Почти по Эдипу
После этих слов Юрия в комнате воцарилась тишина. Все переваривали услышанное.
— А я все равно не понял, — опять влез неугомонный Серега, — а на фига этот майор каждый раз напяливал на убитых красные трусы? Нет-нет-нет! — вскинул он руку, увидев, что Миша Биттер с весьма насмешливым видом собрался сказануть нечто остренькое. — Я понимаю смысл, но… зачем одевать? Ну бросал бы на труп, даже рядом с ним — и все! Всем было бы понятно. А надевать… рисковать засыпаться? Это ж время… Не понимаю, — еще раз повторил Бурков.
— А я так думаю, — ответил Самуилыч, — что майор все привык делать основательно — вот и заставлял жертв одевать… эти рейтузы, держа их под прицелом, — и немного подумав, добавил: — Жертвы, конечно, держа, а не трусы! И, если бы время и условия этого не позволяли, он так бы и делал: просто бросал бы их на труп!
— Так… зачтем этот рассказ Юрику и посчитаем его как один из самых интересных. Так, коллеги?
И все с ним согласились.
— Ну что? Кто продолжит? — спросил Миша и обвел взглядом собравшихся.
— Давайте я попробую, — отозвался Игорь Власюк. — Только история, которую хочу вам рассказать, произошла не со мной. Она из жизни экспертов старшего поколения. Об этом случае рассказывал один из пенсионеров, а мне рассказ запомнился, но как-то не весь, а частями. Если вы не против, расскажу ее так, как помню, — и помолчав, добавил: — Как говорится, за сам случай ручаюсь, а в мелочах могу и… пофантазировать!
— Все, хватит реверансов-предисловий. Начинай фантазировать!
— Начинаю… История сия случилась в середине 70-х. Еще не было Афгана, еще были живы и довольно крепки ветераны Отечественной войны, а «дорогой Леонид Ильич» был вполне адекватен. Место действия — небольшой сибирский городок, лежащий у отрогов всем известных гор: невысоких, но чудных своей еще нетронутой тайгой, чистейшими реками, полными различными видами рыб. Итак…
* * *
Хирург аккуратно закрыл сейф, оглядел стол, подровнял лежащую на его краю стопочку книг и историй болезней и глянул на часы.
— Ну, вот и все, — сказал он вслух и улыбнулся! В понедельник сейф будет открывать уже не он, а его коллега и напарник, который сегодня догуливает свой последний день отпуска. Он еще раз прикинул, все ли сделал: больные — осмотрены, перевязки — сделаны, медикаменты на выходные — старшая медсестра получила! Ну, значит, все. Потом он вышел из ординаторской, попрощался с медсестрами, больными — это заняло еще около часа. И только после этого ушел домой.
Долгожданный отпуск начинается через два дня, в понедельник. Именно в этот день, рано утром, они с друзьями становятся вольными людьми и едут в Белогорье, на охоту и рыбалку. Да что там, на охоту — просто по тайге с ружьишком побродить, посидеть у костра, а главное — на недельку выпасть из надоевшего за год круговорота повседневных дел и забот. Два дня на сборы, и — здравствуйте, горы! При этих мыслях он, не сдержавшись от избытка переполнявших его чувств, громко крикнул: «Ура-а-а-а!» — и издал залихватский разбойничий посвист.
Весь следующий день был посвящен сборам. Вернее, все было приготовлено давно, но за субботу он еще раз перепроверил вещи и только тогда уложил их в рюкзак. И это было последнее мгновение его отпуска, ибо не успел он поставить готовый рюкзак в коридор, как раздался звонок — то дежурный врач сообщал, что в приемный покой больницы «Скорая помощь» доставила его коллегу-хирурга с открытым переломом обоих костей голени и что машину за ним он уже отправил. Вот так!
«То есть отпуска не будет…» — грустно подумал он и, одевшись, вышел из подъезда. В отделении они с операционной бригадой почти до утра занимались ногой коллеги.
А в понедельник, рано утром, он пошел проводить друзей, и среди них — самого близкого друга, врача-судмедэксперта. Помог уложить вещи в машину, пожелал хорошего отдыха и долго, завистливо смотрел вслед уехавшим отдыхать друзьям. И впервые лет за восемь он с ними не поехал и остался один.
