по редакциям, как местных газеток, так и областных. Оппозиционные — ее тут же опубликовали, и разразился скандал. В те же дни я с изумлением узнал, что Эдуард уволился из прокуратуры и уехал неизвестно куда, причем мне он ни словечком не обмолвился об этом. Ровно через месяц — я дома в то время был один — в дверь постучались. Это был Шурави.

— Дядя Саша. Спрячьте меня, а? Я еле ушел от них, — слегка заикаясь, сказал бледный паренек.

— О кого ты еле ушел?

— Да не знаю, они совсем незнакомые, городские, наверное. На джипе приехали. Еле ушел от них, — повторил он, — на мотике по оврагу, потом по тропе за овраг. Я парня, конечно впустил, накормил и потом всю ночь не спал, обдумывая ситуацию, ибо понимал, что моя квартира не крепость и наверняка ее легко вычислят. И уже под утро меня осенило! Соседи! Они же в отпуске, укатили куда-то в столицу, а ключ оставили мне — цветы поливать. Вот я туда ранехонько и переправил мальчишку. А на следующий вечер я его тишком привел к себе, накормил, а он рассказал, что к подъезду приезжал тот же джип и они поднимались в квартиру…

— В чью?

— Да в вашу. Пробыли здесь с полчаса и убедились, что меня в ней нет, уехали. Вот так — В тот момент меня аж ознобом обдало — а вдруг они звукозапись поставили и вот сейчас они и прикатят. Чуть паника не началась, но ничего, пронесло.

Шурави пробыл у меня дней десять — жил тайком. Причем его искали уже официально, менты ходили и всех опрашивали: не видел ли кто… В эти дни из больницы пропал Михаил. Охрана (или наблюдатели) были связаны, оглушены, а майор исчез и больше я его живым не видел. По этому поводу в городок приезжал сокурсник Эдика. Он был очень зол, кричал, ругался за то, что упустили майора. Приехал он и ко мне на работу, причем со мной он был сама любезность — расспрашивал и о том, куда Эдуард подевался, искренне удивлялся, как это он решился уволиться? И при этом у меня осталось стойкое ощущение, что с его стороны это игра. Расспрашивал он и про мальчишку и так пронзительно смотрел на меня, что я чуть не прокололся. При всем этом он беспрестанно травил анекдоты, звал в гости захаживать, оставил визитку с номером телефона, написанного от руки. После ухода сокурсника пришел участковый — уже не молодой, видавший виды человек и сказал:

— Николаич, ты мне как-то помог, и я по гроб жизни тебе обязан. Надо мальчишку переселить в другое место — завтра, максимум послезавтра придут его искать и к тебе. Они обойдут все квартиры и все равно найдут.

— Какого мальчишку, — спросил я таким фальшивым голосом, что мы оба рассмеялись.

— А ты откуда, Петрович, знаешь про него? — Но в ответ он лишь улыбнулся. Покумекав, мы решили, куда спрятать от «городской мафии» — как выразился Петрович, — и увез Шурави.

В тот же день стало известно — в морг областного центра поступил труп неустановленного мужчины, предположительно, майора… Я поехал к своим коллегам, и они сказали, что смерть мужчины наступила от огнестрельного ранения головы, на теле множественные повреждения — скорее всего, его пытали. Все получилось как и сказал Эдуард. Кстати, его самого на похоронах так и не было. Труп опознавал я. Хоронили майора на следующий день, в нашем родном городке. Проводить его пришла добрая половина жителей. Пришли даже явные бандюганы во главе с Гинекологом. Из руководства городка не пришел никто. Вот так закончилась история «Белого Беспредела» в нашем городке. Но слухи, домыслы, выдуманные истории — рассказывают до сих пор. А в это время в Сером Доме города…

— Ну, что, господин Аналитик, поздравляю! Просрали все дело? Майора пришлось… ликвидировать! А этого мальчишку… Шурави тоже не нашли. А следователь, ваш дружок…

— Простите, он просто сокурсник…

— Не перебивать! — взревел Петр Карлович и стукнул ладонью по столу. — Где этот следователь? Где, я вас спрашиваю?

— Ищем, Петр Карлович, ищем.

— И сколько вы еще искать его будете? — И, помолчав, спросил: — Что еще?

— А для чего вам следователь нужен. Он же не при делах, за ним ничего нет.

