Кадр четвёртый
Кровотечение
Вот в родзале было действительно жарко. Особенно в поддетом под пижаму термобелье.
«Кровотечение» лежало на рахмановке, вокруг неё суетился Анатолий Витальевич с портативным УЗИ-аппаратом и молоденькая ординатор Светлана Борисовна Маковенко, вчерашний интерн, противная и въедливая, с обострённым чувством не только справедливости, но и собственной значимости. Но если что-то надо было срочно — могла достать даже мёртвого. Чтобы Толик появился здесь так быстро? Да ещё и с портативным аппаратом? Это пять! Молодец девочка!
— Совсем уже руками разучились работать и головами соображать! — ворчал Толик, водя датчиком по животу развалившейся на рахмановке рыхлой девицы. — Отрывают тут от дела!.. Где классическая акушерская школа?! Вы бы ещё как в «Докторе Хаусе» — сразу на магнитно-резонансную томографию всех отправляли. Чего уж там мелочиться!
— А это разве не ваше дело, Анатолий Витальевич, оперативная помощь в родильном зале?! — пискляво возмущалась Светлана Борисовна. — У меня, кстати, есть сертификат по УЗИ-диагностике!
— Тебе сказать, как ты можешь использовать свой сертификат, или сама знаешь, где туалет?! Портативный аппарат я за свои приобретал и с муками на баланс ставил. А тут, в родзале, ты должна руками уметь, а не меня от работы отрывать! Ты видала, какая у меня очередь под кабинетом?!
— Ага! Вам бы только деньги с женщин сшибать! Это тоже ваша работа! — гневно ткнула она остреньким подбородочком в пациентку.
— Завидуйте молча, Светлана Борисовна! Подрастёте — тоже пару рублей сшибёте. А ещё лучше — замуж выходите скорее и дома сидите. Не то превратитесь в нашу Татьяну Георгиевну! Привет! — кивнул он вошедшей в родзал заведующей. — Бодрая у тебя пионерка, надоедливая. Какого хера меня позвала? И руками всё ясно было бы, Тань… Тут послед ущемившийся.
— Можно я?! — просительно заголосила Светлана Борисовна.
— Помыться можно. И рядом молча стоять можно! — процедила Татьяна Георгиевна, отправляясь мыть руки. — Позвоните анестезиологу, Светлана Борисовна!
Татьяна Георгиевна уже нырнула в поднесённый санитаркой фартук и стерильный халат, ловко вскользнула в раскрытые второй акушеркой перчатки, обработала влагалище «кровотечения» дезинфекционным раствором и стала выполнять внутреннее акушерское исследование, когда в родильный зал влетел весёлый анестезиолог.
— Сильно не радуйся! Роды на дому, ущемление последа. Давай закись. И внутривенный.
— Обойдётся без внутривенного.
— Не обойдётся!
— А я на чём до следующего утра дотяну?! Вдруг что-то серьёзное привезут!
— Дотянешь, не прибедняйся! А это всё, по-твоему, — шутка, что ли?
— Не буду внутривенный делать.
— А я не буду ручное делать. Посидим, подождём? Через полчасика можно будет операционную разворачивать. Там ты одной ампулой не отделаешься.
— Звезда ты, Татьяна Георгиевна! Шантажистка дешёвая! — вздохнул анестезиолог и кивнул анестезистке. Та раскрыла чемодан и зазвенела ампулами.
— Давай табуретку! — скомандовала Татьяна Георгиевна акушерке.
Главная смены услужливо подсунула табурет. Заведующая села и начала работать.
— Когда родила? — обратилась она к Светлане Борисовне.
— Пару часов назад.
— Светлана Борисовна, «пару часов назад» — это где-то в Индии, да?
— Она точно не сказала, Татьяна Георгиевна.
— Счастливые часов не наблюдают! — веселился анестезиолог.
— Чёрт, плацента у неё дольчатая, как у коровы… Как бы не пришлось в операционную всё-таки…
— Тьфу-тьфу-тьфу! — Анестезиолог мотнул головой в сторону левого плеча.
— А мы Светлану Борисовну опять за Анатолием Витальевичем отправим. Пусть ещё раз УЗИ нам тут исполнит. И правда, не только блатных «беременяшек» ему целый день смотреть, сюсюкать да фоточками размахивать.
— Завидуйте молча, Татьяна Георгиевна! — загоготал анестезиолог. Но, тут же приняв серьёзный вид, мрачно заметил: — Херовато день начинается. Да и вся неделя. Сегодня же понедельник?
— Понедельник, понедельник. Не каркай, Аркадий Петрович!