Три дня он тупо работал, поскольку главный врач приказом отозвал его из отпуска, а в просьбе о вызове хирурга из города отказал, как отрезал. Правда, попозже он позвонил по телефону и ласковым, доброжелательным голосом пропел в трубку: «Вы уж поработайте… людей нет на замену… сходите в отпуск позже… премиальные… уж не обессудьте…» И знавший его много лет хирург понял, что так главный извинился. А уже в четверг он и думать забыл и об отпуске, и о главном, и, пожалуй, о больных, ибо часов в десять утра стало известно, что в тайге, в горах Белогорья, погиб один из его друзей. Как туманно сообщил по телефону тамошний участковый, его застрелил кто-то из их же группы. Это известие было страшным и непредставимым еще и потому, что он не знал, ни кто убит, ни кто убил. Неизвестность страшна, а неизвестность в ожидании еще больших неприятностей — еще страшнее. Эти часы до приезда машины с трупом ему показались вечностью. Даже работа ему не помогала — руки машинально делали привычные манипуляции, перевязки, что-то писали, а в голове постоянно крутилась одна и та же мысль: «Что случилось? Кто погиб?»
И думая о мертвом, он, хирург с почти двадцатилетним стажем, содрогался и все время гнал из головы одну подленькую мысль, но она снова и снова возвращалась, не давая ему работать, не давая сосредоточиться: «…Кто же… из друзей… лишь бы… Володя был жив… мы же вместе учились… лишь бы не он… пусть тот… он знакомый, но случайный… его не так жаль… мало знаю… он же сам напросился… поехал вместо меня…»
Когда же подошел их «газик», он в первую минуту испытал ни с чем не сравнимую радость: его друг жив! Это его лицо он увидел в окне кузова. Но вот когда машина остановилась и его друг спрыгнул на землю, то хирург понял, что его друг в наручниках! Значит, это он убил? Убил???
В тот вечер хирург ничего толком узнать не смог, все на уровне слухов. Труп убитого поместили в морг, а эксперта увезли в камеру. Только на следующий день, когда приехавший из соседнего городка эксперт стал вскрывать труп, следователь прокуратуры и один из свидетелей — врач-терапевт — рассказали хирургу, что и как там произошло.
— Когда, в последней деревушке оставив машину, пришли в тайгу, на наше место, эксперт и новенький стали почему-то друг друга подкалывать. Не злобно, в общем-то, что-то типа подначек, но зачастую они были с каким-то нехорошим подтекстом. Вот из-за этого атмосфера стала потихоньку накаляться. Вечером же, когда все собрались у костра отметить начало отпуска, они вообще чуть не подрались. Сцепились так, что их едва растащили. Мы уже тогда поняли, что напрасно новенького взяли, напрасно пошли навстречу его просьбам.
— А причина? Из-за чего сцепились-то? — спросил хирург.
— Они, как ты помнишь, живут в одном подъезде, и, видно, вялотекущие трения у них бывали и раньше. И вот прикинь: когда все уже были поддатенькие и веселенькие, кто-то рассказал про эксперта и жену этого новенького анекдот.
— Какой такой анекдот?
— Да там ничего особенного не было, действительно анекдот. Помнишь, в прошлом году у него была эксгумация по совершенно пустяковому поводу, по каким-то вновь открывшимся обстоятельствам? И все мы помним, как эксперт из-за этого переживал. Так вот, он тогда три дня, не выходя из квартиры, пьянствовал. Ну а новенький с женой живут в том же подъезде, но этажом выше. И вот в один из этих дней она, поднимаясь к себе, увидела, что дверь в квартиру эксперта не просто открыта, а распахнута. Ну и чисто по-соседски, мол, не случилось ли чего, заглянула туда и увидела, что сосед мертвецки пьяный лежит на полу и храпит. Она его растолкала и спрашивает:
— Ты чего дверь-то не закрыл?