— Он может кое-что прояснить о «Белом Беспределе». Он много общался с покойным майором и он может знать концы — ведь недаром он ушел из прокуратуры. Вы думаете он просто так ушел на вольные хлеба? А если он пришел на место майора. Я бы, господин Аналитик, на вашем месте забросил все дела и взялся искать этого следователя во все лопатки. А то, не дай Бог, — ехидно сказал хозяин, — он узнает всю правду о фотомонтаже?

Аналитик дернулся:

— А вы откуда знаете?

— Вот видишь, раз я знаю, значит, и другой может узнать. Все, свободен. Завтра в 9.00 доложить о дальнейших действиях.

Аналитик домой ехал в препоганом настроении — его еще ни разу начальство так не отчитывало — как пацана. Потом, не доехав до дома, остановил машину и, отпустив шофера, пошел пешком. Зайдя в магазин, купил что-то к ужину и — неожиданно для себя — бутылку коньяка, и к нему пару килограмм яблок. Он любил закусывать спиртное яблоками. Подойдя к подъезду, он — руки-то заняты — с трудом набрал код и зашел в подъезд. Там у лифта он нажал кнопку вызова и…

— Привет, фотолюбитель, — раздался за спиной знакомый голос. — Повернись, только медленно! — Аналитик, холодея, оглянулся и увидел стоящего у лестницы Эдика. В руке у того был ствол:

— «Стечкин»… глушитель, — еще успел подумать Аналитик и в долю секунды, одновременно с дернувшимся стволом, понял…

Эдуард подошел к лежащему человеку, левая рука которого еще мелко-мелко дрожала и, подняв пистолет, выстрелил. Голова от удара дернулась и пол вокруг нее стал темнеть от казавшейся совсем черной крови, медленно вытекавшей из-под головы. Эдуард бросил пистолет на тело и пошел из подъезда, а за ним, гулко стукаясь о ступени, катились крупные желтые яблоки.

Труп Аналитика обнаружили жильцы и сообщили куда следует. Сначала приехали милиционеры, за ними оперативно-следственная группа и, найдя документы, позвонили в администрацию.

— Петр Карлович, — крикнула забежавшая в комнату-вагон Машенька…

— Вы что, Мария, себе позволяете, стучаться разучились! — рыкнул рассерженный хозяин кабинета…

— …убили, — дрожащим голосом сказала Маша.

Когда Петр Карлович приехал на место, там от зевак было не протолкнуться. Зайдя в подъезд, он расспросил оперативников, осмотрел тело сподвижника и медленно пошел на улицу. Там, остановившись у двери, он посмотрел на небо, окна соседнего дома, и в этот момент на него накатила такая волна жуткого страха, что он, видавший виды человек, оцепенев, замер на месте. В этот момент на лбу его брызнуло красным и вниз, на лицо покатилась все расширяющаяся струя крови. Ноги Петра Карловича подкосились, и он повалился прямо на асфальт. И только когда упавший мужчина мокро ударился лицом о заплеванный, весь в окурках асфальт, раздались многоголосые крики:

— Уб-и-и-и л-и!!!

— Так свершилось пророчество отшельника Авеля — проклятие запрещенного оружия настигло сына похитителя — Петра Карловича Эйхе, так закончилась история оружия из упавшего самолета. Так закончилась и моя история, — глубоко вздохнув, сказал Саша.

После этих слов в комнате повисла тишина. Молчали долго, и о чем слушатели думали — никто не знает.

— А что стало с Шурави? — спросил Самуилыч.

— А ему некуда было идти, некуда бежать — родни у него не было. Он просто исчез и сначала мы не знали куда. Только лет через пять он прислал мне письмо — вернее, мне его принес молодой человек, характерной «кавказской наружности». Из письма я и узнал, что Шурави в Чечне, у того самого Ахмеда, что он принял ислам и что там он и будет теперь жить.

— А еще — помнишь, ты говорил, что тебе не было страшно? Ну, когда тебя брали в заложники?

— А-а-а! Да все просто — когда подошли Шурави и майор, они улыбались — скупо, только глазами, и я еще там понял, что это — игра, что мне ничего не грозит.

— А оставшееся оружие — нашли?

— Нет. Оно ждет своего часа где-то в тайге — мальчишки его туда спрятали. И однажды кто-нибудь его найдет…