— Ой, вы что, верите в эти приметы? — презрительно пропищала Светлана Борисовна. — Это же всё ерунда!
— Вы сколько лет работаете, Светочка? — ласково спросил молоденького врача анестезиолог.
— С интернатурой — три! — гордо ответила та.
— А я без интернатуры — тридцать.
Татьяна Георгиевна молча ухмыльнулась, не отрываясь от работы.
— Ну что, всё? — первая акушерка смены поглядела в лоток.
— Достань из набора большую акушерскую кюретку, — тихо сказала ей Татьяна Георгиевна.
— Тань, ты что! Это же послеродовая матка! — прошипела акушерка, гремя открываемым биксом.
— Я аккуратно, Лен. Меня Матвеев учил, не мельтешись. Видит бог, не хочу я в операционную идти. — Заведующая взяла за ручку поданный инструмент и аккуратно начала работать.
— На послеродовых матках категорически нельзя работать большой акушерской кюреткой! — возмущённой всезнайкой-отличницей заголосила Светлана Борисовна.
— Вон из родзала, — тихо, не поднимая головы, сказала Татьяна Георгиевна.
Светлана Борисовна стояла, задрав вверх помытые руки, из глаз её покатились слёзы, а на лице застыло недоумённое выражение.
— Вы, Светочка, когда научитесь так руками работать, как Татьяна Георгиевна, тогда и выступать будете! — погладил девушку по спине Аркадий Петрович. — А пока молча смотрите и учитесь! Не сейчас. В следующий раз. А сейчас лучше молча и покорно выйдите вон.
— Вон, вон из родзала, Света, — тишайше повторила Татьяна Георгиевна. — Вы где работаете, ординатор Маковенко? — она чуть повысила голос. — На первом этаже? Вот туда и отправляйтесь. Вы слишком шумите и мешаете мне слышать звук… И вообще, нервируете одним своим постным видом… Так, всё! — Заведующая извлекла инструмент из родовых путей и внимательно осмотрела содержимое лотка. — Окситоцин пока не колите. Матка хорошо сократилась?
Светлана Борисовна, всхлипывая, выбежала из родзала. Акушерка пощупала живот родильницы.
— Крепкая, как камень.
— Вот и хорошо. Сплюнь! Наблюдайте, как за любимой бабушкой.
— О-о-о!!! — заворчала дама на рахмановке, отходя от наркоза.
— Наташа, Наташа! Как себя чувствуешь?! — добрым дядюшкой заголосил над пациенткой анестезиолог.
— Аркадий Петрович, когда вы их имена узнавать успеваете?
— Имя пациента в анестезиологии и реаниматологии — самое оно! — значительно объявил Аркаша. — Собственное имя для человека — иногда единственная его связь с миром живых! — Он менторски поднял вверх указательный палец.
— О-о-о!!! Вася, Вася! — надрывно проголосила одурманенная пациентка.
— Я здесь, любимая! — любовно ущипнул за щёку неизвестную ему Наташу Аркадий Петрович. — Сосудистые реакции в норме.
— Вася, где наш маленький?!
— С нашим маленьким всё хорошо, любимая! — уверенно продолжал декламировать анестезиолог. — Кстати, а где наш маленький? — прошептал он, поворачиваясь к акушерской бригаде.
Первая акушерка смены вопросительно посмотрела на Татьяну Георгиевну. Та пожала плечами. Впрочем, тут же наказала второй акушерке:
— Позвоните детским!
Та пулей выскочила из родильного зала. Телефонный аппарат находился на столе, в коридоре.
— Вася, всё хорошо? — томно пропела родильница.
— Давление? — уточнил Аркадий Петрович у анестезистки.
— И давление и пульс — всё в норме.
— Наташа, я не Вася. Я — Аркадий Петрович, анестезиолог! Наташа, сколько тебе лет?
— Двадцать во-о-осемь! — пропела Наташа и попыталась дрыгнуть ногой.
— Наташа, не дёргайся! Наташа, какой сейчас месяц?!
— Февра-а-а-аль! — продолжила вокализ пациентка.
— Он! — обрадовался Аркадий Петрович. — Налить чернил и выпить. Рыдать над февралём навзрыд!
— Ваш с Наташей маленький, Аркадий Петрович, в детском отделении обсервации! С ним всё в порядке, — не отказала себе в шутливой малости вернувшаяся вторая акушерка родзала.
— А где Вася? — поинтересовался анестезиолог.
— Ва-а-а-ся, Ва-а-а-ся! — снова-здорово затянула родильница Наташа.