Однако тот никак не отреагировал и продолжал самозабвенно храпеть. Тогда соседка, оглядев стол с бутылками и единственной коркой хлеба, наклонилась к нему и спросила:
— Сосед, ты ел сегодня? — И не услышав ответа, крикнула: — Эй, ты жрал что-нибудь?
А он, подняв голову, спокойно переспросил:
— В смысле кушал?
— То есть некоторая анекдотичность диалога всем понятна, ведь так? — спросил терапевт — и все с ним согласились.
— Ну, вот и мы, конечно, заржали, представив поддатого мужика и его мягко-укоризненную поправку. Ну а новенький, похоже, не знал об этом и, не оценив юмора, тут же полез в драку с криками:
— Ага, я давно подозревал… я тебе сейчас…
— И что? Они в тот вечер не угрожали друг другу? — с сомнением спросил следователь.
— Да нет, ничего подобного! Поматерились немного, потом мы их рассадили подальше друг от друга, а перед тем, как пошли спать, еще песни попели, так что все вроде нормуль было! Ну а утром все ушли в тайгу. Пошли просто прогуляться, наметить планы на неделю. А потом все вернулись, а новенький — нет. Уже ближе к вечеру стали стрелять в воздух, кричать, свистеть, но он не откликался. Тогда мы пошли искать его и через часок наткнулись на труп. Он лежал в кустиках на берегу маленького озерка. Рядом с головой — обилие крови, а в голове — огнестрельная рана.
— А какое у эксперта ружье было? — вкрадчиво спросил следователь. Хирург с терапевтом переглянулись и, вздохнув, ответили:
— Да карабин у него был старенький, весь разболтанный!
— Ага! Нарезное оружие… и конечно, без разрешения?
— Можно подумать, ты не знал этого? Эка беда! Да у каждого второго, не считая каждого первого, есть нарезной ствол!
— Но из каждого первого, не считая каждого второго, — передразнил их следователь, — не убивают людей!
— А я не верю, что это он убил, — ответил хирург, — не такой он человек. Он мимо брошенного котенка спокойно не пройдет — обязательно пожалеет и накормит.
— Доктор, — насмешливо ответил следователь, — вы же понимаете, что следствие не может оперировать такими понятиями, как «верю — не верю». Следствие опирается на факты, а их нам предоставит товарищ судебно-медицинский эксперт, когда извлечет пулю. А кроме того, есть и другой вопрос: если не он, то кто убил? Ведь посторонних же там не было?
— Да нет, никого, — ответили, переглянувшись, доктора, — мы одни, только…
— Что «только»? — сразу же отреагировал следователь.
— Только в то, первое утро, мы слышали, как далеко на востоке гудел вертолет.
— Ну и что? Сколько до этого вертолета было? Километров сорок? А может, и больше? Оттуда всяко-разно пуля не долетит. Наверное, кто-то из начальства прилетал на отдых… — задумчиво сказал следователь.
— Вот кстати, — вклинился в речь следователя хирург, — вы же сказали, что ранение головы слепое. Это с какого же расстояния надо стрельнуть, чтобы пуля из карабина не смогла прошить голову насквозь? Понятно, что не с сорока, но ведь километр, а то и полтора надо? А ведь они на такое расстояние просто не успели бы отойти.
— Разберемся, — ответил следователь.
Вот примерно такой разговор со следователем состоялся у друзей нашего эксперта.
* * *
А когда пришли данные экспертиз, то оказалось, что пуля, извлеченная из головы убитого, действительно была от нарезного оружия. Ни у кого, кроме эксперта, с собой нарезного оружия не было, но… и ствола этого у него тоже не было, и поэтому провести трассологические экспертизы было невозможно, — пояснил Игорь Власюк.
— В смысле? Как это — не было ствола? Куда же он делся? — недоуменно спросил Биттер.
— Ну, как рассказывали наши старики-эксперты, он в то утро пару раз пробовал стрелять, и оба раза были осечки, вот он с досады и треснул прикладом о камень, а остатки оружия побросал в воду.
— Значит, против эксперта были следующие факты: пуля от нарезного, отсутствие оружия, неприязненные отношения, так? — констатировал Михаил.
