В резервации мне иногда попадались игуаны — эти огромные ящерицы грелись на солнышке, лежа на плоских камнях, громоздившихся в русле реки. Они сотворены довольно уродливыми, зато окраска у них невообразимого великолепия. Они сверкают и искрятся, словно кучка драгоценных камней, или как витраж, вынутый из окна старинной церкви. Когда к ним подходишь поближе, и они убегают, над камнями фейерверком вспыхивают и улетают все оттенки лазури, изумруда и пурпура, и чудится, что эти краски остаются висеть в воздухе, как искрометный хвост кометы. Однажды я подстрелила самца игуаны. Я думала, что из его пестрой шкурки можно сделать какие-нибудь красивые вещи. Но случилось нечто странное, и этого мне никогда не забыть. Пока я подходила к камню, на котором лежала убитая мной ящерица, с ней произошла поразительная перемена: не успела я сделать несколько шагов, как ослепительно яркая шкурка стала выцветать, бледнеть у меня на глазах, и когда я коснулась ящерицы, она уже стала серой и тусклой, как кусок асфальта. Значит, только живая, пульсирующая кровь рождала этот блеск во всей его красе. А когда жизнь угасла и душа отлетела, мертвая игуана лежит, как мешок с песком.

С тех пор мне не раз случалось, образно выражаясь, подстрелить игуану, и я вспоминала ту, в резервации. Както в Меру я увидела на одной молоденькой туземке браслет — кожаный ремешок дюйма в два шириной, на котором были нашиты очень мелкие бирюзовые бусинки, игравшие зелеными, голубыми и ультрамариновыми отблесками. Браслет был поразительно живой, казалось, это существо дышит у нее на руке; мне так захотелось получить его, что я послала Фараха купить его у девушки. Но как только я надела его на руку, он испустил дух. Он превратился в дешевую, ничтожную, продажную финтифлюшку. Его делали живым существом игра красок, сочетание бирюзового цвета с "negre"  — с атласным, очаровательным черно-коричневым цветом торфа или чернолаковой керамики, с гладкой кожей негритянки.

В Зоологическом музее Питермаритубурга я видела чучело глубоководной рыбы, где то же самое сочетание красок сохранилось и после смерти; и я подумала: какая жизнь таится там, на дне моря, если оттуда к нам поднялось это воздушное живое чудо. Тогда, в Меру, я стояла и глядела на свою бледную руку, на мертвый браслет, и чувствовала, что нанесена обида благородному существу, что попрана сама истина. Это было так печально, что я вспомнила слова героя книги, читанной в раннем детстве: "Я всех их победил, но вот стою один среди могил".

В чужой стране, среди невиданных зверей, надо всегда заранее разузнавать, сохранят ли убитые тобой существа и вещи свою красоту после смерти. Тем, кто приезжает жить в Восточную Африку, я могу дать совет: "Ради своих глаз и собственного сердца — не убивайте игуану".