— Кто такой Вася, Наташа?! — строго спросила у очухивающейся пациентки первая акушерка смены.
— Вася — мой муж. Он очень хороший человек! — уже более осмысленно сказала приходящая в себя Наташа. — Мы с подругой два года назад приехали в Москву. Нам было негде жить. Мы познакомились с Васей. У Васи была двухкомнатная «хрущёвка», и он нас позвал к себе. Я тогда была беременная, ещё из Подольска. А Вася записал моего ребёнка на себя. И мы с ним стали жить гражданским браком. А ещё через полгода Вася на мне женился. Подруга жила с нами. Вася и подругу жалел. Через год она от Васи родила. И так у нас троих стало двое маленьких детей. А потом и я от Васи забеременела. Я не собиралась дома рожать. Я даже попыталась стать на учёт в женскую консультацию!..
— Мормон ёбаный… — прокомментировал анестезиолог. — Слышь, Георгиевна, что-то наша Наташа слишком стала шевелиться! Девки, тащите каталку! — громогласно распорядился Аркадий Петрович.
Вторая акушерка и санитарка выбежали в коридор за каталкой.
— А в женской консультации меня на учёт не поставили. Потому что у меня ни прописки, ни полиса, ни денег! — продолжала родильница.
— Давай, давай, Наташа. Держись за меня ручками и не дёргай ножками!.. Сосредоточься! Ну что, раз-два-три!
На «три!» Аркадий Петрович и вторая акушерка с санитаркой переложили грузную пациентку на каталку.
— Почему мне сверхурочные за работу грузчиком не платят?! — шутливо возмутился в пространство родзала анестезиолог.
Татьяна Георгиевна содрала перчатки, швырнула в таз, сняла хирургический халат, фартук и кинула на пол.
— Планида потому что твоя такая, анестезиологическая! — сказала она старому другу.
— Не поставили меня на учёт! — стонала тем временем Наташа. — Двое детей у нас с подругой и Васей уже есть. Жрать не на что. Вася не работает. Подруга за нашими общими детьми смотрит. Их в поликлинику на учёт тоже не поставили, потому что не прописанные. Вася добрый, но не работает. Жить пустил, да и ладно! Я в супермаркете уборщицей — там прописка не нужна. Не таджичка — и то хорошо. Я не думала дома рожать. «Скорую» хотела вызвать. Не бросят же меня, как собаку бездомную! — зарыдала в голос уже почти окончательно очухавшаяся Наташа. — А тут со смены пришла — схватки. Воды отошли. Пока Вася куда-то там звонил — я уже и родила. Второй же… А где Вася?! — захлёбывалась родильница.
— А и действительно, где Вася? — поинтересовалась неизвестно у кого первая акушерка.
— Эх, бабы, бабы! — вздохнул Аркадий Петрович. — Леночка! — обратился он к анестезистке. — Уколи этой кретинке трамадол.
— Так его же списывать надо! — возмутилась анестезистка Леночка.
— Мой, из личных запасов уколи.
Татьяна Георгиевна вышла в коридор и села за стол, записать в историю родов всю правду и ничего, кроме правды.
«Беременность…»
— Наташа, какая беременность?! — уточнила она у стонущей на каталке женщины.
— Вторая. Я аборты не делала. Лучше бы делала, дура. Да только… Моему первому туберкулёз поставили в детском саду. Вася как-то его, моего первого, в детский садик пристроил. Не знаю как… Без поликлиники-то. Я в том детском саду тоже уборщицей. А ему туберкулёз. Вася в санаторий отдать не согласился, хотя предлагали. Заведующая детским садом, злобная такая бабища, — как глянет, так сразу все грехи вспоминаешь! — младшему как-то раздобыла путёвку на лечение в туберкулёзный санаторий детский. А Вася мне не разрешил отправить. Заведующая на меня орала и младшего из садика выкинула. А Вася добрый…
«Беременность вторая. Тридцать девять — сорок недель. Роды на дому. Ущемление последа. Кровотечение в третьем периоде родов. Дефект последа…»
Записав протокол операции «Ручное отделение остатков», Татьяна Георгиевна расписала назначения и поставила размашистую подпись.
Принять душ, переодеться и на обход. А где чей Вася и почему бог, желая наказать женщину, лишает её остатков разума, — не её дело.
— Татьяна Георгиевна, вас зовут в приёмное. Женщина с улицы поступила. Необследованная. Подозрение на преждевременную отслойку плаценты.
В час дня Татьяна Георгиевна вышла из операционной.