— А в пользу эксперта был один только факт — они действительно далеко не отходили друг от друга, и выстрела из карабина никто не слышал. Да и прав был тот хирург: с небольшого расстояния ранение головы никак не могло быть слепым.
— Ну а дальше что было?
— Эксперта из-под ареста не выпустили. Посчитали, что улики против него веские. Примерно через пару недель решили провести ситуационные экспертизы на месте, но — увы! — уже было поздно. Там, в Белогорье, выпал снег. И тогда следствие сделало по-другому: у военных взяли крупномасштабные армейские карты той местности. Потом одновременно, но в разных кабинетах, допросили каждого из участников, чтобы прояснить, кто, как и куда двигался в то утро. Затем сопоставили показания, и действительно оказалось, что эксперт и новичок более чем на 200–300 метров не расходились. Примерно до середины зимы эксперт «сидел». Но весь юмор заключался в том, что его каждый день под конвоем возили в морг на работу. Правда, конвой был номинальным, чисто для проформы. А в камере ему поставили пишущую машинку, куда приходила медрегистратор печатать акты, и порой там же осматривали потерпевших на предмет телесных повреждений.
Когда после зимы озеро в Белогорье освободилось ото льда, туда загнали водолазов искать карабин. Они искали три дня и все-таки нашли его. Карабин, как и показывал эксперт на допросах, был с отломанным прикладом, и ствол с прикладом были соединены только ремнем. Оружие отвезли на трассологию в город. Там провели отстрелы и дали однозначное заключение: пуля, изъятая из головы убитого, была выпущена из другого ствола! Вот так! Эксперта освободили в тот же день.
— А позвольте вопрос? — спросил неугомонный Самуилыч. — А за хранение незарегистрированного огнестрельного оружия… ему что-то впаяли?
— Да. Как рассказывали «старики» — 6 месяцев, однако с учетом ранее отбытого срока… да и работать-то некому, вот и отпустили эксперта, коллегу нашего, на все четыре стороны.
— А убийцу-то нашли? — снова спросил все тот же Самуилыч.
— Нет, не нашли. Когда с эксперта все подозрения были сняты, милиция еще долго работала с агентурой в двух подтаежных деревушках. Пытались хоть за что-нибудь зацепиться, однако результатов не было. Никто в тайге посторонних не встречал и на следы пребывания чужих не натыкался. А учитывая, что жители этих деревень как никогда охотно помогали органам, то все пришли к выводу, что убийство совершил какой-нибудь одинокий бродячий охотник. Но самой вероятной версией была версия золотоискателя. Там ведь даже при Советской власти втихаря мыли золотишко. Были тогда такие одиночки — как волки недоверчивые и всех опасающиеся. Могли замочить любого, даже за случайную встречу в тайге. Вот такую примерно версию и взяли за основу, а дело по убийству тогда приостановили.
— Тогда? — оживившись, спросил Борис. — Значит, было и «потом»?
— Ну естественно, — ответил Игорь, — какая же история об убийстве без «потом»? Только это «потом» наступило… почти через 12 лет!
* * *
Сказав это, Игорь подошел к окну и, не долго поглядев на улицу, повернулся к нам и задумчиво проговорил:
— Я вот сказал: прошло 12 лет — и только сейчас до меня дошло, что эти года стоили очень много, наверное, каждый год надо втройне оценивать. Ведь смотрите: уже и Афган заканчивался, и под руководством «мудрого» Миши Меченого «зеленого змия» побороли, а первые частные ростки капитализьма стали все активнее прорастать на «социалистическом огороде».
Все участники той истории эти 12 лет так и проработали на своих местах. Постаревшие, поседевшие и полысевшие — но все такие же. Они так же отдыхали в тайге. Так же и дружили.
И вот в те годы — это самый конец 80-х — в городок прислали нового прокурора. Знаете, раньше городку на этот вид работников юстиции — прокуроров — как-то не везло. Один был настолько осторожным, что переплюнул даже какого-то классического героя, который исповедовал принцип: как бы чего не вышло! Вот и тот прокурор все делал так, чтоб на его голову не упало ни малейшей… неприятности. А такой принцип — разве принцип прокурора? Как может прокурор ни разу не поругаться с районным начальством, например? А он им слова худого ни разу не сказал. Нет, на закон он не плевал, но как-то ухитрялся его так подогнать под себя, что в некоторых случаях закон служил ему, а не… закону!
Другой прокурор был явным и неприкрытым карьеристом. Из породы людей, которые для достижения своих целей беззастенчиво шагали по головам людей. Он таким образом три года отработал и уехал на повышение в область. А потом прислали нового прокурора. Эксперт навел о нем справки, и высокий прокурорский начальник — давний знакомый эксперта — ему пояснил, что новый прокурор молодой (немного за тридцать), очень грамотный, принципиальный и честный. Настоящий прокурор.
Он и в самом деле оказался деятельным, непоседливым. Проехал по всем начальникам, лично познакомился, поговорил, составил свое мнение о каждом. Не забыл и к эксперту в морг заехать. Причем после беседы с ним эксперт с уважением рассказывал всем о приличном уровне знаний прокурора о судебной медицине.
А попозже он взялся и за милицию с прокуратурой: в строгом соответствии с законом и регламентом организовал работу этих структур. Причем сделал все это и мягко, и одновременно строго, так что все внутренне подтянулись, стали более собранными и деятельными.
И вот после полугода работы на новом посту он затребовал все уголовные дела — так называемые «темнухи», которые по тем или иным причинам производством были приостановлены. В течение нескольких дней он изучал эти нераскрытые уголовные дела. Причем начал с самых недавних, самых свежих. Изучая, он приглашал то одного, то другого следователя, и, как они потом говорили, рекомендации его были очень дельными, короткими и по существу.
И вот, наконец, он под вечер очередного дня дошел до последнего уголовного дела — убийства в таежном массиве «Белогорье» почти 12 лет назад. Прочитав это слово — Белогорье, он довольно улыбнулся. Белогорье… как же, как же!
Прокурор встал со своего кресла и подошел к окну кабинета и там, глядя на пробегавшие мимо машины, торопящихся пешеходов, улыбаясь, вспоминал два своих похода в этот край нетронутой тайги. Больше всего ему запомнился последний, состоявшийся 5 лет назад. Вот тогда они дали жару! Пешком протопали порядка 200 км — и это за неполные три недели. А устали, а впечатлений, а… Он довольно потянулся и, сделав для разминки несколько резких движений руками, снова сел за дела.
Однако по мере того как он читал это дело, настроение его стало меняться: довольная и мечтательная улыбка исчезла, и на лице появилось хорошо знакомое сослуживцам жесткое и непреклонное выражение. Вдруг, отодвинув дело, он замер неподвижно, глядя в стену. Так он просидел недолго. Потом взял телефон и набрал номер:
— Галина, найди, пожалуйста… не перебивай… приду еще не скоро… да, да… что хочешь, то и приготовь. Теперь выслушай… да, альбом с фотографиями… так, взяла?.. найди фотографию… ну, где мы четверо у вертолета. Нашла?.. Посмотри дату! Дату посмотри.
Затем, выслушав ответ, он осторожно положил трубку и бездумно уставился в никуда, а лицо его стало совсем другим — растерянным и даже каким-то жалким. Так он сидел с полчаса, не меньше. Затем аккуратно сложил дело и упрятал его в сейф. Потом, снова взяв трубку, набрал номер:
— Дежурка? Прокурор беспокоит… Товарищ капитан, найдите мне срочно домашний адрес судебно-медицинского эксперта… да, да, записываю… все!
Положив трубку, прокурор оделся и вышел на улицу, и сел в стоящую у входа машину.
— Поехали, — сказал он шоферу и назвал адрес эксперта.
— Это к Владимиру Федоровичу, что ли? К Моисееву?
— Именно.
Дорога до дома эксперта не заняла и 15 минут, однако она показалась прокурору бесконечной. Еще не дождавшись полной остановки, он выскочил из машины и, бегом поднявшись на нужный этаж, позвонил в дверь. Ее открыл сам хозяин и, посторонившись, предложил ему зайти, однако прокурор, отрицательно помотав головой, сказал:
— У меня, собственно, к вам всего один вопрос. Помните то дело, где вас обвиняли в убийстве?..