В три снова туда вернулась. Полное предлежание плаценты. Планировали кесарить завтра. Вступила в роды. Так что в операционную не просто отправились, а помчались галопом. Аллюр «три креста», блин!
В пять привезли ещё одну отслойку.
В семь — релапоротомия со второго этажа. Гематома послеоперационного шва. Кровотечение в брюшную полость.
В девять — в малой операционной первого этажа крованул поздний аборт.
В одиннадцать — экстренно кесарили женщину с анатомо-функциональной несостоятельностью рубца на матке.
В час ночи Татьяна Георгиевна вышла с Аркадием Петровичем перекурить. Пока они вдыхали никотин пополам с морозными февральскими звёздами, на её законном месте припарковалась старенькая «БМВ» Маргариты Анд-реевны. Такая старенькая, что уже не хлам, а практически vintage. Один шаг до antique.
— Тань, сейчас одна моя баба в роды вступила. Помнишь, краевое предлежание последа? В общем, она сюда едет. Ну и я, разумеется, приехала. Она с тобой на роды договаривалась. Это я так… Если ты забыла. Хорошо, что ты ещё домой не ушла.
— Да уж! Хорошо. Лучше не бывает! Хорошо, что у меня из живых сожителей только кактус — и тот на фотографии. — Татьяна Георгиевна плотнее закуталась в синий халат и сильно затянулась сигаретой. — Краевое предлежание? Даст бог, обойдёмся без операционной. Всё равно наборов не осталось.
— А у меня — медикаменты все на месяц вперёд исчерпаны, — спокойно констатировал Аркадий Петрович.
— Тань! Всё у нас нормально с медикаментами в отделении. Я забыла тебе сказать, да и некогда было… Сегодня тот Волков, что ООО «Мандала», приезжал…
— Какое-какое ООО? — чуть не проглотил сигарету анестезиолог.
— Всё бы вам только пиздихаханьки, Аркадий Петрович! А Волков, между прочим, хороший человек! Мужчина в самом соку. Вдовец, а не какой-то женатик! — Она значительно посмотрела на анестезиолога и даже ему подмигнула, косясь на подругу. — Букетище роз этой дуре, — кивнула она на Татьяну Георгиевну, — привёз. Духи дорогущие и бутылку приличную. Ты пока в операционной, Тань, была… — извиняющимся тоном продолжила старшая.
— Ну и где мои букеты-конфеты? — заранее предполагая ответ, спокойно перебила заведующая.
— Где-где!.. У главной медсестры больницы сегодня день рождения. Чего добру пропадать? Зачем тебе цветы-духи? А конфет не было!
— Как это конфет не было?! Без конфет — какой минет!
— Заткнитесь, Аркадий Петрович!
— Хоть бы бутылку оставила! — уже в голос смеялась Татьяна Георгиевна. — Нам с этим озабоченным ночь коротать!
— Я не озабоченный! А конфетно-букетный период, он так потому и называется, что…
— Всё, хватит! А ты — прекратить ржать! Это у тебя нервное! — отругала Маргарита Андреевна подругу. — Сейчас сюда роженица прикатится. Пить вредно! Пить на работе — вредно вдвойне!
— Мне нужны цветы-духи! — застонала Татьяна Георгиевна. — Я — же-е-енщина!
— Ты не женщина. Ты — заведующий отделением. Заведующая… К тому же ты сама того мужика отшила. Аркаша, ты не в курсе? Она такого крутого мужика отшила, дура! Свободного мужика, неженатого!
— Марго, заткнись! — Татьяна Георгиевна была равнодушна, как ночное небо у них над головами. — Все уже всё поняли.
— Да. Все бабы дуры! — философски заключил Аркадий Петрович. — Они только Вась любят. Васи до-о-обрые! — проблеял он.
— Кстати, о Васях… Появился? Я на его бабу сегодня уйму медикаментов списала.
— Не появился. Он же Вася… Это вам не цветы, духи, бутылки от крутых Волковых. — Маргарита Андреевна прищурилась на Татьяну Георгиевну.
— Зайцевых… — задумчиво пробубнила та. — Все они Зайцевы. Хоть с духами, хоть без.
— Марго, кофе сваришь? Что-то я замёрз, — выпустил дым в звёздное небо Аркадий Петрович.
— Сварю. Всё, быстро зашли в приём! Вон блатной клиент уже подруливает.
— Я сразу анестезистку вызову, ага? — утвердительно уточнил анестезиолог. — Всё равно кровотечение будет.
— Типун тебе на язык!
— Да я бы рад! Но раз уж понедельник не задался… сама знаешь.
— Знаю. Иди уже!