— Ну конечно! — удивленно ответил эксперт. — А в чем…
— Скажите, как был одет перед смертью убитый, во что?
— Да объясните же наконец…
— Прошу ответить, — непреклонно повторил прокурор.
— Ну… куртка, такая меховая… темно-коричневая… На голове шапка… такая большая, очень мохнатая…
— Цвет, какой цвет? — почти выкрикнул прокурор.
— Так в масть куртке: темно-коричневая. Скажите же, наконец, в чем все-таки дело? — удивленно-обеспокоенно переспросил эксперт.
Однако прокурор, не ответив, молча повернулся и, не попрощавшись, едва переставляя ноги, побрел вниз по лестнице…
На следующий день прокурор с собой принес на работу карабин и, вызвав заместителя, приказал:
— Вынесите постановление о проведении трассологической экспертизы ствола вот этого карабина с целью идентификации. Потом берите машину и доставьте его в город. Прошу не затягивать — не позже чем через два часа вам нужно быть в лаборатории.
После ухода заместителя он приказал секретарю ни с кем его не соединять и никого не впускать. Нет его!
И не успела закрыться за секретарем дверь, как перед его мысленным взором снова, в который уже раз, встал тот далекий день в сентябре, 12 лет назад: вот он, закинув карабин за плечи, идет в тайгу, вот он слышит глухой стрекот летящего вертолета, вот крик его друга о том, что надо поторапливаться, что если до завтрашнего вечера не успеем вернуться, то вертолет улетит без них.
Еще он вспомнил утренний туман над тем озерком и движущуюся по кустам фигуру медведя. Он почему-то испугался: а вдруг зверь бросится — озеро-то узенькое, снял карабин и, почти не целясь, выстрелил в зверя. Он так и не понял, попал в него или нет. Просто вспомнив, что в патроне был всего половинный заряд пороха, он понял, что если и попал, то серьезно медведя повредить не смог. Тогда он вернулся к палатке, и они, собравшись, тронулись к вертолету. Еще ему вспомнился и тут же зазвучал в ушах неправдоподобно тихий и очень глухой звук выстрела — уменьшенный заряд, да и туман сделали свое дело…
Просидев так не менее часа, прокурор взял чистый лист бумаги и в правом верхнем углу листка решительно написал: «Прокурору… области, государственному советнику юстиции… от…»
Сказав это, Игорь замолк. Молчали и все остальные. Наконец, Самуилыч, откашлявшись, непривычно тихим голосом спросил:
— И что? Дальше что с прокурором сталось?
— А вот этого я не знаю. Вот то ли не запомнилось, то ли вообще не знал. Так что пусть каждый сам придумает, как сложилась дальнейшая судьба прокурора…
* * *
— Да-а, — протянул Михаил, — а не поторопился ли он, написав прокурору области? Судя по всему, он написал докладную о…
— Ага, докладную о раскрытии убийства двенадцатилетней давности, — как всегда, насмешливо сказал Серега Бурков, — и о своих заслугах, типа: пришел, увидел и раскрыл!
— Вот так бы и треснул по ушам, чтобы не перебивал старших! — с досадой бросил Михаил и, сердито попыхтев, закончил: — Я вот о чем: не мешало бы ему сначала дождаться результатов трассологии, а то вдруг отстреляют его карабин, а пули-то не те окажутся?
— Ой, простите! — встрепенулся Игорь. — Совсем забылся. Я же это знаю точно — экспертиза однозначно идентифицировала пулю из трупа со стволом карабина прокурора. А написал он сразу потому, что была у него внутренняя твердая уверенность в том, что именно он убил, и фактически да, преступление раскрыто. Надо у юристов поинтересоваться: применим к нему закон об истечении срока давности или нет?
— В общем, переиначив поговорку, — подытожил Самуилыч, — можно сказать так: было у большого областного прокурора в том городке три маленьких прокурора. Два умных, но бессовестных, и один «дурак», но совестливый и порядочный. А вообще, — чуточку подумав, добавил он, — городок во всем виноват! Ну не приживаются там порядочные представители прокурорской фауны. Видать, аура не та!